ГЛАВА 8. СМЕРТЬ ИЛИ РОЖДЕНИЕ?

ГЛАВА 8. СМЕРТЬ ИЛИ РОЖДЕНИЕ?

— дальнейшее привлечение экстрасенсов и властных структур без утечки информации невозможно…

— вероятности до сих пор не устоялись — слишком серьезное изменение линий судеб. Опасность коллапса не устранена…

— нужно переходить к решительным действиям…

— у нас нет полномочий…

— но потом будет поздно — мы можем потерять цивилизацию…

— что вы намерены предпринять?..

(из обмена мыслями где-то в астрале)

***

Понедельник, как известно, день тяжелый, что Степан очень четко ощущал сейчас на своей голове. Заткнув истошный звон будильника, он долго сидел на краю кровати, не открывая глаз. В висках маленькими молоточками стучалась головная боль. Во рту стоял знакомый сушняк.

"Господи, какой же мы дряни вчера с Севкой набрались!" — протащившись в ванную, он включил воду и посмотрел в зеркало. На него мутным взглядом смотрело оплывшее и заросшее щетиной лицо. Сил и желания чистить зубы не было. Хватит и того, что нужно побриться, а то до смены с такой рожей не допустят. Он достал старую электробритву и приступил к опостылевшей процедуре. Выйдя в коридор, он услышал грохот кастрюль на кухне.

— Нюрка! Пожрать что-нибудь брось на сковородку! На работу опаздываю! — буркнул он жене вместо утреннего приветствия, а сам пошел в комнату искать одежду, что почище — одеть на работу. Вслед ему раздалось:

— Нечего пить столько! Теперь подыхаешь небось! — но, несмотря на недовольный тон, большая кружка горячего чая и яичница все-таки ждали его на столе.

— Ну, спасибо! А то я уже скандала ждал, — довольно промычал он, садясь за стол.

— Да надоело мне все! Даже скандалить! Так что жри, пока дают! — ответила зевающая Нюрка, заправляя растрепанные, пережженные осветлителем волосы. Вечером-то, трезвый придешь? В доме вон, хоть шаром покати! С магазинов я, что ли, все таскать должна?!

— Все, спасибо! Приду! Куда я денусь? — сказал Степан, выходя из за стола и накидывая летнюю куртку на ходу.

На улице начинался обычный летний день. "Все путные люди сейчас по отпускам, а я, как лох, баранку целый день крутить должен!" — подумалось ему. С другой стороны, Степан еще неплохо помнил время, когда он парился дальнобойщиком за те же деньги, и жизнь тогда ему малиной не казалась.

На проходной стояла суета, и всем было не до него. Так что, от Степана только отмахнулись, послав к машине, стоявшей уже загруженной у цеха готовой продукции. Он протопал сотню метров до места, где его ждал новенький Камаз. Рассмотрел еще раз путевку — адреса знакомые, ничего особенного. Сначала в городе скинуть половину груза, а потом можно и в область смотать. Вон и Мишка бежит — не запылился.

— Чего опаздываешь? Мне одному, что ли, разгрузкой заниматься?

— Привет! Дак чё? Нормально! В самый раз успел! — подбежал худенький, но жилистый парень с заспанной физиономией.

— Поехали тогда! — и Степан включил первую передачу. Машина послушно фыркнула и сдвинулась с места.

Они были на полпути к первой точке разгрузки. Утренний час пик пошел на спад и транспорт не создавал больше пробок. Степан вел машину по просыпающемуся летнему городу, умытому ночным дождем и сверкавшему в лучах восходящего солнца влажной листвой деревьев и луж. Голова приходила в порядок, и настроение постепенно улучшалось. Степан поймал "зеленую волну" светофоров и уверенно поддавливал на педаль газа, видя, как впереди очередной красный глаз, моргнув, подмигнул желтым и сменился на зеленый. Отметив боковым зрением, что боковые улицы свободны, он продолжал давить на педаль газа. При этом, он переключил приемник на другой канал, ища подходящую музыку…

***

Таша проснулась еще до звонка будильника и лежала, предаваясь неспешным утренним мыслям. Последняя неделя работы — и можно идти в отпуск. Они планировали этим летом съездить на Черное море в район Сочи, но теперь все планы смешались. После их «путешествия» в Таиланд через горы и тропический циклон, Черное море больше не привлекало ее внимание. А сколько такой красоты на Земле можно наблюдать еще!

За окном ждало, медленно подкрадывающееся, теплое солнце. На дворе раздались первые утренние крики ребятни. Проснувшееся окончательно тело наполнялось энергией. Она поцеловала уткнувшегося в подушку и досматривающего последние сны Славу и прошептала:

— Спи, засоня!

Потом укрыла его получше одеялом и выпорхнула в ванную приводить себя в порядок.

Славу разбудил заманчивый запах кофе, прокравшийся из кухни в спальную комнату. Он лежал некоторое время, соображая, где он и что он сейчас. Ему приснилась очередная серия про их «путешествия».

— Ташенька, ты уже встала?

— Вставай, сплюшка! Кофе уже готов! — донесся из кухни звонкий Ташин голос. Через некоторое время девушка вошла в спальню и, увидев Славу лежащим по-прежнему в кровати, набросилась на него, тормоша и смеясь:

— Вставай, вставай, лежебока! Что тебе там такое приснилось, что ты из кровати не вылезаешь?

— А мне снилось, что мы с тобой все путешествуем по разным местам!

— Правда?! И я такой же сон видела! Будто мы были опять где-то в тропиках! — Таша сидела на смятой кровати и мечтательно улыбалась.

— А давай не поедем на Черное море — чего нам там делать?! — предложил Слава.

— Мы с тобой явные дураки — у нас мысли сходятся!

— Я думаю, мы не столько дураки (хотя и это не отрицаю), сколько, так близкие друг другу люди, что у нас желания и мысли часто совпадают, — дал занудно-научный анализ ситуации Славка.

