Задачи панэпистемии и методы исследования

Задачи панэпистемии и методы исследования

Главную задачу единой науки Берон видел в анализе происхождения, движения и единства космоса в его многообразии. «В этом сочинении,— указывал он,— изложен способ объяснения фактов, относящихся ко всем наукам, но эти факты в каждой науке, будучи изолированными друг от друга, кажутся необъятными для человеческого разума. Здесь я доказал, что действительно объяснение всякого факта по отдельности совершенно невозможно, потому что единство явлений в мире обусловлено: 1) движением, которое есть расширение молекул бесконечно сжатого флюида, и 2) неодинаковой плотностью этих молекул, которые смешиваются, вступая в контакт друг с другом. Именно эта неодинаковость и создает афинитет. Я только отметил некоторые факты, которые нашли объяснение» (19, 345).

Берон считал, что он создал совершенно новую натурфилософскую систему, представляющую собой воплощение стремлений многих поколений ученых. «Эта единая наука, к которой стремились эмпирики от Аристотеля до сегодняшних ученых, не получила названия, ибо она не была им знакома; панэпистемия — вот имя, которое она будет носить в будущем, так как охватывает все, что создано в физическом и духовном мире, в космосе и микрокосмосе. В то же время панэпистемия — это истина, появившаяся на горизонте: никто ныне не может не признать ее» (16, 17). Таким образом, оказывается, что все развитие науки и философии от Аристотеля до Берона было лишь этапом накопления фактических знаний для возникновения панэпистемии. Сам автор не без претенциозности пишет: «Появление панэпистемии не было неожиданным, ибо ее ожидали; но в то же время некоторые старые эмпирики и скептики упорствовали в своем недоверии и пытались объявить мое открытие псевдопанэпистемией. Что касается тех, кто изучал электростатику, только что изданную нами (речь идет о первом томе „Панэпистемии“, выпущенном Бероном в 1861 г.— Авт.), то они успели убедиться в том, что эмпиризм достиг своей цели и что именно ожидаемая панэпистемия („пан“ — все, „эпистеме“ — знания) явилась миру» (там же).

Свое мнение о новом коперниканском перевороте в науке и философии Берон сформулировал еще в 1858 г. в книге «Происхождение физических и естественных наук и метафизических и нравственных наук», задуманной в качестве плана-проспекта «Панэпистемии». «...То, что астрономы получили благодаря системе Коперника, сейчас получат физики, химики, метафизики, естествоиспытатели благодаря открытию происхождения всех наук. Это открытие не только не остановит сегодняшние эмпирические исследования ученых, но и облегчит их, ибо они станут более систематическими и легкими» (3, 63).

В этой книге Берон подчеркивает свое отрицательное отношение к существующим философским и натурфилософским системам. Он претенциозно заявляет: «Таким образом, навсегда исчезли философы материалисты и спиритуалисты, философы атомисты и динамисты, философы хилиалисты и идеалисты, философы атеисты и теисты» (там же, 61). При создании «Панэпистемии» и особенно методологического предисловия к ней (т. II, 1862) Берон подчеркнул близость своей концепции к аристотелевскому эмпиризму. «Панэпистемия,— утверждал он,— не родилась только благодаря интеллекту автора, она реальна, поэтому: 1) она отличается от спекулятивной философии, созданной интеллектом того или иного автора, рассматривающего те же космические явления, но упорядоченные им не в соответствии с физическими законами, которые не были еще знакомы, а согласно логическим рассуждениям, проистекающим из собственного интеллекта всякого автора и не зависящим от рассуждений других индивидов; 2) она отличается также от безжизненного скептицизма, и это отличие состоит в том, что скептицизм, будучи безжизненным, не приближается к истине, но обладает в то же время способностью не удаляться от нее, подобно спекулятивной философии. Панэпистемия, следуя шаг за шагом за физическими законами, предохраняет себя от всех ошибок, которых так боится скептицизм; 3) эмпиризм, заявивший с самого начала, что он открыл космические явления и физические законы, согласно которым они возникли, находится в полном созвучии с панэпистемией, к которой он стремился столько веков» (16, 18-19).

