Речь

Речь

Итак, речь пойдет о речи. Здесь вполне резонно было бы предположить, что это и есть наша задача. А почему бы и нет? Может быть, развивая свою речь, мы, наконец-то, создадим то самое слово, которое все объяснит нам, изменит нас и сделает достойными Его? Задача, как поиск слова, которое изменит весь мир, объясняя его смысл и наше в нем место?

Не похоже. Во-первых, такое слово, которое все объясняет и должно все в нас изменить, уже есть, и это слово - Бог. Оно все объясняет, но ничего не изменяет ни в нас, ни в нашем мире. А другого слова нам не найти, сколько бы мы не искажались в этих поисках.

Во-вторых, не слово рождает новое содержание, а новое содержание рождает новое слово. Не имея о чем-то понятия, не создать о нем и слова. Если человек не знал ничего об электронах, то и слова этого не было и не могло появиться. Слово "телевизор" не могло появиться в Х1Х веке и изменить мир настолько, чтобы он сузился до размеров диагонали этого прибора. Все произошло как раз наоборот. Если что-то должно изменить нас и мир, то это должно быть на уровне понятий, а присвоим мы ему слово или не присвоим, и какое это будет слово по произношению, - вторично.

И, в третьих, совсем не похоже, что мы, как человечество в совокупности, занимаемся развитием языка и речи на протяжении всей своей истории. Скорее, наоборот. Здесь можно предвидеть как минимум удивление обыкновенного читателя и, как максимум, возмущение читателя-лингвиста. Но нас ничто не должно удерживать от подобного утверждения, поскольку наука не знает ни одного примера развития и усложнения языка! То, что происходит с языками на протяжении столетий, принято называть "развитием". Используется благородное слово для обозначения совсем не благородного дела. Но если мы нарушим научный этикет, и откажемся от этого слова, то увидим, что король не только голый, но и ему становится все хуже и хуже. Действительно: происходит смешение языков, видоизменение оборотов речи, взаимопроникновение словообразовательных приемов от одних народов к другим, но нигде нет никаких документальных источников, повествующих нам о развитии какого-либо языка.

Есть множество свидетельств о том, что люди сначала швырялись друг в друга в различных целях подручными камнями, затем стали насаживать эти камни на палки, повышая избирательность и точность поражения. Затем пошли в ход дубинки, мечи, топоры, копья, луки, арбалеты, мушкеты, пистолеты, ружья, нарезные ружья, пушки, гранаты, мины, самолеты, танки, автоматы, минометы, и, в конце концов, пришла атомная бомба, которая не избирательна и не точна, но настолько убедительна своими аргументами, что снимает все глупые вопросы о точности и избирательности. Вот - развитие и усложнение. Оно видно. Атомная бомба, конечно, не так изящна, как кавалерийская атака, но это и не попытка проломить камнем череп или откусить обидчику нос. Это даже не настойчивые тычки шпагой в разные места юркого противника. Это - прогресс! Так же точно можно сказать и о любом другом виде деятельности человека, кроме … речи.

Не собрано ни одного научного свидетельства о том, что древние смешные люди когда-то говорили очень односложно и упрощенно, а потом стали разговаривать все лучше и лучше, все успешнее и успешнее, непрестанно этому радуясь. Совсем наоборот - древние языки, как ни странно, всегда сложнее и выразительнее того, что из них получилось со временем. Современным языкам по этим показателям до древних языков очень и очень далеко.

Нет также ни одного свидетельства и о том, что когда-то развивалась письменность. Все письменные источники, какими древними они бы не были, выглядят в строго законченном виде и тоже всегда в более сложном варианте, чем они стали позднее. Никакой промежуточной, развивающейся, формирующейся письменности не обнаружено.

Похоже, что стереотип развития этой формы деятельности (речи) человека перекинулся на нее с других форм его деятельности. Если человек от купальников, имеющих когда-то вид облегченных боевых доспехов, перешел сегодня к бикини, то предполагается, что и во всем остальном людской род также мудро и совершенно прогрессирует во времени. На самом же деле никаких научных доказательств не только того, что речь прогрессировала, но и того, что человек вообще сам создал свою речь и свою письменность, - нет.

Может быть, к моменту исторических свидетельств этих языков и письменностей они уже окончательно развились усилиями человека, а более глубоко в историческую даль просто не представляется возможным заглянуть? В этом-то нас повсеместно и пытаются убедить. Но в это трудно поверить. Хоть какие-то доказательства эволюционного развития речи и письменности должны были бы быть. Но их нет. Ни одного! Что нового не найдут археологи, все абсолютно завершено по форме. Ну, а если таких доказательств нет, то всего разумнее предположить, что Бог дал человеку и готовую речь и готовую первую письменность. А, в таком случае, это вообще не может быть нашей задачей, поскольку после Него нам здесь уже делать нечего. Хотя, в любом случае, мы подошли к моменту, когда не помешает доказать или то, или иное.