— Фу, как скучно и глупо! Точно, я говорю — мы дураки! А дуракам, на Черном море, делать нечего! Ладно, вставай, а я кровать заправлю!

— Нет уж, давай хотя бы это вместе сделаем!

— Да уж! Иди, мойся! И так уже опаздываем, куда только можем! А вместе потом можно и более приятными делами заниматься! — хитро сощурив глаза, рассмеялась Таша.

Выходя из ванной, Слава вспомнил, как он жил до появления Таши. Те занудные и унылые утренние мгновения холостяцкой жизни, когда он спешил сбежать из дома в поисках каких-нибудь развлечений. Скоро уже год, как его жизнь изменилась за один миг. Таша вошла в его судьбу один раз и навсегда, оставшись в его жилище, жизни и сердце. Пришла и заняла там место, давно, а может и изначально, пустовавшее и словно предназначенное только для нее. И она, сама себе удивляясь, приняла свою роль столь естественно, будто все ее предшествующее существование было только подготовкой к этому мгновению.

Он вспоминал их первое утро, когда им некуда было спешить, когда все между ними стало ясно и очевидно, и они наслаждались неспешным пробуждением, какими-то глупыми постельными играми и ласками, простыми, но столь приятными, утренними хлопотами. Это очарование не спешило уходить и повторялось, хоть на мгновение, каждое утро. Вот и сейчас: он замер на полпути в кухню и любовался стройным силуэтом, обрамленным дымкой волос, отсвечивающих в лучах утреннего солнца. Его захватило непередаваемое чувство домашнего уюта и тепла, исходящее от Таши, которая хлопотала над столом, заставленным чашками с дымящимся кофе.

— Уже помылся? — ласково взглянув на Славу, Таша продолжала выкладывать на стол печенья и шоколад. Он подошел сзади и, обняв, прошептал ей на ушко:

— С добрым утром, Солнышко!

— Ты это мне или ему? — кивнув в направлении окна, спросила Таша.

— Тебе.

— Тогда давай, садись за стол! А то если мы тут резвиться начнем, то завтрак быстро на полу окажется! — мягко освобождаясь из объятий, она приобняла и поцеловала его в щеку.

За столом Таша хитро посмотрела на Славу и начала клянчить:

— Ты мне дашь сегодня за руль сесть?

— Конечно, зачем ты спрашиваешь?

— Ну, все-таки, это машина твоих родителей, и мне как-то неудобно…

— Ласточка моя, сколько раз я тебе говорил, что машину родители оставили мне. У них гораздо лучше есть. А у нас с тобой нет ничего отдельного и все вещи и деньги общие.

— Даже трусы общие!? — притворно испуганно спросила Таша, а у самой смех так и плескался в серых глазах, отсвечивающих утреннее солнце.

— Даже трусы! — веско припечатал Слава свое решение. — Так что, с этого момента, ключи будут всегда у тебя, — потом не выдержал серьезного тона и усмехнулся. — Тем более что я сделаю себе копию!

— Да уж, Соломоново решение! Но, все равно, спасибо! — смеялась в ответ Таша.

Покончив быстренько с завтраком, они выскочили на улицу, наполненную пьянящим ароматом влажной летней земли и зелени. Все вокруг было умыто ночным ливнем, который оставил за собой парящие лужицы на нагревающемся под солнечными лучами асфальте. Машина, тоже не обойденная ночной мойкой, ждала их, послушно притулившись к бордюру. С радостным воплем голливудского индейца Ташка подскочила к дверце со стороны водителя и уже через мгновение заводила двигатель. Слава неспешно сел рядом и голосом инструктора приказал:

— Пристегните ремень!

— Фу, зануда! — надула губки Таша, но ремень пристегнула.

Таша хорошо водила машину, так что, просьба пристегнуть ремень, была вызвана только Славиным беспокойством за любимого человека. Сейчас он сидел, совсем не волнуясь за ошибки новичка за рулем, как это обычно делает водитель, невольно оказавшийся в кресле пассажира рядом с неопытным коллегой. Он просто любовался спокойными и уверенными Ташиными движениями. И машина, словно чувствуя на руле опытную руку, не дергалась и не виляла, а плавно летела по улицам. Впереди горел зеленый светофор. Рассчитывая проскочить, Таша прибавила скорости. Они явно успевали, пока, уже почти выехав на перекресток, на мгновение не увидели красный свет… перед самым ударом огромной машины, вылетевшей на них с боковой улицы…

***

Таша стояла в стороне от места аварии. Грузовой фургон Камаза, смяв весь левый бок их десятки, пролетел еще полсотню метров, пока не затих на газоне, уткнувшись в фонарный столб. Их мятая машина отлетела метров на двадцать в сторону. Со всех сторон к месту происшествия устремились люди. Сначала она хотела звать на помощь, но вдруг до нее начал медленно доходить весь ужас происшедшего.

Она не там — не в машине, где остались их тела. Ее пронзила одна мысль: "Что со Славой? Он должен быть жив, если его нет здесь!" И она устремилась к машине, которой, как таковой, уже не было. Боковые стекла бисером рассыпались по остаткам салона и окружающему асфальту. Лобовое стекло, смятое в гармошку, вывалилось на капот. В кресле водителя прижатое передней стойкой к сиденью лежало ее бездыханное тело. На виске расплывалось кровавое пятно от раны, явно не совместимой с жизнью. Слава, весь посеченный осколками стекла, осторожно ощупывал ее лицо, причитая:

— Солнышко! Очнись! Только не умирай! Все что угодно, только не умирай!..

От грузовика уже бежал матерящийся шофер:

— Да что ж это такое! Какой же идиот на красный прет! Где у вас глаза! Есть хоть кто живой… — и замер на полуслове, пытаясь понять, есть ли пострадавшие. — Живой?! — наконец сказал Степан и, обернувшись, крикнул подбегающему напарнику: — Мишка, скорей скорую вызывай!

