ГЛАВА 1 ВСЕЛЕННАЯ ВИДЯЩИХ: "НИТИ МИРА" И ПОЛОСЫ ЭМАНАЦИЙ

ГЛАВА 1

ВСЕЛЕННАЯ ВИДЯЩИХ:

"НИТИ МИРА" И ПОЛОСЫ ЭМАНАЦИЙ

Перцептивный образ Реальности, с которым имеет дело сознание обычного человека, с некоторых пор перестал нас удовлетворять. Торжествующее сейчас описание мира демонстрирует свою несостоятельность, стоит нам коснуться фундаментальных проблем психики и устройства внешнего бытия.

Однако если мы примем то направление мысли, что предлагает нам дон Хуан в книгах Кастанеды, очевидный тупик современного мировоззрения теряет свою мучительную неразрешимость, и мы склонны допустить, что только избранный однажды способ восприятия виновен в сложившемся положении дел.

Однако любой непривычный режим восприятия вызывает автоматическое, инстинктивное недоверие. С философской точки зрения подобное недоверие нельзя расценить иначе как предвзятость, основанную исключительно на привычке, как результат глубоко укоренившейся обусловленности сознания социальными и биологическими стереотипами функционирования; с эмпирической же точки зрения положение усложняется тем, что последовательность и яркость восприятия (именно эти качества мы наивно принимаем за критерии достоверности опыта) в значительной мере страдают, когда режим восприятия изменяется: неустойчивость внимания, невысокий уровень контроля, утрата стабильных интерпретационных схем — все это вместе оставляет впечатление сна, наваждения, галлюцинации.

Кроме того, энергетическое состояние нашего существа, к несчастью, не позволяет интегрировать результаты деятельности в измененных режимах восприятия и повседневный эмпирический опыт в привычном диапазоне перцепции. Именно интеграция различных реальностей восприятия могла бы оказаться решающим доказательством практической достоверности дисциплины дона Хуана, а значит, во многом и его мировоззренческих постулатов. Эмпирические исследования психологов должны, по сути, сводиться к поиску регулярных подтверждений возможности подобной интеграции. Если вы научились, скажем, оставлять тело и создавать астральную проекцию, то наука желает обнаружить связь между различными видами перцепции, что оказались вам доступны, — продемонстрируйте вашу способность получать верифицируемую информацию из удаленных точек пространственно-временного континуума, еще лучше — оставьте материальные следы своих «астральных» путешествий и т. п.

Таким образом, вопрос доказуемости и практической ценности измененных режимов восприятия сводится к тому, научились ли вы так расширять свой энергообмен с другой перцептивной реальностью, что следы этого энергообмена становятся доступны обычному восприятию исследователя.

До последнего времени сущность основного препятствия вряд ли достаточно четко осознавалась исследователями. Интеграция (единственное доказательство, которое принимается во внимание наукой, доверяющей лишь одному способу восприятия, что вовсе не удивительно — стоит вспомнить о бесконечной череде мистиков прошлого!) требует исключительного мастерства, с одной стороны, и редкого энергетического потенциала — с другой. Подобные достижения могут быть либо результатом предельно интенсивной дисциплины на протяжении десятилетий, либо редчайшим даром природы — чудесным исключением из общего правила, а всякое исключение в нашем мире вызывает, по крайней мере, массу подозрений.

Обычно разные перцептивные реальности, если уж они оказываются доступны медитатору, визионеру, экстрасенсу, совсем не желают пересекаться друг с другом, а тем более — достигать столь высокой интеграции, чтобы впечатлить исследователя, глубоко погруженного в мир обычного восприятия. Недостаток энергии со стороны обследуемого «мага» и крайняя ригидность перцептивного аппарата исследователя — вот наиболее явные причины множества неудач в области экспериментальной психологии, изучающей необъясненные явления.

Древние толтеки на протяжении веков могли воспринимать внешний мир разными способами. Земля подарила им целый ряд природных психоделиков: грибы, содержащие псилоцибин и псилоцин, кактус, содержащий мескалин, чуть южнее — лиану, в соке которой находились гармин и гармалин. Индейские шаманы и колдуны, конечно, использовали все эти растения, как и другие, которые я не назвал. Перечисленные мною вещества очень сильно меняют структуру психического пространства и расширяют возможности восприятия в грандиозных масштабах. Каждый из этих химических агентов предлагает человеку иную, альтернативную реальность. Они вовсе не вызывают опьянение и тупость; они демонстрируют другую реальность таким образом, что у вас не остается ощущения бреда или галлюцинаций от помрачения чувств, как это бывает в результате болезни или отравления веществами, известными в Европе. Тому, кто никогда не пробовал больших галлюциногенов, это объяснить трудно — здесь практически отсутствует кайф, ради которого принимают наркотики, здесь всего лишь изменяется режим восприятия. И даже в том случае, когда вы воспринимаете ту же обстановку, что и в ординарном состоянии, огромное количество отличий проступает отовсюду и во множестве деталей.