Если принимать ссылки на то, что времена дикости были очень давно, и невозможно достоверно утверждать, что в тот период язык человека был таким же совершенным как наш, то мы ответим: эти времена совсем не так далеко, как нам говорят, а совсем даже и рядом. По соседству с нами. Достаточно обратиться к абсолютно диким племенам Африки, Азии, Австралии или Амазонии. Эти люди живут почти стаей, на самом раннем уровне первобытнообщинного строя, следовательно, их язык должен быть почти языком животных. Что же на самом деле обнаруживают лингвисты в этих племенах? Они обнаруживают, что примитивных языков нет. Разговоры о скудном словарном запасе членов племени "мумбо-юмбо" - выдумка потешников от художественной литературы. Язык этих племен, не прикрывающих даже своих половых достоинств одеждой, своей сложностью и выразительностью создал бы у этих литераторов, при сравнении с языком их творений, комплекс неполноценности. Как и сравнение половых достоинств. Это всегда богатые, точные и красочные языки, с превосходно развитой лексикой. Что же касается письменности, то те племена, у которых ее нет, даже и не пытаются что-либо изменить в связи с этим! Более того, выяснилась совершенно удивительная вещь, когда многие племена письменность имели, но утратили! За ненадобностью. Это народы Конго, Анголы, или, например, инки. Если она им сейчас не нужна, эта треклятая письменность, то, что могло бы заставить их изобрести ее раньше? На всякий случай, что ли?

О том, что речь не могла создаваться эволюционно, говорит и строение ушной раковины человека. Ее форма и ее складки, по исследованиям биологов, созданы для улавливания именно частот человеческой речи! При одновременном звучании нескольких источников шумов ухо лучше и чище услышит именно звук человеческой речи. Не по избирательной команде мозга, а по своему биологическому строению! Одновременно эти два процесса (развитие речи и надоевшая уже эволюция человека) идти не могли. Уши у людей одни и те же на протяжении тысяч лет, и были такими до возникновения речи, и что: они созданы естественным отбором для того, чтобы улавливать то, чего еще нет? В таком случае, эволюция большой провидец. Очевидно, что такой факт говорит о том, что уши изначально были созданы под то, чтобы распознавать самым оптимальным образом речь другого человека, а не просто набор звуков. Появилась речь в готовом виде сразу или в таком же готовом виде она появилась потом, но она обязательно должна была иметь готовый вид, потому что для этого готового вида были готовы специально под него задолго приспособленные уши.

Далее. В Москве живет девочка Наташа Бекетова. Она с младенчества (!) знает около 120 языков, и все это или языки мертвые, или диалекты, о которых ученые даже не подозревали. Наташа помогает японистам разобраться в древних иероглифах и свободно читает этрусские таблицы. Для того чтобы прочитать несколько слов этрусских таблиц ученым необходимо около месяца перебирать различные варианты звучания этих слов, потому что никто не знает какие звуки обозначают буквы этих таблиц, и как это должно звучать. Бекетова читает моментально, не задумываясь, а ученые потом на компьютерах останавливаются своими методами на нужном варианте, и выходит, что девочка всегда права, всегда точнее их и всегда дает правильный перевод. Лингвисты с удовольствием пользуются ее услугами, но не могут придать своим результатам законного статуса, поскольку, как лингвисты, то есть, представители науки, они же и утверждают, что всего этого не может быть. Факт на лицо, но этого быть не может. Что заставляет лингвистов не принимать во внимание самые достоверные факты? Не каприз. Лингвистика утверждает, что знание языка на таком свободном естественном уровне требует непременно того, чтобы человек мог этот язык услышать. А поскольку носителей языков, которые знает Наташа Бекетова, на земле давно уже нет, то возникает сомнение в том, что она их знает, хотя, несомненно и то, что она их, все-таки, знает. Бюрократия, как видим, также успешно использует принцип дополнительности.

Итак, - услышать. Это говорят и сами лингвисты. Тогда от кого древний человек мог услышать свой язык? Носителей его в то время, если сам человек предварительно и повсюду, куда ни обратись, был нем, тем более не было. Услышать было не от кого, кроме, как от Бога или от его посредников. Но мы далеки от предположения, что Бог кому-то задиктовал первые слова и обороты речи. Наташа Бекетова говорит, что каждый язык - это живое существо, и оно целое и гармоничное, это существо, и если она его знает, то знает полностью и сразу, и никогда не учила ни одного языка. Если в наше время каким-то нефизическим способом одна девочка получила 120 языков, то мы вполне можем говорить и о том, что когда-то тем же способом один человек мог получить один зык, а от него могли его услышать остальные. Пусть это происходило очень давно, но разве снимает давность того времени абсолютную истинность с того, что Бог дал Бекетовой в ХХ веке? И разве то, что произошло в ХХ веке без помощи научно-технических достижений этого века, (вообще без вмешательства любых научно-технических фокусов!), не могло произойти 60 или более веков назад? Ответ ясен, и он говорит о том, что у нас есть вполне научное и фактическое доказательство нашей версии получения языка от Бога, а у наших оппонентов - ни одного противоположного. Их позиция - не научна.

Для того чтобы говорить, предварительно нужно мыслить. Здесь опять некоторые удивятся, а некоторые возмутятся. Удивятся простые читатели, которые считают, что можно сказать и, не подумав. Это бывает. Здесь мы согласимся. Возмутятся же опять лингвисты, которые считают, что мышление не может предварять языка, поскольку мы думаем словами, причем, словами того языка, который считаем своим родным. Но вот здесь мы не согласимся, хотя нет ничего поразительнее, чем живучесть такого представления о нашем мышлении! Лингвистика - очень сложная наука. Если мы начнем в нее внедряться, то столкнемся не только со сложными терминами, которых не перечесть, но и даже с формулами. Как у высшей математики. В формулах будут надстрочные и подстрочные знаки, наборы латинских букв, расставленные по правилам факториалов, скобки всех видов, от обычных, до фигурных, и еще множество значков и символов, которые так и будут пестреть перед нашими глазами и говорить - тут тебе не халам-балам, а наука Лингвистика! И вся эта фантасмагория символов и знаков будет постоянно доказывать, что мы думаем словами, что речь и мышление развивались одновременно и, что не будь речи, не было бы мышления, и наоборот.