— Уже! — послышалось в ответ.

Таша приникла к Славе, пытаясь «достучаться» до него, но все было тщетно. Он, как сомнамбула, с остановившимся взглядом что-то бормотал ее телу, и гладил его, размазывая кровь по волосам.

Таша почувствовала, что с ней что-то начало происходить. Она стала, как бы проваливаться или взлетать. Одновременно, перед ней, в стремительном порядке стали пролетать картинки из ее жизни. Вот они со Славой и друзьями на даче, потом ночная «охота». Вот она первый раз в его объятиях, чуть не падающая в обморок. Вот в больнице, «перебравшая» наркотиков… их первая «неудачная» встреча у него в кабинете… вот она студентка, хвастающая бабушке о своих успехах… ученица, увлеченно о чем-то рассказывающая своим родителям, и совсем маленькая девочка, играющая со своим старшим братом в песке на берегу реки. Она поняла, что вспомнила всю свою жизнь и могла теперь спокойно обратиться к мельчайшим деталям своей освободившейся памяти. Затем она почувствовала приближение родных и тепло чувств исходящих от них. В поле зрения появилась бабушка и рядом стоящий дядя — мамин брат. Она бросилась в объятия к ним и спросила:

— Я умерла?!

— Ты пришла к нам! Умерло твое тело, а душа только что освободилась! Лучше считать это рождением души, чем смертью тела! — успокаивая ее, говорила бабушка. — Как мы рады видеть тебя здесь! Твоя душа не испугалась, не заблудилась и не оцепенела от шока. Ты сумела позвать меня и ангелов. Теперь у тебя не будет проблем! Пойдем, тебе нельзя долго здесь оставаться.

— Но бабушка! Мне очень нужно передать весточку моему любимому! Я не могу так уйти!

Бабушка озабоченно на нее посмотрела и ответила:

— Ты можешь еще немного пробыть здесь, но у тебя немного времени. Твоя душа еще не полностью перешла порог. И ее плотная оболочка начнет затягивать тебя опять в новое перерождение. Это очень опасно, потому что ты можешь реинкарнировать, то есть очутиться в теле зарождающегося ребенка. При этом твоя память заблокируется и, фактически, ты умрешь как личность, став совершенно другим человеком. Так что, как только почувствуешь неодолимую тягу к «выживанию», сразу зови нас. Это будет твой последний шанс уйти. Мы будем ждать. Времени у тебя около двух — четырех часов.

Таша почувствовала, как оказалась опять у разбитой машины. Рядом с ней уже стояла реанимация. Ее тело сняли из раскореженой машины, погрузили на носилки и закрыли полностью простыней. Ей не было горько или обидно по поводу своей смерти, но сочувствие к Славе разрывало ее несуществующее сердце. Он не отходил от Ташиного тела, все время держа ее руку в своей. Его пустили в машину вместе с носилками. Таша обняла его, гладила по голове, еще и еще раз пытаясь достучаться до его сознания. Но он по-прежнему был в ступоре, закрывшись от всего остального мира. Время, как будто остановилось, и ничего, кроме лежащей перед ним любимой, для него не существовало. Чувствуя, как уходят драгоценные минуты, Таша решилась найти Женю и дозваться до него…

***

Сделав утреннюю разводку сотрудников по фронту работ, я сидел, уставившись в комп, и вспоминал нашу с Федькой прогулку по туманному Альбиону. Взор мой тоже был туманный, и поэтому, никто с сиюминутными проблемами ко мне не приставал. Сидя и медленно переваривая утренний кофе со случайно попавшей в мой желудок половинкой засохшего печенья, я вдруг почувствовал что-то знакомое. Но не то чувство мешающего взгляда в затылок, которое преследовало всех время от времени, а приятное ощущение заботы или даже любви, которое я испытывал, когда Слава с Ташей транслировали свои мысли мне «оттуда».

Чувство не оказалось мимолетным, а только усиливалось, как будто кто-то «оттуда» пытался привлечь мое внимание. "Что за ерунда?" — я пытался осмыслить, что бы это могло быть. "Надо позвонить Таше может она, чем поможет?" — Ташин мобильник был выключен из сети. Тогда я набрал Славин номер: долгие гудки, никто не берет трубку. Может они дома? По домашнему — та же картина.

"Позвоню-ка я Славе на работу" — посетила мою голову логичная мысль. Трубку взял Игорь, и быстро выяснилось, что Ярослав на работе не показывался.

"Странно, что-то здесь не так. Никаких особых планов у них на сегодня не было" — сидя и думая эту долгую думу, я чувствовал, что кто-то настойчиво от меня что-то просит и, как будто, этот кто-то очень мне близкий и доброжелательный. Я вздохнул, набрал еще раз Славин номер и решил ждать до победного конца. Наконец, телефон на той стороне включили:

— Алло!

— Это ты Слав?! — спросил я в трубку, уже понимая, что слышу чужой голос.

— Нет, он сейчас не может отвечать. У него состояние шока. Мое имя Владимир Тельников, я Славин знакомый, врач из реанимации.

— А что с ним случилось? — спросил я, чувствуя, что у самого душа в пятки уходит.

— Да с ним-то почти и ничего: так, порезы, да ушибы, а вот подруга его погибла!

— Ч-что? — заплетающимся языком выговорил я — Так это ж Таша!

— Извините, не понимаю! Ее, кажется, Наталия звали.

Все встало на свои страшные места: "Это же Таша меня зовет! Бедненькая!"

