Глава 7 Возможности и условия

Глава 7

Возможности и условия

[181]

Когда Патриарх вернулся из Хуанмэй [от Пятого патриарха Хунжэня], где получил учение о Дхарме, в деревушку Цаоси, что в области Шаочжоу, никто еще не знал его. В ту пору нашелся лишь один конфуцианец по имени Лю Чжилюй, который оказал ему радушный прием и приютил его. У Лю Чжилюя была тетка по имени Учицзан – «Бесконечное хранилище», которая являлась бхиккуни (т. е. монашенкой) и постоянное повторяла наизусть «Маха-паринирвану-сутру». Наставник же, послушав эту сутру лишь в течение короткого времени, тотчас уловил ее утонченный смысл и стал объяснять его. Монашенка же, взяла книгу, и попросила Наставника объяснить смысл некоторых иероглифов.

– Я – неграмотный, – сказал Наставник, – а вот о смысле [сутры], пожалуйста, спрашивайте.

– Так как же Вы можете уловить смысл текста, не зная ни одного иероглифа? – удивилась монашенка.

– Утонченный принцип, [что проповедовал] Будда, никак не связан с писаными иероглифами, – ответил Наставник.

Монашенка была несказанно поражена [его ответом], и после этого она рассказывала о нем с глубоким благочестием всем старикам деревни: «Это – муж, воистину обретший Дао, мы должны попросить его остаться и наставлять нас».

Однажды дальний родственник Вэйского У (т. е. правителя Цао Цао – А.М.) по имени Цао Шулян и еще несколько человек прибыли выразить почтение Наставнику.

К тому времени монастырь Баолиньсы (Драгоценного леса), разрушенный войсками в конце династии Суй, превратился в руины, но на его фундаменте отстроили новую буддийскую обитель и долго упрашивали Наставника поселиться в ней, и уже вскоре она превратилась в цветущий монастырь.

Наставник провел здесь девять лет с небольшим, но завистники[182] вновь выследили его, и Хуэйнэн вынужден был скрыться в близлежащих горах. Преследователи подожгли траву и деревья, [где он скрывался], но наставник укрылся в каменной [расселине]. До сих пор на этом камне, что зовется «Камень убежища», сохранился отпечаток от колен Патриарха, когда он сидел, скрестив ноги, а также от письмен на его одеждах.

Припомнив заветы Пятого патриарха, что он должен сначала остановиться в Хуайцзи, а затем укрыться отшельником в Сыхуай, Хуэйнэн сделал эти два места своим отшельническим прибежищем.

Монах Фахай, что был родом из Шаочжоу, из деревушки Цюйцзян[183], во время своей первой встречи с Патриархом, спросил Хуэйнэна:

– Прошу Вас разъяснить мне смысл [известного высказывания] «Сердце и есть Будда».

– Когда ты не позволяешь предыдущим мыслям рождаться в тебе – это и есть сердце. Когда ты не позволяешь сгинуть последующим мыслям – это и есть Будда. Формирование всех внешних проявлений (сян) и есть сердце, отказ от всех этих внешних проявлений и есть Будда. Если бы я даже захотел дать тебе полный ответ, то мне не хватило бы и целой кальпы, что бы сделать это. А поэтому послушай мою гатху:

Сердце – вот что зовется Мудростью (праджня).

Будда – вот что суть созерцания (самадхи).

Практикуя самадхи и праджню, позволь им быть в равновесии друг с другом.

И тогда твое сознание очистится.

Понять это учение ты сможешь, лишь постигая свою природу.

[Праджня и самадхи] в основе своей не имеют рождения.

И лишь парное пестование [самадхи и праджни] являет собой истину.

Фахай, услышав эти слова, испытал Великое пробуждение, и в глубокой благодарности к Наставнику, он ответил ему гатхой:

То, чем сердце было изначально – это и есть Будда!

Но я не постиг этого и этим обделил себя.

Теперь же я знаю причину самадхи и праджни.

И именно парное пестование их обоих позволит мне освободиться от вещей.

Монах Фада[184], что был выходцем из области Хунчжоу[185] и принял монашество уже в семь лет, постоянно повторял в слух «Лотосовую сутру»[186]. Когда он как-то пришел выразить свое почтение Наставнику, он [во время поклона] головой не дотрагивался земли. Наставник спросил:

– Если во время того, как выражаешь почтение, ты не дотрагиваешься головой земли, не лучше ли вообще отказаться от всякого ритуала выражения почтения? Должна быть какая то вещь, что кроется в твоем сердце. Скажи, что ты вбираешь в себя во время твоих [ежедневных] занятий?

– Я постоянно повторяю вслух Лотосовую сутру и уже сумел сделать это три тысячи раз! – ответил Фада.

– Если бы ты повторил ее десять тысяч раз и воистину постиг бы ее смысл и не [имел бы столько тщеславия], чтобы игнорировать других людей, то сумел бы идти [по пути] рядом со мной. Сейчас же то, чего ты достиг, лишь прибавило тебе тщеславия и ты даже не замечаешь своей ошибки. Послушай мою гатху:

Основа выражения почтения – это обуздание высокомерия.

Так почему же твоя голова не коснулась земли?

Обладания «Я» – вот где исток рождения греха.

А вот в «отсутствии заслуг» таится бесконечное счастье!

Затем Наставник спросил:

– Как зовут тебя?

– Фада, т. е. «Достигший Дхармы», – ответил Фада.

– Хотя и зовут тебя «Достигшим Дхармы», какой же Дхармы ты достиг? – спросил Хуэйнэн. И вновь произнес гатху:

Если тебя сегодня назвали «Достигшим Дхармы»,

То трудолюбиво и без устали повторяй гатху,

Пустое повторение ведет лишь к произнесению звуков,

Но того, чье сердце просветлено, назовут Бодисаттвой.