Хаксли, впервые принявший мескалин, никуда не «улетел» — он продолжал сидеть в своем кабинете, разглядывать розы на столе, книги на полках, и тем не менее был потрясен: все эти привычные объекты он увидел так, как не видел никогда в жизни. Индейские мистерии и эксперименты показали древнеамериканским шаманам множество углов зрения на Реальность. Каждая грань видимого имела точки соприкосновения с реальностью ординарного восприятия, как информационные, так и силовые. Благодаря этому их магия была успешной: в альтернативной реальности, вызванной психоделиками, можно было воздействовать на врага или друга, узнать то, что никаким обычным способом узнать невозможно. Даже погода в определенном пространстве подчинялась индейским колдунам, принявшим псилоцибин. Итак, граница между галлюцинацией и реальностью на практике оказывалась зыбкой и условной.

Позднее индейские маги открыли для себя видение. И опять же: у них не было повода считать это галлюцинацией, поскольку с помощью видения они могли, например, определить, можно ли вернуть к жизни смертельно больного или уже поздно — видение их никогда не обманывало. Но подлинная, великая Реальность, т. е. огромный мир вокруг нас, оставался и остается тайной даже для видящих. Из собственного опыта они знали только одно: он переполнен Силой, Энергией, там бушуют потоки, способные созидать и разрушать, там все движется по неведомым законам. В языке нагуа (рассеянного по Месоамерике этноса, считающего себя потомками толтеков) этот огромный Мир-снаружи называется поэтическим дифразизмом — "ночь и ветер". «Ночь» символизирует невидимость, непостижимость, тайну, а «ветер» — неощутимое движение, неизвестную силу, никогда не прерывающую своего движения.

Итак, я вынужден повторить собственную мысль: древние толтеки, исходя из собственного опыта, знали, что существует по крайней мере две реальности: повседневная и Иная, измененная. Как вы помните, это знание было общедоступным (возможно, даже банальным) для человека, жившего 10–20 тысяч лет назад. Теренс Маккенна назвал это знание "гнозис Иного". За 15 тысяч лет "гнозис Иного" был утрачен для вида (как ненужное для данной цивилизации излишество), но сохранен магами, колдунами и жрецами языческих религий.

Как мы видим, на американском континенте исторический процесс протекал не так, как в Старом Свете. Очевидно, при строительстве первых высоких цивилизаций Месоамерики гнозис Иного не ушел в тень — более того, он оказался вдохновляющим культурным идеалом. В то время, когда на другом конце Земли ведические риши с невероятными усилиями добывали исчезающую на глазах сому, чтобы через одно-два тысячелетия оказаться без священного напитка ариев и подменить его либо эфедрой, либо мухомором (гипотезы, одни гипотезы!), когда тайны египетских мистерий выхолащивались из поколения в поколение (даже жрецы не знали, зачем они приказывают возводить пирамиды, и превратили их в усыпальницы фараонов), когда средиземноморская цивилизация переживала кризис и за тысячу лет утратила тайный смысл собственных мифов, собственных мистерий и богов, в это самое время толтекская цивилизация, постоянно прибегая к священным грибам и растениям, культивировала сновидение и отмечала достигнутые в нем места скульптурными изваяниями голов своих воинов. Тем же способом указывались границы владений и создавалась своеобразная карта. Прошло слишком много веков, и нам не разгадать многогранной символики, понятной народу, который жил в нескольких реальностях сразу. Под руководством самых сильных сновидящих они строили города, жили в них (иногда сотни лет), а потом уходили — менялось направление энергопотоков, исчезала гармония с Землей, и целые колонии снимались с насиженного места. Не было, конечно, никаких эпидемий, как считают некоторые археологи (в пустых городах не нашли ни одного истлевшего тела), не было войн (все здания сохранились совершенно целыми) — был планомерный и целенаправленный уход. Куда? Их вели маги, возглавлявшие в те века социум. И только маги знали причину переселения, его смысл и цель.

Иногда высокие цивилизации той поры были сотрясаемы войнами, вызванными вторжением северных или южных племен, не знавших такого экономического и культурного изобилия и завидовавших соседям. Но войны вряд ли были частым явлением, поскольку их исход почти всегда был предрешен. Этническая группа, которую мы теперь условно называем толтеками, далеко оторвалась в своем развитии от индейских соплеменников. Период мнимого всемогущества и покоя был настолько длителен, что внушил древним магам ложную идею, будто магия сделала их вообще непобедимыми. По крайней мере так об этом рассказывал дон Хуан Карлосу Кастанеде. Гнозис Иного, не утраченный благодаря стабильному климату, способствующему размножению псилоцибиновых грибов, а также благодаря отсутствию достойных военных противников, — все это размягчило нравы древних магов. С одной стороны, это послужило причиной их позорного поражения перед полчищами южных варваров, с другой — эта эпоха подарила потомкам огромное наследие магических знаний (касающихся, в первую очередь, устройства Реальности). Конечно, такие знания не могли принести пользы ни в военном искусстве, ни в тогдашней экономической жизни; они просто удовлетворяли естественное любопытство магов, живших в спокойное время и потому имевших возможность этим заниматься.

Из поколения в поколение среди толтекских магов выделяли и воспитывали видящих, чья задача не была связана с проблемами реальности первого внимания, т. е. нашей ординарной реальности. Они изучали устройство Большого Мира и пытались разрешить извечные вопросы существования.

