VIII Квазиполитический характер психоаналитического движения

VIII

Квазиполитический характер психоаналитического движения

На следующих страницах я постараюсь показать странный квазиполитический характер психоаналитического движения. Едва ли можно найти лучшее вступление к этой теме, чем привести оглавление первой части третьего тома написанной Джонсом биографии Фрейда, озаглавленной «Жизнь». Подзаголовки в этой части таковы: «Выход из изоляции (1901–1906)», «Начало международного признания (1906–1909)», «Международная психоаналитическая ассоциация, оппозиция, разногласия (1911–1914)», «Комитет; годы войны (1914–1919)», «Воссоединение, дискуссии, прогресс и несчастья», «Слава и страдания», «Последние годы в Вене», «Лондон – конец».

Каждый, кто прочтет эти заголовки, едва ли усомнится, что книга посвящена истории политического или религиозного движения, его росту и расколу; то, что речь идет об истории терапии или психологической теории, покажется совершенно неожиданным и удивительным. Тем не менее этот дух завоевывающего мир движения уже существовал в ранние годы психоанализа. Еще до 1910 года Фрейд сделал свои самые фундаментальные открытия, опубликовал их в ряде книг и статей и ознакомил с ними небольшую группу венских врачей и психологов. Все это не отличалось от работы любого другого ученого-творца. Однако такая деятельность не удовлетворяла Фрейда. Между 1910 и 1914 годами «было запущено», по выражению Джонса, «то, что было названо психоаналитическим движением»; эта фраза не очень удачна, но она стала употребляться как друзьями, так и врагами. «Эти годы радости от растущего успеха и признания были в значительной мере испорчены зловещими признаками разногласий между ближайшими сподвижниками. Фрейд был чрезвычайно встревожен и огорчен мучительными проблемами, к которым это привело, и трудностью их преодоления. Мы, однако, ограничимся рассмотрением более светлой стороны событий: постепенного распространения новых идей, что, естественно, очень много значило для Фрейда» [7; Vol. 2; 67].

Я уже упоминал о том, что Фрейд незадолго до того, как основал «движение», писал Юнгу о своей идее присоединения своих сторонников «к бо?льшей группе, работающей ради практических целей» [там же]. Он думал, что Международное братство этики и культуры могло бы стать формой организации для него и его сподвижников. Однако очень скоро этому братству предстояло быть замененным на братство психоанализа, получившее название Международной психоаналитической ассоциации.

Основанию ассоциации сопутствовал дух, обычно не свойственный научным обществам. Она должна была быть организована в довольно диктаторском стиле. Перед конгрессом Ференци писал Фрейду 5 февраля 1910 года: «Психоаналитический взгляд не предполагает демократического равенства: должна существовать элита, вроде платоновского правления философов». Фрейд тремя днями позже сообщил, что у него возникла та же мысль (оба письма цитируются в [7; Vol. 2; 68]). Ференци сделал еще один шаг дальше, развивая этот общий принцип. Предложив организацию международной ассоциации с отделениями в разных странах, он утверждал, что «необходимо все статьи или доклады психоаналитиков сначала представлять для одобрения» [7; Vol. 2; 69]. Хотя это предложение и не было принято как чрезмерное, оно ярко характеризует существовавший с самого начала дух основанного Фрейдом и Ференци движения.

Второй психоаналитический конгресс имел все отличительные особенности политического мероприятия. «Обсуждение статьи Ференци, – пишет Джонс, – было таким язвительным, что его пришлось отложить до следующего дня» [там же]. Дела пошли еще хуже, когда было сделано предложение предоставить посты президента и секретаря швейцарским психоаналитикам, а длительная и верная служба венцев оказалась проигнорирована.

Фрейд сам понимал преимущества создания более широкой основы для работы ассоциации, чем та, которую могли обеспечить венские евреи, и необходимость убедить в этом венских коллег. Узнав, что несколько венцев собрались для выражения протеста в номере Штекеля, он отправился к ним и обратился со страстным призывом к соблюдению правил ассоциации. Фрейд подчеркнул окружающую их враждебность и необходимость внешней поддержки для того, чтобы ей противостоять. Затем, картинно сбросив пиджак, он заявил: «Мои враги хотели бы видеть меня голодающим; они готовы лишить меня последней рубашки» [7; Vol. 2; 69–70].