Однако, раскрыв теоретическое и методологическое преимущество аристотелевского эмпиризма, Берон решительно отмежевывается от тенденции к голому, или ползучему, эмпиризму, господствовавшей в ряде философских и естественнонаучных систем XVIII и первой половины XIX в. Блестящий критический анализ этого эмпиризма дал А. И. Герцен в своих произведениях «Письма об изучении природы» и «Дилетантизм в науке». Берон также подвергает резкой критике эмпиризм современного ему естествознания, подчеркивая односторонность этого метода и сознательное бегство эмпириков от теоретических обобщений и создания общей картины макрокосмоса. Ученые прошлого, по мнению Берона, пришли к правильному заключению о необходимости богатого эмпирического материала для выведения общих закономерностей развития материального мира. Именно поэтому они стремились главным образом к накоплению эмпирических данных. Эта необходимая тогда тенденция развития естествознания продолжалась и в Новое время, затронув также философские системы. В результате установилось полное господство эмпиризма как метода мышления. Действительно, наука собрала огромный фактический материал, но это не привело к поставленной цели — открытию общих закономерностей развития природы и построению целостной картины макрокосмоса, поскольку исследовались лишь частные проблемы и собирались лишь эмпирические данные. Единственным положительным результатом применения одностороннего эмпирического метода явилось обогащение человеческого знания многими конкретными данными, а это в свою очередь вызвало необходимость их систематизации и классификации. Отсюда появление различных новых наук и областей наук. На этой основе Берон сделал важное заключение: «Эмпиризм, который должен был стать помощником философии, заменил ее, и ныне ученость того или иного индивида измеряется количеством фактов, которые он открывает, и количеством фактов, которые может вобрать в себя его ум. Подобные факты... накоплены из различных материалов, собранных вокруг места, предназначенного для большого здания, на постройку которого пойдут все без исключения материалы... План такого здания не мог составить ни один из этих ученых индивидов, поскольку его разработка зависела от познания свойств всех видов материалов. Нужны были иные индивиды, ум которых сумел бы охватить основы всех наук, чтобы связать их между собой и составить план, согласно которому все факты гармонично укладываются в ряд и свидетельствуют об общем происхождении» (3, 1-61).

Берон искренне считал, что построенная им система мироздания и есть то давно ожидаемое теоретическое обобщение, которое дает ответы на все нерешенные естественнонаучные и философские проблемы, и что эмпиризм нашел свое логическое завершение именно в его теории. Он был убежден, что благодаря его «новой науке» человечество сможет познать мир и его законы. Как в свое время Аристотель обобщил накопленные наукой и философией данные и создал оригинальную философскую систему, так и Берон, по его собственному мнению, создал единую науку, охватывающую все явления макро- и микрокосмоса.

Обобщая предмет и задачи панэпистемии, Берон пишет: «Собрание наук, которому я дал название „панэпистемия“, охватывает все то, что совершается в соответствии с физическими законами, действующими в мире и в сознании, которое есть душа. Чтобы прийти к открытию этих законов, необходимо было во что бы то ни стало общее изучение всех наук... В эпоху Аристотеля такой способ наиболее общего изучения был весьма распространенным, но количество открытых фактов было тогда недостаточным, чтобы достигнуть цели, к которой стремился этот великий физик. В современную эпоху открытых фактов вполне достаточно для того, чтобы прийти к общему происхождению наук и религий, но в то же время их количество стало столь велико, что их не может объять один человеческий интеллект. Следовательно, надо в каждой науке искать серии одинаковых фактов, которые послужат руководством при открытии законов, в силу которых они и возникли. Многочисленные комбинации всех этих серий были возможны, несмотря на то что осуществлялись с трудом: они привели к открытию происхождения движения и причин афинитета, которые суть два необходимых принципа производства явлений» (там же, 83).

Следовательно, предметом панэпистемии являются закономерности бытия и сознания, т. е. макро- и микрокосмоса, а также природа движения. Берон высказал правильную мысль о том, что только конкретные науки дают материал, на основе которого можно рассуждать об основных законах бытия. Отсюда, по его мнению, следует вывод, что философия есть обобщение данных частных наук.