В некотором смысле их можно было бы назвать философами с одной, но существенной оговоркой: эти исследователи изучали вселенную практически. Европейские мыслители не имели возможности проверять свои концепции, наблюдать за разверткой космических структур, убеждаться в том, что пространство и время — категории, генерируемые психикой для упорядочивания поступающего сенсорного потока, а в Реальности им соответствуют иные, непонятные человеку процессы и явления. Поэтому европейская философия, породившая логику, дисциплину ума и культуру мышления, оставалась и остается причудливой игрой терминов, фантастической наукообразной конструкцией, которую невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть.

Это занятие могло бы оказаться совершенно невинным, но его вторжение в политику и социальную жизнь превратило философию в подлинный кошмар XX века. Философские утопии в окровавленных руках революционеров и их вождей стали ощутимым ужасом для европейской цивилизации. Метафизика — игра понятий, слов и логических построений — уничтожила столько людей, что способна конкурировать с любым видом оружия массового поражения. Именно философия вооружила двух самых страшных людей этого века — Сталина и Гитлера. Именно философия — уродливая, едва похожая на самое себя — погубила тысячи людей: художников, музыкантов, поэтов, ученых (среди последних тоже были философы).

Европейские мыслители двигались даже не на ощупь; они просто брали в охапку собственные идеи и шли напролом с отчаянным безразличием. Возможно, впереди пропасть, гора, стена — что угодно. В любом случае ничего не видать, будь ты экзистенциалистом, будь ты неоплатоником.

Такая философия для толтеков непонятна и, скорее всего, глупа. Зрячему трудно понять слепого. Слепец может прозреть только собственными силами, а он не хочет, ибо от природы ленив, инертен и в чем-то подобен паровозу: есть рельсы — едет, нет — громыхает всем своим железом в овраг и ржавеет там, пока не превратится в труху.

Итак, древние толтеки изначально понимали (не без помощи "растений силы"), что мы живем в мире кажимостей. Кроме того, серия геологических катаклизмов убедила толтеков, что мир неустойчив в самом фундаменте своем. Евроазиаты учились преходящести или иллюзорности мира на примерах вполне человеческих: слава обращалась в ничтожество, государство — в руины, друзья предавали, нравы менялись и т. д. Так возникла майявада в Индии, субъективный идеализм в Европе. Однако подобно тому, как все дела человеческие эфемерны, эфемерными были и остаются конструкции ума, возросшие на таких неустойчивых предпосылках. И все же совсем другое дело, когда фундамент мира колеблется, когда исчезает граница между сном и явью, «иллюзией» и «действительностью» — безо всяких политических интриг, войн, внезапных и несправедливых несчастий. Перцептивная относительность стала аксиомой толтекского разума на самой заре его развития. Философия шла вслед за практикой — неугомонный человек стремился «прозреть» ночь и «оседлать» ветер. Открытое толтеками видение приблизило их к нагуалю вовне. Они восприняли множество нитей, собирающихся в пучки; пучки, формирующие полосы, которые в свою очередь могли пересекаться друг с другом. В местах пересечений возникали организованные структуры, «сосуды» и «коконы», прикрепленные к одной из полос. Внутри «кокона» или «сосуда» энергетические линии сближались, что превращало их в энергомассив, который в центре приобретал изоморфную структуру — волокна резонировали, отчего сила их внутренней пульсации многократно возрастала. Так толтеки на собственном опыте познали, что сила импульса и есть масса в мире первого внимания. Если же кокон имел трубчатую форму, то сила внутреннего резонанса уменьшалась. Для первого внимания это означало, что данная структура имеет крайне низкую плотность и незначительную массу. Трубчатые коконы не могли вступать в полноценный энергообмен с «яйцевидными» и, естественно, закреплялись на полосах, имеющих подходящие для них характеристики. У трубчатых, правда, было одно немалое преимущество: они с легкостью использовали энергию эманаций, будучи открытыми, и могли свободно передвигать перцептивный центр (точку сборки).

Именно плотность энергетического кокона привела к жесткой фиксации перцептивного центра. С другой стороны, плотность дала структуре мощный импульс (массу) и тип энергообмена, который позволил нам считать себя существами первого внимания — биологическими объектами, т. е. "реальными живыми существами". Яйцевидные коконы, таким образом, стали частью нашего мира — с ними приходилось считаться. Трубчатообразные для нас слишком призрачны и подвижны, из-за чего не вошли в человеческое описание мира. Иногда с ними имеют дело маги. Толтекские колдуны называют их гуахо ("союзник").

Древние толтеки быстро оценили преимущества «союзников»: их долговечность (трубчатая структура гораздо прозрачней для потока внешних эманаций и разрушается очень медленно), а главное — свободу перемещения во вселенной осознания.

Близость «союзников» к энергопотокам, формирующим мироздание, ярко демонстрировала, насколько человек связан категориями пространства и времени, которые являются препятствием только для нашего типа существ. Толтеки увидели, что наша зависимость от них имеет целиком перцептивную природу: стоит сдвинуть центр восприятия, как пространство и время меняют свои характеристики. Европейская философия (в лице Канта и многих других) пришла к тому же выводу, но ее рассуждения всегда были спекулятивны. Метафизика, не подтверждаемая опытом, для толтеков не существовала. Разрешение проблемы пространства и времени практически невозможно, если вы не одарены видением.