Помимо имевшегося у Фрейда комплекса голода, в связи с которым я впервые привел эту цитату, происшествие можно рассматривать как драматический и несколько истерический жест политического лидера, направленный на то, чтобы заставить его последователей принять идею того, что психоанализу предстоит стать всемирным движением и потому лидерство должно перейти из рук венских евреев к швейцарским неевреям. Юнгу отводилась роль Павла в этой новой религии. Однако Фрейд предпринял и политические шаги для того, чтобы смягчить двух предводителей недовольных. Он объявил о своей отставке с поста президента Венского общества, где его должен был сменить Адлер. Он также согласился на то, чтобы в противовес ежегоднику «Jahrbuch», который возглавлял Юнг, был создан новых ежемесячный журнал, «Zentralblatt f?r Psychoanalyse», который редактировали бы совместно Адлер и Штекель. Недовольные успокоились, согласились на то, чтобы Фрейд стал директором нового журнала, а Юнг – президентом Ассоциации.

Из этого описания легко понять, что в основе мотивации Фрейда, Ференци и других лежал энтузиазм людей, возглавляющих квазирелигиозное движение, собирающих соборы и конклавы, нападающих и защищающихся, а не ученых, занятых обсуждением интересующих их вопросов. Схожий политический дух можно ощутить и в несколько более позднем столкновении Фрейда с выдающимся психиатром Блейлером. В конце того же года Фрейд писал Пфистеру: «У меня большие трудности с Блейлером. Не могу сказать, что хотел бы удержать его с нами любой ценой, ведь Юнг, в конце концов, мне довольно близок, но я с готовностью пожертвую ради Блейлера всем, при условии, что это не повредит делу. К несчастью, надежды у меня мало» [7; Vol. 2; 73].

После первых лет единства в движении начался раскол. На поверхности разногласия касались мнений по теоретическим вопросам. Однако будь это единственной причиной, едва ли возникла бы сопровождавшая их желчность. Несомненно, в значительной мере раздоры и связанное с ними недовольство возникли из-за амбиций несогласных, желавших возглавить новые секты, но в равной мере из-за фанатичности Фрейда и его сторонников. Впрочем, форма, которую приняли расхождения, была следствием не только характера Фрейда и его оппонентов, но и самой структуры движения. В иерархической организации, поставившей себе цель завоевать своими идеями мир, такие методы только логичны. Они такие же, какими пользуются агрессивные религиозные и политические движения, построенные на догме и на обожествлении вождя.

Разрыв с Юнгом, более опасный политически и более болезненный для Фрейда в личном плане, чем какие-либо другие разногласия, привел к новому закручиванию гаек в результате создания секретного международного комитета семи (включая Фрейда), который должен был следить за психоаналитиками и определять курс движения. Необычная идея создания такого комитета показывает политический характер, который приобрело движение. План был предложен Ференци. Джонс упоминает о предложении Ференци, высказанном уже в 1912 году, после отхода Адлера и Штекеля и после заявления Фрейда о напряженных отношениях с Юнгом: «Идеально было бы поставить во главе центров в разных странах нескольких человек, полностью проанализированных лично Фрейдом. Такая перспектива не казалась реальной, так что я [Джонс] предложил, чтобы мы пока сформировали вокруг Фрейда небольшую группу достойных доверия аналитиков, что-то вроде старой гвардии. Это дало бы Фрейду уверенность в поддержке надежных друзей на случай дальнейшего раскола» [7; Vol. 2; 152]. Предложение было горячо поддержано Ранком и Абрахамом. Для ситуации, сложившейся в движении, показательно, что в то самое время, когда это обсуждалось, Ференци спрашивал Ранка, останется ли тот верен, и 6 августа 1912 года писал Фрейду о Джонсе: «Вы должны постоянно держать Джонса под присмотром и отрезать ему путь к отступлению» [7; Vol. 2; 153].