Как видно из вышеприведенного определения предмета и задач панэпистемии, Берон хотел, чтобы его «единая наука» преодолела два основных недостатка, присущих другим философским системам. Первый из них свойствен спекулятивной философии, утверждающей, что философия возможна и без частных наук. По мнению сторонников этой теории, философия есть наука о духовном и не нуждается в естественнонаучных фактах. Такая философия образует систему общих понятий и рассуждений. В теоретическом мышлении эта линия не плодотворна. Берон даже называл ее злом. Другой недостаток состоит в том, что допускается возможность существования естественных наук без теории, без обобщения, т. е. без философии. Это Берон называл голым эмпиризмом. В то время такая тенденция была присуща позитивизму.

Берон, отбрасывая обе точки зрения, выступал за единство науки и философии, эмпирии и теории. Именно в этом заключается суть его панэпистемии.

Вывод Берона о философии как науке об общем в макро- и микрокосмосе и законах их развития открыл по существу целое направление в его эпоху. Ряд современников ученого, а позднее и многие другие мыслители рассматривали философию именно как науку об общем в многообразной действительности, о единстве всех одинаковых фактов из различных областей научного знания. Правильной была и мысль Берона о том, что необходима научная теория для объяснения действительности. Если теория действительно научна, она не должна иметь ничего общего со спекулятивной философией и скептицизмом. По поводу эмпиризма Берон также придерживался правильного мнения, считая, что эмпиризм, несмотря на свои заслуги в собирании и обработке научных данных, будет преодолен, что его заменит научная теория. Он говорил, что эмпиризм нашел свое логическое завершение в панэпистемии, которая основывается на знании законов, обобщении фактов и на едином научном принципе рассмотрения действительности.

Однако совершенно несостоятельна претензия Берона на то, что его панэпистемия является долгожданной научной системой, дающей ответы на основные вопросы всех областей знания. Не только он сам, но и ряд других мыслителей, его современников и последователей, были убеждены, что их философские системы исчерпывают истину о мироздании. Этот метафизический взгляд, естественно, сковывал развитие науки, так как отрицалась возможность дальнейшего развития познания действительности. Тем не менее Берон утверждал, что его натурфилософская система — панэпистемия — положила начало подлинной науке, которую обошла стороной история человеческой мысли, особенно в XVII, XVIII и XIX вв.

Берон — духовное порождение западноевропейской естественнонаучной мысли, восхищавшейся древнегреческими философскими системами. В Германии Берон познакомился с немецкой классической философией, с произведениями Лейбница, Гегеля, создавших грандиозные философские системы.

Находясь во Франции, Берон познакомился со многими новыми теориями в области естественных наук и философии, в частности со взглядами французских материалистов и просветителей. Ему были известны также естественнонаучные системы Кеплера, Ньютона, Декарта, Даламбера. В середине XIX в. естествознание стремилось освободиться от оков эмпиризма и теоретически обобщить свои достижения, а философия была близка к тому, чтобы окончательно преодолеть недостатки метафизического материализма.

He оставшись в стороне от новых веяний в науке и философии, Берон тем не менее вопреки своим претензиям на создание грандиозной натурфилософской системы не сумел научно разрешить поставленную им задачу. Эта задача была решена К. Марксом и Ф. Энгельсом, которые преодолели эмпиризм, метафизику и идеализм в науке и философии. Диалектический материализм, покончив с недостатками старой философии, не рассматривает себя как систему вечных, застывших истин, не подлежащих никакому изменению и развитию. Напротив, материалистическая диалектика доказала, что обобщение новейших открытий в области естествознания и общественных наук приведет к творческому развитию ее содержания и совершенствованию ее основных принципов.

В отличие от основоположников марксизма Берон был чужд последовательному диалектическому мышлению и рассматривал свою панэпистемию как вечную истину. В определенном смысле можно сказать, что его натурфилософская система опоздала с появлением на свет, ибо в это время уже развивался диалектический материализм.

В стремлении Берона создать всеобъемлющую единую науку, разрешающую загадки мироздания и сознания, чувствуется влияние позитивистской концепции. Он был современником Огюста Конта, которому были свойственны подобные претензии. Более того, нетрудно найти определенное внешнее сходство и в конструкции систем Берона и Конта. Так, Берон указывал, что единая наука, охватывая знание о макро- и микрокосмосе, включает в себя и физику. Он разделял физику на упрощенную (physique simplifiee) и небесную (physique celeste). У Конта сходное деление: 1) науки, занимающиеся изучением неорганической природы, и 2) науки, изучающие органическую природу. Согласно Конту, физика также распадается на небесную и земную.

