Девятая беседа 20 июля о внутреннем свете

Девятая беседа 20 июля

о внутреннем свете

Я хочу предложить вам подумать о фонаре, который светит в каждом человеке. В каждом человеке есть фонарь. И эти фонари разные.

Одни фонари яркие, другие тусклые. И, по сути дела, это главное различие между людьми. Одни светят как солнце: трудно на них смотреть, а другие как за закоптелым стеклом, и на них не хочется смотреть, потому что от них идет копоть и никакого света. Как правило, мы хорошо видим свет в других людях. Мы называем его аурой. Мы говорим, что у одного желтая аура, у другого красная, у третьего синяя. Давно уже выяснено, что никакого физического цвета в ауре нет, но у каждого человека есть атмосфера. Вообще, у каждой вещи есть атмосфера. У стакана, у дерева, у Земли. У всего существующего есть окружающее его магнитное, электрическое или какое-то другое поле. Атмосфера обычного человека несколько сдвинута вперед и немного вылезает из нашего тела – туда, куда направлено наше внимание. У нас ее больше впереди, чем сзади. Но когда нам страшно, наша атмосфера уходит в пятки. А когда мы встречаем любимого человека, наша атмосфера вытягивается в виде букета цветов или страстного поцелуя и вылетает вперед навстречу человеку, которого мы любим. Когда нам нехорошо, когда у нас что-то болит, у нас серая и вялая атмосфера, а когда нам хорошо – мы прямо сверкаем. Это все свет, который находится в каждом из нас.

К сожалению, мы не видим своего собственного света, но мы очень хорошо видим свет друг друга. Я люблю вспоминать такой случай в своей жизни. Когда мне было десять-одиннадцать лет, наш учитель Михаил Григорьевич Налбандян водил нас по окрестностям – это было в Грузии, – и однажды мы пришли в какой-то монастырь. Целый день мы шли по лесу, по горам и пришли в монастырь, где монахи угостили нас чаем. Все вытащили свои припасы и начали есть. И Михаил Григорьевич сказал: "Вот, посмотрите на себя в эту минуту. Как вы сидите, как вы едите – в этом ваши характеры". И вдруг я заметил, что я сижу, отвернувшись, отгородившись ото всех, и жадно пожираю свой бутерброд. Мне стало тогда очень стыдно, и с тех пор я стараюсь всегда есть бутерброд, повернув свой фонарик к людям, общаясь и делясь. Вы сейчас тоже можете посмотреть, как вы сидите, как вы смотрите, в каком состоянии ваша атмосфера. Себя мы не видим, но мы можем посмотреть вокруг себя и порадоваться тому, как просто увидеть атмосферу другого человека, цвет и свет, идущий от другого человека, иногда тьму, идущую от человека, когда он озабочен, подавлен и ему не по себе. Но когда мы создаем в себе магический кристалл, мы сознательно работаем с этим фонариком, с этой лампочкой, мы регулируем яркость этой лампочки, когда мы определяем, что сейчас ей надо светить на двадцать пять свечей, а сейчас на двести. Посмотрите, как включается девушка, когда на нее обращают внимание, и она начинает сверкать на тысячу свечей. Сегодня одна маленькая девочка, на которую никто до этого не обращал внимания, одела роскошный венок, который ей сделала Лена, и стала красавицей. Вот она, Мария, и все увидели наконец, какая она красивая и умная девочка, и она засветилась как лампочка и до сих пор светит, посмотрите, какие у нее глазки. Очень хорошая девочка. Нужно найти какой-нибудь поворот, чтобы помочь человеку засветиться. Этот свет, который несут в себе молодые люди и не очень молодые люди, – он является одной из важнейших характеристик человека. Мы тянемся к этому свету, когда мы видим его отблеск в глазах. Когда мы видим внутренний огонь в человеке, то мы тянемся к этому огню, как к костру, как к солнышку. Иногда бывает слишком яркий свет, и мы отходим чуть подальше от этого человека, потому что он слишком ярко светит и это тоже тяжело.