В ответ на это, прежде всего, хочется задать всего один вопрос, на который ни в одной книжке по языкознанию нет ответа - а как же глухие? Как глухонемые? Вспомним Герасима! Он речи не знал, читать не умел, даже на пальцах не изъяснялся! Но все понимал. Немного по-своему, за что Му-Му и пострадала, но понимал. Идиотом не был. Хотя, спроси мы его - зачем собачку угробил? - он бы нам не ответил. И не потому что говорить не умел.

Дети растут обычными детьми, играют, познают мир, проявляют характер и выражают конкретное отношение к происходящему, не зная речи. Сначала они становятся вполне умненькими, а потом начинают говорить.

Есть такой человек - Скороходова Ольга Ивановна. Она является научным сотрудником исследовательского института дефектологии. Автор ряда научных работ и литературных произведений. Одно из них называется "Как я познаю мир". Ольга Ивановна от рождения глухая, немая и слепая. Она не только не может услышать речи, но и "увидеть" ее в сурдоварианте не может. Откуда у нее возникло мышление, чтобы какими-то сложными способами научиться выражать свои мысли и понимать чужие? Откуда взялись мысли без слов?

И, наконец, если мы мыслим словами, то откуда все затруднения по передаче наших мыслей? Чего палить мозги над проблемой выражения своей идеи в слове, если достаточно просто произнести вслух те слова, которыми "подумал"? "Понимаю, но словами выразить не могу" - кому не знакомо это состояние? А чем тогда понимаю, если словами выразить не могу то, что понимаю?

Все это мы говорим только для того, чтобы задать еще один вопрос: если мышление, как мы убедились, появляется раньше речи и независимо от речи вообще, то какой самый простой физиологический способ общения между думающими людьми, которые еще не знают, что можно из звуков составлять слова? Конечно - жесты и знаки. Это проще и удобнее. А какой - самый сложный? Можно ответить, что - телепатия, но это не физиологический способ. Из физиологических самый сложный, - говорение! Врачи подтвердят, что научить говорить человека, которому вернули слух, сложнее, чем вернуть сам слух. Гортань не произносит нужных звуков, а язык не совершает нужных движений. Это целый подвиг - научиться говорить! И это при том способствующем обстоятельстве, что голосовые связки и все прочие органы речи у человека намного тоньше и подвижнее, чем у обезьяны! И это при имеющемся готовом для слуха и подражания языке доброжелательных окружающих людей! А изнурительно насиловать гортань и учиться произносить некие членораздельные звуки, сидя где-нибудь в углу пещеры, чтобы потом придумать слова, из которых эти невероятные звуки будут складываться - такое можно себе представить?

И последнее: чтобы слушать того, кто первый начнет произносить какие-то диковинные звуки, сначала нужно в мышлении иметь представление о том, что таким образом вообще могут передаваться сообщения! Иначе это будет просто отпугивать, а то и считаться неприличным, как другие некоторые звуки, которые человек издает непроизвольно. Даже если придет умелец, придумавший язык и пожелавший научить ему свое племя, то в голове у каждого члена этого племени должно иметься понятие о том, что он с тобой разговаривает, а не просто пугающе странно стрекочет, как кузнечик. Надо знать, что звуки могут иметь содержание слога, а слог может образовать слово, сложившись с другими слогами. После этого надо догадаться, что полученное слово может выражать собой не просто интересное нагромождение звуков, а какую-то идею, и если несколько таких идей сложить вместе, то получится одно предложение с одной обобщающей идеей. Скорее всего, никому не удалось бы создать даже и одного слова, поскольку их убивали бы добросердечные соседи по пещере уже на стадии осваивания произношения простых звуков "у" или "з".

К тому же, если дикий человек создавал язык, то этому должна была быть необходимость и потребность. Какова могла быть потребность для создания языка у человека того времени? Какие преимущества он ему дал бы? Интересно посмотреть.

Во-первых, язык это то, что разъединяет людей. Считается, что наоборот, но, по-видимому, это ошибка. Язык дает известную самостоятельность для выражения своего понимания событий и предлагаемого варианта действий каждым членом племени. Это нужно? Для охоты - совершенно не нужно. Один командир и его единственно правильный маневр, который должны повторить все, решает больше, чем любое горячее обсуждение планов. Волки вполне успешно охотятся совместно без всякого языка общения. Если бы волки потеряли навык понимать друг друга наитием и перешли бы к свободным формам речевого изложения своих намерений и планов, то им, в конце концов, пришлось бы обедать и ужинать друг другом.

Во-вторых, и мы говорили об этом выше, охота и выживание требует тишины. Чтобы всех врагов было слышно, а тебя не было слышно, чтобы одна нечленораздельная команда превращала стаю в долю секунду в один организм, совершающий одно единое действие, нужно чтобы речи не было. Болтовня даже одного умника в таких случаях только вредит. Однако и обезьяны, случается, кричат, и очень громко. Зачем? Напугать врага. Чем громче кричим, чем истошнее это делаем, чем самозабвеннее надрываемся, тем яснее нашему врагу, - нас много и мы решительные. И в этом случае природа бы развивала только страшный крик, а никак не способ деликатного убеждения противника длинными тирадами.