Ясно, что пространство и время — только перцептивные шаблоны, оптимальные для сохранения гомеостазиса биологической системы. Это одно из самых первых открытий видящих. Пространство и время ограничивают объем поступающих извне сенсорных сигналов — как структурно, так и содержательно. Видение толтеков не обнаружило в Реальности ни трехмерного пространства, ни линейного времени; она настолько оторвана от человеческих концептов, что ее содержание невозможно передать, используя язык, предназначенный фиксировать и укреплять однажды избранный способ восприятия. Недаром дон Хуан отказывался говорить о нагуале. Экспериментатор может прибегать только к аналогии — самому ненадежному и субъективному средству декодирования информации. Я тоже буду пользоваться аналогиями, поскольку и мне не дано вырваться из клетки языка.

Итак, видящие утверждают, что вселенная осознания состоит из тонких и гибких светящихся линий; они переплетаются, пересекаются, сами оставаясь неподвижными, несут в себе движение. Состоящая из нитей сеть всегда неизменна: только по перемещению яркости мы догадываемся, что внутри нее происходит движение. Поскольку все "нити мира" имеют единственный общий источник (видящие его воспринимают), полевые волокна в традиции дона Хуана именуются эманациями. Повторимся: эманируют не «нити», не структуры — эманирует энергия, используя нити как каналы для своего движения.

Число нитей не убывает и не возрастает, поскольку им просто нет числа. Любой наблюдаемый нами объект (физический или биологический) есть результат пересечения эманаций в определенном порядке. Так как мы желаем убежать от навязанной нам концепции пространства, то вправе спросить: где (в каком объеме, локусе) происходит вышеуказанное пересечение? Здесь вам потребуется самая необыкновенная, почти нечеловеческая фантазия. Попробуйте понять, что каждая, отдельно взятая нить есть свернутый в трубочку пространственно-временной континуум. Никакого объема, заполняющего «промежутки» между нитями, не существует. Видящие созерцают множество эманаций, пронизывающих темную пустоту, потому что даже здесь следуют врожденному перцептивному гештальту «объект-фон». Без такого гештальта восприятие теряет смысл.

На самом же деле «фон» не существует, есть только временно отодвинутые (лучше сказать "затушеванные") массивы энергетических нитей, которые уступают перед натиском перцептивного аппарата ограниченной живой формы. Когда первое внимание регистрирует передвижение того или иного объекта, передвигается только фокус перцептивного центра, следуя за распространением вычлененного типа энергии по вечно недвижимой сети раз и навсегда извергшихся эманаций. Неподвижный луч внимания не обнаружит во внешней Реальности ничего движущегося, никакого процесса, никаких изменений. Если мы говорим, что объект А переместился из точки В в точку В1 то просто интерпретируем возросшую плотность определенной энергии внутри одного пучка эманаций и параллельно — снизившуюся плотность внутри другого пучка. Сами пучки накладываются друг на друга в бесконечном ряду, поскольку обладают невообразимой многомерностью.

Попробуем теперь еще немного приблизиться к реальному положению дел. Так как многомерность каждой элементарной нити — полевой структуры бесконечна, то можно непротиворечиво утверждать, что вся беспредельная масса эманаций содержится (с точки зрения первого внимания) в одном локусе, в одной точке, пространственным образом не измеряемой. Упрощая (и тем самым неминуемо искажая) картину, возможно прибегнуть к следующей аналогии: пусть нам дан кабель, имеющий внутри огромное количество слоев. Если волна W в силу своей частоты, например, присутствует в слое А данного кабеля, а потом меняет характеристику и оказывается в слое В, то можно ли в данном случае говорить о движении? Если слой А оптимален только для состояния волны W1, а слой В — только для состояния волны W2, то волна переходит естественно из слоя в слой, и здесь нет нового импульса к новому движению. Движение по-прежнему остается тем же самым; быть может, возросла интенсивность или упала частота, а это уже вопрос не перемещения в пространстве, а энергетического обеспечения волны. Когда случается нечто подобное, видящие регистрируют изменения в ту или иную сторону яркости созерцаемой ими нити или пучка нитей. Разумеется, изменение характеристики волны требует изменения в способе резонировать с ней. Ни у кого не вызывает удивления, что на бегу догнать велосипедиста все-таки проще, чем автомобиль на скоростной трассе. Вот так, очень примитивно, можно объяснить движение в рамках энергетической вселенной. Перцептивный аппарат человека разворачивает подобные процессы в придуманном им пространстве: если точка В1 находится от точки В на расстоянии 2 000 км, то вам нужен поезд или самолет; иначе придется плестись туда пешком несколько месяцев. А все это лишь из-за того, что интенсивность энергии интересующего вас пучка эманаций значительно уменьшилась или возросла.