— Что же случилось?! — на автомате спросил я, а сам при этом лихорадочно думал: "Таша хочет немедленно встретиться, но наверно больше со Славой, а не со мной. Почему же она меня зовет? Ах! Разумеется, Слава в полном ступоре. К нему сейчас и я не доорусь! Так, что же делать? Срочно Федьку за шкирку и за Славой!" А в трубку слышу ответ:

— Они попали в автомобильную катастрофу…

— Где вы находитесь сейчас? — я перебил, недослушав.

— В первой городской.

— Хорошо, мы сейчас подъедем. Вы можете трубку Славе дать?

— Да, — и послышалась какое-то бормотание. Это наверно врач уговаривал Славу взять телефон.

Наверно, спустя минуту послышалось второе «Да», но уже Славино, тихое и безжизненное. Я чуть не сорвал голос, проорав ему:

— Слава! Она не может до тебя достучаться! Таша на меня уже вышла. Попробуй настроиться на нее, а мы с Федькой сейчас к тебе подлетим! Нам надо срочно выходить «туда». У меня такое чувство, что у нее мало времени или что-то очень срочное! Все, пока, еду! — и, не дожидаясь его реакции, вырубил связь.

Только отключив телефон, я сообразил, что могут обо мне подумать окружающие. Испуганно оглянувшись, я с облегчением понял, что мои вопли не привлекли ничьего пристального внимания. Вот вам совет: если хотите, чтобы ваш разговор не подслушивали, орите во все горло, тогда все будут уверены, что и подслушивать нечего! Я оглянулся еще раз вокруг и шепнул больше мысленно, чем вслух:

— Ташенька, миленькая! Продержись еще чуть-чуть! Мы уже летим! — я надеялся, что она меня слышит. Выскочив, в чем был в коридор, я на ходу позвонил Феде:

— Федька, аврал! Таша погибла! Нужна твоя Нива! Беги к главному выходу, у тебя машина на парковке?!

— Да! — только успел выдохнуть Федька, и я дал отбой. За что люблю друзей — никаких лишних вопросов в критической ситуации. Встретившись внизу, я сходу рассказал все, что знал Феде, и мы помчались к первой городской больнице.

Разыскали мы Славу, позвонив ему со входа. Он уже немного ожившим голосом выдавил из себя что-то вроде: "Я иду". Всего через пару минут он появился в дверях, весь обклеенный пластырями и заплывшим левым глазом. Видя его растерянный и беспомощный вид, я, не выдержав этого зрелища, обхватил его за плечи и повел в машину. Хуже всего, если Славка сбрендит.

— Ребята, спасибо! — распричитался Слава. По его щекам катились слезы, но он, по-моему, их не замечал. — Таша пришла ко мне, а я дурак забыл — в ступор впал, ничего не чувствовал, а она и сейчас с нами! Послушай! — он схватил мою руку, и я ощутил на мгновение, ставшее уже знакомым, теплое «прикосновение» к голове и плечам.

— Главное, держи себя в руках! — я пытался настроить Славку на более деловой лад. — Сейчас заскочим ко мне за лекарством, съедим его по дороге и от тебя отправимся на встречу с Ташей! Генератор ведь у вас. Да, надо еще таймер не забыть взять!

Я пулей взлетел на свой четвертый этаж, захватив кроме лекарства и таймера, флягу с водой — запить по пути сахар с лекарством. Не отъезжая, все приняли дозу. Потом Федька, как угорелый, погнал свою Ниву к Славиному дому. У себя в подъезде, Славка попытался припустить бегом наверх, но я притормозил его, сказав:

— Не спеши! Еще семь минут, пока лекарство подействует. Успеем и на лифте! И ложиться лучше в спокойном состоянии, а то мы на бегу еще свой прибор не пробовали. А вдруг что не так сработает! — к счастью, лифт был внизу, и долго уговаривать Славу не пришлось.

Пока этот электросаркофаг отщелкивал десять этажей вверх, внутри стояла напряженная тишина. Спрашивать Славу подробности, не поворачивался язык, а думать сейчас о чем-нибудь другом было невозможно. Пока поднимались и подключали генератор через таймер, как раз ушло необходимых семь минут.

— Я пойду первым, для подстраховки, чтобы Слава чего не учудил! — ультимативным тоном заявил я и одел «шапку». Славка смотрел по-собачьи просящими глазами, но я не поддавался. — Федя, идешь последним! Выставь таймер на десять минут и ныряй за Славой! С нас снимай электроды, как только мы отключимся, — а сам лег на пол и махнул Федьке, чтобы он запускал…

***

…она стояла рядом, в паре метров от кровати. Она была прекрасна, как никогда. Сейчас я мог признаться себе, что завидовал Славе, и просто не давал воли свей фантазии представить ее своей девушкой. Ее прекрасные серые глаза лучились любовью и состраданием. Она выглядела не совсем обычно. Ее как будто переполняла какая-то божественная энергия, которая изливалась вокруг теплым потоком. Я, купаясь в этом ощущении блаженства, подошел к ней, взял за протянутые руки и сказал первые слова, которые пришли мне на ум:

— Прости!

— За что? — она обняла меня, и я почувствовал, насколько лишним было мое чувство стыда перед Славой и насколько неуместным было бы вспоминать об этом сейчас.

— За то, что вперед Славы полез. Он сейчас придет.

— Нет, все правильно! Ты не понимаешь, как я тебе благодарна! Ты услышал меня, ты помог Славе, ты успел. Я чувствую, у меня осталось совсем немного времени.

Неожиданно для самого себя я признался:

— Я… оказывается, люблю тебя.

— Глупый, и я люблю тебя! И Федю! — она гладила меня по голове. — Но со Славой мы одно единое. Понимаешь?

И я понял, что высказал то чувство любви, которое рождается между людьми, независимо от их природы и социального статуса. Это чувство, которое испытывают друг другу родственные души, как мать к своему ребенку, как близкие друзья, как внуки к своим дедушкам и бабушкам. И это чувство может быть нисколько не слабее, чем отношения между влюбленной парой. Просто Таша со Славой были нераздельным целым, которому на моих глазах суждено было разбиться.

