Глава VI ФИЛОСОФИЯ ТЕХНИКИ

Глава VI

ФИЛОСОФИЯ ТЕХНИКИ

Основы философии техники были заложены еще несколько веков тому назад, когда техника стала осмысливаться с мировоззренческо-философских позиций. Развертывание же подобных исследований относится ко второй половине XIX столетия, а формирование соответствующей дисциплины (как специфического междисциплинарного знания, тесно связанного с социальной философией, гносеологией, общей методологией и этикой) – к последним десятилетиям XX века. В одной из книг, посвященных философии техники (1997), дается следующая ее характеристика. В фокусе этой дисциплины стоят феномен и сущность техники. Как феномен техника выступает в виде машин и орудий, но сегодня также – как технические сооружения и даже техническая среда. К феноменальным чертам техники относятся также знания, используемые в технике, и различные культурные «тексты», в которых обсуждается техника и техническое поведение людей. В отличие от феноменальных описаний, используемых в философии техники как эмпирический материал, анализ сущности техники – это ответ на такие фундаментальные вопросы, как: в чем природа техники, как техника относится к другим сферам человеческой деятельности – науке, искусству, инженерии, проектированию, практической деятельности, когда техника возникает и какие этапы проходит в своем развитии, каково влияние техники на человека и природу, каковы перспективы развития и изменения техники. Разумеется, обозначенный перечень вопросов следовало бы, с нашей точки зрения, расширить, например, отметить специфику формирования теоретического уровня технического знания, включить вопрос о философских основаниях этого знания. Однако этот круг проблем в целом дает общее представление о философии техники.

Мы рассмотрим сначала вопрос о технике.

"Техника, – пишет К. Ясперс, – это совокупность действий знающего человека, направленных на господство над природой; цель их – придать жизни человека такой облик, который позволил бы ему снять с себя бремя нужды и обрести нужную ему форму окружающей среды"^[152]. В этой трактовке техники на первом плане цель, которую преследует человек. Имеются истолкования (или определения) техники, лишенные указания на эту цель и, наоборот, сфокусированные на самих компонентах техники. Так, по А. Г. Спиркину, «под техникой понимается система созданных средств и орудий производства, а также приемы и операции, умение и искусство осуществления трудового процесса»^[153]. Правда, далее автор указывает, что благодаря технике человек преобразует природу, но это указание находится уже за рамками его определения; необходима же минимальная полнота исходного понятия «техника». Она имеется, на наш взгляд, в статье А. И. Ракитова^[154]. Техника (от греч. techne – искусство, мастерство) в качестве понятия, по А. И. Ракитову, имеет два смысла. В первом она обозначает орудия и инструменты труда и любые искусственные устройства (артефакты), созданные человеком и используемые для преобразования окружающей среды, выступающие как средства труда для создания других средств производства и предметов, необходимых для удовлетворения различных потребностей, во втором – систему навыков, уровень мастерства в реализации того или иного вида деятельности. Философия техники преимущественно оперирует первым смыслом. Технические артефакты реализуют две функции: 1) изменения вещественного, энергетического или информационного состояния предмета труда; 2) изменения совокупности производственных операций, приемов и навыков, необходимых для реализации технической деятельности. Поэтому модификация и прогресс техники изменяют предметную область производительной деятельности человека и вместе с тем трансформируют структуру производства и трудовой активности. Техника в этом смысле выступает посредником между человеком и природой и является важнейшим звеном во взаимодействии человека с окружающей средой. Следуя за А. И. Ракитовым, будем различать также два вида технологии: традиционную и современную. В традиционном плане технология охватывает набор и последовательность операций, выполняемых с помощью данной техники в каждом данном определенном производственном процессе. В современном смысле, осознание которого начинается в 70-е годы XX века, технология представляет собой сложную развивающуюся систему артефактов, производственных операций и процессов, ресурсных источников, подсистем социальных последствий информации, управления, финансирования и взаимодействия с другими технологиями. Современная технология развивается не изолированно, а как сумма или суперсистема отдельных технологий. Так, информационная технология занимает стержневое место в этой системе. Чем выше уровень современной технологии, тем большую роль в ней играет информационная технология (примером могут служить биотехнология, генная инженерия, телематика и т. п.). Системно-иерархический характер современных технологий делает их аккумулятором и генератором ряда гносеологенных и социогенных процессов. Специфической чертой современных высоких технологий является уменьшение материалоемкости и увеличение наукоемкости и капиталоемкости. В этом смысле они выступают как центральный механизм и главный индикатор научно-технологического прогресса.

