Глава тридцать четвертая «ПРИНЦИП ДЕНЕЖНОГО ОБРАЩЕНИЯ» И АНГЛИЙСКОЕ БАНКОВСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО 1844 ГОДА

Глава тридцать четвертая

«ПРИНЦИП ДЕНЕЖНОГО ОБРАЩЕНИЯ» И АНГЛИЙСКОЕ БАНКОВСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО 1844 ГОДА

{В одной из прежних работ^{36} была исследована теория стоимости денег Рикардо в отношении к ценам товаров; поэтому мы можем здесь ограничиться лишь самым необходимым. По Рикардо, стоимость денег — металлических — определяется овеществленным в них рабочим временем, однако лишь до тех пор, пока количество денег находится в нормальном отношении к массе и цене обращающихся товаров. Если количество денег поднимается выше этого отношения, то падает их стоимость, товарные цены повышаются; если оно опускается ниже нормального отношения, то стоимость их повышается, а товарные цены падают — при прочих равных условиях. В первом случае страна, где имеется такой избыток золота, будет вывозить золото, упавшее ниже своей стоимости, и ввозить товары; во втором случае золото будет притекать в страны, в которых оно оценивается выше его стоимости, в то время как недооцененные товары направляются оттуда на другие рынки, где их можно продать по нормальным ценам. Так как при таких предпосылках «само золото, будь то в форме монеты или в форме слитков, может стать знаком большей или меньшей стоимости чем его собственная металлическая стоимость, то, разумеется, и находящиеся в обращении разменные банкноты разделяют ту же участь. Хотя банкноты разменны, и, следовательно, их реальная стоимость соответствует их номинальной стоимости, совокупная масса обращающихся денег, золота и банкнот (the aggregate currency consisting of metal and of convertible notes), может быть оценена выше или ниже своей стоимости, соответственно тому, поднимается ли общее их количество, по изложенным уже причинам, выше или падает ниже того уровня, который определяется меновой стоимостью обращающихся товаров и металлической стоимостью золота… Это обесценение, — не бумажных денег по отношению к золоту, а золота и бумажных денег, вместе взятых, или совокупной массы средств обращения данной страны, — представляет собой одно из главных открытий Рикардо, которое лорд Оверстон и К° поставили себе на службу и сделали основным принципом банковского законодательства сэра Роберта Пиля 1844 и 1845 годов» (цит. соч., стр. 155).

Нам нет надобности повторять здесь приведенное там же доказательство ложности этой теории Рикардо. Нас интересует лишь тот способ, каким эти положения Рикардо были переработаны школой банковских теоретиков, продиктовавшей упомянутые банковские акты Пиля.

«Торговые кризисы XIX столетия, особенно большие кризисы 1825 и 1836 гг., не вызвали дальнейшего развития теории денег Рикардо, но вызвали новое ее применение. Теперь это были уже не единичные экономические явления, — как обесценение благородных металлов в XVI и XVII столетиях у Юма или обесценение бумажных денег в течение XVIII и в начале XIX столетий у Рикардо, — а великие бури мирового рынка, в которых разряжалось противоречие всех элементов буржуазного процесса производства; происхождение этих бурь и способы защиты от них искали в самой поверхностной и самой абстрактной сфере процесса, в сфере денежного обращения. Собственно теоретическая предпосылка, из которой исходит эта школа заклинателей экономических бурь, состоит в сущности не в чем ином, как в догме, будто Рикардо открыл законы чисто металлического обращения. Им оставалось лишь подвести под эти законы кредитное или банкнотное обращение.

Наиболее всеобщее и ощутительное явление торговых кризисов, это — внезапное всеобщее падение товарных цен, наступающее после довольно длительного всеобщего их повышения. Всеобщее падение товарных цен может быть выражено как повышение относительной стоимости денег по сравнению со всеми товарами, а всеобщее повышение цен, наоборот, — как падение относительной стоимости денег. В обоих способах выражения явление лишь названо, но не объяснено… различная фразеология точно так же не изменяет задачу, как не изменил бы ее перевод с немецкого языка на английский. Поэтому теория денег Рикардо пришлась необычайно кстати, ибо она придает тавтологии видимость причинного отношения. Отчего происходит периодическое всеобщее падение товарных цен? От периодического повышения относительной стоимости денег.