— Да, понимаю. Иди к Славе. Мы с Федей пойдем в соседнюю комнату. Позовите нас, когда будет нужно.

Она подошла к появившемуся здесь Славе. Когда он «встал» у кровати, Таша была уже рядом с ним. Они взялись за руки и молча, неотрывно смотрели друг другу в глаза. Тем временем, я подхватил вывалившегося в подпространство Федьку и уволок его в гостиную прямо через перегородку стены…

Слава с Ташей утопали в глазах друг друга. Миллион вопросов и миллион ответов было в этом взгляде.

"Любимый!" — беззвучно шептали Ташины губы.

"Любимая!" — так же беззвучно отвечал Славы.

Слезы счастья и сожаления чертили дорожки по их щекам. Им не нужно было ничего говорить. Все их чувства и мысли мощными потоками переливались друг другу. Они любовались и пытались запомнить мельчайшие черточки любимого, понимая, что этот единственный шанс, брошенный им игривой судьбой, нужно использовать до конца. Следующая встреча может состояться через вечность. Они впитывали в себя все чувства и ощущения с неистовой жадностью осеннего зверька, делающего запасы на зиму, чтобы пережить этот мучительно долгий, холодный, тоскливый и неотвратимый отрезок жизни. Вспоминать по крупице и скаредно расходовать припасенную память, растягивая ее на всю безысходную бесконечность только лишь за тем, чтобы дотянуть до новой встречи — пусть полуживым, но дотянуть.

Налюбовавшись друг другом, они обнялись и слились в долгом поцелуе. И только после этого смогли «произносить» хоть что-то осмысленное.

— Солнышко! Я виноват во всем! Мне надо было сесть за руль! — первым с горечью выплеснул из себя, мучившую его все это время мысль, Слава.

— Славочка, любимый! — шептала Таша. — Не переживай! Ты ни в чем не виноват! На нас напали отсюда, с изнанки. Нас хотели вывести из игры. Помнишь, что на светофоре мы видели зеленый свет? Так вот, уже там, на месте аварии, я поняла, что мы ехали на красный! Кому-то было надо, чтобы мы увидели зеленый и не заметили летевший на нас Камаз. Это было влияние на наше сознание. Этот шофер на грузовике, Степан, он говорил там, на месте аварии, что тоже до последнего момента "не видел" нашей машины, а поперечная улица была пустая. Его тоже жалко, у него еще алкогольное опьянение определили, теперь все на него повесить могут, а он не больше виноват, чем я. Тебе надо рассказать, что я ехала на красный.

— Значит, за нами охотятся?

— Да, но это неважно сейчас. Давай об этом поговорим потом, вместе с ребятами. Я хочу, чтобы ты отбросил это глупое и никому не нужное чувство вины. У нас очень мало времени! Запомни основное: я очень тебя люблю, и буду ждать тебя столько, сколько понадобится. Ты должен прожить долгую жизнь. Я не знаю сама почему, но чувствую это. И еще, я надеюсь на наши встречи. Ищите меня там, за порогом в астрале!

— Как же теперь мне жить без тебя? — жалобно прошептал Слава.

— Постарайся. Ребята помогут тебе. И потом, у тебя будет цель: выйти в астрал и найти меня там. А я позабочусь, чтобы вас не трогали оттуда. Ты не представляешь, на что я пойду, если они еще хоть пальцем вас тронут!

— А как же мы?! Ты же хотела нарожать мне детей. Что я теперь буду делать без тебя на Земле? — увидев снова навернувшиеся слезы на Ташиных глазах, он понял, что на все вопросы ответов не будет. — Прости, любимая, я не хотел причинять тебе боли!

— Давай надеяться на лучшее! Когда я стала уходить, у меня появилось чувство, что там все возможно и, может быть, еще ничего не потеряно! — просящее заглядывала в глаза Славе Таша.

Они еще долго стояли и перешептывались, пытаясь найти все оттенки слов: прости — прощай — люблю, чтобы передать друг другу все их чувства. Но время неумолимо делало свое черное дело, и Таша, почувствовав, что у нее совсем его не осталось, взяла Славу за руку и переместилась в гостиную к нам с Федькой.

— Ребята, у меня очень мало времени! — сразу казала Таша, когда они со Славой появились в комнате. — Я должна сказать очень важные вещи, которые, мне кажется, сумела понять и которые нужно знать вам. Самое главное, что подпространство или изнанка реала, где мы находимся сейчас — только лишь прихожая. Путь в настоящий астрал лежит через порог. Я должна его перейти — я чувствую, что у меня все меньше сил сопротивляться инстинкту реинкарнации. Мне нужно избавиться от плотной оболочки на пороге и выйти в астрал.

На самом деле, мы сделали какой-то фокус. Результатом его является то, что вы сейчас находитесь здесь в более «легкой» оболочке, чем я, и поэтому, души из астрала принимали вас у Стоун Хеджа за своих. Сейчас вам важно знать, что наши опыты пошли в разрез с какими-то правилами, и на нас оказывалось давление, чтобы остановить. На нас со Славой было совершено покушение. Я оказалась под внушением, когда вела машину.

Вообще все неприятности, что с нами происходили в последнее время, скорее всего не случайны. Поэтому, будьте предельно осторожны. Может быть, опыты стоило бы прекратить, но я не могу вам запретить это. Если решитесь, то ищите путь за порог — за ним должна открыться правда о нашем мире. Ваши легкие души должны позволить вам его перейти, а я постараюсь вам помочь. Только боюсь, что какое-то время мне понадобится, чтобы сориентироваться там и многое, по-видимому, не только от меня зависит.

Мы слушали ее, боясь перебить и внимая каждому ее слову.