И если сегодня ты имеешь такую пратью[187],

То именно сегодня я тебе и объясню ее.

Но стоит тебе поверить в то, что Будда глаголет не словами[188],

То тотчас цветы лотоса будут произрастать из твоих уст[189].

Услышав эту гатху, Фада раскаялся в своем поступке и поблагодарив Патриарха, сказал:

– Отныне и впредь я буду неизменно приветлив со всеми. И хотя я постоянно повторял Лотосовую сутру, на самом деле я не понимал ее смысла, и поэтому сердце постоянно пребывало в сомнениях. Вы же, Преподобный, обладаете неизмеримой мудростью, прошу Вас объясните мне ее общий смысл.

– О, «Достигший Дхармы»! – ответил Хуэйнэн – Дхарму не сложно достичь, лишь сердца своего ты не достиг! В сутре нет ничего того, что заставляло бы нас пребывать в сомнениях, лишь сердце твое сомневается само в себе. Что является главным, когда ты повторяешь сутру?

– Природа моя столь темна и глупа, что я раньше лишь мог повторять письмена сутры, откуда же мне знать, что в них является главным?!

– Я сам неграмотен, – сказал Хуэйнэн, – поэтому прочти разок мне эту сутру. И я объясню ее тебе.

Фада начал громким голосом повторять сутру, но лишь только он дошел до главы, что называлась «Притчи»[190], Наставник сказал:

– Остановись! Главное в этой части с самого начала было причины и следствия воплощения Будды в этом мире. И хотя притчи весьма многочисленны в этой сутре, ни одна из них не выходит за рамки этого. Итак, каковы же эти причины и следствия? Сутра говорит: «Правитель мира Будда появился в этом мире лишь для одного Великого дела». И это «одно Великое дело» – познание прозрения Будды.

Обычные люди впадают во внешние заблуждения, [будучи очарованы] формами и проявлениями, во внутренние заблуждения – [будучи захвачены идеей] о «пустоте». Если же ты сможешь, пребывая в этих проявлениях (т. е. живя в мире – А.М.), оторваться от них, если сумеешь, постигая пустоту, отринуть саму идею о пустоте, – вот лишь тогда преодолеешь и внешние и внутренние заблуждения. И если прозреешь это Учение, сердце твое раскроется лишь в одной мысли – она и будет раскрытием взора познания Будды[191].

Слово «Будда» означает «просветление», и оно может быть разделено на четыре части («врата»): раскрытие [живым существам учения о] «взоре познания просветления», демонстрация [живым существам] «взора познания просветления», пробуждение [у живых существ] «взора познания просветления» и проникновение [живых существ] во «взор познания просветления».

Если слушая [наставления], ты раскрываешь и демонстрируешь этот взор, то без труда сможешь и пробудить его в себе и проникнуть в него. Тогда и проявиться этот «взор познания просветления», который и есть «истинная изначальная природа». И ни в коем случае ты не должен ошибиться, интерпретируя смысл Сутры и считая, что «раскрытие, демонстрация, пробуждение и проникновение» – это взор познания, доступный лишь Будде, поскольку нет никакого различия между «Я» и «другими». Такая [неправильная] трактовка будет подобна поношению Сутры и злословию на Будду. Поскольку всякий человек и есть Будда, он уже и так обладает «взором познания». Так зачем же ему еще и открывать [взор на самого себя]? И сегодня ты должен уверовать в то, что взор познания Будды – это лишь познание собственного сердца и нет никакого другого Будды вовне!

Все живые существа, введенные в заблуждение ярким сиянием [собственной природы], страстно стремятся к мирской юдоли, будучи снаружи [связаны] обстоятельствами, а внутри разлаженны [собственными заблуждениями], и охотно позволяют подхлестывать себя [мирским проявлениям]. Именно поэтому владыка мира [Будда], принялся за труд, восстав из своего самадхи, терпеливо проповедуя различные [способы самовоспитания], увещевая отказаться [от свершения множества грехов], не искать [Будду] снаружи, поскольку нет различия между Буддой и человеком. Именно поэтому [Сутра] и говорит о раскрытии взора познания Будды.

Я также призываю всех живых существ постоянно раскрывать взор познания Будды внутри собственного сердца. Однако сердца многих людей пребывают в ложных мыслях, а ведь грех творится именно из-за незнания и заблуждения. В речах они могут быть добродетельны, но сердца их погружены во зло. Они алчны, злобны, завистливы, нечестивы, льстивы и эгоистичны. Они агрессивны по отношению к другим людям и разрушительны по отношению к неодушевленным вещам. И поэтому они раскрывают свой взор к «познанию обычных существ». О, если бы они смогли сделать праведным свое сердце, постоянно порождать в себе мудрость, прозревать сияние собственного сердца, остановить зло и следовать добру, то тогда бы это стало раскрытием взора «познания Будды»!

И ты должен от мысли к мысли раскрывать взор познания Будды и никогда не раскрывать свой взор «познания обычных существ»! Раскрыть взор познания Будды означает преодолеть этот мир (т. е. пребывать в мире Будды – А.М.). Раскрывать взор «познания обычных существ» означает по-прежнему оставаться в этом мире. Однако если ты будешь лишь упорно повторять [вслух слова Сутры] и при этом станешь считать это основным своим занятием, то чем же ты отличаешься от буйвола, что гоняется за собственным хвостом?»