Техники в прямом значении этого слова не было при первобытно-общинном строе. Конечно, и там требовались определенные навыки, последовательность действий. Но земледельческие операции, как и охота, рыболовство, ограничивались природными же средствами труда (палки, камни, семена растений и т. п.); приручались животные, используемые как тягловая сила; применялись простейшие законы механики для строительства жилищ и лодок; использовалась сила ветра, воды и т. п. В целом в этом обществе господствовал земледельческий труд, что дало, кстати, основание некоторым ученым, например О. Тоффлеру, назвать технологическую систему этого общества сельскохозяйственной, аграрной цивилизацией, или цивилизацией первой технологической волны.

В рабовладельческом, а затем феодальном обществах возникают значительные поселения, полисы (в античности), города-крепости, первые государства; усиливаются специализация и кооперация труда; больших успехов достигает обработка материалов ремесленниками; разнообразятся инструменты по производству товаров. В Западной Европе примерно с половины XVI века возникают мануфактуры, разделявшиеся на гетерогенные (в которых готовый продукт получался путем механического соединения самостоятельных частичных продуктов) и органические (в которых продукт своей готовой формой был обязан последовательному ряду связанных между собой процессов труда); в первых мануфактурах объединялись ремесленники разнообразных специальностей, во вторых – выполнявшие одну и ту же или однородную работу. Совершенствовались инструменты по выделке кожи, по шитью одежды и т. п. Этот технологический этап (вместе с сельскохозяйственным производством) иногда называют аграрно-ремесленным обществом, а движение техники в аграрном и промышленном секторах производства – первой социотехнологической революцией, составлявшей ту фазу цивилизации, которую Д. Белл назвал доиндустриальным обществом. Мануфактуры явились формой капиталистического производства и сыграли большую роль в формировании капиталистического уклада экономики, в подготовке промышленного переворота, который привел к вытеснению мануфактуры фабрикой.

Решающее значение для промышленной революции имел XVII век. Была открыта сила пара. Наблюдения Д. Уатта над «подпрыгивающей» крышкой чайника с кипящей водой (ему тогда было 14 лет), а затем осуществленный им ремонт ньюкоменовой машины (1763 год) привели его в конце концов (в 1784 году) к идее машины двойного действия как универсального двигателя. Работа Д. Уатта над паровым двигателем позволила создать машину по откачке воды из угольных шахт (что было актуально для Англии, фактически расположенной на тонком слое суши и с высокими грунтовыми водами). Это открытие привело к быстрому развитию сталелитейной промышленности, текстильного производства и других отраслей экономики. В Англии к 1810 году насчитывалось уже около пяти тысяч машин (для сравнения: в Пруссии первая паровая машина появилась только в 1830 году). В течение короткого времени Англия стала самой развитой в техническом отношении страной, правда, за несколько десятилетий в этой стране было создано еще несколько машин. В том же XVIII столетии была изобретена механическая прялка, первоначально объединявшая в одно целое восемь веретен, обслуживавшаяся всего одним рабочим; позднее число веретен достигло восьмидесяти, а большие машины – «прялки» выполняли труд шести и даже восьми рабочих. Налицо было резко повышение производительности труда в экономическом секторе Англии. Последствия таких открытий были не только экономического характера. Так, вслед за паровой машиной последовало создание в Западной Европе паровозов и пароходов, осуществивших настоящий переворот также и в характере коммуникации между людьми, городами и государствами, в углублении, как сейчас мы сказали бы, культурного диалога между народами, в развитии культуры человечества.

Открытия науки того времени способствовали созданию новых машин. Большое значение имело выявление силы электричества. В 1867 году появился универсальный двигатель – электромотор (динамо-машина).

Уже первые машины знаменовали начало новой технической (технологической) революции. О. Тоффлер назвал эту стадию в развитии техники началом второй волны, а Д. Белл – началом индустриального общества. Эта стадия, по их мнению, продолжалась в Западной Европе и США (в дальнейшем в их состав вошла Япония) вплоть до последних десятилетий этого столетия. Среди тех стран, которые стали индустриальными в первой половине XX века, был и Советский Союз (Россия).

В странах индустриального мира к прежним источникам энергии – нефти, газу, углю, пару и электрической энергии – добавился еще очень мощный источник – внутриатомная энергия, мирное использование которого знаменовало новый скачок в развитии промышленной технологии (и одновременно, что мы знаем, таило в себе новый риск для жизни людей).

В XX столетии создавались новые машины и системы машин. В производство стали внедряться роботы, происходил процесс автоматизации. Если не считать время, ушедшее на создание предпосылок, то можно утверждать, что в середине 40-х годов был создан компьютер, резко увеличивший производительность умственного труда. Был изобретен полупроводниковый транзистор. Стала создаваться лазерная техника.