— Все, мальчики! Мне нужно прощаться! — и подойдя ко мне, шепотом сказала. — Не оставляйте Славу одного и не пускайте его долго смотреть на мое мертвое тело. Похороните то, что от меня осталось, без него. Напоминайте ему, что я здесь, а там лишь земная оболочка. И… очень важно… — ей видимо, с большим трудом давались последние слова. — Не давайте ему…уйти навсегда. Я очень боюсь, что тогда, мы можем вообще никогда больше не увидеться… Я не знаю наверняка, но у меня такое чувство, что это не тот путь.

— Хорошо, я все сделаю, и мы найдем тебя, чего бы это нам не стоило! — я обнял Ташу в последний раз. Она подошла к Феде, попрощалась с ним, и в последний раз обнялась со Славой. Потом, легонько оттолкнув его, сказала:

— До встречи! — и ее фигура заколебалась, как в тумане, стала прозрачной, и вдруг разлетелась бисером таящих искорок, обдав нас теплой волной. Мы долго стояли, смотря на то место, где только что стояла Таша…

— Не печальтесь! — в углу комнаты стояла и мягко улыбалась нам миловидная женщина, лет пятидесяти — шестидесяти. Слава видимо узнал ее, потому что, подскочив с ней, сразу задал вопрос:

— Елизавета Николаевна, что там с Ташей?! — Судя по сходству, я понял, что она наверно была Ташиной бабушкой.

— А хорошо ты ее назвал! Даже мы все ее так теперь зовем, — продолжала улыбаться женщина. — А сейчас с ней уже все в порядке. Правда, заставила она нас поволноваться! Только в самый последний момент через порог пошла. Вы видели, как ее плотная оболочка распалась?

— Да! Это было очень красиво!

— Нечасто удается наблюдать это воочию. Сейчас ее ангелы-спасители встречают, и я туда же потороплюсь. Слава богу, все обошлось — рождение новой души в астрале посложнее и поопаснее, чем рождение ребенка в реале будет. Да, можете больше не беспокоиться — вас не должны больше преследовать, по крайней мере, отсюда.

— А как… — хотел я спросить о том, как найти Ташу, но женщина уже растворялась в пространстве. До нас донеслось только последнее слово: "Извините! Спешу!"

Мы опять долго стояли, соображая, что же делать дальше. Потом я взял себя в руки и скомандовал:

— Федя! Берем Славу под руки и возвращаемся в тела! — мы протащили совершенно индифферентного и не сопротивляющегося Славу в спальню, где столкнулись с новой проблемой. Славка, мало что соображал и никак не хотел сам возвращаться в тело. Тогда я опять скомандовал Федьке. — Ныряй в туда и начинай его будить: колоти, кусай, коли иглами, но разбуди! Я отсюда без него не выйду.

Федя, недолго думая, вошел "в себя" и постарался на славу (то есть над Славой) поиздеваться. Результат превзошел все мои ожидания. Растерявшегося парня просто затащило в собственное тело. Я думаю, нам сильно повезло, что он был растерян, а не возжелал тут же броситься искать путь в астрал. Выйдя вслед за ним в реальный мир, я обнаружил, что Слава находится по-прежнему в неадекватном состоянии. Пройдя на кухню, я наткнулся на Ташины тапочки в прихожей. Сердце сжалось в приступе острой тоски: "Она больше никогда их не оденет!" Я отчетливо понял: Славке нельзя здесь оставаться. Здесь каждый вздох будет напоминать ему о Таше. Надо срочно, пока он не отошел от эйфории встречи с ней, уводить его отсюда. Я почти в панике продолжал командовать:

— Федя, Слава! Быстро надевайте башмаки и куртки, и едем ко мне! — ребята повиновались, не спрашивая. Я прихватил генератор, чтобы Славке неповадно было удрать «туда» одному. Выходя из подъезда, я сказал Феде. — По пути притормози у магазина, куплю водки побольше.

Единственным средством не дать Славке сойти с ума от тоски, я посчитал беспробудную пьянку в кругу верных собутыльников. Выскочив из машины в магазин, я решил добровольно взвалить на себя еще одну ужасную обязанность. У меня случайно на мобильнике был забит телефон Ташиного отца. Естественно, Слава сейчас не сможет ничего говорить, так что сообщить родителям такую новость придется мне. Я набрал номер и, дождавшись ответа, назвал свое имя. Не зная, как начать разговор, я промямлил:

— Я на счет Таши…. Наташи, — и в ответ услышал короткое:

— Я знаю, — …мне стало легче. Я понял, что только что избавился от тяжкого груза сообщать близким людям страшную весть. А голос в трубке продолжил после некоторой паузы. — Мне врач из скорой сообщил.

— Тогда, к сожалению, мне нечего добавить, — скомкал разговор я. — Если понадобится помощь, звоните, — потом мне стало стыдно. — Нет, не то… Я хотел сказать… Сегодня, уж простите, мы напьемся в стельку, иначе Слава с катушек съедет, а завтра мы с Федей все организуем и поможем со всеми делами. И еще… не задумывайтесь, пожалуйста, над тем, что я вам скажу и не считайте меня сумасшедшим… но передайте, пожалуйста, супруге, что с Наташей все хорошо. Она уже с бабушкой. Это я знаю наверняка.

— Спасибо! — видимо Ташин отец не нашелся, что и сказать на мои слова.

— Договорились. Тогда до-завтра, — я с облегчением выключил телефон и помчался за водкой — нет ничего лучше нашего русского национального напитка, когда нужно просто и быстро напиться или залить горе.

