Глава 5. Совместимы ли социализм и альтруизм!

Глава 5. Совместимы ли социализм и альтруизм!

Иногда общие положения становятся банальностью. Иногда они не могут стать банальностью из-за их трагического подтекста.

Стало общим соображением, что в наш «термоядерный» век, как никогда, необходимо взаимопонимание и доверие между людьми различных вероисповеданий, политических взглядов, национальных традиций. Это нужно не только для роскоши человеческого общения, но и во имя сохранения на земле самой жизни. И ©то не может стать банальностью, потому что имеет непосредственное отношение к судьбе сегодняшних и завтрашних поколений, к участи человечества.

Сейчас стало общепризнанным открытие человечества как организма, в котором ошеломляющее разнообразие существует в не менее ошеломляющем единстве.

Но когда-то это было действительно открытием. Это было открытием в век великих географических путешествий. Из рассказов путешественников люди узнавали вещи не менее странные, чем те, что мы узнаем сегодня из повествований фантастов. Этими новостями шумели рынки и улицы европейских городов: достоверное соединялось с игрой воображения, точно увиденное с баснословным и легендарным.

Раскроем сегодня на излете двадцатого столетия «Опыты» Монтеня, написанные в шестнадцатом веке. Монтень рассказывает о людях, становившихся волками и кобылами и потом опять возвращавшихся в человеческий образ, о людях без рта, питающихся лишь запахами, о людях, которые воюют только в воде, метко стреляя из лука, о стране, где у евнухов, охраняющих женщин, отрезают носы и губы, чтобы их не полюбили, он рассказывает о том, что люди иногда опускаются с Луны и возвращаются потом туда же… Его «Опыты» насыщены диковинными существами, обычаями, воззрениями. А за этой экзотикой — большая добрая мысль: надо суметь понять и полюбить даже людей без рта, питающихся запахами, и не уничтожать на суше тех, кто воюет хорошо лишь в воде.

Монтень жил в веке беспокойном и жестоком, в веке фанатизма и раздора — в веке Варфоломеевской ночи.

И когда современник Варфоломеевской ночи убеждает читателя, что человек должен понимать даже фантастические существа, это утверждение содержало в себе: Человек должен понимать Человека, что бы их ни отличало. Католик — гугенота, верующий — атеиста, француз — испанца, король — сапожника. Без понимания человека человеком жизнь делается повестью, рассказанной дураком.

В наши дни без понимания человека человеком жизнь может перестать быть жизнью.

Понимание невозможно без непредвзятости, добросовестности, более того, без труда души.

Но понимание невозможно и без чистосердечия и искренности. Для понимания не нужно утаивать непонимание.

В ноябрьском номере журнала «Америка» за 1982 год было рассказано о молодых американцах, которые в добровольной общественной деятельности, в основном в работе с детьми, обрели смысл жизни. Они делают мебель для детей-инвалидов, они учат подростков разным ремеслам, они берут к себе в семьи молодых правонарушителей, вышедших из тюрьмы, они готовят желающих расширить и углубить познания к деятельности в науке и технике… Они все это делают безвозмездно, охотно, с большой радостью. Это — энтузиасты. Я их понимаю, желаю им удачи, уважаю их альтруизм.

В нашей стране далеко не все виды подобной деятельности могут и должны быть уделом энтузиастов-общественников, эту роль часто выполняет само государство. Но участие государства в жизнеустройстве людей разных поколений, которым нелегко найти себя в жизни, отнюдь не исключает добровольной широкой помощи и общественности и отдельных энтузиастов.

Отличие состоит в том, что, нередко рождаясь энтузиазмом личности, то или иное начинание потом обретает социально-государственный статус. Но иногда, конечно, и не обретает, оставаясь личностным делом одного человека или нескольких людей. Есть вещи, которые и не должны, по-моему, обретать государственный статус.

Последние десятилетия жизни в советском обществе отмечены сосредоточенным вниманием к вечным нравственным ценностям. Известна мысль основоположников марксизма-ленинизма о том, что новая коммунистическая мораль, воплотив в себе все лучшее, что нажито человеческой душой, стала нам дорога, как никогда раньше. Мы все больше чувствуем себя наследниками величайших этических богатств человечества.