Следует сказать немного об автоматизации и компьютеризации – едва ли не самых главных процессах развернувшейся во второй половине XX столетия научно-технологической революции.

Еще в начале столетия в промышленности появились конвейеры. В 1913 году на заводах Форда был впервые пущен конвейер, который повысил производительность труда в восемь раз. Конвейер, однако, имел свои производственные и, как оказалось, человеческие пределы. Это потребовало изменений режима работы и проведения других мер по обеспечению нужной производительности труда. Позднее в передовых промышленных странах начали проводиться также исследования по передаче машине ряда функций тех, кто работал у конвейера. Ставилась цель создать машину-автомат и системы таких автоматов, которые бы включали в себя специальные приспособления, способные сохранять оптимальный режим работы, налаживать обратную связь, осуществлять коррекцию работы (на основе информации о проценте брака и т. п.). Такие машины-автоматы были созданы. Они появились сначала в США. В середине столетия в СССР был пущен первый завод-автомат по производству поршней для автомобильных двигателей. Сравнение этого завода с Московским автоагрегатным заводом, имевшим аналогичное производство, показало, что на заводе-автомате количество рабочих уменьшилось в четыре раза, а время продолжительности цикла работ – в два раза.

Важным моментом, касающимся не только этого факта, но и автоматизации производства в целом, является участие человека в этом процессе. Иногда думают, что раз это «автомат», то не просто машина, а такая, которая изготавливает предмет с начала и до конца, не нуждаясь для этого в человеке. Но даже на заводах-автоматах (и в приведенном примере) за человеком сохранялись функции контроля за производством и общего управления заводом. Важное значение для улучшения показателей процесса автоматизации имело включение в автоматы компьютеров и роботов. Вот один из результатов роботизации: в 1969 году японской фирмой «Тонпук» был создан робот, который не только сам обслуживал несколько разнообразных станков, но и следил за другими, подчиненными ему роботами, также управляющими машинами. Такой робот способен (хотя бы частично) заменить или облегчить труд человека-оператора.

Автоматизация способна охватывать не только отдельные заводы и отрасли производства, но и (в перспективе) всю промышленность в целом.

Автоматизация ведет, с одной стороны, к резкому увеличению выпускаемой продукции, снижению ее себестоимости, а с другой стороны – к сокращению рабочих, к безработице, что требует, в свою очередь, материальной поддержки бывших работников и организации их переквалификации.

Сущности другого масштабного процесса, составляющего современную научно-техническую революцию (компьютеризацию), мы коснемся в следующей главе.

Итак, мы познакомились (к сожалению, очень кратко) с сущностью, функциями и некоторыми историческими вехами развития техники.

Посмотрим теперь, какие изменения привнесла техника в своем классическом виде в область труда. Здесь значимыми могут стать обобщения, содержащиеся в статье К. Ясперса "Современная техника". Можно во многом согласиться с ним. Он выделяет три момента, которые характеризуют существо этих изменений.

Во-первых, отмечает он, техника сокращает затраты труда, но вместе с тем усиливает его интенсивность. Техника никогда полностью не устранит физический труд. Уступив место машинам в одной области, труд оттесняется в другие области. Где-то остается исконный мучительный труд, заменить который не может никакая техника. Там, где заменяется труд, работающий человек до предела напрягает свои силы. В принципе, конечно, современная техника связана с осуществлением идеи все большего освобождения человека от бремени физического труда, увеличения его досуга для свободного развития его способностей.

Во-вторых, техника меняет характер труда. Величию творческого созидания противостоит в техническом мире зависимость нетворческого применения результатов этих творческих исканий. В механизированном труде позитивно оценивается наблюдение над машинами и их обслуживание; вырабатывается дисциплинированное, продуманное, осмысленное отношение; удовлетворение от разумной деятельности и умения; может возникнуть даже любовь к машинам. Однако полная автоматизация труда оказывает отрицательное воздействие на большое число людей, которые вынуждены постоянно повторять одни и те же операции на движущемся конвейере; утомительность этого совершенно бессодержательного труда, вызывающего только усталость, не становится невыносимым бременем лишь для людей совершенно тупых. Труд отдаляет человека от природы, он не противостоит ей, как живой живому.

В-третьих, техника требует достаточно крупной организации. Лишь на значительных по величине предприятиях может быть достигнута и достаточно экономно осуществлена техническая цель. Какой должен быть размер предприятия, устанавливается в каждом отдельном случае в зависимости от характера производства. Сама эта организация труда – тоже машина, от которой человек полностью зависит.