Отчего, наоборот, происходит всеобщее периодическое повышение товарных цен? От периодического падения относительной стоимости денег. С таким же правом можно было бы сказать, что периодическое повышение и падение цен происходит от их периодического повышения и падения… Если только согласиться с превращением тавтологии в причинное отношение, то все остальное получается очень легко. Повышение товарных цен происходит от падения стоимости денег, падение же стоимости денег, как мы узнаем от Рикардо, происходит от переполнения денежного обращения, то есть оттого что масса обращающихся денег превышает уровень, определяемый их собственной имманентной стоимостью и имманентной стоимостью товаров. Точно так же, наоборот, всеобщее падение товарных цен происходит от повышения стоимости денег выше их имманентной стоимости вследствие недостаточного количества их в обращении. Следовательно, цены периодически повышаются и падают потому, что периодически в обращении находится слишком много или слишком мало денег. Если же будет доказано, что повышение цен совпадало с сокращением денежного обращения, а падение цен — с расширением денежного обращения, то можно будет, несмотря на это, утверждать, что вследствие некоторого, хотя статистически и совершенно недоказуемого, уменьшения или увеличения находящейся в обращении товарной массы количество обращающихся денег, пусть не абсолютно, но относительно увеличилось или уменьшилось. Мы уже видели, что, по мнению Рикардо, эти всеобщие колебания цен должны иметь место и при чисто металлическом обращении, но они выравниваются благодаря своему чередованию, так например, недостаточное денежное обращение вызывает падение товарных цен, это падение товарных цен вызывает вывоз товаров за границу, этот вывоз влечет за собой прилив денег в страну, а последний вновь вызывает возрастание товарных цен. Обратное происходит при избыточном денежном обращении, когда ввозятся товары и вывозятся деньги. Хотя эти всеобщие колебания цен вытекают из самой природы металлического обращения, как его понимал Рикардо, однако их бурная и насильственная форма, форма кризисов, присуща периодам развитого кредита; поэтому становится совершенно ясно, что выпуск банкнот не регулируется точно по законам металлического обращения. Металлическое обращение обладает своим целебным средством в виде импорта и экспорта благородных металлов, которые немедленно в качестве монеты вступают в обращение и таким образом своим приливом или отливом вызывают падение или повышение товарных цен. Такое же действие на товарные цены должны теперь искусственно оказывать банки путем подражания законам металлического обращения. Если золото притекает из-за границы, то это доказывает, что в обращении недостаточно денег, что стоимость денег слишком высока, а товарные цены — слишком низки; следовательно, банкноты должны быть брошены в обращение пропорционально количеству вновь ввозимого золота. И наоборот, они должны быть изъяты из обращения пропорционально количеству золота, отливающему из страны. Другими словами, выпуск банкнот должен регулироваться в соответствии с импортом и экспортом благородных металлов или с вексельным курсом. Ложная предпосылка Рикардо, будто золото есть только монета и поэтому все ввозимое золото увеличивает количество обращающихся денег и тем самым повышает цены, а все вывозимое золото уменьшает количество монеты и тем самым понижает цены, — эта теоретическая предпосылка становится здесь практическим экспериментом, предписывающим выпускать в обращение столько монеты, сколько в данный момент имеется в наличности золота. Лорд Оверстон (банкир Джонс Лойд), полковник Торренс, Норман, Клей, Арбатнот и множество других писателей, известных в Англии под названием школы «currency principle»^{37}, не только проповедовали эту доктрину, но через посредство банковских актов сэра Роберта Пиля от 1844 и 1845 гг. сделали ее основой существующего английского и шотландского банковского законодательства. Позорное фиаско этой доктрины, как теоретическое, так и практическое, после экспериментов в самом крупном национальном масштабе, может быть изложено только в учении о кредите» (цит. соч., стр. 165–168).

Критика этой школы была дана Томасом Туком, Джемсом Уилсоном (в «Economist» 1844–1847 гг.) и Джоном Фуллартоном. Насколько недостаточно понимали и эти писатели природу золота, как смутно представляли они себе соотношение между деньгами и капиталом, мы видели уже неоднократно, особенно в главе XXVIII настоящей книги. Здесь мы приведем еще несколько данных из трудов комиссии палаты общин 1857 г. относительно действия банковских актов Пиля (В. G. 1857). — Ф. Э.}

Дж. Г. Хаббард, бывший управляющий Английским банком, показывает:

«2400. — Вывоз золота… абсолютно не влияет на товарные цены. Но вывоз золота оказывает весьма значительное влияние на курс ценных бумаг, так как в той мере, в какой изменяется процент, неизбежно затрагивается и стоимость товаров, воплощающих этот процент».

Он приводит две таблицы, относящиеся к 1834–1843 и 1844–1853 гг., которые показывают, что движение цен пятнадцати наиболее важных предметов торговли происходило совершенно независимо от отлива и прилива золота и от ставки процента. Но зато они свидетельствуют о тесной зависимости между отливами и приливами золота, которое действительно является «представителем нашего капитала, ищущего приложения», и ставкой процента.

«В 1847 г. очень большая сумма американских ценных бумаг была вывезена обратно в Америку, точно так же русские ценные бумаги были вывезены обратно в Россию, а ценные бумаги других стран континента — в страны, из которых мы получаем наш хлеб» [2402].

Пятнадцать основных предметов торговли, положенные в основу приводимых ниже таблиц Хаббарда, — следующие: хлопок, хлопчатобумажная пряжа, хлопчатобумажные ткани, шерсть, сукно, лен, полотно, индиго, чугун, жесть, медь, сало, сахар, кофе, шелк.

II. С 1844 по 1853 г.

II. С 1844 по 1853 г.

Хаббард делает к этим таблицам следующее примечание:

«Как за десятилетие с 1834 по 1843 г., так и за 1844–1853 гг. колебания золотой наличности Банка каждый раз сопровождались возрастанием или уменьшением ссудной стоимости денег, выдаваемых под учет; а с другой стороны, изменения товарных цен внутри страны обнаруживают полную независимость от количества средств обращения, как это можно видеть по колебаниям золотого запаса Английского банка» («Bank Acts Report», 1857, II, p. 290, 291).