Вот главная тема сегодняшнего наблюдения, и мы еще к ней вернемся после того, как я попробую проследить условия этого света. Потому что среди нас есть несколько человек, которые совсем не светятся. А если мы поедем в город, неважно какой, в Нью-Йорк, Москву, Вильнюс, то мы увидим, что там на улицах вообще никто не светится. Там люди как фонарные столбы, и это было бы еще хорошо, если бы это были деревянные, а не бетонные столбы. В московском и нью-йоркском метро – мрачные тени, мрачные глыбы людей, и, находясь рядом с ними, тоже хочется стать таким, потому что это заразительно. Когда рядом светлый человек, то и самому хочется светиться, а когда рядом темный человек, то твой свет разбивается об эту темноту и ничего хорошего не получается. Девушки, которые еще не нашли себе молодых людей, и молодые люди, которые еще не нашли себе любимую, обратите серьезное внимание на ваш внутренний свет. Светятся ли ваши глаза, вообще, видны ли ваши глаза. Мой друг Борис Андреев говорил мне когда-то, что люди носят очки не потому, что у них плохое зрение, а для того, чтобы надеть на глаза щиток. Если вы сумеете поддерживать в себе ровный радостный свет, поверьте мне, отбоя у вас не будет от молодых людей противоположного пола. Это ровное сдержанное свечение хорошего качества и является, может быть, секретом успеха.

Но для того чтобы светиться, нужно зажечь внутри себя лампочку. Как же зажечь внутри себя лампочку? Можно перечислить десяток рекомендаций, которые дадут вам очень хороший результат. Первая рекомендация: бороться со своими негативами, ущербностью, со своей подавленностью, не позволять себе подавленного состояния, просто не позволять себе быть "ниже нуля", если назвать нулевым какой-то средний уровень свечения. Ну, скажем, не позволять светить себе меньше, чем лампочка в сто свечей. Вы задаете себе эту тайную задачу и все время следите, чтобы у вас была чистая, хорошая лампа. Неважно, есть рядом люди или нет. Важно не позволять себе уходить в "минус" – в страх, уныние, недовольство. Недовольство собой – очень тяжелая вещь. Оно требует особого рассмотрения. Когда мы недовольны собой, из этого вытекает недовольство и своей судьбой, тем, что "я – бесталанный, глупый, некрасивый", что "у меня такой плохой характер и несчастливая судьба", и т.д. и т.п. Недовольство собой – это одна из хитростей сатаны. Человек создает концепцию и образ себя, и дальше он говорит: "Мой образ такой-то и такой-то, но вот это и вот это во мне нехорошо, неправильно, ужасно, изменить это невозможно, и поэтому я постараюсь загнать это вовнутрь себя, спрятать от окружающих". И мои загнанные отрицательные черты становятся силой, которая постоянно удручает меня, и я обнаруживаю, что сегодня утром я опять сделал что-то, не соответствующее моему образу себя, и днем я сделал что-то не соответствующее образу себя, и это постоянное столкновение с неприемлемой частью себя делает меня несчастным. Наверное, надо сделать одно из двух: либо вытащить и высветить свои нежелательные черты, либо попробовать воспользоваться своими недостатками, превратить их в достоинства. Это большое искусство – превращать их в свои особенности, в свой стиль, характер. Женщины знают, как превращать некоторые свои недостатки в достоинства. Мужчины менее способны в этом отношении. Очень важно на этом пути постоянно помнить о том, что в каждом из нас есть наш внутренний человек. Это тот человек, который обычно скрывается, когда мы с людьми. На людях мы одеваем маску и играем роль.