"В машинном производстве, – пишет К. Ясперс, – нет радости индивидуального созидания, там исчезает и собственность на орудия ручного труда, и производство товаров по личному заказу. Для громадного большинства людей теряется перспектива труда, его цель и смысл. Происходящее превышает меру человеческого понимания. Двойная зависимость труда от машин и от организации труда… приводит к тому, что человек сам превращается как бы в часть машины. Изобретатели и организаторы, занятые созданием новых производственных единиц, становятся редким исключением: они все еще продолжают усовершенствовать машину. Напротив, все большее количество людей вынуждено превращаться в составные части машины"^[155].

Одной из особенностей современного научно-технологического прогресса является коренное изменение соотношения техники и естественных наук. Это изменение выражается в том, что если в XVIII, XIX веках и в первой половине XX века в осуществлении прогресса впереди шла техника, а наука в основном «помогала» ей, решала поставленные ею проблемы (в этом отношении она двигалась "эмпирически"), то с середины XX столетия новые технические средства и технологии стали создаваться уже в основном на базе научной теории, причем степень абстрактности теоретического знания имела тенденцию к увеличению своего удельного веса в общем объеме задействованного в технике знания.

Обратимся теперь к рассмотрению самой специфики технического знания.

В последние десятилетия изменилось положение технического знания в общей системе наук. Раньше оно составляло часть механики, физики и химии и называлось прикладным знанием. Оно было сферой приложения (преломления) фундаментальных принципов и законов физики и химии к решению конкретных задач, имеющих непосредственное практическое значение. В этом отношении оно напоминало медицину и агрономию как область приложения биологического знания к конкретным объектам. Нельзя сказать, что до этого не было никаких технических наук или технических теорий. Они формировались и раньше, особенно в XVIII и XIX веках, не говоря уже о первой половине XX столетия. Однако их статус как наук вызывал сомнение, и они действительно были непосредственно прикладной физикой или химией.

С середины XX века стали бурно развиваться те отрасли технического знания, в которых преобладал комбинационно-творческий элемент. Уже одно изобретение колеса в давние времена и его широкое использование свидетельствовали о том, что человек наталкивается на нечто, отсутствующее в природе в чистом виде и создает более совершенную конструкцию. Своеобразным прорывом в техническом знании последующих десятилетий стал выход на передний рубеж исследований в технике комбинационно-синтезирующего метода. Кстати, он применяется в тесной связи с другими методами (моделированием, мысленным экспериментом и т. п.).

На факте конструирования самолетов, особенно новейших их типов, можно убедиться в использовании в этом процессе многочисленных законов и свойств природы и создании таких законов, которых нет в природе. Показывая эту особенность технического знания, В. И. Белозерцев и Я. В. Сазонов отмечают, что "различные сочетания, комбинации, цепочки взаимосвязанных в строгой последовательности (деятельностью ученого-инженера) естественных законов природы, сущностей, свойств, сил, процессов порождают комбинационный характер технических законов и закономерностей. Именно поэтому технических законов и закономерностей в принципе не может быть в не тронутой человеком природе"^[156]. В природе нет ни телевизоров, ни компьютеров, ни космических станций. В не тронутой человеком природе нет ни законов порошковой металлургии, ни закона усиления электромагнитных колебаний в лазерных устройствах, ни многих других законов. Но главное, что и природные, и созданные инженером-техником законы применяются в определенном, диктуемом человеческой творческой мыслью сочетании, в синтезе, дающем принципиальное новое знание и новую, материальную конструкцию.

В непосредственной связи с бурным ростом техники на основе использования комбинационно-синтезирующего метода стали развиваться новые теории: теория автоматического регулирования, теория идеальных инженерных устройств, теория технологии, теоретическая радиолокация и многие другие.

Появился особый, теоретический уровень в техническом знании, потребовавший переориентации исследователей в сфере прикладного знания: не ослабляя своей ориентации на фундаментальные исследования в физике, химии, математике, они все больше сосредоточивали внимание на специфических теориях в области техники. Появление теоретических конструкций в техническом знании (с широким использованием идеализированных объектов и моделирования) привело к трансформации всего этого знания: наряду с прикладным знанием в нем оформился и стал активно функционировать теоретический уровень технического знания; появилось фундаментальное техническое знание.

Отличие деятельности естествоиспытателя от деятельности специалиста в области инженерного дела хорошо выразил Э. Крик в положении: ученый изучает то, что существует, а инженер создает то, чего еще никогда не было. Здесь отмечена специфика инженерной деятельности и специфика технического знания в целом. Технические науки – как фундаментальные, так и прикладные – нацелены на создание того, чего нет в природе. Они творят "вторую природу" техническую основу цивилизации. Если для естественных наук характерны открытия, то для технических – конструирование, изобретение. Если в науках о природе важно достижение истины, то в технических науках – обладание не просто истинностным знанием, но знанием эффективным в контексте инженерных разработок.