Я помню время, когда такие понятия, как альтруизм или филантропия и даже доброта, третировались нашей общественной мыслью.

В городе Ростове-на-Дону при Дворце пионеров существует клуб, именуемый несколько таинственно ЭТО.

Название клуба составлено из первых букв тех слов, которые определяют смысл его жизни: Эстетика, Творчество, Общение. Клуб этот сейчас общепризнан не только в Ростове, но и во всей стране, о нем пишут статьи, его разнообразную работу анализируют в диссертациях. Это не частно-филантропическое, а, выражаясь формальным языком, общественно-государственное учреждение, то есть материальную помощь (помещение, деньги…) оно получает не от частных лиц, а от государства.

Но родился клуб из индивидуальной филантропической попытки энтузиаста-педагога Татьяны Тамбиевой помочь юношам и девушкам нелегкой судьбы или сложного внутреннего мира выйти из одиночества, обрести себя в творчестве, в общении. В общении с людьми и с мировой культурой. Татьяна Тамбиева, окончив филологический факультет Ростовского университета, училась в аспирантуре, работала над диссертацией и вечерами безвозмездно выступала в школах перед детьми с лекциями о литературе и искусстве. Она рассказывала о великих эпохах: античности и Возрождении, когда творческий дух человека раскрылся во всей красоте и мощи. После лекций самые любознательные, а иногда и самые одинокие дети подходили к ней с уточнениями, вопросами, и она чувствовала, что не сумела утолить их духовный голод, их тоску по общению. Она нашла в одной из школ пустующую комнату, и в этой небольшой комнате начали завязываться между нею и несколькими мальчиками и девочками сложные и увлекательные духовно-нравственные отношения. Она все острее чувствовала, что семья и школа не утоляют духовных потребностей ее новых подопечных. Не потому что формально-казенны (хотя и в этом бывает дело иногда), а потому что духовные потребности весьма высоки, более того, носят несколько необычный характер. Детям хотелось не только разговаривать о великих творческих эпохах, но и самим жить в них, то есть чувствовать себя современниками Сократа, Фидия, Софокла, Еврипида, Данте, Леонардо да Винчи, Микеланджело… А это их желание могла утолить только ИГРА, та умная игра, которая делает — особенно в детстве — невозможное возможным. Тамбиевой начали вырисовываться фантастические видения: так родилась идея устроить ДЕНЬ АФИН, ДНИ ИТАЛЬЯНСКОГО РЕНЕССАНСА, ДНИ ДИККЕНСА… Самим пошить костюмы, самим разрисовать декорации и — что самое существенное — живо ощутить души людей тех далеких эпох, пережить радость единства с мировой культурой, с минувшими поколениями, с человечеством.

Они начали скромно: в обычной школьной форме стали разучивать отрывки из Софокла, читать Данте. Теперь им было тесно в небольшой комнате, они нашли обширный пустующий подвал и собственными руками попытались воссоздать в нем фрагменты некоего фантастического мира, в котором были бы явственно видны черты эпох Эсхила, Данте, Шекспира.

Теперь уже не Татьяна Тамбиева, а сами дети выступали с интересными сообщениями о великих художниках и мыслителях, но это были не унылые семинары, это была тоже игра, потому что теперь вокруг Тамбиевой были уже не беспомощные неумехи, тоскующие по общению, страдающие от одиночества, а живые, веселые умельцы, которым под силу изобразить античного актера на котурнах и смастерить костюм эпохи Возрождения.

А потом им стало тесно не только в их замечательном фантастическом подвале, но и в городе. Они узнали, что далеко, на Урале, существует подобный, родившийся тоже стихийно из альтруистических начинаний энтузиаста-педагога, клуб КОН-ТИКИ. И вот ЭТО поехало к КОН-ТИКИ. Но для путешествия нужны были деньги. Чтобы заработать их, воспитанники Татьяны Тамбиевой пошли на большую стройку и показали, что они далеко не белоручки: месили раствор, таскали кирпичи, убирали мусор. Заработав деньги и захватив с собою костюмы и маски античности и Возрождения, поехали на Урал к КОН-ТИКИ, чтобы совершить совместное путешествие на плотах по сибирским рекам.