Человек мог кричать не только на врага, но и на своего соплеменника. Так решаются споры и сейчас. Но тогда аргументы были проще и естественнее - кто сильнее, тот и прав. А сила не доказывается витиеватыми угрозами в будущем времени, достаточно громко и грозно возопить, то есть, дать понять, что именно сейчас будут неприятности и - в природе любого человека заложено биологическое понятие о том, что тот, кто крупнее, имеет неоспоримые исходные преимущества при таком способе разрешения взаимных претензий. Разговоры здесь были бы излишни.

При воспроизводстве мы и сейчас не очень-то разговорчивы, а те междометия, которые мы при этом издаем, вполне законченно передают все, что мы должны были бы или хотели бы сказать. Конкретные комментарии процесса в таком случае больше сбивали бы с толку и отвлекали, чем служили бы общему делу. Не будем спорить, что сказанное из души в такие моменты, выводит этот праздник на совершенно заоблачные высоты, но, все-таки, это явно не тот случай, когда стоит отвлекаться на придумывание новых слов. Если уж здесь словами пользуются, то уже готовыми, вылетевшими из сердца. Правда, перед этим женщину надо "уговорить", что предполагает определенного вида речь, но в те благодатные времена "уговоры" были очень простыми, если они вообще были. Во всяком случае, слова и тогда и сейчас, не способствуют развитию отношений, если женщина сама не хочет "уговариваться", или не боится еще больших неприятностей.

Зачем вообще нужна была речь полуобезьяне? Самое надежное, быстрое и безошибочное средство общения - у рыб. У тех, кто вообще и звуков-то не может произносить. Посмотрите, как рыбий косяк в доли секунды отворачивает в сторону на полном ходу, причем все рыбы совершают один и тот же маневр одинаково и одновременно. Беззвучно! Очевидно, что ни одно красноречие мира не заставило бы рыб отказаться от этого способа взаимодействия в пользу речи.

Самые спаянные и созидательные коллективы - это дружные семьи муравьев и термитов, где также все управление осуществляется без речи, а все точно знают, что делать и никто ни с кем никогда не ссорится. Точно также никто специально назначенный посреди тучи саранчи не летает взад-вперед и не кричит в рупор: "Давайте, сядем и поедим!", или: "Хватит жрать, полетели дальше!". Вся эта армия, по непонятным пока биологам причинам, или разом садится, доставая ложки и вилки на десятках гектарах сразу, или, не испросив счета, также в одну секунду взмывает и направляется к следующему пункту общественного питания.

Речь только осложняла бы жизнь и вредила человеку в его повседневных делах, поскольку его повседневные дела не выходили за план повседневных дел любого животного, которые и тогда успешно обходились и сейчас успешно обходятся без речи. Ему выгоднее было бы ее забыть, чем развивать. Но даже если бы речь и возникла каким-то дурным образом из потребностей человека, то она выражала бы собой только нынешнее, сиюминутное состояние человека, связанное с его текущей потребностью, а не с отвлеченными понятиями, в которых для добывания пищи и уютного обустройства и в настоящее время нет никакой пользы, не то, что в каменном веке.

В нашей же речи нет ничего, что было бы отголоском тех биологических потребностей, о которых нам говорят. В ней очень много таких слов, которые никак не связаны с проблемами выживания или добывания пищи. Именно эти слова наиболее многочисленны и употребимы, а самые простые слова, которые необходимы нам и по сей день, например, для ориентации в пространстве, отсутствуют. Даже сейчас нам недостаточно одного понятия "сзади". Что это значит: сзади справа или сзади слева? Выше или ниже пояса? Близко или далеко от нас? Живое или неживое? Движется оно или стоит? Движется оно к нам, или пусть себе движется по своим делам? Больше оно нас, или меньше? Представляет угрозу для нас или нет? То же самое можно сказать и о понятиях "слева", "справа", "впереди", "вверху". Сами по себе они ничего не выражают, кроме общего направления. Надо еще повернуть голову, посмотреть, оценить. Разобраться, принять решение. Затратить на все время. Если древний человек хотел жить и создавал для этого речь, то это, несомненно, были бы слова, отражающие все нюансы не только местоположения замеченного кем-то объекта, но и нюансы самого объекта, которые могут повлиять на твою продолжительность жизни, поскольку ты объекта еще не увидел. В этом случае, для спящего питона, висящего справа сзади над головой на ветке дерева, было бы одно "сзади" (смотри - не разбуди!), а для кабана, кидающегося слева сзади с увеличивающейся скоростью, было бы совсем другое "сзади" (немедленно уходи с поворотом вправо!). Такие бесполезные для себя слова, как просто "сзади" или "слева", человек не стал бы создавать. Они к нему пришли в той достаточной точности, которая делает жизнь опаснее, но интереснее. Причем этот интерес - не в интересах человека, поэтому и авторство слов, обеспечивающих этот неинтересный человеку интерес, полагается относить не к человеку.