Технические науки являются комплексными в том отношении, что в них в настоящее время все явственнее проступают гуманитарный, психологический, экономический, социальный и философский (в особенности, нравственно-этический) аспекты. Будучи самостоятельной областью науки, отвечая всем критериям научного знания, техническая наука теперь все больше становится к тому же комплексной наукой. Техническому знанию внутренне присуща потребность в интенсивном взаимодействии с общественными, гуманитарными науками и с философией.

Вкратце коснемся проблем этики, связанных с техникой. Они являются едва ли не самыми острыми в философии техники. Ряд авторов используют удачное, на наш взгляд, выражение "демонизм техники". В технике заключены не только безграничные возможности полезного, но и опасности (см. об этом главу "Отчуждение"). Демонизм – символ злого начала: это непредсказуемые (а часто и предсказуемые) губительные последствия использования техники для человека, общества, природы. Это опасность превращения человека, что отмечалось выше, в придаток машины, оскудения его мышления, «технизации» души; опасность ожесточенной конкуренции в борьбе за рынок, подчинения человеческих интересов и стремлений наживе, выгоде, победы материального над духовным; наконец, очевидная и катастрофическая гибель природы. Компьютеризация, как известно, помимо расширения диапазона нашего знания, несет нам также погружение в мир виртуальной реальности, делает излишней необходимость самостоятельно мыслить, успешно соперничает с литературой и искусством, дает простор влиянию порнографии и насилию. Справится ли с этим человек, общество покажет будущее.

Свое решение общего вопроса о соотношении техники и этики дал известный русский мыслитель Н. А. Бердяев. Он (как и К. Ясперс) видит в технике прежде всего разрушительную (для души человека) силу. "Машина и техника, – отмечает он, – наносят страшные поражения душевной жизни человека, и прежде всего жизни эмоциональной, человеческим чувствам. Душевно-эмоциональная стихия угасает в современной цивилизации… Машинная, техническая цивилизация опасна прежде всего для души. Сердце с трудом выносит прикосновение холодного металла, оно не может жить в металлической среде. Для нашей эпохи характерны процессы разрушения сердца как ядра души. Все разложилось на элемент интеллектуальный и на чувственные ощущения… Техника наносит страшные удары гуманизму, гуманистическому миросозерцанию, гуманистическому идеалу человека и культуры. Машина по природе своей антигуманистична… Техника убийственно действует на душу"^[157]. Техника, отмечает он далее, может привести также к гибели человечества. И от напряжения силы духа зависит, избежит ли человек этой участи. Исключительная власть технизации и машинизации влечет именно к этому пределу, к небытию в техническом совершенстве. Невозможно допустить автономию техники, предоставить ей полную свободу действия, она должна быть подчинена духу и духовным ценностям жизни… Дух человеческий справится с грандиозной задачей в том лишь случае, если он не будет изолирован и не будет опираться лишь на себя, если он будет соединен с Богом. Только тогда сохранится в человеке образ и подобие Божие, т. е. сохранится и человек"^[158]. «Эпоха неслыханной власти техники над человеческой душой кончится, но кончится она не отрицанием техники, а подчинением ее духу»^[159].

Хотя многие философы (начиная с древности) уделяли внимание тем или иным аспектам техники, первая попытка систематического исследования техники с философских позиций относится к последней трети XIX века, а формирование философии техники как особого направления, что уже отмечалось, произошло во второй половине XX века.

Представители философии техники Запада видят свою цель в философском осмыслении техники и ее места в современном мире. В их суждениях, что мы уже видели, немало ценных наблюдений и обобщений.

Следует иметь в виду, что не существует общих методов, характерных именно для философии техники как особого направления. В философском изучении техники разные исследователи используют различные методы и подходы, характерные для других направлений (кантианство, экзистенциализм, неотомизм, философия науки и др.) и разделов философского знания (онтология, теория познания и т. д.).