Следуя таким рассуждениям, приходишь к выводу, что в Реальности существует только один локус (L) — локус универсальный, вмещающий в себя все эманации мироздания благодаря своей изумительной многомерности. Подобные взгляды часто возникали на протяжении всей истории человечества — субъективный идеализм и солипсизм здесь черпают некоторое вдохновение, кантианцы обретают метафизическую опору, а новые мистики — неописуемое чувство единения с Высшим Разумом, проникающим повсюду и помогающим страждущим. Когда древние индийцы утверждали, что Бог — внутри каждого из нас, то не слишком заблуждались, поскольку энергетические нити, исторгнутые, скажем, из центра Галактики, в нашем коконе просто переплелись сложным, причудливым образом, но суть их осталась неизменной. Однако вернемся к проблемам пространства и времени в неописуемом мире нагуаля.

Поскольку Время (Т) неразрывно связано с движением, а последнее куда-то улетучилось в неизмеримой глубине единственного локуса (L), все представления, связанные со временем, становятся эфемерными, и полученную эфемерность необходимо разъяснить, хотя это и нелегко. Сама идея Времени в философском своем осмыслении происходит непосредственно от идеи движения. То, что интуитивно ощущали философы и ученые с древнейших времен, Эйнштейн показал и научно аргументировал в своей теории относительности. Чем быстрее движется объект, тем медленнее движется время (Т) внутри объекта. Уже это положение, выведенное в эйнштейнианской парадигме, порождает массу вопросов, в особенности если речь идет о сложных (complex) объектах. Пока мы говорим об элементарных частицах (понимаемых в соответствии с традиционной терминологией современной физики), об этих вопросах забываешь, и тогда картина мира обретает некоторую ясность, хотя и здесь масса недоумении вокруг вещей, не желающих вмещаться в узкие рамки представлений, бытующих в головах физиков-экспериментаторов.

Выходит, что человек как система многоуровневая существует параллельно в нескольких временных потоках. Особенно это касается процессов психических, ибо как раз здесь мы упираемся в фундаментальные кирпичики бытия — в природу микромира и вездесущего, загадочного Поля. То, что человек способен воспринимать время с разной скоростью, известно давно. Этот факт настолько интенсивно вторгается во все эксперименты, связанные с психической активностью, что возникла необходимость в терминах "психологическое время", "субъективное время" и т. п.

По ближайшему рассмотрению "субъективное время" оказалось не столь уж субъективным: под его влиянием повышается или снижается скорость метаболизма, соответственно — работоспособность индивида, не только его мироощущение, но и темпы старения органов, физиологических систем, т. е. в конечном счете — всего тела. Длительность жизни (согласитесь, величина вполне объективная, доступная измерению) продемонстрировала вдруг крепкую и обоюдную связь с психологическим субъективным временем личности. Долгожители, перешагнувшие вековой рубеж, не только (а может быть, и не столько) пользуются преимуществами экологически чистого пространства, в котором они обитают; они переживают иначе само Время, замедляют его в собственном сознании. Китайские даосы, среди которых раньше было довольно много долгожителей, не имели в своем распоряжении родниковой воды, чистейшего воздуха высокогорья, насыщенного умеренным потоком ультрафиолетового излучения, который убивал вредоносных бактерий. Они жили иногда в непосредственной близости от суетных китайских городов, где уже в эпоху средневековья количество стрессов было немалым, а психологическое давление (во многом благодаря конфуцианству) вполне конкурировало с социальным прессингом, накатившим на европейцев той поры. Эти факты заставляют призадуматься: а не культивация ли вполне определенного отношения ко Времени в значительной степени регулирует длительность существования организма? Ведь даосы много думали о Времени и понимали его иначе, чем носители европейского сознания. Для даосов Время не являлось линейной структурой, напротив — оно замыкалось в круг, и этот наглядный конструкт иллюстрировал бесконечное повторение цикла. Все мироздание было вовлечено в даосский круговорот, и каждое природное явление подтверждало изначальную идею, питавшую мировоззрение "человека Дао": осень-зима-весна-лето-осень, новолуние-полнолуние-новолуние, восход-закат-восход, расцвет-увядание-вновь расцвет и т. д. и т. п.

Если человек стремился достичь гармонии с Дао, он непременно учитывал цикличность любого процесса — в том числе и собственной жизни. Бесконечная череда снов и бодрствовании в этом свете представлялась прообразом вечной жизни.

Таким образом, внимание сознательно акцентировало все, что совершало в человеке искомый круговорот, не имеющий ни начала ни (что особенно важно!) конца. На подсознательном уровне внимание, опираясь на конструктивное визионерство, сделало из личного, психологического времени даоса круг и таким способом моделировало все биоэнергетические процессы, доступные его контролю. К несчастью, область контроля (хотя и значительно возросшая в результате занятий даосскими медитативными упражнениями) оставалась все же слишком узкой, и смерть подбиралась к даосским мастерам — пусть медленно, но неотвратимо.

Итак, Время (Т) есть неизбежный спутник движения внутри локуса (L), не имеющего пространственных характеристик. Энергетическая структура не просто живет во Времени, она порождает Время собственным движением. И человек здесь пользуется заметным преимуществом, ибо способен формировать временную ткань как ему заблагорассудится. Он может поставить перцептивные фильтры на те процессы, что кажутся ему слишком быстрыми, или, наоборот, на те, что кажутся слишком медленными, тем самым регулируя собственный энергообмен с внешним полем.