Фрейд с энтузиазмом воспринял предложение и немедленно ответил Джонсу: «Мое воображение сразу же захватила ваша идея секретного совета, составленного из лучших и самых надежных среди наших людей, чтобы позаботиться о дальнейшем развитии психоанализа и защитить наше дело от врагов и случайностей, когда меня не станет… Смею сказать, что жить и умереть мне будет легче, зная, что такое объединение создано для защиты моего творения. Главное: существование и действия такого комитета должны быть совершенно секретными… Что бы ни принесло будущее, из этого маленького, но отборного кружка может выйти предводитель психоаналитического движения, которому я все еще готов доверять, несмотря на недавние разочарования в людях» [7; Vol. 2; 154].

Годом позже комитет впервые собрался в полном составе: Джонс, Ференци, Абрахам, Ранк и Закс. Фрейд отметил событие, подарив каждому античную греческую гемму из своей коллекции, которые впоследствии были вставлены в золотые кольца. Сам Фрейд давно уже носил такое кольцо, а когда через несколько лет гемму получил и Эйтингон, появилось семь колец, о которых говорит в своей книге Закс.

Дальнейшее развитие движения шло по пути, указанному этими событиями, включая формирование комитета. В своей «Истории психоаналитического движения» Фрейд выдает его квазиполитический характер: перечисляет различные завоевания в ряде стран. Выражая удовлетворение прогрессом в Америке, он добавляет характерную фразу: «Ясно, что именно по этой причине центры древней культуры, где встретилось самое значительное сопротивление, должны стать ареной последней решительной битвы за психоанализ» [2; Vol. 1; 316]. О своей борьбе с оппонентами он пишет: «История [противостояния психоанализу] не слишком лестна для ученых нашего времени. Однако к этому я немедленно добавлю, что мне никогда не приходило в голову изливать презрение на оппонентов психоанализа только потому, что они – оппоненты, не считая нескольких ничтожных людей, мошенников и авантюристов, которые всегда находятся с обеих сторон во время войны» [2; Vol. 1; 324]. Фрейд говорит о необходимости наличия «вождя», указывая на то, что многих ловушек, поджидающих любого, кто станет практиковать психоанализ, «можно избежать, если ведущую позицию займет кто-то, кто бы инструктировал и направлял… Должно существовать руководство, чьим долгом было бы объявить: «Вся эта чепуха не имеет ничего общего с психоанализом» [2; Vol. 1; 329–330].

Была создана международная организация с отделениями во многих странах, подчиняющаяся строгим правилам, касающимся того, кто имеет право считать себя психоаналитиком. Здесь мы наблюдаем спектакль, столь редкий в других научных областях, когда прогресс научной теории на десятилетия скован открытиями ее основателя и отсутствует всякая свобода пересматривать определенные фундаментальные положения мастера.

Даже язык, которым пользуется Фрейд, носит квазиполитический характер. Так, в письме к Ференци от 3 апреля 1910 года он говорит о конгрессе 1910 года как о «Нюрнбергском рейхстаге», которым «заканчивается детство нашего движения» [7; Vol. 2; 71]. А когда Юнг, по мнению Фрейда, стал слишком интересоваться интерпретацией мифов, Фрейд предостерегал его и писал об этом Ференци 29 декабря 1910 года: «Я более чем когда-либо убежден в том, что он – человек будущего. Его собственные исследования завели его далеко в область мифологии, которую он хочет открыть ключом теории либидо. Как бы привлекательно это ни было, я тем не менее рекомендовал ему своевременно вернуться к неврозам. Это наше отечество, где мы в первую очередь должны выстроить укрепления против всего и всех» [7; Vol. 2; 140. – Курсив мой. – Э.Ф.].

О других областях Фрейд часто говорил как о колониях психоанализа, а не отечестве. Это поистине язык строителя империи или политического лидера. Мальчик, восхищавшийся маршалом Массеной, юноша, который хотел быть либералом или социалистом, взрослый человек, идентифицировавший себя с Ганнибалом и Моисеем, видел в своем творении, психоаналитическом движении, инструмент для того, чтобы спасти – и завоевать – мир ради идеала.