Фада сказал: «Если все так, [как Вы говорите], достаточно лишь понять смысл Сутры и нет нужды постоянно повторять ее?»

Наставник ответил: «А какие есть ошибки в Сутре? И что мешает тебе ее повторять? Ведь и заблуждение и прозрение заключено в самом человеке, и недостатки и достоинства живут в тебе самом. Если ты повторяешь [Сутру] устами и следуешь этому в своих поступках – это и есть «вращение Сутры». Тот же, кто лишь повторяет устами, но сам не следует этому, тот сам оказывается «вращаемым» этой Сутрой. Послушай мою гатху:

Когда наше сердце пребывает в заблуждениях, то мы оказываемся лишь «вращаемы» Лотосовой сутрой.

Но когда наше сердце просветлено, то мы сами «вращаем» Лотосовую сутру.

Если ты повторяешь Сутру в течение долгого времени, но так и не можешь достичь просветления,

Значит ты враждебен к смыслу ее.

Отсутствие мыслей означает остановку [в пестовании собственного сердца].

Наличие мыслей порождает ложное.

Тот, кто не считается ни с «наличием», ни «отсутствием»,

Постоянно едет на повозке, запряженной белыми волами[192].

Услышав эту гатху, Фада не сумел сдержать слезы и, получив через эти слова Великое Пробуждение, обратившись к Патриарху, воскликнул: «Я, Фада, с самого начала не мог использовать Лотосовую Сутру, и сам оказался используем этой Сутрой». Затем он добавил: «Сутра говорит: «Все от шраваков до Бодисаттв, даже если они станут рассуждать над этим, собрав все свои силы, не смогут постичь знания Будды». Сегодня же Вы мне позволили понять, что даже если простолюдин пробудит свое сердце, то уже это может называться взором знания Будды. Но у человека, что не обладает глубокими корнями, [эта мысль] может породить немалые сомнения. К тому же Сутра говорит о трех колесницах: колесница запряженная баранами (т. е. шраваков), запряженная оленями (т. е. Пратьека-будд) и, наконец, запряженная быками (т. е. Бодисаттв). В чем они отличаются от колесницы, запряженной белыми волами? Прошу Вас, наставьте меня вновь!»

Хуэйнэн ответил: «Здесь смысл Сутры абсолютно ясен, лишь ты сам неправильно понимаешь его. Недостаток, из-за которого люди этих трех колесниц (т. е. шравака, пратьека-будды и бодисаттвы – А.М.) не могут понять мудрость Будды, заключается в том, что они лишь много [рассуждают о ней]. И даже если в своих рассуждениях они продвинуться очень далеко, это еще дальше уведет их [от мудрости Будды]. Будда изначально [пришел], чтобы проповедовать обычным людям, а не Буддам. Тем же, кто не мог уверовать в его Принцип, он позволял уйти из общины. И ты не знаешь, что мы уже едем в колеснице, запряженной белыми волами, и нам нет нужды искать за нашими вратами (вне нашей школы – А.М.) другие три колесницы. К тому же Сутра абсолютно ясно говорит тебе: «Есть лишь Единая колесница Будды, и нет никаких других колесниц, типа второй или третьей». Бесчисленные способы, [которыми Будда проповедовал нам], различные притчи и высказывания, где выводятся причинно-следственные связи, – все эти многочисленные способы используются ради достижения Единой колесницы Будды». Как ты не можешь осознать этого? Три колесницы – ложны, они были пригодны лишь в прошлом. Единая колесница – вот истина! И она предназначена для настоящего дня. Лишь научись отбрасывать ложное и возвращаться к истинному.

После того, как ты вернешься к истинному, даже само это «истинное» не будет обладать [для тебя] никаким именем. Ты должен понять, что все эти богатства принадлежат лишь тебе, и только ты можешь пользоваться ими. И лишь когда ты не будешь смотреть [на Будду] лишь как на отца, [на других людей] лишь как на сыновей его, [а на все эти сокровища] лишь как на предмет для использования[193], то лишь тогда это можно будет назвать овладением Лотосовой сутрой. От кальпы к кальпе ты не выпустишь из рук [эту Сутру], и от восхода до заката не будет такого момента, когда бы ты ни повторял Сутру».

Прозрев, Фада запрыгал от радости и в глубоком почтении к Наставнику сложил следующую гатху:

Повторил я сутру вот уж три тысячи раз,

Но Наставник из Цаоси разрушил все это лишь одной своей фразой.

Тот, кто не понимает смысла воплощения Будды в этом мире,

Как он может быть способен укротить страсти, что живут в людях?

Колесницы баранов, оленей и быков были лишь временной заменой,

Тремя этапами добра – начальным, средним и последующим[194].

Как же узнать, что внутри горящего дома[195],

Изначально пребывает правитель Дхармы (Дхарма-раджа)?

Наставник сказал: «Отныне ты можешь называть себя «Монах повторяющий сутры» (Няньцзин сэн)».

Благодаря этим наставлениям [Фада] постиг сокровенный смысл и по-прежнему не прекращал повторять вслух сутру.

Монах Чжитун был выходцем из местечка Аньфэн, что в области Шоучжоу[196]. Вот уже более тысячи раз он прочел «Ланкаватара-сутру», но так и не мог понять смысл «трех тел» – Трикаи и четырех типов мудрости (праджня). Поэтому он поклонился Патриарху и попросил его объяснить смысл этого.