Мы много раз задавали этот вопрос: "А кто же я без ролей? Есть ли я – тот, который находится за всеми моими ролями? Какова моя сущность?" Я знаю о себе то-то и то-то. Когда я говорю, что я не люблю чего-то, не умею делать чего-то, хочу поехать куда-то – это мой образ себя. Мой образ себя отличается от того, кто я на самом деле, и от моей сущности, или внутреннего человека. Мой образ себя – это моя личность. Существует зазор, щель между моей ролью и тем, что находится за моими ролями, между эго и внутренним человеком, между личностью и сущностью. Этот зазор то уменьшается, то увеличивается. Личность моя постоянно меняется, с удовольствием или с отвращением надевает разные маски, играет разные роли, постоянно жалуясь на то, какая она несчастная, забытая и заброшенная. А мой внутренний человек игнорируется мною на протяжении многих лет, я его не кормлю. Это ребеночек, которому всегда два-три годика. Он диковатый, он туповатый, он заброшенный, он грязный. Все силы уходят на личность. Вот какая у меня личность красивая, какие у меня прекрасные глаза, какой я хороший, или: никто не видит, какой я умный, никто не замечает, как хорошо я одеваюсь, или: все видят, как ужасно я одет, какие замечательные у меня манеры, какой я сильный, какой я слабый, какой я несчастный – это все личность. А сущность у нас находится в очень и очень трудном положении. Сущность – это то, что в нас подлинного, индивидуального, то, что отличает одного человека от другого. Личности у нас групповые. Половина из нас любит кофе, а половина чай, или: кто-то любит Пушкина, а кто-то Шекспира. Это все количественные различия, это комбинаторика различных проявлений, и стоит это очень дешево. Движение от личности к сущности идет через личность, и в конечном итоге эти две части меня могут слиться в одно целое. Личность может стать сущностью. Не знаю, понимаете ли вы меня, но это очень важный момент. Мы ничего не можем сделать с нашими личностями. Наши личности, наши роли, из которых мы составлены, нельзя выбросить, от них нельзя отказаться. Ну, допустим, я брошу свою семью и уйду жить в леса. И все равно у меня будет личность, которая будет жить в лесу, будет взаимодействовать с кустами, с волками, с дождем. Или я выработаю, разовью другую личность, выучу английский или японский и уеду в Детройт или Токио, но от личности никуда не уехать. От личности никуда нельзя уйти, ни в горы, ни под землю, у нас обязательно будет тот или иной набор ролей. Поэтому наш путь к сущности, к внутреннему человеку проходит через личность, через роли. Зазор уменьшается все больше и больше. Он уменьшается за счет того, что наше понимание переключается от нашей роли к тому, что мы есть помимо роли, и к тому, что мы есть за всеми этими ролями. Когда мы постоянно задаем себе вопрос: кто я? – мы начинаем понимать, что "я" – это не муж, не брат, не студент, "я" – это не тот, который сейчас ест, который потом спит, который слушает или говорит, который огорчается или радуется. Оказывается, есть какое-то "я", которое невозможно определить концептуально, определить словами. Так же, как невозможно глазами увидеть человеческие ауру, свет, атмосферу. Получается, что мы начинаем играть в словесную игру, в которой заведомо нет никакого значимого словесного результата. Мы словами задаем вопрос, но мы знаем, что на него нельзя ответить словами ни себе, ни другому. Поэтому помимо отказа от ущербных состояний нам надо учиться постепенно отказываться от вербально-концептуального отношения к миру. Когда мы начинаем глядеть на мир интуитивно, то мы начинаем видеть то, что он не такой твердый. Интуитивному восприятию мир представляется текучим, и мы начинаем видеть более устойчивое основание этого текучего мира. Чтобы отказаться от концептуального или вербального восприятия мира, нам надо расплавить свои понятия. Наши понятия очень жесткие, мы создаем жесткие стереотипы, и мы живем среди этих стереотипов. Допустим, вам не нравятся китайцы, и бразильцы для вас тоже плохие, или вы настраиваете себя на то, что все опасно и жить становится все опаснее. Опасно ходить в сандалиях, опасно ходить без головного убора, опасно в лесу, опасно купаться, и начинается наработка этой стихии страха. Наши национальные стереотипы определяют нас очень сильно. Мы как бы строим тюрьму из наших понятий и находимся в этой тюрьме, заключенные в камеры.

Мы говорили о ролях, и мы говорили о том "я", которое играет все эти роли, мы говорили о наших мыслях, и мы говорили о сознании, которое вмещает в себя все наши мысли. По мере того как наша роль приближается к нашему "я", по мере того как наши мысли приближаются к нашему сознанию, уменьшается зазор, и мы приходим к точке, где мы можем сказать, что моя роль и есть моя сущность, моя мысль и есть мое сознание, нет никакого зазора, нет никакой разницы между моей мыслью и моим сознанием. Мысль преобразилась, она стала бесконечно глубокой, она стала бесконечно свободной, она уже не скована словами, она не в тюрьме, она освободилась, она… уже не моя. Меня больше нет. Есть только мысль, которая является сознанием. Есть сознание, и есть мысль. А где же я? Вот я, Аркадий, куда я делся? Я умер? Я зачеркнут? Я не нужен? Есть только мысль, и есть великое пустое необъятное открытое сознание. Очень трудно признаться, что я действительно не нужен. И доказательством того, что я не нужен, является моя смертность. Я не нужен, поэтому я умру. Во мне есть тысяча вещей, которые умирают со дня рождения. Умирает тело, ум, память. Отбрасывается все это за ненужностью. Остается необъятное сознание. А остается ли то "я", которое играет все эти роли? Есть ли это "я"? Роли все уже сложены в альбом фотографий, и мои дети и внуки смотрят на фото, говоря, что вот это дедушка, а это бабушка. Дедушка, бабушка, "я", которое играет все роли, – все мы сливаемся с этим необъятным сознанием. Хорошо ли это? Больно ли это? Больно ли каждую минуту умирать? Да, это и больно, и радостно. Все в мире рождается и умирает, все в мире является проявлением этого основного, базового, подо всем лежащего сознания. Вот земля. Из нее вырастают травы, деревья, потом они умирают и превращаются опять в эту землю. Потом из нее снова вырастают другие травы и деревья. Каждая травинка говорит: "Я, я, я, мне нравится чай, мне не нравится кофе, я люблю блондинок, я ненавижу…", а потом они опять уходят в это живое существо, которое называется Землей. Земля – это прекрасная живая царица. Это не мертвая глина, это умное живое прекрасное возвышенное существо, мать людей, птиц, зверей, деревьев. Это мудрое существо, с которым мы еще не научились общаться, как мы не умеем общаться с травами и деревьям, с облаками и звездами. Вот кто-то сорвал ветку, примял траву.