Ответить на вопрос о том, что же представлял собой этот идеал, нелегко. Фрейд и его сподвижники подавляли осознание своей миссии. Их идеи не содержали выражения подобных квазирелигиозных целей напрямую. Это были терапевтический метод и психологические теории бессознательного, подавления, сопротивления, трансфера, толкования сновидений и т. д., не содержавшие эксплицитно ничего, что могло бы образовать ядро веры. Суть этой веры всегда оставалась имплицитной. Фрейд отрицал, что психоанализ представляет собой какое-либо Weltanschauung[15], какую-либо философию жизни. «Психоанализ, – говорил он, – по моему мнению, сам не в состоянии создать собственный Weltanschauung. Ему нет в этом нужды, потому что он – отрасль науки и может принять научное Weltanschauung. Впрочем, последнее едва ли заслуживает такого высокопарного названия, поскольку не охватывает всего в целом, является неполным, не претендует на объяснение всего и создание системы» [3; 248]. Таким образом Фрейд, по его собственным словам, опровергает существование особой философии, выражаемой психоанализом; однако, учитывая все факты, можно прийти только к одному выводу: это то, во что Фрейд осознанно верил и во что хотел верить, в то время как его желание основать новую философско-научную религию было подавлено и оставалось бессознательным.

Тем не менее тот же самый Фрейд в трогательном письме Ференци от 8 мая 1913 года писал: «Вполне возможно, что на этот раз мы действительно будем похоронены – после того как похоронный марш для нас столь часто исполнялся напрасно. Это очень изменит наши личные судьбы, но ничего не изменит в судьбе науки. Мы владеем истиной; я был уверен в этом еще пятнадцать лет назад» [7; Vol. 2; 148].

Что же это была за истина? Что составляло ядро психоаналитической религии, чем была догма, давшая энергию для образования и распространения движения?

Я полагаю, что эта центральная догма наиболее ясно выражена Фрейдом в «Эго и Ид»: «Эго развивается от опознания инстинктов к доминированию над ними, от послушания им к их подавлению. Суперэго, будучи отчасти реакцией против инстинктивных процессов в Ид, в высшей мере способствует этому достижению. Психоанализ – это инструмент, которому суждено осуществить прогрессивное завоевание Ид» («Эго и Ид», гл. 5. – Курсив мой. – Э.Ф.). Фрейд выражает здесь религиозно-этическую цель, победу разума над страстью. Эта цель коренится в протестантизме, в философии века Просвещения, в философии Спинозы, в религии Разума, но в концепции Фрейда она приобретает специфическую форму. До Фрейда предпринималась попытка укротить разумом иррациональные аффекты человека, их при этом не зная, точнее, не зная их глубинных источников. Фрейд, полагая, что он открыл эти источники в либидозных устремлениях и сложных механизмах их подавления, сублимации, формировании симптомов и т. д., должен был верить в то, что теперь впервые вековая мечта человека о самоконтроле и рациональности может быть реализована. Если провести аналогию с Марксом, то как Маркс верил, что нашел научную основу социализма в противоположность тому, что он именовал утопическим социализмом, так Фрейд полагал, что нашел научную основу для старых моральных целей и тем самым преодолел утопическую мораль, представленную религиозными и философскими учениями. Поскольку Фрейд не верил в среднего человека, эта новая научная мораль оказывалась целью, доступной только элите, и психоаналитическое движение становилось активным авангардом, маленьким, но хорошо организованным, которому предстояло обеспечить победу моральному идеалу.

Возможно, Фрейд мог бы стать социалистическим лидером, вождем этико-культурного движения или, уже по иным причинам, предводителем сионистского движения; мог бы – но не мог, поскольку кроме желания разрешить загадку человеческого существования обладал всеобъемлющим научным интересом к человеческому разуму, начал свою карьеру как врач и был слишком чувствительным и скептичным, чтобы сделаться политическим лидером. Однако под прикрытием научной школы он реализовал свою старую мечту – быть Моисеем, который указал человечеству путь в землю обетованную: победу Эго над Ид и путь к этой победе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.