Так как спросом и предложением товаров регулируются их рыночные цены, то здесь становится очевидным, насколько ошибочно оверстоновское отождествление спроса на ссудный денежный капитал (или скорее отклонений предложения от спроса), как он проявляется в учетной ставке, и спроса на действительный «капитал». Утверждение, что товарные цены регулируются колебаниями в количестве средств обращения, скрывается теперь за фразой, что колебания учетной ставки выражают собой колебания спроса на действительный вещественный капитал в отличие от денежного капитала. Мы видели, что и Норман и Оверстон действительно утверждали это перед той же самой комиссией; мы видели также, к каким жалким уверткам они вынуждены были при этом прибегать, в особенности Оверстон, пока наконец он совсем не запутался (гл. XXVI). В самом деле, это старый вздор, будто изменения в количестве наличного золота, увеличивая или уменьшая массу средств обращения в стране, тем самым неизбежно должны повысить или понизить товарные цены в пределах этой страны. Если золото вывозится, то, согласно этой теории, цены товаров должны возрастать в той стране, куда направляется золото, и вместе с тем должна возрастать стоимость экспорта страны, вывозящей золото, на рынке страны, ввозящей золото; напротив, стоимость экспорта последней страны на рынке первой должна падать, в то время как стоимость экспортируемых товаров возрастает на их родине, куда приливает золото. На самом же деле уменьшение количества золота повышает лишь процентную ставку, тогда как увеличение его понижает последнюю; и если бы эти колебания процента не оказывали влияния при установлении издержек производства или на определение спроса и предложения, то товарные цены ими совершенно не затрагивались бы.

В том же отчете Н. Александер, глава одной крупной фирмы, ведущей дела в Индии, следующим образом высказывается относительно сильного отлива серебра в Индию и Китай, имевшего место в середине 50-х годов, частью вследствие гражданской войны в Китае[16], которая затруднила сбыт английских тканей в Китай, частью вследствие болезни шелковичных червей в Европе, значительно сократившей итальянское и французское шелководство.

«4337. Происходит ли отлив в Китай или в Индию? — Вы посылаете серебро в Индию и на значительную часть его покупаете опиум, который весь идет в Китай, чтобы образовать фонд для закупки шелка; а состояние рынков в Индии» (несмотря на накопление там серебра) «таково, что купцу выгоднее посылать туда серебро, чем ткани и другие английские изделия. — 4338. Не имел ли место крупный отлив из Франции, вследствие чего мы получили серебро? — Конечно, он был очень велик. — 4344. Вместо того чтобы вывозить шелк из Франции и Италии, мы посылаем его туда в значительных количествах — как бенгальский, так и китайский».

Итак, в Азию посылалось серебро — денежный металл этой части света — вместо товаров не потому, что цены этих товаров поднялись в стране, которая их производит (Англия), а потому, что они упали — упали из-за чрезмерного ввоза — в стране, куда товары импортируются; и это несмотря на то, что серебро получено Англией из Франции и частью должно было оплачиваться золотом. По теории «денежной школы», при таком импорте цены в Англии должны были бы упасть, а в Индии и Китае — повыситься.

Другой пример. Перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/1857) Уайли, один из первых ливерпульских купцов, дает следующие показания:

«1994. В конце 1845 г. не было более выгодного дела, которое давало бы столь же высокие прибыли» {чем бумагопрядение}. «Запас хлопка был велик, и хороший, пригодный к делу хлопок можно было получить по 4 пенса за фунт, причем из такого хлопка можно было выпрясть хороший secunda mule twist № 40^{38} с затратой также в 4 пенса, следовательно, с общим расходом на прядильщика приблизительно в 8 пенсов. В сентябре и октябре 1845 г. эта пряжа продавалась большими массами и заключались столь же крупные контракты на поставку по 10¹/₂ и 11¹/₂ пенса за фунт, и в некоторых случаях прядильщики реализовали прибыль, равную покупной цене хлопка. — 1996. Дело оставалось прибыльным до начала 1846 года. — 2000. 3 марта 1844 г. запас хлопка» {627042 кипы} «более чем вдвое превышал его нынешнюю величину» {3 марта 1848 г., когда запас равнялся 301070 кипам} «и тем не менее цена была на 1¹/₄ пенса дороже на фунт». {6¹/₄ против 5 пенсов.}

Вместе с тем цена пряжи — хорошего secunda mule twist № 40 — упала с 10¹/₂ пенса в январе до 9¹/₂ пенса за фунт в октябре и до 7³/₄ пенса в конце декабря 1847 года; пряжа продавалась по покупной цене хлопка, из которого она выпрядена (там же, №№ 2021, 2023). Это проливает истинный свет на своекорыстную мудрость Оверстона, согласно которой деньги «дороги» потому, что капитал «редок». 3 марта 1844 г. учетная ставка была 3 %; в октябре и ноябре 1847 г. она достигла 8 % и 9 % и 3 марта 1848 г. еще была равна 4 %. Цены хлопка вследствие полной приостановки сбыта и паники, с соответствующей ей высокой процентной ставкой, упали гораздо ниже той цены, которая соответствовала размерам предложения. Результатом этого было, с одной стороны, небывалое уменьшение ввоза в 1848 г. и, с другой стороны, уменьшение производства в Америке; отсюда новое повышение цен хлопка в 1849 году. По Оверстону, товары были слишком дороги потому, что в стране было слишком много денег.

«2002. Недавнее ухудшение состояния дел в хлопчатобумажной промышленности нельзя приписать недостатку сырья, так как цена понизилась, несмотря на то, что запасы хлопка-сырца значительно сократились».

До чего же милым образом Оверстон смешивает цену, соответственно стоимость, товара и стоимость денег, то есть процентную ставку. В своем ответе на вопрос 2026 Уайли высказывает свое общее мнение о теории «денежной школы», в соответствии с которой Кардуэлл и сэр Чарлз Вуд в мае 1847 г.

«настаивали на необходимости проводить банковский акт 1844 г. во всем его объеме. Эти принципы, по-моему, таковы, что они должны придавать деньгам искусственно высокую стоимость, а всем товарам искусственную, разорительно низкую стоимость».