Растворяется ли мое "я"? Да, моя личность растворяется. Погибает мое "я"? Да, оно преобразуется в это огромное, необъятное состояние. Индусы называют его Атман, христиане – Духом или Душой Мира. Душа Мира бессмертна, а человек смертен. И смертны его мысли, его тело, роли, переживания. Это грустная ситуация, если у нас нет отношений с вечностью, если мы при жизни не установили контакт с этим Океаном Жизни, с этой вечно живой Мировой Душой. Когда религии говорят о вечной жизни, о жизни после смерти, они имеют в виду не жизнь после смерти Иван Иваныча. Они постоянно говорят нам, что это тайна, что мы не все умрем, но все изменимся. Цитирую апостола Павла: "Не все умрем, но все изменимся". Некоторые умрут, а некоторые не умрут… Одно умрет, а другое нет. Что умрет? Умрет то, что не имеет связи с вечностью. А что бессмертно? И опять мы говорим: сансара и есть нирвана, моя мысль и есть сознание, моя роль и есть "я", Атман, Мировая Душа.

Учение, которое мы с вами тут рассматриваем, – это учение о том, как временное вмещает в себя вечное, о том, как через время раскрывается вечность. Мы не все умрем, но все изменимся. Изменится состав нашего тела – он и так меняется каждый день, он радикально изменится, когда мы умрем. Изменится состав наших мыслей. Какие-то наши характеристики перейдут к нашим детям: привычки, колечки, шарфы, шкафы. Монахи очень часто медитируют с человеческим черепом в руке. Они помнят о том, что мысли человеческие, тело человеческое, дом человеческий приходят и уходят, и они думают о том, что же остается. Поэтому когда вы читаете рекомендации, вывешенные на стене нашего мотеля, самая первая из них: "Думай как можно чаще о небе без облаков и о сознании без мысли". Эта рекомендация предлагает вам уменьшать зазор между временным и вечным. Она предлагает вам видеть вечное сквозь временное. И видеть, что через личность проявляется сущность, если на нее хорошенько посмотреть. Одна отдельная мысль и есть все необъятное сознание, если не делать из нее решетку в тюрьме. Каждое событие в нашей жизни может быть дверью в вечность и может быть закрытой дверью тюрьмы. Каждое событие нашей жизни – это зерно, из которого вырастает то самое дерево, о котором говорил Христос, когда рассуждал о Царствии Небесном и горчичном зерне. Это маленькое горчичное зерно может стать огромным деревом.