Однако мы не случайно подчеркнули лишь внешнее сходство философских систем Берона и Конта, ибо задачи, стоявшие перед этими мыслителями, коренным образом различались. Позитивизм отрицает необходимость теоретического знания, необходимость философии; он отказывается от познания закономерностей развития действительности и причин движения и считает, что всякая частная наука есть сама себе философия. Берон придерживался иного мнения. Он твердо стоял за развитие теоретического знания, за открытие самых общих законов природы и причин движения.

Можно отметить также близость панэпистемии и натурфилософской системы Окена, лекции которого Берон слушал в Мюнхенском университете. Но фактически Берон следует теоретической линии и методам исследования Аристотеля, поэтому его натурфилософскую систему правильнее было бы охарактеризовать как аристотелевскую. В VII томе «Панэпистемии», обобщая свои взгляды на происхождение наук и методы исследования, Берон пишет: «Греки понимали, что космические явления совершаются без внешнего вмешательства. В первую очередь они пытались достигнуть этого знания посредством логических гипотез. Аристотель доказал, что подобные гипотезы ни к чему не приводят; он оставил их и открыл новый путь, по которому до сих пор идут все физики и естествоиспытатели... Однако считается, что невозможно открыть физические законы и законы природы из-за весьма ограниченного числа известных фактов. Поэтому, в то время как другие занимались лишь открытием фактов, я изучал открытые факты...» (18, 7, 258).

Общность взглядов Берона и других философов только внешняя. Он построил свою натурфилософскую систему самостоятельно и считал ее совершенно новой, но сохранившей дух аристотелизма. Заявляя, что панэпистемия исследует все явления в духовном и физическом мире, в макро- и микрокосмосе, Берон упускал из виду качественное многообразие различных форм движущейся материи. Несмотря на то что ему удалось приблизиться к положительному решению поставленных проблем, он не смог дать научного ответа ни на вопрос о строении Вселенной, ни на вопрос об источниках движения и развития. И если в этом отношении мы видим у него некоторые заслуги, то они связаны с постановкой проблем, их обоснованием, а также с попыткой создать научный метод и теорию. Подход к изучению явлений в духе старых философских традиций привел Берона к решениям, отличным от диалектико-материалистических.

Берон стремился в разнообразном эмпирическом материале отыскать связи между явлениями, чтобы создать единую картину мироздания. Как и все натурфилософы, он пытался решить стоящие перед естествознанием проблемы при помощи наукообразных умозрительных конструкций.

Проблема метода научного и философского исследования — одна из тех проблем, которые волновали Берона. Он пытался дать ей логическое обоснование и определить свое отношение к различным методам, при этом вполне определенно заявляя, какого именно метода будет придерживаться в своей философской системе. В ходе анализа тех или иных проблем Берон указывал также на близость своих конкретных методов исследования к определенным частнонаучным методам.

Мысль о необходимости использования новых методов исследования мыслитель ясно выразил еще в предисловии к первому тому «Панэпистемии». Здесь подчеркивается, что самым ценным является математический метод, поскольку он точен и не допускает никаких гипотез. Заявив о том, что его произведения «в дальнейшем будут подчинены математическим расчетам» (там же, 4), Берон действительно применяет этот метод во всей панэпистемии. Свои доводы он пытается обосновать математически и логические рассуждения иногда облекает в формулы.

В «Панэпистемии» Берон использует ряд логических методов. Он обращает серьезное внимание на анализ и синтез. Эти логические методы должны применяться, по его мнению, во взаимосвязи. Мыслитель подчеркивает, что правильный путь познания заключается в рассмотрении действительности посредством анализа и синтеза. «При помощи открытого мною физического закона,— пишет он,— мы можем определить здесь действия, которые происходят в момент, когда происходят наблюдаемые явления; этот аналитический путь вносит большую ясность и легкость в исследования космических явлений. В то же время этот закон показывает хронологический порядок возникновения каждого ряда фактов. Именно так мы излагаем в настоящем труде хронологический порядок космических явлений в двух аспектах с целью показать читателю общее происхождение явлений и способ их производства» (18, 3, 2).