Он говорит далее о влиянии этого банковского акта на общее состояние дел:

«Так как лишь с большими жертвами можно было учесть четырехмесячные векселя, которыми являются обычные тратты фабричных городов на купцов и банкиров за купленные и предназначенные для Соединенных Штатов товары, то выполнение заказов было в значительной мере затруднено вплоть до правительственного распоряжения от 25 октября» (приостановка действия банковского акта), «когда снова возможно стало учитывать эти четырехмесячные векселя» (2097).

Следовательно, и в провинции приостановка действия банковского акта ощущалась как избавление.

«2102. В прошлом октябре» {1847 г.} «почти все американские покупатели, закупающие здесь товары, немедленно сократили, насколько это возможно было, свои заказы; и когда в Америку пришло известие о вздорожании денег, все новые заказы прекратились. — 2134. Хлеб и сахар представляли особый случай. На хлебный рынок оказывали влияние виды на урожай, на сахар оказывали влияние огромные запасы и ввоз. — 2163. Из наших платежных обязательств по отношению к Америке… многие были ликвидированы путем принудительной продажи отправленных на консигнацию товаров и многие, боюсь, были аннулированы вследствие банкротств, которые здесь имели место. — 2196. Если память не изменяет мне, на нашей фондовой бирже в октябре 1847 г. процентная ставка доходила до 70 %».

{Кризис 1837 г. с его продолжительными болезненными последствиями, к которым в 1842 г. присоединился еще развернутый добавочный кризис [vollstandige Nachkrise], и своекорыстное ослепление промышленников и купцов, которые ни за что не хотели признавать перепроизводства — ведь согласно вульгарной политической экономии — это нелепость и невозможность! — вызвали, наконец, ту путаницу в умах, которая позволила «денежной школе» применить свою догму на практике в национальном масштабе. Банковские законы 1844–1845 гг. были приняты парламентом.

Банковский акт 1844 г. делит Английский банк на эмиссионное и банковое отделение. Первое получает обеспечении — главным образом в виде свидетельств государственного долга — на 14 млн. ф. ст. и весь металлический запас, который может состоять из серебра не более чем на ¹/₄, и выпускает на общую сумму того и другого банкноты. Поскольку эти последние не находятся в руках публики, они лежат в банковом отделении и образуют вместе с небольшим количеством необходимой для каждодневных нужд монеты (около одного миллиона) всегда готовый резерв банкового отделения. Эмиссионное отделение выдает публике банкноты за золото и золото за банкноты; остальные операции с публикой осуществляет банковое отделение.

Частные банки, имевшие в 1844 г. право выпускать собственные банкноты в Англии и Уэльсе, сохранили за собой это право, только выпуск их банкнот был лимитирован; если такой банк прекращает выпуск собственных банкнот, Английский банк имеет право увеличить сумму своих непокрытых банкнот на ²/3 освободившегося лимита; таким путем сумма эта к 1892 г. повысилась с 14 до 16¹/2 млн. ф. ст., точнее до 16450000 фунтов стерлингов.

Итак, взамен каждых пяти фунтов золотом, уходящих из банкового резерва, в эмиссионное отделение поступает пятифунтовая банкнота и уничтожается там; взамен каждых пяти соверенов, поступивших в резерв, выпускается в обращение новая пятифунтовая банкнота. Этим практически осуществляется оверстоновское идеальное бумажное обращение, совершенно точно подчиненное законам металлического обращения, и благодаря этому, по утверждению сторонников «денежной школы», кризисы становятся навсегда невозможными.

В действительности разделение Банка на два независимых отделения лишало дирекцию возможности свободно располагать в решающие моменты всеми доступными ей средствами, так что могли наступить случаи, когда банковое отделение стояло перед банкротством, а эмиссионное отделение сохраняло в бездействии миллионы золотом, не считая 14 миллионов обеспечения. И притом подобное состояние дел могло наступать тем легче, что почти каждый кризис имеет период, когда происходит сильный отлив золота за границу, который надо покрывать главным образом за счет металлического запаса Банка. Но взамен каждых пяти фунтов, уходящих в этом случае за границу, из внутреннего обращения извлекается пятифунтовая банкнота, следовательно, количество средств обращения уменьшается как раз в тот момент, когда их требуется больше всего и потребность в них настоятельнее всего. Таким образом, банковский акт 1844 г. прямо толкает весь торговый мир к тому, чтобы в момент, когда разражается кризис, тотчас же припрятать запасы банкнот и, следовательно, ускорить и обострить кризис; таким наступающим в решающий момент искусственным повышением спроса на денежные ссуды, то есть на средства платежа, при одновременном ограничении их предложения, этот акт в период кризиса гонит процентную ставку до неслыханной высоты; итак, вместо того чтобы устранять кризисы, он их усиливает до такой степени, что должен потерпеть крах либо весь промышленный мир, либо банковский акт. Два раза, 25 октября 1847 г. и 12 ноября [1857 г.], кризис достигал этой высоты; тогда правительство освободило Банк от ограничений в выпуске банкнот, приостановив действие акта 1844 г., и оба раза этого было достаточно для того, чтобы приостановить кризис. В 1847 г. достаточно было уверенности в возможности снова получать банкноты под первоклассное обеспечение, чтобы извлечь на свет и вернуть обращению накопленные запасы банкнот на 4–5 миллионов; в 1857 г. было выпущено без малого 1 миллион банкнотами свыше узаконенной нормы, но лишь на самое короткое время.

