ГЛАВА 1. РАЗГИЛЬДЯИ ОТ НАУКИ (за неделю до странных событий)

ГЛАВА 1. РАЗГИЛЬДЯИ ОТ НАУКИ

(за неделю до странных событий)

"Ну вот, вляпался! Только стоило отойти от дома на несколько метров и на тебе — размечтался…" — я досадливо отряхивал ногу в сером от грязи ботинке, только что побывавшем в изрядной луже и не знал, что это было наименьшее, во что предстояло мне вляпаться в ближайшем будущем.

"Я — это Женька Котов, официально Евгений Григорьевич, а для друзей Кот — надо признаться, еще тот крендель. Не подумайте только, что я плохой! Нет, я хороший, просто по жизни так выходит, что… ай, да ладно!" — конечно же, я не мечтал, а спешил на остановку, по традиции опаздывая на работу. Потерял все-таки сноровку: что поделаешь — расслабляет жизнь забугорная, нельзя от действительности отрываться! Но все-таки подбежать к маршрутке успел, и даже сумел втиснуться внутрь — благо, час пик уже на исходе.

Трясясь в поскрипывающем и покрякивающем на поворотах транспорте свои привычные семь остановок до института, я понял, что мне где-то даже приятно снова окунуться в эту родную суету: "Как-то там наши ребята в лаборатории? Не намудрили бы чего без меня!"

Тут же стало смешно: "Экая у меня мания величия появилась. Признайся себе честно — без тебя даже спокойнее стало! Зачем провинциальному институту твои хилые научные потуги? Одна головная боль. Мешаешь только спокойно переваривать государственные деньги да смущаешь начальство своей никчемной деятельностью!"

Но ничего чрезвычайного в институте не произошло. На месте газонов перед главным входом дотаивали последние, уже почти черные сугробы. Мелкие пташки, ничего не боясь, радостно орали свои весенние рулады, а народ подтягивался на рабочие места двигать науку дальше: кто вперед, кто вбок, а кто и просто, протирать очередные штаны — в зависимости от желания, таланта и размера зарплаты.

Я тоже перся на свое насиженное место, счастливо не ведая, что плутовка судьба уже хитро подглядывала за мной из-за угла, припася для меня целый мешок всяких гадостей, самым удивительным образом перемешанных с чудесами и приключениями.

Институт биологии, куда я спешил, располагался в правой половине огромного полинялого здания Академии Наук, тяжело нависающего над "всяк червем сюда входящим" всей своей неповоротливой, каменной мощью советской науки. К главному корпусу примыкали крылья зданий других институтов, образуя своими темными коридорами несусветный лабиринт сложных взаимодействий различных отраслей науки. Организация получалась солидная, как и полагалось, хоть и провинциальному, но большому — под миллион с гаком жителей, городу.

В лаборатории, несмотря на уже давно идущий десятый час, все было пасторально тихо. Только Витек ковырялся в дальнем углу у себя за столом, откуда была видна его черная кудрявая голова, склонившаяся над каким-то прибором. Я остановился на мгновение в дверях, впитывая в себя, уже немного позабывшееся, прямо-таки ностальгическое чувство какого-то уюта. Надо признаться, я соскучился по этой утренней тишине, когда светлые лабораторные столы и полки с реактивами подсвечиваются мягким светом восходящего солнца, играющим бликами на банках с растворами у окна. Всё как будто замерло в ожидании бурной дневной суеты. Только на грани слуха гудели и попискивали холодильники и термостаты, никогда не прекращающие своего рабочего дежурства.

— Кого я вижу?! Кот! С возвращением в родные пенаты! — Витька первым нарушил хрупкую лабораторную идиллию, сорвавшись со своего места навстречу мне и размахивая руками, как вентилятор. Даже за руку стал хвататься — действительно давно не виделись! Четыре месяца — немалый срок.

— Ну, здорово Витек, ты чего-то рано сегодня?