Хуэйнэна сказал: «Если говорить о «трех телах», то очищенное Тело закона (Дхармакая, Фашэн) – это и есть твоя изначальная природа. Целиком реализованное Тело (Самбхокая, Баошэн) – это и есть твоя мудрость (праджня), а пребывающее в бесконечных трансформациях Тело метаморфоз (Нирманакая, Хуашэн) – твои поступки. Но если все это оторвано от твоей изначальной природы, то нельзя говорить о «трех телах», поскольку это можно лишь назвать «тела есть, но нет в них мудрости». Если же ты поймешь, что все три тела не обладают собственной природой, [поскольку проистекают из внутренней природы самого человека], то это и будет назваться четырьмя типами знания Бодхи (трансцендентного знания о просветлении – А.М.). Послушай мою гатху:

Наша собственная природа уже заключает в себе все три тела,

Которые и высветляют в нас четыре типа мудрости,

Таким образом, не отказываясь от того, чтобы взирать и слушать внешний мир,

Ты непосредственно можешь достичь чертога Будды.

И сегодня я говорю тебе:

Коли истинно уверуешь в это, то никогда не впадешь в заблуждения.

Но никогда не учись у тех, то ищет [Будду] где-то вовне,

И весь день рассуждает о просветлении-бодхи».

Чжитун спросил вновь: «Могу ли я услышать наставления о смысле четырех типов мудрости?».

Хуэйнэн объяснил: «Если ты познал три тела, то также сумеешь постичь и четыре типа мудрости Так о чем же еще спрашивать? Но если ты оторвался от своих трех тел – то уже не говори о четырех типах мудрости! Название этому – «мудрость есть, но тел нет». И в этом случае обладание мудростью может обернуться ее полным отсутствием!»

Затем Хуэйнэн добавил, произнеся гатху:

Природа Мудрости-зеркала абсолютно чиста,

Сердце Мудрости-равновесия не имеет недостатков,

Взор Мудрости-сокровенного видения не имеет заслуг,

Всеохватная Мудрость едина с [Мудростью]-зеркалом,

Первые пять виджнан и восьмая виджняна переходят друг в друга на высшем этапе в то время как шестая и седьмая виджняна – на начальном этапе[197].

Но все это лишь – произнесение названий, но не выражение их истинной природы.

Когда ты целиком сумеешь освободить себя от ощущений, [что порождают внешние объекты],

Ты постоянно будешь пребывать в Драконовом Самадхи[198]».

[Услышав эти слова], Чжитун прозрел мудрость своей природы и обратился к Патриарху со следующей гатхой:

Три тела изначально пребывали внутри меня,

Четыре типа мудрости заключены в просветленном сердце,

Когда тела и мудрость ни в чем неотличимы друг от друга,

[Мы сможем спонтанно] откликаться на вещи, следуя их формам.

Поиск [трех тел] или пестование [мудрости] – лишь иллюзорные акты.

Пытаться сохранить их или пребывать в них – поступки, противоречащие истинной сути.

Благодаря наставлениям Учителя, я постиг их сокровенный смысл,

И посему отныне могу покончить со всеми именами, что лишь замутняют [сознание] и загрязняют [нашу природу]»[199].

Монах Чжичан[200] был уроженцем местности Гуйси, что в области Синьчжоу[201] и уже в раннем возрасте принял монашество, преисполненный решимости прозреть свою природу. Однажды он пришел к Хуэйнэну выразить свое почтение, тот же спросил Чжичана:

– Откуда ты пришел? Что стремишься обрести?

– Я недавно побывал в горах Байфэншань («Белых пиков»), что в области Хунчжоу, посетил Преподобного Датуна[202] (т. е. Шэньсюя – А.М.), обратившись к нему с просьбой объяснить мне смысл того, как прозреть собственную природу и стать Буддой. Но все же у меня остались некоторые сомнения, а поэтому я отправился столь далеко, чтобы выразить Вам почтение в надежде, что Вы, Преподобный, проявите милость и наставите меня.

– А какими словами наставлял тебя [Шэньсюй]? Расскажи-ка их мне, я хочу послушать!

– Когда я пришел туда и провел уже три месяца, но так и не получил наставления, то срамясь постичь Дхарму, однажды вечером один пришел в покои [к Шэньсюю] и спросил: «Прозрели ли Вы собственное изначальное сердце и изначальную природу?». Шэньсюй ответил: «А ты прозрел абсолютную пустоту?». «Прозрел», – ответил я. «А какой вид, какую форму имеет эта пустота?», – спросил он. «Пустота бесформенна, так о каком же виде и форме может идти речь?», – ответил я. «Твоя изначальная природа в точности подобна этой пустоте, и осознание того, что нет там такой вещи, которую можно было бы увидеть, и зовется «истинным прозрением», а осознание того, что нет там никакой вещи, которую можно было бы познать, и зовется «истинным знанием». Нет там ни зеленого, ни желтого, ни длинного, ни короткого, поскольку прозрение в своем истоке абсолютно чисто, а основа просветления– совершенна и ясна, и зовется все это «прозревая собственную природу, стать Буддой». А еще называется это «познание и прозрение Воистину пришедшего (Татхагаты, т. е. Будды)». И хотя я услышал эти речи, я не все понял в них. Прошу Вас, объясните мне их смысл.

– То, что он сказал тебе, – ответил Хуэйнэн, – означает, что он по-прежнему придерживается взглядов «прозрения и познания», и именно поэтому он не сумел тебе объяснить их. Я же тебе прочту одну гатху:

Не познать единой дхармы и при этом придерживаться мысли о том, что [сердце] пребывает в отсутствии прозрения,

В немалой степени напоминает то, как пробегающие облака закрывают лик солнца.

Не познать единой дхармы, но при этом придерживаться «пустотного познания»,

Напоминает то, как чистое небо [ни с того ни с сего] прорезают вспышки молний.