Наша зарасайская жизнь протекает значительно медленней, и в ней намного меньше внешних событий по сравнению с нашей обычной городской жизнью. Это очень важно. В городе события мелькают, как вспышки, одно за другим: звонки, разговоры, встречи, работа, радости, огорчения, раздражения, надежды. Здесь мы немножко остановились, немножко замедлились, и у нас есть возможность сосредоточиться на отдельных мыслях, на отдельных побуждениях. Пользуйтесь этой возможностью. Я вижу иногда на ваших лицах некоторую растерянность и недоумение: "Что же такое, мы приехали, а здесь почти ничего не происходит?!" Это самое драгоценное, что здесь очень мало чего происходит. Если бы еще меньше происходило, было бы еще лучше. Каждое единичное событие – это шанс для нас вдуматься в него, войти в него, пережить его со всей силой света, который есть в каждом из нас. Я начал разговор с темы света, я говорил, что разные люди по-разному светятся, кто ярко, кто тускло, каждый имеет свой оттенок света, и у каждого в течение дня внутреннее освещение меняется много раз: утром свет один, днем – другой, ночью – третий. Все это переменчиво, все это текуче. Вы этого не видите в себе, но это видят окружающие. Но для того, чтобы поддерживать ровный радостный свет внутри себя, недостаточно этого хотеть, за это надо платить. Мы с вами говорили о жертве-плате. Только лишь внося очередной взнос в правильное окошко кассы, мы можем поддерживать этот свет. Мы просто обязаны платить, иначе нам просто отключат свет, и наша лампочка будет бесполезно болтаться. А платим мы, отнимая энергию у нашей личности и направляя в нашу сущность. Энергию, которую мы тратим на "я хочу – я не хочу", "мне нравится – мне не нравится", "я хочу выйти замуж – муж у меня ужасный, я ошиблась", – вот на всю эту ерунду, нужно забрать оттуда и перекачать в правильное место. Нужно платить в то окошко, которое обеспечит бесперебойную работу ваших электроприборов. Таким окошком в вашей жизни являются ситуации, приближающие вас к вашей сущности. Это – встречи с людьми, с землей, водой, огнем, музыкой, небом. Это ситуации, которые раскрепощают вас от концептов, от вербального, церебрального отношения к жизни, которые освобождают вас от социальных конвенций. Это ситуации близости к источникам света. Это ситуации будильников. Помните, у Гурджиева: человечество спит, люди рождаются во сне, убивают во сне, женятся во сне, рожают во сне, болеют во сне, умирают, так и не проснувшись. Этим будильником может быть встреча, дружба, несчастье, трагедия, радость, музыка. Вот таким звонким будильником является наш трехнедельный бесконечный праздник восхождения. И я хочу, чтобы вы научились радоваться каждой секунде, чтобы вы все больше и больше уменьшали зазор между вашими переживаниями и вашей подлинной сущностью, чтобы вы жили своей жизнью набело, а не черновиком. Нужно легко и радостно платить в правильное окошко, в правильную кассу, иначе вы будете платить годами жизни не тому мужу, не той жене, не тому сыну или дочке, не тому соседу или любовнику и вообще проживете жизнь не на той улице. Вы же видите вокруг себя тысячи людей с давно перегоревшими лампочками, которые прожили не свою жизнь, а Бог знает чью. Свет, который является проявлением жизни внутреннего человека или сущности, покупается осознанной платой, осознанной жертвой. Человек платит либо за одно, либо за другое, либо платит своему эго, либо своей сущности. Вот у вас в руке монета в один доллар. Вы можете на него купить разные вещи: сосиску из консервантов, баночку канцерогенной пепси-колы, презерватив или поездку за город. У нас у всех есть один-единственный доллар – это наша жизнь. Это определенная энергия, которая есть в нашей жизни. И мы не можем два или три раза заплатить, у нас всего одна монета. Что с ней делать?

Мне бы хотелось закончить эту беседу о внутреннем свете предложением, скажем, пяти из нас, не смущаясь, сесть в середину круга и посмотреть на сидящих перед вами, и позволить нам, сидящим вокруг, посмотреть на вас. И наглядно сравнить и увидеть, что такое наша атмосфера, что такое свет…

Спасибо живым иллюстрациям за то, что они предоставили свои люстры нашему наблюдению.

Если есть вопросы, пожалуйста? Особенно я люблю вопросы тех, кто со мной не согласен. Раньше были такие живые возражения, а в последнее время что-то подозрительно много согласия и единодушия.

Римас: Я чувствую, что если представить сущность, то останутся как бы только глаза, т.е. нет тела человека, а только некая последняя часть, живущая отдельно, как глаза, которые просто видят.

Аркадий: Интересный образ: однако не мы смотрим на сознание, а сознание смотрит на нас, как на муравьев. Сознание – как будто бы пустое слово, позволяющее наполнять себя каждому, кто как хочет. Единственное, что это слово делает, – оно создает объем. Каждый может заполнить это слово чем угодно: Шивой, Зевсом, Христом, Аллахом. Или – мелочными расчетами сиюминутной выгоды. И каждый будет прав. И вот, глаза, которые остаются последними – это не "мои" глаза, это глаза сознания. Глаза сознания, которые смотрят на наши мелочные игры.