Он был нашей совой и обычно подтягивался на работу только к одиннадцати, но и вечером, в те же одиннадцать часов, его можно было найти, корпящим над чем-нибудь в лаборатории. Витя, похоже, шел по моим стопам в своей исследовательской жизни и скоро мог бы взять на себя всю организационную суету.

— Да, девчонки попросили настроить "Халмен", — заоправдывался без всякой причины парень. — Им шеф поручил ставить энцефалограмму на собаках, а женщины, сам понимаешь, с техникой не очень дружат. Вчера Любочка взмолилась: "Все что угодно, только помоги!" Вот я и притащился спозаранку — настраиваю.

— А где, кстати, остальные? Небось, по кофею уже ударяют!

— А как же! Давай, раз уж такое дело, и мы начнем с кофейка! Щас я девчонкам заказ дам: они сегодня у меня ласковые, куда им деться — быстро все сварганят по первому классу!

— Отлично! С меня заморские угощения! — крикнул я вслед убегающему Витьке. А сам с блаженством развалился за своим боевым столом, слегка покручиваясь на поскрипывающем стуле. Комп довольно заурчал всеми своими дисками и вентиляторами, приветливо подмигнул асусовской заставкой и поспешно начал загружаться программами, выходя на стартовую готовность. "Эх-ма! Надо как-то мысли в кучу собирать. С чего бы начать? Сначала, конечно, разобраться с делами в лабе (это так мы лабораторию называем), да еще перед шефом отчитаться, командировочные…"

— Ура-а! Женя приехал! — прервал мои «мудрые» размышления радостный вопль и частый топот Любочкиных каблучков.

Не успел я привстать навстречу, как мне на шею бросилось легкое жизнерадостное и кудрявое создание, обдав меня сногсшибающим запахом разнообразной и обильной косметики. "Ого! Что-то раньше таких выражений теплого отношения ко мне не замечал. Вот что разлука с людьми делает! Да, действительно, для хороших отношений надо пореже встречаться!"

— Ой, ты ж меня задушишь! — пропищал я, изображая придавленную мышь. — Как там у нас насчет кофе? Между прочим, у меня с собой гостинцы!

— Уже бегу делать! Ха! Попробовал бы ты без них приехать! — воскликнула Любочка и быстро процокала обратно.

Я уселся с улыбкой блаженного идиота. Как, однако, приятна эта простая радость при встрече. Даже не ожидал от себя, что буду так восторгаться при виде Любочки. Она ведь, в принципе, очень милая и непосредственная, и иначе, как Любочка, её никто не мог называть. Если бы не надо было с ней непосредственно работать и выслушивать поток никчемной информации, постоянно исходящий от нее, то наши рабочие отношения вполне могли бы быть радужными. Ну ладно, сейчас лучше не вспоминать все эти её ляпы — всему свое время. Я вытащил из сумки пакет с подарками, вытряхнул бумаги, диски и флэшку на стол, и взял направление в кофейную комнату, где уже собрались все наши ребята…

***

Где-то ближе к обеду я сообразил, что надо позвонить Федьке, моему давнему школьному приятелю, который сейчас работал мэнээсом (так мы сокращаем младшего научного сотрудника) в лаборатории Полевой физики. Институт физики занимал крыло, примыкающее к главному корпусу академии прямо с нашей правой стороны. Так что, для общения, нам, как лабораторным мышам, было достаточно пробежаться полста метров по переходам и лабиринтам здания-монстра отечественной науки.

В нашу компанию старых друзей входил еще и третий приятель — бывший одноклассник: Славка, который тоже работал мэнээсом, но совсем в другом месте — лаборатории Нейрофизиологии мозга, института Экспериментальной медицины. А этот институт, хоть и входил в систему академии, но как-то боком — совместно с Минздравом и, наверно поэтому, был расположен на отшибе — в полукилометре от основного корпуса. Так что, встретиться со Славкой было просто невозможно без выхода во внешнюю среду околонаучного пространства, которая не всегда была благоприятна для хлипкого научного брата.