Стремительное возникновение [в сознании] таких мыслей о познании и прозрении

Показывает лишь ошибочное понимание этого – к какому же освобождению это может привести?

Но если ты хотя бы в одной своей мысли поймешь всю ошибочность этого,

Духовный свет твой будет вечно происточаться изнутри тебя».

Как только Чжичан услышал эту гатху, сердце и мысли его просветлели. И он произнес гатху:

«Позволить подобным мыслям о познании и прозрении рождаться в нас,

Все равно, что искать просветления-бодхи во внешних предметах.

Чем тот, кто выработал в себе чувство «Я просветлен уже одной своей мыслью»,

Превосходит то состояние, когда он еще пребывал в заблуждениях?

Внутри своей природы почувствовал я исток [всего сущего]

И свет этого распространился повсюду.

И если бы я не явился в покои к Наставнику

Так бы и остался сбит с толку этим учением о двух головах (т. е. о «сохранении отсутствия прозрения» и «пребывания в пустотном знании» – А.М.).[203]

Однажды Чжичан спросил Патриарха:

– Будда проповедовал доктрину «трех колесниц»[204]. Но вместе с этим он говорил и о Наивысшей колеснице[205]. Я не могу понять этого, и прошу, объясните это мне.

– Ты должен вглядываться в собственное изначальное сердце, а не во внешние проявления дхарм (дхармалакшана, т. е. формальные объяснения и предметы)! В Дхарме не бывает четырех колесниц, это лишь человеческое сердце разделяет их. Смотреть, слушать, повторять сутры – это малая колесница (т. е. Хинаяна). Познать внутреннюю природу и смысл освобождения от пут мирского – это Средняя колесница. Претворять Дхарму в своих поступках – это Большая колесница (Махаяна). Но лишь до конца проникнуть в мириады дхарм, овладеть ими, и при этом не быть загрязненным ничем, отринуть внешние проявления дхарм и не обладать ничем, – лишь это зовется Наивысшей колесницей.

Слово «Колесница» (санск. «яна») имеет смысл «двигаться, свершать поступки»[206], и ни к чему здесь вести словесные баталии. И если ты сумеешь воспитать себя, но более не будет у тебя никаких вопросов ко мне! /В любой момент времени пребывай в собственной природе и в само-таковости (естественности)!

Чжичан с благодарностью поклонился и оставался рядом с Хуэйнэном, пока Патриарх не покинул этот мир.[207]

Монах Чжидао был уроженцем уезда Наньхай, что в Гуанчжоу. [Как-то он пришел к Патриарху] и спросил его:

– С тех пор как я покинул дом [и стал монахом] вот уже более десяти лет я читаю «Маха-паринирвану-сутру», но так и не понял ее великого смысла. Прошу Вас, Преподобный, наставьте меня.

– И какое же ты место не понял? – спросил Патриарх.

– «Все деяния – непостоянны и они принадлежат к дхарме рождений и смертей (т. е. Самскрта-дхарма). Когда и смерти и рождения прерываются, то тогда и наступает радость нирваны».

– И что смущает тебя здесь? – вновь спросил Хуэйнэн.

– Все живые существа обладают двумя телами, то есть физическим телом (Рупакая) и телом Закона (Дхармакая). Физическое тело непостоянно, оно рождается и умирает. Тело Закона постоянно, непознаваемо и непостижимо. Сутра гласит: «Рожденное – умирает и, умирая, прекращает свое существование. И это умирание и является радостью». Так какое же тело [из двух] угасает в безмятежности[208], а какое тело испытывает радость? Если речь идет о Физическом теле, то физическое тело, умирая, распадется на четыре великих стихии Махабхута[209], и все это целиком является страданием. О страдании нельзя говорить как о радости. Если же в безмятежности угасает Тело Закона, то оно оказывается подобным деревьям, траве, камням и черепице. Так кто же испытывает радость в этом случае? Тело Закона – это основа рождений и смертей, а пять скандх – это функция рождений и смертей. Это значит, что у одной основы существует пять функций, а цепь рождений и смертей постоянна. Рождение – это функция, возникающая из основы. Смерть – это функция, что возвращается к своей основе. Если сказать, что тело достигает реинкарнации, то для всех существ, что обладают чувствами, не будет «прекращения смертей». Если сказать, что тело не имеет реинкарнации, то все будет бесконечно возвращаться к смерти, подобно вещам, что не обладают чувствами. И если это так, то при таких ограничениях и запретах нирваны, рождение становиться вообще невозможным для всех живых существ[210]. Так где же здесь радость?

– Ты – сын Будды[211] – сказал Патриарх, – так зачем же ты изучаешь неверные (досл. «внешние») пути, придерживаешься ложных взглядов о «конечном и постоянном»[212] и противоречишь Учению школы Высочайшей колесницы (т. е. Махаяны)? Если исходить из того, что ты говоришь, то Тело закона существует отдельно от физического тела, а прекращение череды «рождений и смертей» якобы требует «угасания в безмятежности» (т. е. нирваны). Более того, утверждая, что «нирвана – это вечная радость», ты подразумеваешь, что существует кто-то, кто испытывает эту радость. Те живые существа, что придерживаются таких взглядов о череде смертей и рождений, стремятся к мирским радостям [и тем самым еще больше привязывают себя к череде смертей и рождений]. Отныне знай: Будда испытывает высочайшее сострадание именно к тем людям, которые полагают, что соединение вместе пяти скандх и есть проявление нашего тела, а все остальные дхармы являются внешними проявлениями суетного мира. К тем, кто постоянно носим течением между рассуждениями о том, что жизнь – хороша, а смерть отвратительна, и не знают они о существовании грез и пустых иллюзий, все больше вовлекая себя в круг перерождений. К тем, кто обращает вечную радость нирваны в проявления страданий, и к тем, кто ежедневно стремится к чувственным наслаждениям. Для них милосердный Будда проявляет истинную радость нирваны. Ни в одном моменте[213] нет ни проявлений (лакшан) жизни, ни проявлений смерти, ни даже прекращения череды рождений и смертей. Это и есть проявление Безмятежного угасания (нирваны). Но даже в сам этот момент проявления не существует и его невозможно измерить. Это и зовется Вечной радостью, но в этой радости нет ни того, кто испытает эту радость, ни того, кто не испытывал бы ее. Так, где же может существовать то, что мы называем «одна основа и пять ее функций»? Так зачем же ты говоришь, что «при таких ограничениях и запретах нирваны рождение вообще невозможно для всех живых существ»? Говоря так, ты поносишь Будды и разрушаешь Дхарму! Послушай мою гатху:

Недостижимо великая Маха-паринирвана

Совершенна и вечно полна сиянием [Будды]

Обычные люди и глупцы называют ее «смертью»,

Те, кто придерживаются ложных учений, зовут ее «прекращением»

Эти люди, что принадлежат к двум колесницам[214],

Рассматривают всякое действие как «недеяние»,

Все это – лишь чувственные рассуждения,

И в них видна основа шестидесяти двух типов ложных взглядов[215].

Все это – лишь иллюзорные и пустые имена, [что мы даем сами].

Так откуда же взяться здесь истинному смыслу?

Лишь человеку, что обладает неизмеримо пытливым умом,

Будет дано постичь, что означает отсутствие привязанностей,

Познав закон пяти скандх, достигнув своего «Я», что заключено в скандхах

Снаружи проявляется в физических формах многих людей

В самых различных переливах звуков

Все они в равной степени подобны сну и иллюзиям.

Он не делает различия между простолюдином и мудрецом,

Не размышляет о нирване,

Он разбивают «два односторонних суждения и три крайних предела»[216]

Он используют свои шесть корней[217], когда это необходимо.

Но мысль об «использовании» не волнует его.

Он может разделить любые явления,

Но мысль о разделении не волнует его.

И даже когда пламень конца кальпы выжжет даже дно океанов,

И когда вихри заставят сталкиваться между собой горы,

Он будет пребывать в истинном постоянстве радости безмятежного угасания

А проявления нирваны останутся все теми же.

Я говорю об этом тебе сегодня столь настойчиво

Лишь для того, чтобы ты сумел избавиться от своих ложных взглядов.

И если ты не будешь [буквально] следовать моим словам,

То возможно кое-что ты сумеешь постичь»

Услышав эту гатху, Чжидао испытал Великое пробуждение. Буквально запрыгав [от радости], он поклонился Патриарху и удалился.

Чаньский учитель Синсы, уроженец Аньчэна, что в Цзичжоу[218], происходивший из рода Лю, как-то услышал, что в Цаоси [у Шестого патриарха] через проповедь Дхармы спасаются множество людей и прямиком отправился на поклон [к Хуэйнэну]. Там он задал Хуэйнэну вопрос:

– Чем должен заниматься [последователь Чань], чтобы его достижения нельзя было измерить «ступенями совершенствования»[219].

– А чем Вы пришли сюда заниматься? – спросил в ответ Патриарх.

– Я не знаю, что делать даже с Благородными истинами, [завещанными Буддой]!

– А на какой «ступени совершенствования» Вы находитесь сейчас? – вновь спросил Патриарх.

– Если я даже не знаю, что делать с Благородными истинами, о какой вообще «ступени совершенствования» может идти речь?

Патриарх был глубоко поражен [его ответами] и сделал Синсы старшим в общине[220].

Однажды, Патриарх сказал ему: «Ты должен идти и распространять наше Учение в своем округе, дабы оно не умерло!». Так, Синсы, получив Дхарму, вернулся в Цзичжоу в горы Цинюань (Светлого источника) и повсеместно распространял Дхарму. После его ухода его наградили посмертным именем «Чаньский мастер Хунцзи», что означает «Великий в своей помощи».

Чаньский наставник Хуайжан[221] происходил из рода Ду, что в жил в области Цзиньчжоу[222]. Сначала он пришел к Государственному наставнику [Хуэй]аню[223], что пребывал в горах Суншань, но Хуэйань отправил его в Цаоси послушать проповедь.

Хуайжан прибыв [в Цаоси], поклонился учителю, тот же его спросил:

– Откуда пришел ты?

– С гор Суншань.

– И с какой вещью ты пришел сюда?

– Было бы неправильным сказать, что это похоже на какую-то вещь, – ответил Хуайжан.

– А можно ли этого достичь через тренировки? – вновь спросил Хуэйнэн.

– Нет никаких препятствий к тому, чтобы достичь ее тренировками, но вот загрязнить это невозможно ничем.

– Будды как раз оберегали именно это – то, что нельзя загрязнить. Это как раз для тебя, равно как и для меня самого. Индийский патриарх Праджнятара говорил: «Появится Жеребенок, который будет попирать своими копытами всех людей в Поднебесной». Ты должен сам понять [смысл этого предсказания], мне же не следует его разъяснять слишком поспешно[224].

Внезапно Хуайжан понял [смысл того, о чем говорил Хуэйнэн] и [после этого] почти пятнадцать лет он оставался учеником Шестого патриарха. День за днем он все глубже проникал в сокровенное и утонченное. Затем он поселился на пике Наньюэ в горах Хэншань, где широко проповедовал Чаньскую школу. Его наградили посмертным именем «Чаньский наставник Дахуэй», что означает «Великая мудрость».