Необходимо, кроме того, упомянуть, что законодательство 1844 г. хранит еще следы памятного первого двадцатилетия нынешнего века — времени приостановки размена банкнот и обесценения последних. Опасение, что может быть потеряно доверие к банкнотам, проявляется здесь еще очень заметно; совершенно напрасное опасение, так как уже в 1825 г. выпуском имевшегося старого запаса однофунтовых банкнот, изъятых из обращения, был приостановлен кризис и тем самым было доказано, что даже в то время всеобщего и сильнейшего недоверия доверие к банкнотам не было поколеблено. И это вполне понятно: ведь фактически за этими знаками стоимости стоит вся нация со всем своим кредитом. — Ф. Э.}

Выслушаем теперь несколько показаний о влиянии банковского акта. Дж. Ст. Милль полагает, что банковский акт 1844 г. сдерживал спекуляцию. Сей мудрый муж по счастливой случайности выступал как раз 12 июня 1857 года. Четыре месяца спустя разразился кризис. Милль буквально поздравляет «директоров банка и коммерческую публику вообще» с тем, что они

«понимают теперь много лучше, чем раньше, природу торгового кризиса и тот очень большой вред, который они причиняют сами себе и публике, поддерживая чрезмерную спекуляцию» (В. С. 1857, № 2031).

Мудрый Милль полагает, что если выпускаются однофунтовые банкноты,

«как ссуды фабрикантам и др., выплачивающим заработную плату… то банкноты эти могут попасть в руки других лиц, которые затратят их на цели потребления, и в этом случае банкноты сами по себе создают спрос на товары и могут временно иметь тенденцию содействовать повышению цен» [2066].

Следовательно, г-н Милль допускает, что фабриканты будут выдавать более высокую заработную плату, если они будут расплачиваться бумагой вместо золота? Или же он думает, что если фабрикант получит свою ссуду стофунтовыми банкнотами и разменяет затем последние на золото, то заработная плата вызовет меньший спрос, чем в том случае, если бы она выдавалась прямо однофунтовыми банкнотами? И разве он не знает, что, например, в некоторых горных округах

заработная плата выдавалась банкнотами местных банков, так что несколько рабочих получали вместе одну пятифунтовую банкноту? Увеличивает ли это их спрос? Или, быть может, мелкими банкнотами банкиры легче дают фабрикантам ссуду и на большую сумму, чем крупными?

{Этот необычайный страх Милля перед однофунтовыми банкнотами был бы совершенно необъясним, если бы весь его труд по политической экономии не обнаруживал эклектизма, не останавливающегося ни перед какими противоречиями. С одной стороны, он во многом согласен с Туком против Оверстона, с другой стороны, верит в то, что товарные цены определяются количеством имеющихся денег. Следовательно, он отнюдь не убежден, что вместо каждой выпущенной банкноты — при прочих равных условиях — в запас банка поступает один соверен; он опасается, что масса средств обращения может увеличиться и вследствие этого обесцениться, то есть поднять товарные цены. Только это скрывается за приведенными выше опасениями и ничего больше. — Ф. Э.}

О разделении Банка на два отделения и чрезмерной заботливости относительно обеспечения размена банкнот Тук высказывается следующим образом перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57):

Более крупные колебания процентной ставки в 1847 г. по сравнению с 1837 и 1839 гг. вызваны только разделением Банка на два отделения (3010). — Обеспеченность банкнот не была затронута ни в 1825, ни в 1837, ни в 1839 годах (3015). — Спрос на золото в 1825 г. имел целью лишь заполнить пустоту, образовавшуюся вследствие полной дискредитации однофунтовых банкнот провинциальных банков; эта пустота могла быть заполнена только золотом, пока Английский банк не выпустил, в свою очередь, одно фунтовые банкноты (3022). — В ноябре и декабре 1825 г. не наблюдалось ни малейшего спроса на золото для вывоза (3023).

«Что касается дискредитации Банка внутри страны и за границей, то приостановка выдачи дивидендов и вкладов имела бы гораздо более тяжелые последствия, чем приостановка размена банкнот (3028).

3035. Не думаете ли вы, что любое обстоятельство, угрожающее в конечном счете разменности банкнот, могло бы в момент коммерческого угнетения создать новые и серьезные затруднения? — Отнюдь нет.

В течение 1847 г. увеличенный выпуск банкнот, быть может, способствовал бы обратному наполнению золотого запаса Банка, как это имело место в 1825 году (3058)».

Перед комиссией палаты общин 1857 г. по банковскому законодательству (В. А. 1857) Ньюмарч говорит:

«1357. Первое плохое последствие… этого разъединения двух отделений (Банка) и неизбежно вытекающего отсюда разделения золотого запаса состояло в том, что банковские операции Английского банка, то есть

вся та сфера его операций, которая приводит его в непосредственную связь с торговлей страны, могли вестись лишь с половинной суммой прежнего запаса. Вследствие этого разделения запаса сложилось такое положение вещей, что при малейшем уменьшении резерва банкового отделения Банк вынужден был повышать свою учетную ставку. Такое уменьшение резерва вызвало поэтому ряд скачкообразных изменений учетной ставки. — 1358. Таких изменений с 1844 г.» {до июня 1857} «было около 60, тогда как до 1844 г. за такой же период времени они едва ли составили дюжину».

Особенно интересны показания перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57) Палмера, бывшего с 1811 г. директором и в течение некоторого времени управляющим Английского банка:

«828. В декабре 1825 г. в Банке оставалось золота приблизительно на 1100000 фунтов стерлингов. Он, несомненно, потерпел бы полное банкротство, если бы этот акт» {1844 г.} «существовал в то время. В декабре Банк выпустил, думается мне, в одну неделю на 5 или 6 миллионов банкнот, и это значительно смягчило тогдашнюю панику.