Начинать обзванивать приятелей надо было с Федьки. Мне вспомнилось, что еще до моей поездки за бугор, у Славки что-то закрутилось на любовном фронте и, судя по вечно отсутствующему виду и голосу — весьма серьезно. Я даже стал опасаться за целостность нашего мальчишечьего клуба трех разгильдяев. Ведь известно, что мужская дружба может выдержать все что угодно кроме разрушающего влияния женской любви.

Федька откликнулся сразу, как будто только и делал, что сидел у телефона и ждал моего звонка.

— Федор Игнатьевич Карасин, лаборатория Полевой Физики! — бодро и официально пробасило в трубке.

Федька, как всегда, выпендривался — и не надоест же ему! Я выдержал паузу, а потом ехидным вкрадчивым голосом произнес:

— А где ваше «Алё» многоуважаемый, или я смею разговаривать с автоответчиком?

— Ах ты паршивец! Не смей отождествлять меня с какой то машиной! — заорал радостно приятель. — Прибыл таки в родные пенаты!

— Как насчет обеда? Если не занят, давай, через пятнадцать минут в главной харчевне.

— Может для девушек я и занят, но для друзей являюсь по первому зову, как неотложка! Короче, с приездом! Хороший праздник, как известно, начинается с обжорства!

— И кончается под столом! Все, встречаемся внизу! Пока, лаборатория Полевой Физики! — не удержался я от шпильки и бросил трубку, пока оттуда не раздалось в мой адрес что-нибудь покруче.

На радостях я выскочил в коридор, как черт из табакерки, и козлом, вприпрыжку прогрохотал по лестнице вниз. Ещё на дальних подходах к столовке в нос ударил едкий запах то ли прошлогодней квашеной капусты, то ли вареной маринованной свеклы. Это было что-то! Я даже притормозил, ностальгически прикрыв глаза и прислушиваясь к отдаленному эху сгружаемых в лотки алюминиевых вилок-ложек, глухому звону мутных граненых стаканов и грохоту двигаемых по керамической плитке железных стульев. Как, оказывается, давно я не прикасался всей душой к этой милой совковой действительности! Тут сзади кто-то подхватил меня под руку, и я услышал все тот же веселый бас.

— У Вас случайно не обморок от отравления запахом? Может нам лучше прогуляться до МехФизовской столовки? Там, не в пример, лучше готовят.

— Федька, ты ничего не понимаешь! Я просто балдею! Четыре месяца без родной среды обитания! Я истосковался! Где ты во всем мире еще найдешь этот, уходящий в небытие, дух подлинного равенства трудового народа, когда в одной столовке, совершенно одинаково, могли отравиться великий академик и распоследний студент-двоечник!

— Ну и пафос попер! Ты чёго-то совсем там, за границами, сбрендил.

— Нет, Феденька! Эти кривые вилки, этот прокисший рассольник и компот из чего-то бурого и склизкого! Эта столовка уже последняя, даже у нас, в академии, у которой вечно нет денег на переоборудование. Все маленькие институтские едальни уже такие же причесанные, как на западе. Эту столовку надо объявить заповедником и достоянием всего трудового народа! Слушай, если я сейчас не увижу толстых теток с поварешками, хмуро молчащих на своих постах на раздаче, как караул у мавзолея, у меня случится истерика! — просипел я, хватаясь за сердце.

— Эк тебя бедненького проняло! — ржал Федька. — Тебе б в театре Хамлета играть!

— Да-да, — прочувственно вздохнул я и продекламировал. — Тупи аль не тупи, а жрать охота!

Уже за столиком, пройдя милый моему сердцу строй Рембрантовских дам, обслуживающих нас своими безразмерными поварёшками, и выбрав все-таки что-то съедобное, мы предались чревоугодию и спокойной беседе.

— Ой спасибо, Жень, давно так не смеялся! Прокисаем мы что-то, сидя на месте.

— Да на здоровье — у тебя учусь. А если серьезно, как тут дела? Есть ли что новенького?