Указание Берона на необходимость единства анализа и синтеза в процессе познания исключительно важно. Оно свидетельствует о преодолении им односторонности взглядов тех мыслителей, которые использовали и признавали в исследованиях или только путь анализа, или только путь синтеза. Бероновская концепция логического метода содержит известную диалектическую догадку.

Обобщая свои взгляды на метод, на хронологический порядок возникновения фактов и их генеалогию, Берон подчеркивает: «Для того чтобы найти объяснение наблюдаемым фактам, есть только одно средство — изложить способ их производства. Производство фактов обусловлено действием, а всякое действие обусловлено силой. Для физиков действие и сила — два абстрактных понятия, только факты обладают реальным существованием... Работа какой-либо машины — факт, течение воды или движение пара— действие, нарушенное равновесие воды или пара — сила» (18, 6, 673—674). Следовательно, всякий метод, претендующий на главенствующую роль в процессе познания, прежде всего должен раскрывать происхождение явлений. Но поскольку в основе всех процессов лежат закономерности и «такие явления, которые обусловлены законами», необходимо познать самые общие законы природы. А «самый общий закон» («статичный») может быть выражен следующим образом: всякое явление вызвано определенным действием, а действие — определенной силой. Конечно, это утверждение мыслителя является постулатом. К подобному выводу приходили и другие физики, но они, по мнению Берона, не поняли сущности закона. Таким действием, которое предшествует всякому явлению и порождает его, является процесс течения флюида, причиненный нарушенным равновесием данного флюида. В сложной терминологии у Берона выражена правильная мысль о всеобщей каузальности, детерминированности всех явлений. Это одно из основных положений его методологии. Без рассмотрения вещей в процессе движения невозможно их познание. «Целостное изучение физических и естественных наук, точно так же как и метафизических и нравственных, не может осуществиться по отдельности, ибо все явления, которыми занимаются эти науки, совершаются посредством движения каких-либо флюидов; в этом движении, следовательно, и заключается общее происхождение всех явлений» (18, 3, 1). Здесь в концентрированном виде выражена методологическая линия всей бероновской натурфилософии.

Берон был уверен, что его математический метод исследования отличается от метода спекулятивной философии. Он был убежден в том, что показал истинный путь познания, основанный на овладении физическими законами. «Тот, кто отмечает: 1) вид флюида при производстве фактов и 2) нарушенное равновесие, предшествующее течению процесса,— может сравниться с историком. Историком является и сам автор, комбинирующий логическим путем абстрактные понятия силы и действия, чтобы создать логические конструкции независимо от анализа физического состояния флюида, течение которого уже прекратилось. Настоящий труд основан лишь на реальных фактах, извлеченных из наблюдений... Я только описал способ производства этих фактов, применяя физический закон течения флюида барогена[15], о существовании которого не знали» (18, 6, 674). Это означает, что ученый сначала фиксирует явления, а затем, исходя из логических конструкций, объясняет их. Мыслитель полагает, что истинный путь познания состоит в объяснении фактов на основе «статичного физического закона» без использования других предварительных умозрительных конструкций.

Берон считает, что при рассмотрении различных сторон материальной действительности наряду с его всеобщим методом допустимо применение некоторых конкретно-научных методов. Так, например, он указывает на определенное сходство между его методом и методом физиологов. Физиологи, утверждает мыслитель, из массы наблюдений над индивидами выбирают и описывают те, которые позволяют обобщить прошлое, настоящее и будущее данного вида. Он подчеркивает также, что его задача состоит в том, чтобы всегда следовать за генеалогией космических явлений и хронологией процессов.

Анализ взглядов Берона на метод исследования ясно показывает, что он объявляет частнонаучный, хотя и с весьма широкой сферой применения, математический метод всеобщим методом. Именно в этом заключается односторонность его методологии. Известно, что многие философы стремились облечь свои рассуждения в математические формулы, как это было, например, у Бэкона, Декарта, Спинозы и др. Болгарский философ во многом придерживался этой традиции, хотя он заявлял, что заимствовал свой метод непосредственно у математиков.