Таня: Что значит платить не в ту кассу?

Аркадий: Это значит играть в заведомо безнадежную игру, полагаться на заведомо ненадежных людей и обстоятельства, которые приносят только новые несчастья. Это, прежде всего, значит нарушать подлинную систему ценностей и платить по векселям личности, а не сущности.

Роман: Мне кажется, что как раз, наоборот, опыт, даже печальный, составляет жизнь. Когда я вспоминаю свое прошлое, я думаю, что вот это случай был неприятный, и, может быть, сейчас мне это уже не нужно, но оно все равно живет, это же моя память, и я ее храню. Любой случай, который со мной произошел, даже если это в прошлом, сейчас со мной.

Аркадий: Вы хотите сохранить каждое мгновение и не дать ничему утечь. Вы хотите, чтобы река не текла. Вы хотите, чтобы все оставалось. Однако бесполезно жалеть вчерашний день и прошлогодний снег. Давайте лучше жалеть нереализованные в нас возможности. Вы говорите, что все события жизни имеют значение. Я думаю, что только те прошлые события имеют значение, которые окрашены вашим стремлением к самому себе, или к сущности, или же если они прочитаны в контексте вашего сегодняшнего стремления к просветлению. Если вы взглянете на поток нашей прошлой жизни, вы увидите, что он далеко не весь ведет в пространство прорыва и имеет смысл.

Есть вопрос, который возник вчера и остался открытым, – вопрос о том, что нам делать с нашими нежелательными качествами? Обычное отношение к ним – это загонять их в себя. Они не соответствуют моему образу себя, и чтобы об этом не думать и не страдать от столкновений с недолжным собой, я загоняю их внутрь и делаю вид, что я о них забываю. Время от времени эти качества выскакивают на поверхность и приносят мне огорчения, потому что я не соответствую своему образу, а мир не соответствует моей картине мира, и вся жизнь превращается в сплошное несоответствие, огорчение, неприятность. Этот путь никуда не годится.

Второй путь – это высвечивание и преобразование этих качеств. Это нормальный путь. Если я трус – я преодолеваю свою трусость, если я лгун и развратник – я преодолеваю в себе эти качества, преодолеваю в свете той Великой Нормы, которую каждый несет в себе. Моя сущность не принимает во мне лгуна и развратника, она говорит мне, что я искажаю себя в разврате и лжи и что это приводит к образованию огромной дистанции между моей сущностью и моими действиями. Эту дистанцию надо сокращать, и по мере того, как мои действия приближаются к моей сущности, зазор уменьшается и я перестаю быть лгуном, развратником. А физические недостатки могут быть преображены и часто бывают преображены в достоинства по мере приближения к сущности. Очень важно, что человек не узаконивает качества, мешающие его развитию. В Америке сейчас прокладывает себе дорогу идея, которая постепенно перекочевывает в Россию, что "я хорош такой, какой я есть". Вот я, к примеру, кривой и поэтому буду нести вам всем свою кривую логику или кривую мораль, и вы все ничем не лучше меня с вашей прямой моралью. И вообще, это еще надо решить, кто из нас прямее. Эту ситуацию, когда человеческие уродства становятся в один ряд с человеческими достоинствами, мы видим в ящике, под названием телевизор, где все это не только узаконено, а превращено в образец, в норму. Подрастающие маленькие люди видят всякие интересные вещи, которые показывают по телевизору, – ложь, убийство, насилие – и все это становится частью их жизни.

Жизнь может и должна осмысливаться в контексте просветления. Если жизнь не осмыслена стремлением к просветлению, то она сама по себе не обладает никакой ценностью, она бессмысленна, она представляет собой шарманку, повторяющую без конца одну и ту же мелодию. Только просветленная жизнь творчески осмыслена, только святая жизнь свята. И опять-таки некоторые идеологи любят навязывать мысль, что всякая жизнь свята, что человек родился и этим он уже свят. Я думаю, что только святая жизнь свята, что только жизнь, освященная стремлением к просветлению, осмысленна. Не все живое прекрасно, и имеет оправдание только потому, что оно живо.

Что знает каждый человек о свете в себе – светится он или нет? Часто это виднее со стороны. Мы видим, что от одного человека идет свет, а от другого – нет, один очень яркий, а другой тусклый: он весь ушел в социальные игры, он утонул в них, и у него нет света. Хорошо, если человек четко осознает: в этом месяце у него отключена лампочка – нужно ее зажечь.