В нагуале Времени не существует. Понять такое положение непросто, но мы попробуем. Вначале мы должны согласиться с тем, что многомерная сеть эманаций, будучи неподвижной, тем не менее переполнена движением: энергия неустанно течет по нитевидным структурам, и характеристики этой энергии могут изменяться — даже радикально. По одной и той же «нити» энергия может двигаться сразу в противоположные стороны, ее интенсивность может меняться как плавно, так и скачкообразно. Как уже было сказано, такое движение не имеет пространственного характера, поскольку происходит в единственном локусе (L), с чем невообразимо трудно согласиться. "Нить мира" — свернутая элементарная структура. Интенсивность заключенной в ней энергии — это скорость волчкообразного движения, скорость (частота) вращающегося вокруг своей оси возбуждения (что и заставляет нить, в глазах видящего, светиться "ярче"), а также определяет число нитей, которым сообщено, индуцировано такое же внутреннее движение.

В любой энергоструктуре, образованной пучком (пучками) подобных нитей, интенсивность внутреннего движения может сильно колебаться. Там, где пучки соединены таким образом, что они способствуют взаимной индукции внутреннего движения каждой нити, формируются области заметной плотности. Если плотность пучка (сочетания пучков) преодолевает некий барьер, то образовавшаяся энергетическая конфигурация оказывается важной для выживания нашей биологической формы — тогда она входит в сферу первого внимания, идентифицируется там и в результате становится частью "описания мира" человека. Те же волокна и образованные ими структуры, чья энергетическая плотность не вызывает интереса у нас как потребляющих и выживающих существ, остаются за порогом восприятия. Подобным образом дело обстоит и со скоростями: если скорость движения энергии слишком высока или слишком низка, такая энергия в поле осознанной перцепции отсутствует. Здесь мы вплотную подошли к проблеме Времени.

Избирательное восприятие энергоструктур и скоростей распространяется на восприятие времени. Мы порождаем собственное восприятие времени, когда сознательно или бессознательно концентрируем свое внимание на определенном типе космоса, в котором обитаем (здесь можно говорить о "психологическом космосе"). Наш перцептивный аппарат отбирает для восприятия только ту часть достаточно плотной энергии, что движется (согласно нашему же "описанию") в одну сторону и приблизительно с одной скоростью — в установленных фундаментальными перцептивными шаблонами рамках.

Когда были построены атомные часы, ученые, занимающиеся сверхточными измерениями времени, испытывали высокую степень удовлетворенности. Им казалось, что в этом приборе действует абсолютный, не подверженный никаким влияниям эталон. И это верно — для данной позиции точки сборки, для данной перцептивной модели мира, кроме которой, как и по сей день считает академическая наука, ничего во Вселенной не существует. Добившись точной корреляции между колебаниями атомной системы и сознательно воспринимаемым временным потоком, можно смело говорить о точных измерениях времени в предложенной перцептивным аппаратом системе координат. Однако малейший сдвиг системы координат делает атомные часы далеко не такими точными. Не надо думать, что для этого должны произойти потрясения космических масштабов — мы постоянно сдвигаем систему, выбирая те или иные потоки энергий вместе с присущими им скоростями. Наше восприятие времени далеко не так субъективно: если вы увлечены работой, творчеством или игрой, скорости, доминирующие в вашей психике, ощутимо возрастают, переживание времени соответственно замедляется — и вот, после каких-нибудь двух часов (ваших, "внутренних") необыкновенно увлекательных занятий оказывается, что во внешнем поле (перцепция которого стандартизирована куда более как основательно) прошел целый день и за окном уже давно торжествует ночь. Наоборот: стояние в длинной очереди может в вашей психике длиться 3-4-5 часов, а пресловутые атомные часы укажут, что там, "вне нас", прошло всего лишь 50 минут.

Мы выбираем скорость, значит, мы выбираем время. Ориентация человеческого организма на потребление менее организованных живых структур, полностью подчиненных вполне определенному диапазону физических скоростей, тем не менее позволяет практической науке (иной наша цивилизация не признает) считать «атомное» время объективным, а время психических процессов — субъективным. Такое определение логично для европейского сознания и, разумеется, удобно — ведь время сознания то и дело меняется, а время процессов энергообмена примитивных структур сохраняет постоянство, создавая как бы желанный «фундамент» для научных измерений. Однако из-за того, что эманации всегда «здесь» и «сейчас», как бы ни изменялись характеристики их внутренней энергии, можно сказать, что время и пространство в Реальности отсутствуют. Их нет, и все же они есть. Их нет в том виде, в котором они представлены сознанию, но они есть, ибо в сильно искаженной и отдаленной форме свидетельствуют об энергетических процессах, существующих помимо человека. Сегодня, исходя из опыта психической трансформации, можно попробовать указать лишь на самые основные, фундаментальные характеристики Пространства и Времени, не соответствующие «профильтрованной» перцептивным аппаратом картине мира.

ПРОСТРАНСТВО:

1. Имеет бесконечно большее число измерений, и все они (кроме известных трех) не осознаются при восприятии.

2. Не имеет протяженности, расстояние между объектами отсутствует.

3. Не содержит изолированных друг от друга (ни в каком аспекте) фрагментов, областей, точек и т. п.

4. Скорость перемещения в нем не ограничена.

5. Имеет высокую сложность организации самой пространственной ткани.