В самой основе речи нет логически предполагаемой базы, на которой она естественным образом должна была бы строиться, создавай ее человек. Например, человек, создавая слова о цветах, не стал бы создавать для этого абстрактные понятия: зеленый, белый, черный, красный и т.д. У всех этих цветов есть мощная природная база для названий, которая почему-то ни одним народом не используется. Ни в одном языке нет понятия "травяной", как зеленый, "облаковый", как белый, "кровяной", как красный, "небовый", как голубой и т.д. Что естественнее было бы при первых попытках общения, чем передавать понятие о цвете с помощью того, что под рукой - травы, неба, крови, облаков, луны, ночного неба, засохшей травы? Наверное, всегда легче было бы быть понятым, если сказать для первого раза: "на вид, как трава", чем для этого же раза сказать "зеленый", а затем доказывать, что имел в виду при этом не что-то плохое про вашу маму, а только - "на вид, как трава".

Слишком много в речи отвлеченных от природных факторов слов и понятий, чтобы предполагать, что они случайны и продиктованы окружающей обстановкой того времени. Верх нигде не произносится, как что-то, связанное с положением головы или неба, так же, как и "низ" нигде не имеет связи в корнях с ногами или землей. Зачем такие абстракции, если есть свое тело, земля и небо, от общепонятного всем положения которых в пространстве можно легко ориентироваться при передаче информации? Где логика в том, что "горячий" имеет иной корень, чем огонь? "Теплый" не связан корнем с солнцем, а мокрый не связан со словом "вода"? Никакой распознаваемой человеческой логики нет ни в каких формированиях речи. Логической связи между корнями просто невозможно установить везде и всюду. Например, гром - огромный - греметь. Гром должен "грометь", а не "греметь", а греметь должен не гром, а "грем". А при чем вообще "огромный" и "громадный" в связи с громом, хоть греми, хоть громи, - никогда не разберешься. Ноги вообще должны быть "пешами", потому что передвигаются на них "пешком". А если оставить их все же "ногами", то следует не "бежать", а "ножить", то есть, быстро передвигать ногами, а не "бегами". А если, все-таки, мы будем бежать, то будем подразумевать - срочно искать убежище? Но тогда, как быть, если бежать не спасаясь, а просто в целях торопливости? Это ведь совершенно разные вещи - бежать убегая, и бежать, торопясь урвать поцелуй. Почему так получается? Сама речь отвечает собой на это "почему" и говорит, что она отталкивается не от конкретных предметов природы или от знаковых органов человека, а от какого-то абстрактного источника абстрактных понятий, логика которых не человеческая, а высшая.

Если речь создана человеком, то мы знаем, на основе чего создается все, что нами создается. Этой основой является логика, последовательность действий, методов и понятий, каждое из которых имеет свой смысл только тогда, когда выходит из смысла предшествующего ему действия, метода или понятия. Если человек создает машину, то размер и количество зубцов шестеренки в ней будет определяться особенностями того механизма, который будет предавать ей движение. Сам этот механизм имеет именно этот вид, поскольку его определяет размер, устройство и принцип действия привода. Привод будет именно таким, а не другим только потому, что источник энергии выбран, скажем, электрический, а не механический. А источник энергии выбран исходя из необходимой мощности предполагаемой машины и соотнесения пользы от ее работы с затратами на совершение этой работы. Сама работа вызвана необходимостью решения какого-то производственного цикла некоей большой задачи. Сама задача… и т.д. От шестеренки можно перейти к планам развития государства на ближайшее десятилетие, а от этих планов, - к шестеренке. Логика подскажет. Человек создавал. А теперь попробуйте логически объяснить: почему "пошла" - прошедшее время, а "пойдет", - будущее? Если вы предварительно докажете логически, что "пойти" - это неопределенная форма. Объясните логически, почему "из" и "в" являются служебными словами, выражающими встречное направление действия? Почему родителя мужского пола зовут "отец", а женского, - "мать", а не наоборот? Где логика, что дед - это грубо, дедушка - это ласково, а дедок - амикошонство? Как логика может объяснить, что эти изменения слов изменяют самый смысл их применения? Если закутанный в шкуры дикарь находил этому обоснования, (а по-другому человек не может ничего создавать), то почему мы, такие цивилизованные, не можем проследить его логики? Значит, опять - при создании речи обошлось без человеческой логики. Иначе мы ее нашли бы.

Здесь возможно возражение, что, например, художники-абстракционисты тоже люди, а творят без логики. Мы согласны, но, стоя у картины такого художника, мы, сколько бы нас не было, будем понимать каждый свое. Общения и передачи мыслей на основе свободных форм искусства не произойдет. Каждый подумает о своем, причем неизвестно: думал ли вообще сам художник о том же, о чем подумал каждый. Речь - средство общения. Мы понимаем друг друга. На основе чего? Давайте искать логику, если без общей логики, как мы видим, каждый остается при своих понятиях! Но логики в формировании речевых единиц мы не находим. Опять речь является перед нами, как явление сверхлогическое, то есть, сверхчеловеческое, не физиологическое, а божественное, богоданное.

О том, что потребность в речи у человека не биологическая говорит и то обстоятельство, что когда человек от рождения не слышит речи, то он остается немым, будучи вполне способным слышать и говорить. Неизвестно доподлинно, было ли это на самом деле, но есть некоторые данные о том, что где-то в Индии некогда был проведен эксперимент над детьми, которых с детства воспитывали только глухонемые няни и прислуга. Цель этой жестокой затеи была проста - определить, какой язык данной местности является истинным, божественным, самым настоящим, пришедшим с неба, а не придуманным человеком. Ожидалось, что дети заговорят на одном из приоритетных языков религиозных обрядов, или на неведомом языке богов. Дети выросли нормальными и веселыми, но… немыми. Имел место этот факт или не имел - подтверждений документального характера найти не удалось, но он везде приводится лингвистами в доказательство того, что речь возникает только при слуховом восприятии. Хотя нам тут ясно и другое: биология ни при чем. Она не создает речь из своих потребностей, даже если есть коллектив, объединенный одними интересами и задачами.