В самом деле, Берон подменяет философский метод исследования (который и является как раз всеобщим) математическим, т. е. частнонаучным. Известно, что и в современной буржуазной философии имеются подобные тенденции. Под предлогом устранения «неточности» философского метода буржуазные ученые часто преследуют вполне определенную цель — дискредитацию диалектического метода.

Стремление Берона во что бы то ни стало придерживаться математического метода исследования вызвано различными причинами. Прежде всего он не смог найти рациональное зерно в идеалистической диалектике и поэтому отказался от нее, но в то же время видел недостатки механистического и метафизического методов французских материалистов. Как человек творческий, ищущий, Берон пришел к выводу, что математический метод является самым правильным. Он высказывал интересную мысль об огромном значении математического подхода для естествознания и сам довольно успешно применял его в различных областях науки: физике, химии, геологии, биологии, астрономии. В эпоху, когда подобные проблемы не выдвигались ни одним из болгарских мыслителей, это было большим достижением для отечественной естественнонаучной мысли.

Хотя Берон объявил математический метод самым точным и единственно способным привести к истинному знанию, нетрудно заметить, что этот метод не принес ему осязаемых результатов. Математический метод, примененный им в натурфилософской системе, не устранил заблуждений Берона в кардинальных философских вопросах. Он не помог ему ни решить вопрос об источнике движения в природе, ни преодолеть механицизм и метафизику. Это вполне естественно, так как Берон — натурфилософ, который отбирал многочисленные факты из различных областей науки и абстрактно истолковывал их, исходя из принципов, им самим сконструированных.

Применяя математический метод, Берон всегда считался с фактами и не принимал математические символы за реальность. Весьма ценным является его стремление объяснить при помощи математических вычислений все физические и химические явления. В наши дни естественные и общественные науки придают исключительное значение математическому методу; он находит применение в целом ряде научных областей. Но это вовсе не означает, что математика подменяет собой философский метод и превращается в метод всеобщий. Берон постулирует всеобщность математического метода, хотя из его трудов видно, что, в сущности, он использует элементы метода, совершенно отличного от математического. Указание на необходимость единства анализа и синтеза, раскрытия генезиса вещей, хронологии и генеалогии процессов — все это элементы логического или даже отчасти диалектического метода.

Из вышеизложенного с очевидностью следует, что панэпистемию Берона можно охарактеризовать как типично натурфилософскую систему. Берон дает теоретический анализ данных различных естественных наук и ищет за огромным эмпирическим материалом общую сущность природных явлений и их закономерную взаимосвязь. Это весьма отличается от чисто логического анализа проблем макро- и микрокосмоса. В предисловии к «Панэпистемии» и во вступительных заметках к каждому тому он излагает свои философские взгляды лишь в общих чертах. В других случаях мыслитель применяет разработанную им философскую методологию в конкретных областях естествознания.

Философская концепция Берона является дуалистической. Известно, что при решении основного вопроса философии представители дуализма в конце концов присоединяются к тому или иному философскому направлению. В философии деизма, как и дуализма, преобладают или материалистические, или идеалистические тенденции. Классический пример дуализма представляет философская система Декарта, который признавал существование двух независимых друг от друга субстанций: сознания (душа) и материи (природа). В вопросе о сущности сознания Декарт стоял на идеалистических позициях, а в своих физических исследованиях был материалистом. Суть деистической концепции Ньютона заключается в утверждении наличия бога и материи. Бог играет у него роль часовщика природы, который заводит часы — материю и уже не вмешивается в природу, развивающуюся по собственным законам. Корни же дуализма Берона следует искать в онтологической концепции Аристотеля.

Дуализм Берона можно истолковывать и в деистическом, и в метафизико-материалистическом духе. Анализируя философские концепции бытия, В. И. Ленин сделал обобщение, в котором вскрыл суть антидиалектического материализма: «Метафизический, т. е. антидиалектический, материалист может принимать существование материи (хотя бы временное, до „первого толчка“ и т. п.) без движения» (2, 18, 285).