— Да что о нас, ты лучше о себе расскажи — с запада приехал, и не поделишься впечатлениями? — как будто замявшись, сказал Федька.

— Ну, о тамошней провинции с ее кислой капустой отдельный разговор. У каждого, брат, своя скука и способы ее разгонять. Может, вечерком соберёмся своей компанией — сразу все всем и поведаю. Заодно и мнениями обменяемся — будет настоящее заседание клуба! — предложил я.

Мы регулярно собирались нашей компанией, обязательными участниками которой были физик, медик и биолог, то есть Федька, Славка и я. Остальные участники этого клуба постоянно менялись, в зависимости от того, кто еще был приглашен. Все происходило как-то спонтанно, и в шутку, мы прозвали эти посиделки клубом разгильдяев.

— Договорились! Созвонимся со Славиком — если он сможет, то я хоть сегодня. Кстати! — вспомнил вдруг Федя. — Ты нам еще одну попойку задолжал!

— А-а, ты все-таки вспомнил!

— Как же! Получил мэнээса и смотался за границу — так не пройдет!

— Кстати, не назвать ли наши высокоинтеллектуальные попойки клубом мэнээсов? Звучит! — предложил я.

— Не-а не звучит! Вот клуб балбесов-мэнээсов звучит!

— Заметано! И кончай смешить! Совсем поесть не дают! — взмолился я. Потом вспомнил Федькину фразу. — А что значит: "если Славка сможет"? У него что, продолжается процесс разложения мужской солидарности под ослепительным излучением женской любви? — ревниво съехидничал я.

— Да ты знаешь, кажется у них с Ташей все настолько серьёзно, что я уже устал над ним подтрунивать, — вздохнул Федя

— Да неужто?!

— Я даже стал чувствовать некоторую зависть к ним. Без балды, люди элементарно счастливы, — задумчиво пробормотал Федор.

— А ты сам-то эту Ташу видел? — озаботился я судьбой своего друга.

— Видел и общался! Тут отбивать, разбивать или уводить явно бесполезно. Как говорят — чем больше препятствий, тем любовь злей.

— Да-а, интересно было бы посмотреть на нее! — промычал я с набитым ртом.

— А вот чтобы Славка пришел наверняка, мы его с Ташей и позовем. Кстати, сам увидишь: не такая она и дура. Еще и тебя переболтает, если разойдется.

Обсудив все вселенские и местные сплетни, мы, как довольные и отъевшиеся мыши, расползлись обратно по лабораториям.

Уже после обеда я вдруг вспомнил: "Да! Я ж должен Славке позвонить. Ура! Хорошая мысль!" Славка, видимо, увидев, кто звонит, сразу радостно заголосил:

— А-а, наш путешественник заявился!

— Привет Земеля! — приветствовал я его, как всегда, коверкая его фамилию.

— Привет-привет Котище! Рад тебя слышать! — раздался в ответ его мягкий голос.

— Взаимно! Слушай, Слав, мы тут с Карабасом (это я о Федьке) пообщались. Ты не сможешь сегодня-завтра ко мне подрулить? Устроим сабантуйчик! Я, как-никак, задолжал обмывку мэнээса. А тут двух зайцев убьем — сразу еще и привальную отметим!

— Э-э… — протянул Славка.

— Да знаю я! Приводи свою Наташу — заодно хоть познакомимся. Сам знаешь — на нашем мальчишнике дамы всегда желанны!

— Раз ты уже знаешь, — явно с облегчением сказал Славка. — Только, давай так: я созвонюсь сейчас с Ташей, мы договоримся и я перезвоню тебе.

— Отлично, жду звонка!

"Так за разговорами и рабочий день скоротали" — потягиваясь, сыронизировал я. — "Теперь надо к встрече гостей готовиться".