6. Имеет склонность к образованию структур, каждая из которых может восприниматься как бесконечная во всех отношениях вселенная.

7. Все структуры в Реальности неподвижны — подвижностью обладает только энергия, в них текущая.

8. Только энергоструктуры, наделенные самосознанием и произвольным вниманием, могут трансформировать себя и этим изменять способ своего функционирования.

ВРЕМЯ:

1. Во всем следует за движением энергии, благодаря чему может течь не только вперед и вспять (на фоне трехмерной вселенной), но и двигаться совершенно непостижимым образом в многомерной ткани бытия, нами не воспринимаемой.

2. Может совершать скачки, иметь провалы и любые признаки неоднородности.

3. Даже в одной и той же позиции точки сборки может восприниматься как текущее одновременно вперед и назад.

4. Может быть остановлено в определенном диапазоне вселенной восприятия в том случае, если энергия перетекает из одного диапазона в другой.

5. Вслед за энергопотоками может формировать замкнутые, циклические структуры.

6. Если движение энергии по нитям блокировано, в образовавшейся лакуне исчезает как пространство, так и время.

7. Энергоструктура, наделенная осознанием и произвольным вниманием, может, даже не сдвигая точку сборки, сознательно ускорять или замедлять время, двигаться во времени вспять, формировать собственные «водовороты» времени, таким образом консервируя себя в энергетическом отношении.

Если же говорить о биологической целесообразности генерации таких перцептивных фантомов, как пространство и время, то здесь последние исполняют, видимо, роль специфического знака — а именно, знака ЭНЕРГЕТИЧЕСКОЙ НЕДОСЯГАЕМОСТИ ОБЪЕКТА ДЛЯ ПОТРЕБЛЕНИЯ.

Сам Кастанеда попытался охарактеризовать пространство и время в своей заключительной книге "Колесо времени" (1998) следующим образом: "Для шаманов Древней Мексики время представляло нечто схожее с мыслью — это мысль, возникающая в мышлении чего-то такого, что непостижимо в своем величии. Логическим доказательством для них служило то, что сам человек, будучи частью этой мысли, протекающей в мышлении неких непостижимых для его разума сил, удерживает в себе небольшой процент этой мысли — и при определенных обстоятельствах выдающейся дисциплины этот процент можно вернуть назад.

Пространство было для этих шаманов абстрактным миром деятельности. Они называли его бесконечностью и ссылались на него как на общий итог всех усилий живых существ".

Как видите, понять подобные определения, вне всякого сомнения, достаточно трудно. И тем не менее мой личный опыт позволяет мне в некоторой степени осознать, о чем именно говорил последний нагуаль. Действительно, как я понял, единственным регулятором внешнего времени является интенсивность наших собственных психических процессов — в этом смысле можно говорить, что время и есть мысль. Строго говоря, течения времени помимо движения психики не существует, или иначе — самой непосредственной манифестацией времени в человеке является его мыслительный процесс. Как я уже говорил, пространственно-временной континуум недвижим — именно восприятие, существующее в заданном ритме нашего мышления, делает его изменчивым, подвижным, то есть существующим во времени. Изменяя скорость и характер своих психических процессов, человек получает возможность в известной степени манипулировать временем Вселенной, в которой он живет.

Нечто подобное происходит и с пространством. Когда Кастанеда называет пространство "общим итогом всех усилий живых существ", он вовсе не становится на позиции ортодоксального берклианства. Глубинная связь пространства с деятельностью наделенных психикой существ заключается прежде всего в том, что именно в сознании деятельного индивида совокупность реальных энергетических структур интерпретируется как некое интегральное сенсорное поле, которое можно называть пространством. И именно изменение характера деятельности существа меняет объем и свойства этого пространства через специфические метаморфозы работы его перцептивного аппарата. Внепсихическая реальность, состоящая из нитей, коконов, сосудов и иных структур, в процессе освоения ее субъектом постепенно превращается в «мир», в систему, организованную таким образом, какой свойствен только данному носителю активной психики и сообществу, образованному подобными носителями.

Конечно, не следует слишком увлекаться субъективностью пространственных концепций. Реальность, в отличие от наших представлений о ней, не является ни субъективной, ни объективной в строгом смысле этих слов. Для наших субъективных перцепций во внешней совокупности эманаций всегда есть некий пакет полей, некоторое сочетание реальных энергетических связей — просто существование их непостижимо для нашего разума, а восприятие сковано привычными интерпретациями, имеющими мало общего с миром-вне-человека. Когда дон Хуан рассказывал Кастанеде о так называемых "полосах эманаций", он, несомненно, имел в виду реальные конфигурации полевых структур — такие сочетания «нитей» и пучков, которые формируют "завершенный мир", т. е. "итог усилий всех живых существ", наделенных определенным типом энергетической конституции. Такие миры объективно существуют благодаря однородности энергообменных процессов, протекающих внутри данной "полосы эманаций". В этом смысле они ничем не отличаются от мира нашего повседневного восприятия.