Рассматривая характер «разрешенного божеством» движения материи, Берон подчеркивает: «Только высшее существо обладает в себе бесконечным движением: минимальную часть его оно сообщает молекулам хаотически движущегося флюида. Эти молекулы не являются высшим существом, но они содержат частицу его движения, и это движение есть источник жизни... мира, животных и человека» (18, 6, 34). У Берона, как и у Ньютона, бог — только механик, который приводит природу в движение, но в отличие от Ньютона болгарский мыслитель не прибегает к понятию первотолчка. Взгляды Берона свидетельствуют о тенденции к преодолению классического дуализма и переходу к деизму. Допущение им бога свидетельствует о его убеждении в том, что невозможно объяснить все атрибуты и свойства материи из самой материи.

Не будет большим преувеличением, если мы назовем Петра Берона сложной и противоречивой личностью, ибо это подтверждает и вся его натурфилософская система. Он не приемлет ни идеализма, ни материализма, ни традиционного богословия. Мыслитель всегда старается найти собственное решение поставленных вопросов. Но колебания между материализмом и идеализмом в конечном счете приводят его к явно выраженной деистической концепции.

Чем можно объяснить то обстоятельство, что Берон, который жил и творил в середине XIX в. и был свидетелем крупнейших естественнонаучных открытий, оставался чуждым диалектике и критически относился к материализму?

Известно, что не все современники К. Маркса и Ф. Энгельса были знакомы с диалектическим материализмом. Многие мыслители вообще не знали о существовании материалистической диалектики. Одни ученые относились к ней безразлично, а другие, придерживаясь идеалистических, теологических, метафизических позиций, отрицали диалектический материализм и считали своей главной задачей его «разгром». Берон принадлежал к тем ученым, которые вообще не знали о существовании диалектического материализма. Он не принимал идеализма и даже называл спекулятивную идеалистическую философию самым большим злом. Мыслитель был склонен в определенной мере признать заслуги материализма, поскольку он считал его близким к своим взглядам. Берон был знаком только с механистическим и метафизическим материализмом, но, опираясь на новые данные естественных наук, видел его ограниченность. По мнению Берона, основные положения и выводы философов-материалистов верны. «В их философии, — писал он, — нет ошибок, а есть недостатки, которые объясняются незнанием многих фактов» (8, 550).

Теология также не удовлетворяла Берона — он отзывался о ней как о ненаучном в целом мировоззрении. Мыслитель стремился преодолеть недостатки основных философских школ и создать собственную философскую систему. Не сумев объяснить сущность материи из самой материи, Берон в конечном счете пришел к компромиссному решению — дуализму. Крупицы истины, утверждал он, можно найти и в материализме, и в теологии. Все его произведения свидетельствуют о том, что в общих философских вопросах, особенно в учении о бытии, он старается последовательно проводить идею о высшей силе, а в области своих естественнонаучных исследований придерживается материалистической линии, которая, собственно, является основой его гносеологии.

Философские произведения Берона содержат последовательную критику теологии, в частности ряда догм христианства. В то же время он не отбрасывает теологию как таковую, а стремится преобразовать ее, выявить у нее некоторые общие моменты с наукой. Это стремление найти сходство между теологией и наукой и есть выражение бероновского деизма. Здесь мыслитель выступает как сторонник идеи компромисса между наукой и религией. Он высказывает мысль о том, что «религия и наука — не две сестры, а две ветви одного и того же дерева, созданного верховным существом. Это существо и есть истина; именно истина — источник порядка и счастья, к которым стремится человеческий разум, ибо тело разлагается, а разум, или душа, рожденная временной жизнью, остается вечной» (18, 5, 31).

И хотя такие высказывания встречаются у Берона не часто, тем не менее они свидетельствуют о его стремлении примирить религию и науку. В «Панэпистемии» он неоднократно подчеркивает: то, что ученые принимают всецело за догму теологии, после критического осмысления может оказаться в согласии с наукой. «Физики считают, что положительное и непосредственное познание высшего действия[16] превышает возможности человеческого разума, и так как этот объект образует прежде всего догму во всех религиях, всякий после продуманной проверки согласится, что это высшее действие выступает здесь как догма, а не как истина, служащая основой всего, что мы можем считать истиной» (18, 2, 28).