825. Первый момент» {после 1 июля 1825 г.}, «когда современное банковское законодательство потерпело бы крах, если бы Банк попытался довести до конца раз начатые операции, наступил 28 февраля 1837 года; Банк тогда имел от 3900000 до 4000000 ф. ст., и он сохранил бы всего 650000 ф. ст. в своем резерве. Другой период, подобный этому моменту, был в 1839 г. и продолжался с 9 июля до 5 декабря. — 826. Каковы были размеры резерва в этом случае? На 5 сентября резерв состоял из дефицита на сумму 200000 фунтов стерлингов (the reserve was minus altogether 200000 Ј). 5 ноября он возрос приблизительно до 1–1¹/₂ миллиона. — 830. Акт 1844 г. воспрепятствовал бы Банку в 1837 г. оказать поддержку торговле с Америкой. — 831. Три главнейших американских фирмы обанкротились… Почти все фирмы, торгующие с Америкой, лишились кредита, и если бы в то время Банк не пришел им на помощь, то я не думаю, что устояло бы более одной или двух фирм. — 836. Угнетенное состояние в 1837 г. нельзя сравнивать с угнетенным состоянием 1847 года. Действие первого ограничивалось почти исключительно американскими операциями». — 838. (В начале июня 1837 г. в дирекции Банка дискутировался вопрос, какими мерами облегчить угнетенное состояние.) «Некоторые отстаивали то мнение… что наиболее правильным принципом было бы повысить процентную ставку, вследствие чего упали бы товарные цены, словом, удорожить деньги и удешевить товары, что и дало бы возможность осуществить заграничные платежи (by which the foreign payment would be accomplished). — 906. Введение искусственного ограничения полномочий Банка актом 1844 г. вместо старой и естественной границы его полномочий, а именно действительных размеров его металлического запаса, создает искусственное затруднение в ходе дел и тем самым оказывает такое влияние на товарные цены, которого можно было бы избежать без этого акта. — 968. При действии акта 1844 г. нельзя в обычных условиях понизить металлический запас Банка значительно ниже 9¹/₂ миллиона. Это оказало бы давление на цены и кредит, которое в свою очередь вызвало бы такое изменение вексельных курсов, что ввоз золота возрос бы и увеличил сумму золота в эмиссионном отделении. — 996. При теперешнем ограничении вы» { Банк} «лишены той возможности управлять движением серебра, которая необходима в моменты, когда серебро требуется для воздействия на заграничный курс. — 999. Какова была цель предписания, ограничившего серебряный запас Банка ¹/₅ общей суммы его металлического запаса? — На этот вопрос я не могу ответить».

Цель была удорожить деньги; та же самая цель, которая, независимо от теории «денежной школы», преследовалась при разделении Банка на два отделения и при установлении для шотландских и ирландских банков обязательства держать в резерве золото для покрытия банкнот, выпускаемых свыше известной нормы. Таким образом возникла децентрализация национального металлического запаса, которая ослабила его способность поправлять неблагоприятный вексельный курс. К повышению ставки процента направлены все следующие постановления: право Английского банка выпускать банкноты на сумму большую, чем 14 млн. ф. ст., не иначе как при покрытии их золотым запасом; управление банковым отделением, так же как и обычным банком, путем понижения процентной ставки в периоды избытка денег и повышения ее в периоды угнетения; ограничение серебряного запаса, главного средства для регулирования вексельного курса с континентом Европы и Азией; предписания относительно шотландских и ирландских банков, которые никогда не нуждаются в золоте^{39}для экспорта и которые теперь должны хранить его в запасе под предлогом обеспечения в действительности совершенно иллюзорного размена банкнот. Факт тот, что акт 1844 г. впервые вызвал в 1857 г. штурм шотландских банков с требованием золота. Новое банковское законодательство не делает также никакого различия между отливом золота за границу и внутрь страны, хотя, само собой разумеется, последствия того и другого совершенно различны. Отсюда постоянные сильные колебания рыночной ставки процента. Отвечая на вопросы 992 и 994, Палмер дважды подчеркнул, что Английский банк может покупать на банкноты серебро лишь в том случае, если вексельный курс благоприятен для Англии и, следовательно, серебро в избытке; потому что:

«1003. Единственная цель, из-за которой можно держать значительную часть металлического запаса в серебре, состоит в стремлении облегчить заграничные платежи в период, когда вексельный курс неблагоприятен для Англии. — 1004. Серебро есть товар, который, являясь деньгами для всего остального мира, оказывается наиболее подходящим товаром… для этой цели» {заграничных платежей}. «Лишь Соединенные Штаты за последнее время принимали в уплату только золото».

По его мнению, в периоды угнетения Английскому банку не было надобности повышать учетную ставку выше старого уровня в 5 %, пока неблагоприятный вексельный курс не отвлекает золото за границу. Если бы не было акта 1844 г., то банк мог бы без всякого затруднения учесть все первоклассные векселя (first class bills), которые были ему предложены {1018–1020}.

«Но при акте 1844 г. и при том положении, в котором находился Банк в октябре 1847 г., не было такого процента, которого Банк потребовал бы от кредитоспособных фирм и который они не были бы готовы уплатить, чтобы не прекращать платежей») [1022].

А высокая учетная ставка составляла как раз цель этого акта.

«1029. Я считаю необходимым строго различать влияние учетной ставки на заграничный спрос» {на благородные металлы} «и повышение процента с целью предотвратить нажим на Банк в период недостатка в кредите внутри страны. — 1023. До акта 1844 г., когда курс был благоприятен для Англии, а в стране царило беспокойство и даже положительная паника, не существовало никакой границы для выпуска банкнот, который один только мог облегчить это угнетенное состояние».