В ЭТО было немало девочек, КОН-ТИКИ состоял в основном из мальчиков, что сообщило их путешествию особенную романтичность. Дети подружились, начали переписываться, романы в письмах как-то сами собой становились самой жизнью, жизнью двух: его и ее.

Когда Тамбиева создавала клуб, у нее была весьма скромная задача — научить подростков общаться друг с другом, помочь им избавиться от самого горького чувства — чувства одиночества. Но по самой логике вещей осуществление этой задачи вело к тому, что дети начали овладевать самым существенным в жизни: искусством творческой самоотдачи, выявления лучшего, что заложено в человеке. Не каждому, конечно, дано было глубоко понять Эсхила или Данте, но они учились понимать жизнь, мир творчески. И — учились доброте.

А все родилось из внутреннего «зерна», «зерна», заложенного в душе Татьяны Тамбиевой, молодого педагога, которая создала этот клуб, получивший сегодня, как я уже писал выше, общественный, государственный статус, то есть он существует не стихийно, а официально при Дворце пионеров Ростова.

Читатель, наверное, помнит, что она выступала с лекциями перед школьниками. Чтобы лучше понять суть Тамбиевой и суть ее начинания, послушаем ее:

«…Лекции были о любви. Я понимала любовь как творчество в человеческих отношениях. Я очень широко понимаю слово „любовь“ — как любовь к миру. Любовь — это не одно чувство, состояние всех чувств…

Я к ним пришла с людьми, о которых я читала или которыми жила: с Дафнисом и Хлоей, с Петраркой, с Данте. Я говорила школьникам о сложности любви и о проблеме чуда в ней, способности увидеть — удивиться. Я им рассказывала об Андерсене с его „волшебным фонарем“. У детей очень часто сложности в любви — они все время ждут в ней какого-то результата. Я им читала, рассказывала, и я думала — если хоть несколько человек в будущие времена облокотятся на эти замечательные в истории человеческого духа устои, моя решимость посвятить жизнь детям оправдана…»

Сегодня сотни мальчиков и девочек, юношей и девушек не только «облокотились» на добрую и твердую решимость Татьяны Тамбиевой, но и нашли собственный путь в жизни. Тамбиева с самого начала сообщила клубу четкий педагогический уклон, то есть она хочет, чтобы ее подопечные в будущем сами стали педагогами и несли все дальше и дальше тот факел добра и красоты, который она с ними зажгла.

И вот сегодня, через несколько лет после рождения клуба, самые старшие из воспитанников клуба ЭТО заканчивают педагогические институты.

Если рассмотреть деятельность Тамбиевой в широком социально-духовном контексте жизни нашего общества, то надо, наверное, выделить в ней две существенные черты. Во-первых, благоговейное отношение к бессмертным ценностям мировой культуры, глубочайшая нежность к тем «священным камням» Европы, которая ощутима во всей русской литературе, особенно у Достоевского.

Находясь между Европой и Азией, Россия издавна испытывала чувство великой исторической миссии: стать синтезом ценностей мировой культуры. Это отношение сегодня лишь углубилось.

Когда в московском Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина устраиваются выставки картин из европейских художественных фондов, люди едут в Москву издалека, чтобы увидеть полотна Рембрандта, Рафаэля, Вермеера Дельфского, Ренуара, Матисса, Сезанна… Толпы нескончаемы. Музей бывает открыт с утра до поздней ночи, залы все равно переполнены. Помню, в Лувре меня удивило несказанно, что перед Джокондой Леонардо я стою один. Один! Перед Джокондой! Мне казалось, что я стою перед ней не наяву, а во сне.