Однако Берон не ищет только внешнего сходства с теологией — в его произведениях есть дань христианской религии. Согласно догмату христианства, единое божество выражено в трех лицах. Берон также считает, что в основе мироздания лежит тройственность. «„Триада“[17] есть изначальная догма человека до и после потопа; она состоит из трех различных персонифицированных объектов, каждый из которых обладает бесконечной мощью» (18, 1, 14). По мнению Берона, догмат троицы не является истиной; она лишь символизирует действительную тройственность. А истинная триада — положительный электро, отрицательный электро и движение. Все это — следствие воздействия высшего существа на материю. Триада есть одновременно и единство, а единство проявляется как тройственность.

В судьбе христианской религии и своей панэпистемии мыслитель находит много общего. Прошло немало веков, прежде чем христианская религия была воспринята в ее подлинной форме, точно так же необходим достаточно длительный исторический период, для того чтобы окончательно признать и усвоить панэпистемию. Он убежден, что и в религии, и в науке содержится истина.

Интересно, что Берон не рассматривал религию как нечто раз и навсегда данное и не подвергающееся никаким изменениям. Напротив, по его мнению, религия, как и наука, претерпела исторические перемены, ведь различные народы в своем историческом развитии придерживались различных религиозных мировоззрений. Для одних народов характерен политеизм, для других — монотеизм, а третьи, «находящиеся в более счастливом положении народы, видели и два первичных флюида, оживленных оргазмом[18], перманентное состояние естества и троицу. Когда философы в минувшие века хотели ввести новое учение, для того чтобы объяснить суть вещей, противоречащих основным догматам религии, их преследовали служители церкви. В нынешний век все происходит наоборот. Основные положения церковного учения рассматриваются философами и учеными как плод экзальтированной фантазии. И поскольку эти основные положения не могли привести к согласию с господствующей атомистической, или динамической, философией, учение христианской религии было полностью отделено от философии» (19, 6). В данном случае Берон имеет в виду не какую-то определенную религию, а религию вообще. Но, несмотря на это, нетрудно заметить, что он говорит как раз о христианской религии, которую часто называют триадичным монотеизмом. Мыслитель далек от того, чтобы считать теологию наукой, но допускает, что в ней имеются положения, правильность которых научно доказана. Это свидетельствует, с одной стороны, об ограниченности его философской системы, а с другой — о том, что он еще не освободился окончательно от влияния старых, идеалистических традиций.

Вместе с идеями, имеющими определенную ценность, у Берона нередко встречаются иллюзорные представления и увлечения всевозможными каббалистическими числами, например числом 7. Кроме того, ряд исторических и географических явлений, а также некоторые социологические и природные процессы он пытается объяснить при помощи чтения названий справа налево. Он высказывает мысль о том, что в основе всех индоевропейских языков лежит славянский язык. Так, например, во введении к отрывку из VII тома «Панэпистемии», изданному отдельной книгой, Берон оценивает роль славянских языков следующим образом: «Названия, данные в Индии странам и планетам до потопа, сохранились до наших дней. Эти названия, прочитанные на славянском языке справа налево, свидетельствуют о том, что предки жителей Азии и Европы произошли с полуострова Малакка. Повсюду, где проходили славяне, чтобы попасть из Индии в страны, населенные ныне их потомками, они оставили такие названия, что невозможно поставить под сомнение происхождение предшественников этой большой нации. Это открытие не могло быть сделано географами, которые не знали славянского языка, тем более оно не могло быть сделано славянскими географами, так как никто из них не пытался читать географические названия справа налево по примеру жителей Востока» (там же, 5).

Особое место в натурфилософской системе Берона занимает идея о важной роли славянских народов в развитии мировой цивилизации. Не случайно одно из своих крупнейших произведений он назвал «Славянской философией». Его натурфилософская система свидетельствует о том, что мыслитель частично преодолел свои славянофильские увлечения. Поэтому не прав Г. Шишков[19], который сводит всю концепцию Берона к обоснованию особой роли славянства в философии, а также пытается объяснить появление его натурфилософской системы примитивным славянофильством автора.

Несмотря на колебания между материализмом и теологией, несмотря на целый ряд ненаучных и даже фантастических теорий, Петр Берон остается крупным ученым и натурфилософом.