О том же говорят и те случаи, когда нормальные дети глухонемых вырастают так же немыми, если рядом нет никого из говорящих. Были случаи, когда различные религиозно одержимые родители уходили в тайгу или в лес от искушений человеческого общества, уводя с собой детей. Там обмен словами сводился до минимума, в итоге, спустя несколько поколений, вырастали дети, которые не говорили, потому что и взрослые рядом с ними тоже этого уже не делали. Но полное отсутствие даже понятия о речи никак не сказывалось на их способности жить разумно и хитро в трудных условиях тайги или джунглей, (это к вопросу о связи речи и мышления), и, самое интересное, что - где та биология, которая создает речь своими потребностями, если она даже не может эту речь просто перенести из поколения в поколение без настоятельного подталкивания к этому условий цивилизации? Если, выпадая из цивилизации, человек забывает речь, то, как он может ее создавать вообще до цивилизации?

Теряют способность говорить и те несчастные, которые попадают в условия одиночества на несколько лет, (кораблекрушения и т.д.). Со временем они разучиваются говорить и забывают речь, но весьма разумно радуются, когда приходит спасение. Разговаривают они после спасения с трудом, забывая половину слов, но, не теряют при этом сообразительности.

Однако основа у внешнего проявления речи все же биологическая, поскольку, хотя потребность в ней лежит и вне биологии, но форма овладения ею имеет вполне физиологические проявления. Но эти проявления имеют физическую природу уже в готовом виде, а на стадии своего оформления и становления в них происходят процессы, явно не объяснимые анатомией. Например, в некоторых местах земли, (очень часто на многонациональном Кавказе), дети вырастают сразу полиглотами. Мальчик, выросший в поселке горнодобытчиков, где в большом бараке соседи говорят на армянском, русском, грузинском и мингрельском языках, к 5-7 годам свободно говорит на всех этих языках. Но с самого малого возраста, с самых первых произносимых слов, он никогда не путает языки между собой, и никогда не говорит на субстрате из нескольких языков сразу! Ребенок, еще не понимая, что к чему вокруг него, абсолютно твердо разделяет все языки между собой, сколько бы их не было. Он никогда не пролепечет предложение, где были бы намешаны слова из всех известных ему уже языков. Это всегда будет предложение, составленное только из слов одного языка. Дитё как бы переключается где-то внутри себя с одного языка на другой абсолютно автоматически, в зависимости от возникших обстоятельств.

Это говорит, во-первых, о том, что мозг запрограммирован на изучение любого языка, а во-вторых, о том, что языки уже существуют в готовом виде где-то обособленно в закромах мозга, каждый в своей ячейке, и можно обратиться к любому из них. Для этого достаточно того, чтобы язык как бы сам открылся и активировался в качестве специфической формы-носителя понятий и образов. Чтобы язык это сделал, необходимо раздражать его ячейку постоянными посланиями его специфических форм, получаемых с помощью слуха. Чужих слов он не воспринимает и не раздражается на них, а на свои реагирует все активнее и активнее. Когда накапливается определенный уровень раздражения, происходит пробуждение языка, и он начинает жить самостоятельно, находясь в постоянной готовности переводить мышление хозяина в орфоэпические формы своего вида.

Все это вместе говорит о том, что язык существует в законченной форме, довлеющей над биологическими законами природы, поскольку ребенок не способен понять ни склонений, ни падежей, ни форм времени глаголов, ни спряжений, ни принципов работы суффиксов и т.д. Биологически, используя разум и логику, ему усваивать грамматику в возрасте одного года невозможно. Безошибочное овладение языком происходит в это время, опять же, нефизическим способом, но абсолютно надежным. Человек и затем, до конца дней, путается в грамматике и синтаксисе, не понимая ничего из того, что требует от него школьная программа, и, пытаясь всю эту муть только вызубрить. Почему-то, никто никогда не удивляется - зачем тратить столько сил, времени и нервов на изучение того, что в совершенстве уже и так знаешь к 8-10 годам? За что ставится двойка нерадивому ученику, не выучившему склонения прилагательных женского рода, если он при этом готов рассказать совершенно дикую историю о том, что непредсказуемо помешало ему уделить внимание любимым прилагательным при совершенно правильном применении всех склонений всех частей речи и при абсолютно правильном применении в своем устном рассказе всей грамматики всего своего языка!?(и еще тысячу раз "!?")!?