Дон Хуан говорил о семи «полосах» или мирах, доступных трансформированному человеку. Очевидно, «пространств» такого рода бесконечно много, но даже учителю Кастанеды о них нечего было сказать. Есть миры, в которых не встретишь отдельных осознающих тел, т. е. того, что мы называем "живыми существами". Есть миры, населенные «союзниками», иными видами неорганических созданий. Очевидно, есть и миры, где обитает нечто уже вовсе непонятное. По крайней мере два таких пространства доступны искателю даже на первой ступени трансформации — я имел возможность воспринимать их и убедился, что тональный аппарат действительно воспринимает все это как совершенно законченные миры. В них нет ничего, пересекающегося с нашими повседневными представлениями; в них ощущается внутренняя упорядоченность и гармония. Внимательное наблюдение даже открывает некоторые детали, свидетельствующие о замкнутой, самодостаточной жизни их своеобразных обитателей. И все же их «пространства», с точки зрения Большого Мира, столь же условны, как и наше, а их представления на этот счет в конечном итоге столь же ограниченны.

Итак, пространство и время в кастанедовском описании мира имеют довольно эфемерный, субъективный характер, отражая по сути лишь закономерности протекания энергетических процессов в непостижимом мире нагуаля. Ввиду этого причинность как атрибут человеческой пространственно-временной парадигмы тоже начинает представляться в ином свете.

Что кажется магическим, волшебным, сверхъестественным обычному человеку и почему толтекская школа энергетической и духовной трансформации для многих — в первую очередь «магия»? На мой взгляд, это понимание тесно связано с идеей причинности. Жестко зафиксированная нами позиция восприятия гарантирует воспринимающему стабильную картину мира, в которой действуют нерушимые причинно-следственные законы. Для нашего повседневного восприятия существуют только те закономерности бытия, которые актуальны для определенного энергетического диапазона. Подлинная Реальность-вне-человека имеет бесконечно более сложный характер, но она никогда не осознается, если режим восприятия не меняется радикальным образом.

Эффект активного, целенаправленного взаимодействия со скрытыми от повседневного восприятия участками энергетического диапазона Реальности неминуемо связан с изменением характера причинно-следственных связей — причинность теряет свой жесткий и однозначный характер. Потому и возникает иллюзия, будто «маг» обретает власть над некими незримыми силами и, быть может, над самой Судьбой. Ведь именно целенаправленное нарушение каузального принципа и именуется обычно "успешным магическим актом". Все виды магических воздействий и влияний, которые оказываются доступными трансформанту и бывают направлены как на внешний мир, так и на самого мага, производят впечатление чего-то сверхъестественного только из-за того, что в них как бы игнорируются те причинно-следственные связи, которые, по нашему мнению, должны управлять всем явленным миром всегда и без исключения.

Конечно, никто и ничто не может нарушить фундаментальные принципы энергетических процессов, лежащих в основе самого существования Реальности. Просто человек склонен "путать карту и территорию" (как это называл Кожибски), то есть систему собственных представлений о Реальности с самой Реальностью. Судя по всему, наше представление о причинности имеет весьма отдаленное отношение к реальным процессам во внешней вселенной.

Любопытно, что современная физика нередко черпает вдохновение из подобных идей, поскольку то и дело сталкивается с феноменами странными и причудливыми, находящимися в вопиющем противоречии со здравым смыслом и привычным описанием мира. Идея причинности при этом становится довольно призрачной. Так, Фритьоф Капра, пытаясь популярно объяснить физическую природу пространства, писал в свое время: "Квантовое поле — это фундаментальное физическое существо, вечный материал, присутствующий повсеместно. Стало быть, объекты — всего лишь временные сгустки энергии, которые появляются и входят в это поле… То, что кажется пустым пространством, может породить предмет, который будет состоять из того же материала, из какого состоит пространство, в котором он появился". Пожалуй, "возникновение объекта из ничего" — действительно яркий образец того, что обычные люди называют магией.

Следует отметить еще один многозначительный феномен: сложность Реальности вовне (т. е. нагуаля) парадоксальным образом вызывает у современных физиков ассоциации со сложностью и неоднозначностью таких явлений, как сознание или мышление. На некотором уровне исследования внешний мир начинает сближаться с миром внутренним. Пит, скажем, выразился очень категорично: "Вселенная создана творящим источником, из которого вышли все порядки сознания и материального мира. Сердцем этого движения и иерархии уровней является «смысл» или знание. Сознание во всех его формах — сознание человека, животного, растения, духа — является центром вселенной".

Конечно, с этим высказыванием в его буквальном смысле согласиться нельзя. Однако легко понять, каким образом возникают подобные идеи. Кастанеда неоднократно отмечал в своих книгах, что сущностью эманаций является энергия осознания. С другой стороны, человек не может не чувствовать, что существует некая глубинная взаимосвязь между работой его психики и спецификой процессов, протекающих во внешнем мире. Ведь всем нам дано безмолвное знание о том, какую роль на самом деле играет наше восприятие в «построении» окружающего — и не только в субъективном смысле, но и в аспекте активизации либо пассивизации тех или иных энергетических связей, что в конечном итоге и определяет все состояние системы «субъект-объект», «человек-Мир». Таким образом, мы постоянно находим в окружающей нас сети активных энергетических эманаций собственное отражение, и в этом смысле сознание действительно оказывается центром вселенной. Странным образом реализуется извечный парадокс: "мир творит сознание, а сознание творит мир".

Данный текст является ознакомительным фрагментом.