Сидя в машине по дороге домой я думал о сложившемся положении. Что же произошло с нами за последнее время? Жизнь в очередной раз делала крутой поворот, и осмыслить это было трудно. Еще весной я приехал из командировки, и впереди меня ждала вполне обычная рутинная работа, со временем предполагающая медленный карьерный рост и относительно спокойную жизнь. Жил бы себе тихо-смирно, потом женился на ком-нибудь, нарожал бы детей, внуков. Так нет, надо было Любочке совершить подряд две ошибки и перевернуть всю мою жизнь вверх тормашками. А я тоже, нет чтобы, не задумываясь, переделать опыт "как надо"…

Меня, как и всех нас сейчас, мучила одна мысль: "Неужели я явился причиной гибели Таши?" Ведь не будь я так дотошен с Любочкиными экспериментами, не втяни в это дело ребят — ничего бы не произошло. Но, с другой стороны, ничего нельзя повернуть вспять, а я только катился по цепочке логических событий, как и все мои друзья. В результате судьба опять не оставляла нам большого выбора.

Сейчас мы держали в руках изобретение, превосходящее по своему значению открытие ядерной энергии. Любая служба частной или государственной разведки или безопасности элементарно уничтожила бы нас в мгновение ока, лишь бы завладеть такой универсальной технологией подглядывания и подслушивания. А какое влияние на психику и социальные взаимоотношения может оказать возможность выходить в астрал? Было даже жутко просчитать все последствия обнародования.

Мы стояли перед огромной тайной, которая приковывала наше внимание, как удав предназначенную для съедения мышь. Вся наша прошлая жизнь казалась бледным подобием той перспективы, которую рисовало мое воображение. Я знал, что даже если бы Таша и ее бабушка не обещали нам заступничество, я полез бы в это пекло и головой и ногами — лишь бы узнать еще хоть что-нибудь новое. О Славе вообще можно было больше не говорить. Я видел, что теперь прошлая жизнь для него умерла, и другой цели, как найти Ташу, перед ним не существовало. Единственной проблемой впереди было то, как его периодически возвращать в тело, чтобы оно не окочурилось само собой, пока ретивый хозяин разыскивает свою мечту.

— Пьем за освобождение Ташиной души и за скорую встречу с ней, — сказал я, наливая по полстакана водки без закуски сразу по приходу домой. — И иначе на это не смотри! У нас теперь есть только один выбор: искать путь через порог.

— Как и где его искать? — наконец, хоть что-то сказал Слава. Правда, столько в его словах было горечи, что нам всем было в пору коллективно впадать в депрессию.

— Попробуем где и как только можно. Порыщем по подпространству, поспрашиваем души (если встретим), понаблюдаем за умирающими, медитирующими, медиумами… Я думаю, что если даже не получится, Таша поможет нам, когда это станет возможно для нее, — я старался не упустить инициативу и додавливал ситуацию, пока мог еще что-то соображать. Обращаясь к Славе, я сказал. — Завтра мы с тобой выходим досрочно в отпуск. Федя, а ты сможешь?

— Я если только на пару дней, да и то, придется на работу заглядывать, — сказал Федька, почти тут же разливая по второй. Видимо, и он не мог больше оставаться трезвым.

— Тогда, завтра надо помочь родителям Таши. Им, может, еще хуже, чем нам. А ты! — я снова обернулся к Славке, который пил водку как воду, не замечая, что делает. — Ты будешь сидеть дома и даже на прощание не пойдешь! Таша сказала, что тебе там нечего делать.

Слава вдруг уткнулся лицом в ладони и сказал:

— Таша была права: умирает не тот человек, чье мертвое тело остается в земле, а тот, кто остается живым рядом с этим телом. Я чувствую… нет — я знаю: моя прежняя жизнь умерла, мне больше нечего делать здесь, — водка все-таки стала оказывать свое действие и Славку прорвало на чувства.

— Ты же уже старый хрыч, а не тинэйджер, чтобы так раскисать! А знаешь, кстати, что она сказала мне на прощанье? — спросил я его прямо.

— Что? — Слава готов был на что угодно, лишь бы услышать хоть еще одну весточку от своей ненаглядной.

— Она сказала, что если ты хочешь ее увидеть хоть когда-нибудь еще, тебе нельзя ничего делать со своей жизнью. Короче, самоубийство не является путем туда. Как бы этого тебе ни хотелось. И потом, мы и так до нее доберемся. Представь, что она уехала в длительную командировку, и ты в недалёком будущем сможешь ее встретить. Чего тут так расстраиваться? — я надеялся, что мои хилые психологические потуги остановят Славу хотя бы от самых ужасных действий.

***

Последующие два дня прошли в грустных хлопотах и вечерних пьянках. Слава все-таки уговорил взять его на прощание, что, с одной стороны, не позволило мне самому там раскиснуть, но с другой — прибавило хлопот, в связи с постоянным приведением Славки в чувство из ступора, в который он все время норовил впасть. Особенно тяжко было на последнем прощании. Я все время твердил Славке в ухо:

— Ее здесь нет! Это только ее оболочка. Она ждет тебя там, и мы пойдем туда завтра вместе!

Там же, отойдя в сторону и взяв меня за рукав куртки, Ташина мама спросила, с надеждой глядя мне в глаза:

— Это правда, про то, что Вы сказали по телефону?

— Да, — ответил я тихо. — Я сам был этому свидетелем. К сожалению, я не могу ничем подтвердить это и даже рассказать, как это произошло. Но ведь Вы понимаете: зачем мне придумывать небылицы?

Она хотела еще расспросить меня, но ей нужно было общаться с другими людьми. Поэтому она с сожалением отошла, только успев оветить:

— Я верю Вам. Спасибо. Я не знаю, как бы перенесла это все, если бы не Ваша весточка от Наташи.

Я же вздохнул с облегчением. Несмотря на правду, все мои слова выглядели каким-то бредом. Ташина мама поверила только потому, что хотела верить в это. Запоздало я подумал, что надо было попросить у Таши рассказать о каком-нибудь случае из детства, о котором они знали только с мамой, и теперь у меня было бы хоть какое-нибудь доказательство. Но тогда, в подпространстве, было не до таких рассказов. Хотя, кто знает, может у нас будет еще в будущем возможность принести благую весть родителям Таши.