Почему так трудно учить грамматику родного языка? Да потому, что нет ничего труднее, чем учиться тому, что знаешь и так, но знаешь это нефизическим образом, а тебе пытаются твое органическое знание раскрыть в человеческо-логическом преломлении. Внутренняя, неподвластная человеческой логике жизнь родного языка не может сходиться с методикой ее интерпретации в виде набора правил и исключений, поэтому все эти правила и исключения совершенно не прилагаются к языку и человек остается неграмотным, зная все правила, до тех пор, пока он не начнет много читать или много общаться на уровне изложения отвлеченных мыслей и суждений, требующих поиска нестандартных словосочетаний. А сделать грамотным по учебнику нельзя. Дать русский язык в школьной программе русскому ребенку - не сводит ли судорогой брови от напряжения постичь саму нелогичность этой задачи? Как можно дать кому-либо то, что у него уже давно есть и чем он давно и успешно, не напрягаясь, пользуется? Это то же самое, что поймать в небе птицу и отправить ее на курсы правильного взмаха крыла, где ей будут рассказывать на какой фазе полета ей необходимо совершить какое движение хвостом или крылом, и где ей никогда не вылезти из бездарных двоечников, если она это просто не вызубрит, и, получив троечку, с облегчением не улетит, забыв обо всем, чему учили на курсах.

Если у ребенка овладение языком происходит нефизическим способом и скорее язык овладевает ребенком, а не наоборот, то, как это происходит в случаях профессионального изучения иностранных языков, которые происходят уже в возрасте достаточном для того, чтобы применять логику и проникновенно пытливый ум? Неужели и здесь язык выступает как самостоятельно действующее существо, которое надо не выучить, а разбудить в себе? Похоже, что так оно и есть. В настоящее время в мире существует около 3000 языков. Из них около 1200 - это языки американских индейцев, которых в настоящее время осталось около 17 млн. человек. Получается, где-то около 15 000 индейцев на один язык. Давно пора смешаться и прекратить такое дробление, образовав один общий язык, тем более, что все языки родственные. Для одного народа иметь более тысячи языков очень неудобно. Почему 15000 соседей не перемешают свой язык со своими 15000 соседями? Был бы уже один язык на 30000 человек. Теперь эти тридцать тысяч смешали бы свой новый язык с пятнадцатью тысячами других добрых соседей и уже было бы 45000 соседей на один язык. Все удобней и удобней. Все говорит за то, что согласно эволюционным взглядам, потребность и биологическая и социальная - налицо. То же самое в Дагестане. В маленькой стране, где нет и миллиона жителей, более 100 языков! Где все это время была закономерность эволюционного развития? Почему не сработала? Потому что из двух людей создать одного зачастую было бы также интересно, но это невозможно. Так и с языками. Язык может умереть, но он не может проникнуть в другой язык и стать с ним одним целым. Это совершенно разные самостоятельные существа, о чем говорит вся историческая практика.

Увидев реальные проявления характеристик биологически материального явления речи в устах человека, но, не сумев объяснить ее сущности из этой материальной и биологической формы ее проявления, нам ничего не остается, как предположить, что источник этих характеристик опять находится в нематериальном, то есть изначальном материальному. В этом случае человек не только не творец языка как такового, но и приобретая новый язык, он должен получать или готовое прирученное самостоятельное существо, или не получать ничего. Если вернуться к вопросу изучения иностранных языков и посмотреть на методы их изучения, то они следующие, и мы попробуем с ними разобраться именно в этом аспекте - выучивает человек язык головой и разумом, вмещая его в себя и подчиняя, или раскрывает его где-то у себя внутри, и они начинают сотрудничать?

1. Прямой метод изучения. Предусматривает прямое натаскивание преподавателем ученика с помощью многократного повторения слов и фраз языка, пока они не закрепятся в памяти. Он требует около 200 часов работы. Как видим, здесь нет никакого "изучения", то же самое происходит с человеком и в детстве, когда метод осваивания языка как раз самый, что ни на есть, прямой. Однако этот метод дает словарный запас и грамматические знания, но не дает знания самого языка. Человек уже все знает про язык, но еще не знает самого языка! Чтобы знать язык, нужна практика его применения, во время которой человек спотыкается на каждом слове и на каждой фразе до тех пор, пока не перестанет составлять в голове грамматические конструкции языка и подыскивать его правильные обороты. Как только он махнет на все это рукой, он тут же семимильными шагами начнет входить в язык и говорить на нем совершенно свободно. Язык становится "выученным" тогда, когда отменяются все логические обоснования его закрепления в голове! Единственными обстоятельствами, связанными с успешным применением доселе неведомого языка, которые заставят его носителя теперь краснеть, будут только его нынешние ответы на контрольные вопросы его преподавателей по грамматике. Не говорит ли это о том, что методы работы нашей творческой логики не могут освоить языка только потому, что сам язык был создан не этими методами? То есть, без нашего творческого участия? Наши знания ничего не дают нам для приручения языка, они нас только знакомят с его повадками. Понятный и предсказуемый он живет вне нас до тех пор, пока мы не перестаем его логически понимать и методически прогнозировать, пока не впустим его в себя естественным и отрешенным от логики образом. Ткач может научиться класть кирпич, потому что приемы того и другого ремесла свойственно создавать человеку. Человек не может выучить язык по грамматическим таблицам и словарику, потому что ему не свойственно его создавать. Он может его только получать, Он его и получил от своих родителей, и, потянувшись к новому языку, так же его получает на каком-то моменте своего стремления к нему.

2. Лингафонный метод с помощью дисков или кассет. Этот метод дает более свободную форму выбора времени и настроения, чем предыдущий, но все, что относилось к первому методу, относится и ко второму. Разница только в том, что ехидный преподаватель заменяется здесь на неиссякаемо терпеливые технические средства.