Чаньский наставник Сюаньцзюэ («Сокровенное просветление») из Юнцзя происходил из рода Дай, что жил в уезде Вэньчжоу[225]. С малых лет изучал он сутры и комментарии на них – шастры, был искушен в методиках самадхи и медитации-випассаны[226] буддийской школы Тяньтай, поскольку читая «Вималакирти-нидресса сутру» он прозрел свое сердце-основу[227].

Однажды ученик Наставника [Хуэйнэна] по имени Сюаньцэ («Сокровенная бамбуковая табличка») решил посетить его и между ними завязалась оживленная беседа. Во время разговора [Сюаньцэ увидел], что высказывания [его собеседника] соответствуют речениям чаньских патриархов.

Сюаньцэ поинтересовался:

– Могу ли я узнать, о Милосердный[228], кто тот учитель, от которого Вы получили Дхарму?

– Когда я слушал наставления в различных шастрах, у меня на каждый раздел был свой учитель. Но затем, изучая «Вималикирти-нидрэша-сутру» я познал суть Школы Сердца Будды (Буддхаситта, самоназвание школы Чань – А.М). Но еще не было человека, который мог бы проверить это[229].

– Еще до времен Бхисмагарджитасавара Раджи[230] можно было достичь [просветления без подтверждения наставником], – сказал Сюаньцэ, – но после Бхисмагарджитасавара Раджи, тот, кто сам достигает пробуждения без [подтверждения] наставника естественным образом становиться на ложный путь.

– Не пожелаете ли Вы, Милосердный, стать заверителем моего [просветления]? – спросил Сюаньцзюэ.

– Мои слова слишком легковесны для этого, – ответил Сюаньцэ. – В местечке Цаоси есть Великий учитель – Шестой патриарх, к которому стекаются паломники со всех четырех сторон чтобы получить от него Учение. Если Вы отправитесь к нему, я составлю Вам компанию.

Сюаньцзюэ вместе с Сюаньцэ пришли в [Цаоси]. Сюаньцзюэ обошел три раза вокруг учителя [в знак уважительного приветствия], а затем встал перед ним, подняв монашеским посох-кхаккхару.

Наставник спросил:

– Шраман является воплощением трех тысяч больших правил и восьмидесяти тысяч мелких предписаний. Так откуда пришли вы и что сделало Вас столь озабоченными?

– Слишком велико дело [бесконечной череды] рождений и смертей, и слишком быстро мы уходим в непостоянство, – ответил Сюаньцзюэ.

– Почему же ты не воплотил в себе принцип «Нерождения»[231], который бы положил конец бы скоротечности жизни? – спросил Хуэйнэн.

– Если тело пребывает во вне рождений, то и основа [существования человека, его сердце] не скоротечна! – заметил Сюаньцзюэ.

– Именно так! Именно так! – воскликнул Хуэйнэн.

Сюаньцзюэ сделал все необходимые церемонии, [что полагаются по окончанию беседы с наставником], поклонился и вскоре он распрощался.

– Не слишком ли быстро ты возвращаешься обратно? – спросил его Хуэйнэн.

– Если изначально не существует движения, можно ли говорить о скорости? – ответил вопросом Сюаньцзюэ.

– А кто знает, что движения не существует?

– Это лишь разделение [первоначального единства], что само возникает у Вас, Милосердный.

– Ну что ж, – заметил Хуэйнэн, – я вижу ты уловил смысл «Нерождения».

– А, что разве «Нерождение» обладает «смыслом»? – спросил Сюаньцзюэ.

– А разве «отсутствие смысла» не есть разделение [первоначального единства]?

– Разделение это также и отсутствие смысла.

– Замечательно! – воскликнул Хуэйнэн. – Задержитесь ненадолго и останьтесь здесь на ночлег!

[Благодаря последнему восклицанию Патриарха] со временем [Сюаньцзюэ] стали называть Ишэцзюэ – «Просветление за один ночлег».

Впоследствии он написал «Гатху о Подтверждении Пути», которая широко распространилась по миру. После смерти получил он имя «Великий учитель Усян» – «Тот, кто находится вне внешних проявлений». А его современники звали его «Чэньцзюэ», что означает «Воистину просветленный».

Чаньский последователь Чжихуан сначала обучался у Пятого патриарха и сам считал, что уже достиг Самадхи. На двадцать лет он уединился в небольшой обители, где проводил долгие часы в сидячей медитации.

Ученик [Хуэйнэна] Сюаньцэ, путешествуя вдоль берегов Хуанхэ, услышал имя Чжихуана и посетил его обитель.

– Что ты делаешь здесь? – спросил Сюаньцэ.

– Я вхожу в Самадхи, – ответил Чжихуан.

– «Вхожу в Самадхи» – сказал ты? Пребываешь ли ты в нем сознательно (досл. «с наличием сердца»)? А может бессознательно (досл. «в отсутствии сердца»)? Если ты входишь в Самадхи бессознательно, то это значит, то все бесчувственные вещи, типа травы и деревьев, черепицы и камней, также могут войти в Самадхи. Если же ты то делаешь сознательно, то все, оживленные объекты, также могут достичь Самадхи.

– Когда я воистину пребываю в Самадхи, то не вижу не «отсутствия», ни «наличия» сердца, – заметил Чжихуан.

– Если ты не видишь ни «наличия» ни «отсутствия» сердца, то это и есть вечное Самадхи. Но существует ли в этом случае «вхождение» [в Самадхи] или «выход» [из него]? [Если это так], то это не будет Великим Самадхи, – заявил Сюаньцэ.