Выражение "философия техники" было введено немецким философом Э. Каппом (1808–1896) – автором труда "Основы философии техники" (1877). Центральными в его концепции техники являются антропологический критерий и принцип органопроекции. Антропологический критерий, считает Капп, был впервые сформулирован древнефеческим философом Протагором в знаменитом утверждении: "Человек есть мера всех вещей". В интерпретации немецкого философа этот принцип выглядит так: независимо от того, каковы предметы мышления, результатом исканий мысли всегда будет человек. Научное познание трактуется как самопознание человека; поскольку человек мыслит себя в природе, мышление становится согласованием физиологической организации человека с космическими условиями. Человек создает мир искусственного, который, с точки зрения Каппа, есть продолжение организма человека, отображение вовне его внутреннего мира. Черты этого искусственного мира затем переносятся на самого человека, благодаря чему человек познает механизм своей бессознательной жизни. Внутреннее отношение между орудиями и органами человека, утверждает Капп, заключается в том, что "в орудии человек систематически воспроизводит себя самого". Принцип органопроекции применительно к простым орудиям состоит в том, что орудия рассматриваются как продолжение человеческих органов, а форма орудий исходит из формы тех органов, продолжением которых они являются: изогнутый палец становится прообразом крючка, горсть руки – чашей, различные позиции и положения предплечья, кисти, пальцев – прообразами меча, копья, весла, совка, фабель, плуга и т. д. Однако основную ценность органопроекции, по Каппу, составляет не отражение в простых орудиях формы отдельных органов, а выражение в технике основных связей и отношений организма (органопроекция – не только проекция органа, но и проекция организма). Форма паровой машины не имеет ничего общего с человеком, но функционирование паровой машины (например, в локомотиве) обнаруживает сходство с функционированием живого организма. Для того и другого характерны питание, выделение отбросов и продуктов сгорания, изнашивание частей, а при разрушении важной части остановка всех функций и смерть. Такие технические системы, как железные дороги и телефаф, рассматривались Каппом как отражение кровеносной и нервной системы организма соответственно.

В первой половине XX века был опубликован ряд работ по философии техники, принадлежащих перу немецкого инженера Ф. Дессауэра (1881–1963): "Техническая культура?" (1908), "Философия техники. Проблема реализации" (1927), "Душа в сфере техники" (1945). В 1956 г. была издана его книга "Споры вокруг техники". По мнению Дессауэра, научно-техническое знание, благодаря развитию современной промышленности, становится способом бытия человека в мире. Он полагает, что к трем критикам И. Канта (критике чистого разума, морального поступка и эстетического восприятия) следует добавить четвертую – критику технической деятельности. Именно в процессе технической деятельности, считает Дессауэр, человек устанавливает положительное отношение с кантовской "вещью в себе". Сущность техники, с его точки зрения, проявляется не в промышленном производстве (которое лишь воспроизводит в массовом порядке результаты открытий и изобретений) и не в технических устройствах как таковых (которые лишь используются потребителями), но в самом акте технического творчества. Анализируя акт технического творчества, Дессауэр приходит к выводу, что оно осуществляется в полной гармонии с естественными законами и при «подстрекательстве» со стороны человеческих целей; эти законы и цели являются необходимыми, однако недостаточными условиями изобретения. Артефакты (т. е. технические устройства), которые предстоит изобрести, нельзя обнаружить в мире явлений; для этого разум должен перейти фаницы опыта и устремиться к трансцендентальным «вещам-в-себе», которые соответствуют техническим объектам.

Природу изобретения Дессауэр трактует в духе неотомистской философии, как реализацию человеком божественной идеи. Техническое творчество предполагает встречу человеческого сознания со сферой "пред-данных решений технических проблем". Изобретение не есть просто выдумка, произвольный продукт человеческого воображения. Оно формирует условия для материального воплощения фансцендентальной реальности (для "существования сущности"), олицетворяет реальное бытие идей. Техника понимается Дессауэром как становление высших возможностей бытия посредством людей.

Развиваемая этим философом трактовка моральной значимости техники не офаничивается соображениями практических выгод и пользы. Создание техники, по Дессауэру, соответствует кантовскому категорическому императиву или божественной заповеди. Современная техника не должна восприниматься как средство облегчения условий человеческого бытия она есть "участие в творении", "величайшее земное переживание смертных". Техника создается людьми, однако ее могущество превышает все их ожидания. Дессауэр считает, что автономные последствия, преобразующие мир, свойственны только технике и что это свидетельствует в пользу взгляда на технику как на трансцендентную моральную ценность.