3. Ускоренный метод. Это уже более продвинутый метод, при котором грамматика не изучается совсем, поскольку "польза" от этого изучения была замечена уже давно, как весьма сомнительная. При этом методе обучающегося заставляют разговаривать, разговаривать, разговаривать, слушать, слушать и слушать. Всё это только на языке изучения. Требование одно - как можно больше общаться и как можно больше слушать музыку (!). Язык при этом осваивается быстро и правильно. Это, скорее вторая фаза первого метода, когда на основе грамматики и законов языка происходит его практическое применение, но поскольку вся вторая фаза метода обходится без его первой фазы, то ее можно считать самостоятельным методом. А первую фазу изучения грамматики и словарных слов можно просто считать играми для любознательных. Поэтому нам здесь трудно что-либо добавить и в опровержение наших выводов или в их подтверждение, ибо о второй фазе первого метода мы уже достаточно поговорили. Единственно, что нам здесь интересно, так это упоминание о развитии музыкального слуха. Это как-то способствует, и мы не будем разбирать механизма этой помощи, отметив лишь то, что музыка - это единственный вид искусства, не имеющий в своей основе материальных образов! Если для изучения языка не нашлось ничего более родственного из всех видов человеческой деятельности, кроме самого нематериального в своей основе, то это только греет нам сердце, когда мы говорим о том, что источник жизни языков тоже нематериальный.

Есть еще один метод изучения иностранных языков, но он очень специфичен, и, наверное, в наше время уже не применяется. В средние века разведчики восточных государственных образований учили язык врага, просто находясь в их присутствии, и, заставляя их целый день разговаривать. Задачей разведчика было сидеть отрешенно среди болтающих пленников и стараться не думать ни о чем, а только впускать в себя их слова. В какой-то момент, после недолгих, но напряженных часов медитации на чужой речи, язык вдруг становился понятным все больше и больше, и, наконец, становился полностью вторым языком общения. Метод сложен, но в его основе опять находится не методологический прием, а нефизический ритуал получения.

Есть еще способ изучения языка не для устного общения, а для научно-технического перевода. Для этого изучается грамматика, а затем начинается чтение прессы стран изучаемого языка. Основное требование при этом - как можно реже заглядывать в словарь и пропускать целые массивы текста, если есть хоть какое-то предположение об их смысле. Чем больше будешь догадываться, тем быстрее выучишь язык. Говорить на нем не сможешь, понимать речи не будешь, но будешь все переводить из печатных источников. Основной прием опять не усвоение, а интуиция, то есть сверхлогический путь. Подобное и должно познаваться подобным. Если язык имеет сверхлогическую основу, то и познать его можно только подобным же сверхлогическим подходом.

В заключение следует сказать, что никогда, никто и нигде не будет знать иностранный язык лучше, чем человек, получивший его с детства, когда его мыслительные способности были почти на нуле. Сцепления механизма мышления с владением языком не наблюдается никакого, следовательно, это явления не родственные, и наша умственная деятельность по созданию языка ни при чем.

Отсюда перейдем к главному - если творец языка народ, как это постоянно утверждается, то он, как творил язык, так и должен творить его дальше. Никаких причин прекращению этого занятия найти нельзя. Жизнь развивается и усложняется. Появляется множество новых понятий и даже материальных предметов, которые постоянно требуют себе присвоения новых и новых слов. Как же это происходит? А никак. Вот уже 5 тысяч лет все развитие всех языков происходит на основе уже имеющихся корней! Никаких новых слов не появляется на пустом месте. Где великий творец? Почему он перестал творить? Новых слов во всех языках единицы! Даже не десятки! Даже - менее пяти! Мы назовем их почти все. Вот они:

"лиллипут" - человек маленького роста. Придумал его Дж. Свифт в своих "Путешествиях Гулливера".

"Кодак" - марка фотоаппарата. Автор слова Джордж Истмен, американец, конструктор фотоаппаратов. Так он назвал свою первую фотокамеру. Ему всегда необъяснимо нравилась (!) буква "К". Она ему казалась важной и внушительной. Путем подбора слогов, которые вместились бы между двумя буквами "к", "кодак" и появился.

"Нейлон" - слово создавалось за вознаграждение по конкурсу одной из американских фирм в 30-е года ХХ века, открывшей новый материал. Из 350 слов, присланных почтой, выбрали слово нейлон.

Вот и все за пять тысяч лет! Пора отчислять "творца" за прогулы!

Более того, врачи-психиатры, описывая различные формы психически ненормальных состояний своих пациентов, нашли одно интересное явление, всегда присутствующее при всех формах умственного расстройства. Это - стремление и попытки создавать новые слова! Как видим, способность создавать язык принадлежит только больному разуму, нормальному человеку она вообще не свойственна биологически! Джонатан Свифт, как мы знаем, сошел, в конце концов, с ума и умер сумасшедшим. Наделение какой-то буквы свойствами важности и внушительности тоже не отнесешь к явлению нормальной психики, а само количество участников конкурса (за вознаграждение!) на составление нового слова, (350 человек), объявленного по всей стране, знаменитой тем, что каждый ее житель просыпается утром и ложится спать вечером только с одной мыслью еще и еще хоть чуть-чуть заработать, очевидно, также отражает какой-то процент населения, имеющий болезненную тягу к словообразованию. Остальные нормальны.

Если мы хотим, чтобы история человечества не была историей потомков умственно помешанного животного вида, то мы не должны говорить, что человек когда-то создавал слова. Минздрав предупреждает!