Так высказывается человек, который в течение 39 лет сидел в дирекции Английского банка. Послушаем теперь частного банкира Туэлса, с 1801 г. компаньона Спунера, братьев Атвуд и К°. Это единственный из всех свидетелей, опрошенных комиссией палаты общин 1857 г. по банковскому законодательству (В. С. 1857), который дает возможность бросить взгляд на действительное состояние страны и который видит приближающийся кризис. В остальном он является представителем бирмингемской школы «little shilling men»[17], подобно своим компаньонам, братьям Атвуд, которые являются основателями этой школы (см. К. Маркс. «К критике политической экономии». Берлин [1859], стр. 59[18]). Он говорит:

«4488. Какое влияние, по вашему мнению, оказал акт 1844 года? — Если я должен отвечать как банкир, то я скажу, что акт оказал самое хорошее действие, так как банкирам и» { денежным} «капиталистам всякого рода он доставил богатую жатву. Но он имел очень плохие результаты для честных и усердных представителей делового мира, которые нуждаются в устойчивой процентной ставке, чтобы с уверенностью вести свои дела… акт сделал ссуду денег в высшей степени прибыльным занятием. — 4489. Он» {банковский акт} «позволяет лондонским акционерным банкам выплачивать акционерам 20–22 %? — Один из них выплатил недавно 18 %, а другой, насколько мне известно, 20 %; они имеют все основания самым решительным образом защищать акт 1844 года. — 4490. Мелкие деловые люди и респектабельные купцы, не обладающие крупным капиталом… их он сильно ущемляет… Чтобы убедиться в этом, достаточно того, что я вижу поразительную массу их акцептов, остающихся неоплаченными. Эти акцепты всегда незначительны, приблизительно в 20—100 ф. ст., многие из них не оплачиваются и вследствие этого возвращаются назад во все части страны, что всегда служит признаком угнетенного положения… мелких торговцев».

4494. Он заявляет, что в настоящее время коммерция не приносит достаточной прибыли. Следующие его замечания важны потому, что он видел кризис в скрытом состоянии, когда никто еще не предчувствовал его.

«4494. Цены на Минсинг-Лейн еще более или менее держатся, но уже ничего не продается, нельзя продать ни за какую цену; цены держатся номинальные».

4495. Он рассказывает один случай: некий француз посылает маклеру на Минсинг-Лейн товары на сумму в 3000 ф. ст. для продажи по определенной цене. Маклер не может получить назначенной цены, француз не может продать дешевле. Товар остается без движения, но французу нужны деньги. Маклер ссужает ему поэтому 1000 ф. ст. таким способом, что француз под обеспечение товаров выписывает на маклера вексель на 1000 ф. ст. сроком на 3 месяца. По истечении 3 месяцев наступает срок платежа, а товары все еще не могут быть проданы. Маклер должен тогда оплатить вексель, и хотя он имел покрытие в 3000 ф. ст., он не был в состоянии реализовать его и вследствие этого попал в затруднительное положение. Таким образом один увлекает с собой на дно другого.

4496. «Что касается большого вывоза… если дела внутри страны находятся в угнетенном состоянии, то это неизбежно вызывает усиленный вывоз. — 4497. Полагаете ли вы, что потребление внутри страны уменьши- лось? — Очень значительно… чрезвычайно… мелкие торговцы являются в этом отношении самым надежным авторитетом. — 4498. И все же ввоз очень велик; не указывает ли это на сильное потребление? — Конечно, если только вы имеете возможность продать; но многие товарные склады переполнены этими предметами; в том примере, который я только что приводил, товары на 3000 ф. ст. были импортированы и остались непроданными.

4514. Если деньги дороги, то не скажете ли вы, что в этом случае капитал дешев? — Да». Следовательно, этот человек отнюдь не придерживается мнения Оверстона, что высокая процентная ставка — это то же самое, что дорогой капитал. Как ведутся теперь дела:

4616. «Другие очень сильно увлекаются, делают с вывозом и ввозом гигантские дела, значительно более крупные, чем позволяет их капитал, — в этом не может быть ни малейшего сомнения. Они могут иметь удачу, благодаря какому-либо счастливому случаю они могут нажить большое состояние и со всеми расплатиться. Такова во многих случаях система, по которой в настоящее время ведется значительная часть дел. Такие люди охотно теряют 20 %, 30 % и 40 % на одной отправке товара; следующая операция может вернуть им все потерянное. Но если они испытывают неудачу два раза подряд, тогда им конец; и как раз за последнее время мы очень часто наблюдали такие случаи; торговые фирмы терпят банкротство, не оставляя ни одного шиллинга в активе.

4791. Низкая процентная ставка» {за последние 10 лет} «во всяком случае неблагоприятна для банкиров, но без предъявления вам торговых книг мне было бы очень трудно объяснить, насколько нынешняя прибыль» {его собственная} «выше, по сравнению с прежним временем. Когда ставка процента низка вследствие чрезмерного выпуска банкнот, мы имеем значительную сумму вкладов; если ставка процента высока, это приносит нам прямую прибыль. — 4794. Если деньги можно получить по умеренной процентной ставке, мы имеем большой спрос на них; мы больше ссужаем; таков результат» {для нас, банкиров} «в этом случае. Если ставка процента повышается, мы получаем за ссуды больше, чем следует по справедливости; мы получаем больше, чем мы должны бы получать».