В Москве я видел Джоконду в медленно омывающей и нехотя расстающейся с нею толпе. В Музее изобразительных искусств я несколько раз «наплывал» и отрывал себя от нее и, уходя, на пороге зала, оглядывался опять и опять. А тут — один. Сон.

Джоконда в Москве — событие, конечно же, исключительное. Но когда Ленинград показывает в Москве сокровища Эрмитажа, а Москва отдает на время Ленинграду лучшие полотна своих музеев, можно видеть те же нескончаемые толпы, жаждущие бессмертной красоты.

Это отношение к мировой культуре и формирует дух клуба, рожденного альтруистическим начинанием Татьяны Тамбиевой.

Вторая особенность, определяющая суть ее начинания: та страсть соединять людей, соединять человеческие судьбы, которая в высшей степени характерна была для русского человека и сегодня стала достоянием личности социалистического общества. Возможно, эта черта объясняется необъятностью нашей страны, стремлением людей устанавливать, несмотря на огромные расстояния, человеческие контакты. Но неверно было бы объяснять ее лишь страхом перед одиночеством. Те, кто читал Достоевского, особенно «Братьев Карамазовых», помнят, что для Алеши основным делом жизни было соединять людей, углублять контакты, мирить, добиваться понимания, разрушать отчужденность. Эта исконно русская черта вошла и в наш сегодняшний образ жизни. И она во многом определила размах деятельности клуба ЭТО.

Я рассказал о начинании энтузиаста, получившем формальный социальный статус. Но возможны и начинания, при которых подобные статусы не нужны, нецелесообразны.

Несколько лет назад мне пришло письмо из села Ходорков Воронежской области от Владимира Патрушева. Он писал, что чувствует себя одиноким (он болен тяжко с детства), забытым и оторванным от людей и мечтает о том, чтобы переписываться с кем-либо «на высоком духовном уровне». Это письмо я поместил в моей книге «Ничто человеческое…», куда вошло немало читательских писем. После выхода книги Патрушеву написали сотни человек, многие из них побывали у него в селе Ходорков. Написала Патрушеву и девушка, которая потом стала его женой. У них уже родился сын. Жизнь Патрушева резко переменилась: из одиночества он вышел к сотням людей. Но дело не только в этом. Владимир Патрушев, подобно Татьяне Тамбиевой, стал сосредоточием духовной, нравственной жизни тех, кто ему написал, кто был у него в гостях. Но даже и это не самое интересное.

Самое существенное в этой истории то, что Патрушев, человек глубоко переживший, перестрадавший одиночество из-за тяжкой болезни, обрекшей его на неподвижность, начал теперь сам соединять человеческие души и судьбы.

Мы часто говорим о суете и сумасшедшем ритме сегодняшней жизни, при которых и в гости к людям желанным некогда пойти, хотя и живешь в одном с ними городе. Но удивительно — суета суетой, а едут, едут за тридевять земель в маленькое воронежское село к незнакомому человеку…

Сегодня у Патрушева — богатый «банк» человеческих судеб. Он сам соединяет людей посредством переписки и при помощи личных встреч в его доме. Чутко ощущая человеческие индивидуальности, особенности характера, он соединяет людей настолько точно, что — хотя это в его альтруистической деятельности и не самое существенное — при его содействии уже родилось несколько семей. Он научился печатать на машинке. Он получает сегодня сотни писем со всех концов страны.

Конечно, его нельзя назвать филантропом в старинном и классическом смысле этого слова, хотя бы потому, что все это он делает не во имя общих и несколько отвлеченных идей добра. Он нашел смысл жизни, но, может быть, в этом и заключается истинный высокий альтруизм: найти смысл жизни в служении людям?

Письмо Владимира Патрушева одно из тысяч читательских писем, которые я получаю в последние годы[1].

Когда за рубежом я рассказываю о моей читательской почте, о почте моих собратьев по перу, об океане писем, мне часто не верят. Ведь за океаном писем — океан судеб.

Почему же в нашей стране писателю пишут сотни тысяч людей?

Это объясняется той исключительной, уникальной социальной и нравственной ролью, которую играет писатель в сегодняшнем социалистическом обществе.