Чжихуан ничего не ответил. После долгого молчания он спросил:

– Могу ли я узнать, кто Ваш учитель?

– Мой наставник – Шестой патриарх из Цаоси.

– А как Шестой патриарх определяет самадхи и дхиану? – спросил Чжихуан.

– Мой учитель говорит так: «[Тело Закона – Дхармакая] – чисто и безмятежно. Именно таковы его функция и основа. Пять скандх изначально пусты, а шесть нечистых опор сознания (зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, интеллект – А.М.) – отсутствуют. Нет ни вхождения [в самадхи], ни выхода [из него]. Нет даже ни самого самадхи, ни хаоса, [что противостоит ему]. По своей природе Чань (дхианы) – не пребывает ни в чем, а поэтому отбрось [выражение] «Пребывать в умиротворении дхианы». По своей природе Чань не рождается, а поэтому отбрось [выражение] «порождать думанья о дхиане». Подобно этому сердце наше абсолютно пустотно, более того – пустотность его неизмерима».

Услышав эти слова, Чжихуан тотчас отправился [в Цаоси] за наставлениями Шестого патриарха. Тот спросил Чжихуана: «Зачем Вы, Милосердный, явились сюда?». Чжихуан описал кармические причины, приведшие его [в Цаоси].

Учитель сказал: «Речи, что произнес [перед тобой Сюаньцэ], искренни. Пусть сердце твое станет подобным абсолютной пустоте, но при этом не будь привязанным к созерцанию пустоты, и тогда не будет тебе препятствий [к достижению освобождения]. Будь то в покое или в движении – всегда пребывай вне использования сердца. Забудь о различиях между обычным человеком и мудрецом. Отбрось различия между возможным и существующим. Пуская твоя внутренняя природа и ее внешние проявления пребывают в состоянии таковости – вот тогда не будет такого момента, когда бы ты ни пребывал бы в самадхи».

При этих словах Чжихуан достиг Великого пробуждения. От того, что он в течение двадцати лет считал «достижением [истинной глубины] сердца», не осталось и тени. В ту же ночь жители Северного берега Хуанхэ слышали глас с Небес: «Наставник Чжихуан сегодня достиг Дао!»[232]. Вскоре Чжихуан, совершив прощальный поклон [перед Шестым патриархом], вернулся в Хэбэй, где проповедовал всем четырем категориям людей[233].

Как-то один монах спросил [Шестого патриарха]:

– Кто может достичь сути учения из Хуанмэй, [что проповедовал Пятый патриарх]?

– Тот, кто познал Закон (Дхарму) Будды сможет достичь его.

– А Вы, Преподобный, достигли этой сути?

– Увы, я не познал еще Закона Будды!

Однажды Наставник захотел постирать свою рясу, что была передана ему, но никак не мог найти чистого источника. Поэтому он отправился в местечко, что располагалась в пяти ли позади монастыря, где он заметил, что горные леса и трава были особенно пышны.

Наставник потряс своим монашеским посохом[234], а затем воткнул его в землю. Тотчас открылся источник, хлынула вода и образовала небольшое озерцо.

[Патриарх] опустился на колени, чтобы выстирать свою рясу на камнях, но внезапно перед ним появился монах и поклонился ему. Монах произнес: «Мое имя – Фанбянь, я из Западного Шу. Недавно, в Южной Индии я повстречал Великого учителя Дамо. И он сказал мне: «Быстрее возвращайся в земли Тан (т. е. в Китай). Истинное око дхармы Махакашьяпы[235] и монашеская ряса, что завещал я, ныне переданы Шестому патриарху, что живет в области Шаочжоу в местечке Цаоси. Иди и поклонись ему[236]». И вот я, Фанбянь, пришел издалека в желании увидеть рясу и патру, что переданы Вам».

Шестой патриарх показал ему [патру и рясу], а затем спросил:

– А чем Вы занимаетесь, Высокочтимый?

– Я искушен в искусстве скульптуры.

– Не покажите ли мне Ваши работы, – тотчас попросил Патриарх.

Фанбянь оказался в тупике, но через несколько дней он изваял точную статую [Шестого патриарха] высотой в семь цуней, совершенную по своему мастерству. Рассмеявшись Патриарх сказал: «Вы лишь уловили кое-что в природе ваяния, но ничего не уловили в природе буддизма».

Затем он вытянул вперед руки и [возложив их] на голову Фанбяня, потер их [в знак благословения], сказав при этом: «Навеки ты станешь Нивой благодати[237] как для людей, так и для Небес». И отдал Патриарх ему свою рясу.

Получив рясу, Фанбянь разделил ее на три части: в одну часть он обрядил статую, вторую оставил себе, третью сжег, разложив на земле и накрыв пальмовыми листьями. Затем он произнес: «Получение этой рясы означает, что предстоит мне вернуться этот мир в качестве настоятеля монастыря и вновь отстроить его храмы и залы!».

Как-то один монах повторял гатху, написанную чаньским наставником Волунем[238]:

«Волунь обладает способами

Того, как обуздать сотни мыслей.

И тогда [проявления] этого мира не возбуждают сердце.

А дерево Бодхи прорастает с каждым днем».

Шестой патриарх услышав это, сказал: «Гатха эта показывает, что ее автор не познал свое сердце-основу. Если действовать, руководствуясь [лишь словами этой гатхи], то это лишь еще больше опутает тебя». Затем он произнес свою собственную гатху:

У Хуэйнэна нет никаких способов,

Не обуздывает он и сотни мыслей,

Проявления этого мира нередко волнуют его сердце.

Так как же может прорастать древо Бодхи?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.