Мы не стали оставаться на поминки. Напиваться в гостях не очень хороший тон. Ташины родители понимали состояние Славы и только кивали, когда я извинялся за то, что мы не придем.

Неожиданно помогло Славе справиться с шоком событие, никак не связанное с делами, разворачивающимися вокруг нас. У меня с весны валялось пара билетов на концерт Блэк Саббат, каким-то чудом заезжающим в нашу густонаселенную глухомань в ходе своего европейского турне. Для себя я считал просто невозможным, пропустить концерт этих монстров, легенд, динозавров и так далее… тяжелого рока, и обзавелся двумя недешевыми билетами, как только узнал о намечавшемся концерте. Сейчас билеты, несмотря на немалую цену, оказались почти забытыми. Концерт должен был состояться на следующий день после траурных событий.

Утром, делая опостылевшую уборку, я наткнулся на них и сообразил, что это может быть шанс, подаренный судьбой, чтобы встряхнуть и прочистить мозги Славке, а заодно и мне. По своему опыту я знал — эта музыка способна вытрясти душу из тела. Сообщив другу новость о билетах, я сказал, что беру его сегодня на концерт и не принимаю никаких отговорок, заодно объяснив, чтобы он рассматривал это как психотерапию и пообещал ему выход в подпространство на следующий день. Эти три дня я оттягивал «выход» со Славой, так как попросту боялся, что он не захочет оттуда возвращаться, а сработает ли насильственное возвращение, я тоже не был уверен. Прятать от него генератор мне уже не позволяла совесть. Поэтому, я возложил все надежды на вправление мозгов, которое должно было произойти на этом концерте. И что-то подсказывало мне — Таша не будет на меня в обиде за нарушение этого патологического траура.

Вечером мы со Славой были у крытого стадиона. Площадь вокруг уже была запружена перезревшими мальчиками и девочками от тридцати и выше. «Ребятки» были одеты в черные кожаные куртки и штаны, усеянные металлическими заклепками, молниями и всякими висюльками, прикрепленными не только к одежде, но и частенько, к самым разнообразным участкам тела. Отличительной чертой публики так же являлись длинные, не очень ухоженные волосы и ковбойские сапоги на каблуках. Однако, кроме этих вечных рокеров, было много и разномастной молодежи. То ли сказалось действие популярного сериала про семейку Осборнов, то ли молодежь решила припасть ко все еще живым истокам тяжелого рока. Первое удивление нас настигло, когда мы обнаружили, что наши места оказались прямо позади сцены. С одной стороны мы будем слушать музыку с обратного направления, и смотреть Оззику в затылок. С другой — мы нависали над самым помостом, были ближе всех к исполнителям и могли наблюдать за всеми закулисными перемещениями, да к тому же, еще и смотреть на зал почти со сцены.

На разогреве, как обычно, выступали наши местные лабухи и грузили народ неблагозвучными издевательствами над музыкальными инструментами и подвываниями утробными голосами, больше похожими на отрыжку. Не выдержав давления на уши, я затащил Славку поближе к ларьку с провиантом и напитками. Вернувшись в зал, мы застали на сцене все тех же мучителей инструментов и ушей. Надо сказать, что, несмотря на свою кажущуюся простоту, тяжелый рок очень хитрое дело. Достаточно пары бездарных нот в мелодии, как она превращается в кошмар. А искусством находить правильные ноты, владеют очень немногие.

Но вот в зале повисла тишина, и стало темно. Публика слегка притихла и вдруг взорвалась приветственным ревом. Не знаю, как все рассмотрели то, что было видно только нам. В полной темноте, подсвеченной лишь дорожкой из двух цепочек маленьких лампочек на полу, два бугая вели под ручки на сцену слегка сутулящегося Оззи Осборна. Следом прошел Тони Йоми и два других члена группы. Пошатывающийся Оззи сначала вызывал сомнения в способности адекватно исполнять свою роль, но с первыми звуками его голоса и музыки все стало на свои места.

Началась промывка мозгов и душ, но не в том смысле, что кто-то нас зомбировал, а в том, что это действо захватывало и растворяло в себе весь зал, включая и мою душу. Стадион превратился в одного многорукого левиафана. Все стояли с вытянутыми руками, раскачиваясь в такт с музыкой. Ни сидений, ни оград не было видно, и перед глазами была только огромная чаша качающихся рук. Многотысячный зал потерял перспективу и казался утробой инопланетного чудища. А когда начался известный "Караван планет" ко всему прочему прибавились еще и огоньки, зажегшиеся повсюду в зале.

Толпа, стоящая на поле, так плотно прижималась к сцене, что иногда выбрасывала людей на поднятые руки. Обратного хода для них не было, и таких счастливчиков выталкивали по ковру рук вперед к сцене, где их подхватывали дюжие молодцы из охраны и выводили сбоку опять в зал. Народ неистовал. В какой-то момент я стал опасаться за целостность стадиона, когда вся эта масса людей стала подпрыгивать в такт музыке, и я почувствовал, как вибрируют трибуны под нами.

Где-то в середине концерта, все выступающие сбежали со сцены, оставив гитариста Тони одного, и я поймал себя на том, что уже битый час четыре человека сводят с ума своей музыкой более десяти тысяч зрителей. Особенно это стало видно сейчас, когда одна гитара, заменив собой симфонический оркестр и духовой орган вместе взятые, захватила весь зал своей плывущей музыкой, сама утопая в неземном восторге и вселенских рыданиях.

Два часа концерта пролетели на одном дыхании. Выходя в потоке людей, я чувствовал, что забыл обо всем, как будто вернулся домой с длительного отдыха. Все предшествующие эмоции были попросту стерты. Славе тоже, определенно стало легче, по крайней мере, на некоторое время, пока длилось созданное концертом впечатление.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.