Мы уже видели, что все компетентные люди считают кредит банкнот Английского банка непоколебимым. Несмотря на это, банковский акт для обеспечения их размена абсолютно закрепляет от 9 до 10 миллионов золотом. Святость и неприкосновенность этого сокровища охраняется совершенно иначе, чем у собирателей сокровищ прежнего времени. У. Браун (Ливерпуль) показывает перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57).

«2311. Что касается той пользы, которую эти деньги» {металлический запас эмиссионного отделения} «приносили тогда, то без ущерба для дела их можно было бы бросить в море; ведь даже ничтожнейшей части их нельзя было пускать в оборот, не нарушая парламентского акта».

Предприниматель строительной промышленности Э. Кэпс, уже цитированный нами выше, тот самый, из показаний которого заимствовано описание современной лондонской системы строительства («Капитал», кн. II, гл. XII[19]), следующим образом резюмирует свое мнение о банковском акте 1844 года (В. А. 1857).

«5508. Следовательно, в общем вы того мнения, что современная система» {банковского законодательства} «является очень искусным приспособлением для того, чтобы перекладывать периодически в кошелек ростовщиков прибыль промышленности? — Да, таково мое мнение. Я знаю, что в строительном деле влияние было таково».

Как уже было упомянуто, шотландские банки банковским актом 1845 г. были вынуждены принять систему, приближающуюся к английской. На них было возложено обязательство иметь золотое покрытие для выпуска банкнот свыше суммы, установленной для каждого банка. Какие последствия это имело, видно из приводимых ниже показаний перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г. (С. D. 1848/57).

Кеннеди, управляющий одним из шотландских банков, показывает:

«3375. Имелось ли до введения акта 1845 г. в Шотландии что-либо заслуживающее названия золотого обращения? — Ничего подобного. —

3376. А с того времени увеличилось ли количество золота в обращении? — Нисколько; публика не любит золота (the people dislike gold)».

3450. Приблизительно 900000 ф. ст. золотом, которые шотландские банки должны держать в запасе с 1845 г., по его мнению, приносят лишь вред, так как «бесприбыльно поглощают значительную часть капитала Шотландии».

Далее идут показания Андерсона, управляющего Union Bank of Scotland:

«3588. Единственный случай сильного спроса на золото, предъявленного Английскому банку со стороны шотландских банков, имел место под влиянием иностранного вексельного курса? — Совершенно верно; и этот спрос не уменьшился оттого, что мы держим золото в Эдинбурге. — 3590. Пока мы имеем ту же самую сумму ценных бумаг в Английском банке» { или в частных банках Англии}, «у нас остается та же, что и раньше, возможность вызвать отлив золота из Английского банка».

В заключение процитируем еще одну статью (Уилсона) из журнала «Economist»:

«Шотландские банки держат свободную наличность у своих лондонских агентов; последние держат ее в Английском банке. Это дает шотландским банкам возможность в пределах этих сумм распоряжаться металлической наличностью Английского банка, и здесь она всегда готова к услугам, когда приходится производить заграничные платежи». Эта система была нарушена актом 1845 года. «В результате шотландского акта 1845 г. за последнее время имел место сильный отлив золотой монеты из Английского банка для удовлетворения всего лишь потенциального спроса в Шотландии, который в действительности, быть может, никогда не наступит… С этого времени значительная сумма неизменно закреплена в Шотландии, и другая значительная сумма постоянно путешествует туда и обратно между Лондоном и Шотландией. Если наступает время, когда шотландский банкир ждет повышенного спроса на свои банкноты, то из Лондона посылается ящик с золотом; раз это время миновало, тот же самый ящик, обыкновенно даже не вскрытый, отсылается обратно в Лондон» («Economist», 23 октября 1847 г. [стр. 1214–1215]).

{Что же говорит по поводу всего этого отец банковского акта, банкир Самюэл Джонс Лойд, alias^{40}лорд Оверстон?

Он уже в 1848 г. повторил перед комиссией палаты лордов по торговому кризису 1847 г.

(С. D. 1848/57), что

«стесненное положение с деньгами и высокая ставка процента, вызванные недостатком капитала, не могут быть облегчены путем усиленного выпуска банкнот» (1514),

хотя уже одного разрешения правительственным указом от 25 октября 1847 г. увеличить выпуск банкнот было достаточно, чтобы лишить кризис остроты.

Он считает, что

«высокая ставка процента и угнетенное состояние фабричной промышленности являются неизбежным результатом уменьшения вещественного капитала, применяемого для промышленных и коммерческих целей» (1604).

А между тем угнетенное состояние фабричной промышленности в течение целого ряда месяцев выражалось как раз в том, что вещественный товарный капитал в избытке заполнял кладовые, не находя сбыта, и что именно поэтому вещественный производительный капитал целиком или наполовину бездействовал, чтобы не производить еще больше товарного капитала, не находящего покупателей.

А перед комиссией палаты общин 1857 г. по банковскому законодательству он говорил следующее:

«Благодаря строгому и точному соблюдению основных положений акта 1844 г. все совершалось регулярно и легко, денежная система прочна и непоколебима, процветание страны неоспоримо, доверие общества к акту 1844 г. с каждым днем растет, и если комиссия желает дальнейших практических доказательств прочности принципов, на которых покоится этот акт, и тех благодетельных последствий, которые он обеспечивает, то верный и достаточный ответ таков: взгляните вокруг себя, посмотрите на нынешнее состояние дел в нашей стране, посмотрите на довольство народа, посмотрите на богатство и процветание всех классов общества. Последовав этому совету, комиссия будет в состоянии решить, должна ли она воспрепятствовать дальнейшему действию акта, при котором достигнуты такие успехи» (В. С. 1857, № 4189).