Во второй половине XX века предметом философских дискуссий стали вопросы о характере технической рациональности, о структуре технического мышления, о соотношении философии техники с философией науки. Оригинальная концепция технического мышления была предложена американским философом X. Сколимовски. Естественнонаучное и техническое знание, утверждал Сколимовски в работе "Структура мышления в технике", относятся к разным типам реальности. Естественнонаучное мышление направлено на поиск истины, оно стремится к постижению реальности и с этой целью создает все более глубокие теории. Техническое мышление не может обойтись без результатов естественнонаучного, т. е. без знания о том, какова данная нам реальность. Однако техническое знание не есть лишь приложение естественных наук. Определяющей чертой технического мышления является его направленность на создание новой реальности в соответствии с человеческими замыслами. Прогресс технического знания проявляется именно в его способности обеспечивать производство все большего количества и все более разнообразных и совершенных объектов (под техническим объектом Сколимовски понимает артефакт, произведенный человеком для выполнения некоторой функции: это может быть как консервный нож, так и сверхзвуковой самолет) со все более интересными чертами и все более эффективным образом. Допуская, что технический прогресс невозможен без научного и наоборот, Сколимовски, тем не менее, настаивает на несводимости одного к другому. Если грандиозное техническое усовершенствование не сопровождается никаким ростом знания в чистой науке, оно означает шаг в техническом прогрессе. С другой стороны, для чистой науки не важно, используется данное открытие или нет; для нее имеет значение, насколько данное открытие увеличивает наше знание, какой вклад вносит оно в постижение мира. Прогресс науки Сколимовски трактует в духе К. Поппера, как непрерывное усовершенствование научных теорий и постоянное расширение ресурсов науки. Более совершенные научные теории отличаются от своих предшественниц большей простотой, или большей общностью, или большей детальностью, или всеми перечисленными качествами одновременно. Что касается создания более совершенных технических объектов, то его показателями могут быть такие характеристики, как большая прочность создаваемых объектов (в сравнении с той, которую имеют их предшественники), или большая надежность, или большая чувствительность (если для объекта существенно быть чувствительным), или большая скорость в выполнении функций (если функции данного объекта должны выполняться быстро), или сочетание вышеназванного. Кроме того, технический прогресс осуществляется за счет сокращения времени, необходимого для производства данного объекта, или благодаря сокращению затрат на его производство.

Сколимовски считает, что в каждой области технического знания имеется ключевая категория, определяющая специфику мышления в данной области. Например, в геодезии это точность измерения (развитие геодезии предполагает повышение точности измерений или сокращение материальных и трудовых затрат при сохранении той же степени точности), в гражданском строительстве прочность, в машиностроении – производительность (в узком смысле данного слова). Архитектурное мышление Сколимовски характеризует как мышление одновременно с точки зрения прочности, эстетичности и полезности (отмечая, что две последние категории могут быть более важны, чем первая). Выделение подобного рода ключевых категорий не означает, что только они определяют развитие техники. Сколимовски подчеркивает, что собственно технические элементы часто рассматриваются в более широких экономических рамках (и притом большое значение могут приобретать эстетические и потребительские качества технических объектов), что усложняет техническую типологию и затрудняет анализ с точки зрения чисто технических категорий. Однако задача философа техники – справляться с такими трудностями, а не избегать их. Структура техники гораздо более сложна, чем готов допустить методолог науки, однако осознание этой сложности и предоставление технике методологической автономии является, по мнению Сколимовски, необходимым условием развития философии техники.

Социально-антропологическому содержанию техники посвящена серия работ французского социолога и философа Ф. Эллюля (1912–1994), в том числе его книги «Техника» (1962), "Техническая система" (1977), "Технологический блеф" (1988). Еще в 50-е годы Эллюль предложил собственный взгляд на Технику (с большой буквы) как на новую среду существования человека, заменившую прежнюю среду – природу. В такой ситуации, считает французский философ, следует говорить не столько о влиянии Техники на экономику, политику или культуру, сколько о том, что политика, экономика и культура находятся в Технике, – а это изменяет все прежние социальные понятия. Основываясь на широком понимании техники (которое включает и организационную, и психологическую технику), он утверждал, что сознание современного человека находится во власти технических ценностей, а прогресс и счастье людей мыслятся как достижимые благодаря Технике. Человек больше не является мастером в мире инструментов, утверждает Эллюль. Никто не может выбирать ценности, чтобы дать Технике обоснование или владеть ею. Этого не могут сделать философы, поскольку им не доверяют ни техники, ни масса. Но Техникой не владеют и техники, поскольку все, что они могут делать, – это применять свое техническое знание и мастерство, помогая Технике в ее совершенствовании. Ученые слишком специализированы, далеки от общих идей и так же удалены от дел, как и философы. Политики в демократических обществах подчинены желаниям его частей, заинтересованных прежде всего в счастье и благополучии, которое, как они думают, им обеспечит Техника. Что касается отдельных индивидов, то их усилия слишком слабы для решения универсальной проблемы техники.

Тем не менее, считает Эллюль, необходимо исследовать условия возможного решения проблем, связанных с техникой. В любом случае, представляется, мы можем выдвинуть следующий тезис. Чем дальше продвигается технический прогресс, тем в большей степени проблемы управления этим прогрессом приобретают этический и духовный характер. В той степени, в какой человек выделяет себя из области материального, овладевает им и умножает средства эксплуатации материального, это перестает быть проблемой лишь человеческих возможностей и пределов и становится скорее проблемой знания о том, какой человек (или группа людей) будет использовать технические средства и какие моральные и духовные качества позволят делать это.

В книге "Технологический блеф" Эллюль демонстрирует пессимистический взгляд на технику. Этот взгляд связан не с несомой техникой чрезмерной рационализацией жизни, а, напротив, с абсурдностью техники. Эллюль отмечает, что до недавнего времени техническую экспансию можно было представить как модель рациональности, строгости, эффективности, точности, не имеющую в себе ничего абсурдного и противостоящую философии абсурда. "Что мне кажется новым в недавней эволюции технических средств, – пишет он, – так это то, что развитые технические средства за последние десять лет (в основном в секторе информатики, телематики) привели к абсурду, производят, требуют абсурдного поведения со стороны человека и ставят нас в абсурдные ситуации с точки зрения экономики. Иначе говоря, совершенно непредвидимо экстремальная точка развития современной техники встретилась с философией абсурда"^[160].

Эллюль считает абсурдным чрезмерно принудительный порядок технического роста: "Мы производим то, в чем нет никакой нужды, что не соответствует никакой пользе, но производим это, потому что имеется техническая возможность сделать это, и нужно использовать эту техническую возможность, нужно устремиться в этом направлении неумолимо и абсурдно. Так же и используем продукт, в котором никто не нуждается, тем же самым абсурдным и непреклонным образом". Что касается современных коммуникационных средств, то они, считает Эллюль, служат в значительной степени для передачи "банальностей и пустоты", поскольку невозможно найти столько интересного, чтобы заполнить все информационные мощности. Однако технические возможности имеются, и их нужно использовать. "Философия, выстроенная в соответствии с техникой 1950 года, не имеет никакого смысла в 1980 году", – утверждает Эллюль. Современное обоснование техники – обоснование абсурдом. "Ничто не имеет смысла, ничто не имеет ценности, следовательно, развитие техники так же приемлемо, как и все остальное"^[161].

Немецко-американский философ техники Г. Йонас считает, что характерной чертой современной цивилизации является отсутствие точки технического насыщения. Если классические цивилизации прошлого сравнительно рано достигали точки технического насыщения, после чего инструменты, технология и цели оставались по существу теми же самыми в течение весьма долгого времени, то ни одна из областей современной техники не стремится к точке насыщения, где установилось бы равновесие средств и целей. Напротив, новые средства ведут к новым шагам во всех направлениях, при этом и сами цели становятся подвижными. Новые технологии могут предлагать, создавать и даже навязывать новые цели, о которых раньше никто не помышлял, – просто предлагать их в качестве осуществимых. Йонас формулирует как риторические такие, например, вопросы: кто когда-либо желал иметь филармонический оркестр в своей комнате, или открытую операцию на сердце, или вертолет, уничтожающий вьетнамские леса? Или пить кофе из одноразовых пластиковых чашек? Или иметь искусственное оплодотворение? Он утверждает, что техническое изобретение порождает цели, которые затем включаются в социально-экономическую диету, осознаются как жизненная необходимость и ставят перед техникой задачи дальнейшего совершенствования средств для их реализации. Современная техника в отличие от традиционной, считает Йонас, "есть предприятие, а не владение, процесс, а не состояние, динамичное наступление, а не совокупность орудий и навыков". Вдобавок к порождению новых целей просто через изобретение средств техника как великое предприятие стремится установить самое себя в качестве трансцендентной цели. В вязи с этим особое значение приобретает этическая проблематика. В книге "Принцип ответственности" (1979) Йонас рассматривает ответственность в качестве центральной этической проблемы, связанной с развитием современной техники.

Позже немецкий философ техники X. Ленк предложил дифференцировать виды ответственности "в технике, за технику и с помощью техники". С точки зрения Ленка, необходимо различать актуальную ответственность за совершённые действия, ролевую, договорную, правовую и общую моральную ответственность с тем, чтобы можно было обозначить и исследовать, а возможно, даже регулировать и разрешать типичные конфликты. Научные открытия и технологические разработки, утверждает Ленк, имеют вид двуликого Януса: они могут быть применены в основном конструктивно, но вместе с тем деструктивно. Поэтому его позиция в отношении техники формулируется следующим образом: "Между чудовищно возросшим техническим могуществом и ставшим вновь актуальным осознанием его бессмысленности и иррациональности, между усовершенствованным системным контролем и изначальным страхом, между технической сверхпотенциальностью и зависимостью от природы, между квазимистическим техницистским самообожествлением и системно необходимым вынужденным самоограничением человек обречен искать свой разумный, взвешенный ответственностью средний путь"^[162].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.