***

Поскольку Славка с Ташей не смогли сразу собраться ко мне, общий сабантуй пришлось отложить до пятницы. Нашим с Федькой холостяцким душам было уже невтерпеж, и мы уговорились вечером прогуляться по городу. Встретились мы в нашей любимой забегаловке, приютившейся на одной из городских улочек на равноудаленном расстоянии от наших домов и места работы. С трудом найдя столик, два научных охламона приступили к традиционным излияниям души под наливание в стаканы и просто убивания своего полудрагоценного времени. Но только мы расслабились и выкатили свои длинные языки, как к нам за стол подсела пара бугаев и начала приставала с какими-то глупыми разговорами про крутых ребят с пониманием и с тупыми намеками на гнилую интеллигенцию.

В конце концов, нам это надоело и мы с Федькой решили сменить место попойки. Выйдя из бара мы пошли по улочке, полной питейных заведений, заманивающих народ веселыми вывесками. Однако первый ресторан оказался явно дороговат, а следующий был переполнен. Мы прошли еще немного и увидели проулок, вдали которого светилась вывеска с каким-то иероглифом.

— Посмотрим, что-то новенькое вроде? Я бы не прочь китайской кухни отведать, только бы опять не япошкина "суши уши" попалась! — заметил я, и мы бодренько свернули в темноту. Не везло нам в тот вечер: точно, Суши, да еще и безалкогольные! Повернув обратно, мы поняли, что нам, кажется, не повезло еще больше: дорогу преграждала знакомая тень того обидчивого бугая, который не давал нам жизни в баре.

Подойдя ближе, я понял, что мимо себя он нас не пропустит. По крайней мере, добровольно. Я бесстрашно подумал о средствах побега, но, оглянувшись, увидел шагнувшего из подворотни второго «приятеля». Мы, как малые дети, были взяты в ловушку. Вот тут то я уже всерьез почувствовал, как начинают трястись коленки — наши телеса явно не шли в сравнение с габаритами этих громил.

— Федь, тревога номер один! — сказал я своей единственной надежде в виде кудрявого физика. Сразу вспомнились детские потасовки, когда нам приходилось держать совместную оборону. Но то было в детстве, а тут масштабы кулаков были сильно увеличены и хорошо, если у них собой только кулаки… Я дал рекогносцировку через плечо. — Как всегда: заговариваем зубы и идем на прорыв! О потерянной чести лучше не вспоминать!

— Принято к исполнению! — шепнул Федька, и мы вразвалочку пошли навстречу так «полюбившему» нас быку.

— Какая встреча! — как можно радостнее воскликнул я, подойдя к преграждающему нам путь объекту. — Мы так мило посидели. Вам тоже стало скучно или так, воздухом подышать вышли?

Моя лабуда начинала срабатывать или еще что, но бычина как-то тупо напряг все мускулы в своей голове, пытаясь уследить за ходом моей мысли. Сделать это было трудно — поскольку мысли там и не было, а тут еще и ситуация выходила из-под контроля, так как мы с Федькой попытались просочиться в зазор между его торсом и стенкой дома. Причем Федьке, которого я пихнул вперед под кулаки, удалось совершить этот «героический» маневр, а вот мне нет.

Здоровенный кулак, запоздало начавший свое движение в сторону Федьки, очень удачно (но не для меня) вошел в контакт с моей дурной головой. При этом мое движение к свободе остановилось и я, вслед за своей башкой полетел в стенку дома. Дом при этом не пострадал, а вот я тут же и осел рядышком. Не знаю, что бы со мной было, если бы эти жлобы принялись месить меня ногами. Но спасибо Феде — он самым отважным образом не побежал, куда глаза глядят, а побежал, грамотно отвлекая громил на себя, но не давая им войти в плотный контакт.

Так что, когда я, спустя мгновение, пришел в себя, то услышал только удаляющийся топот этих бездарнокопытных. Пока я тихонько осваивал азы «застенчивого» движения, пытаясь, сначала подняться вдоль злополучной стены, а потом, делать первые осторожные шажки, Федька, навернув немалый спринт вокруг целого квартала, подбежал ко мне со стороны теперь уже ненавистных мне Сушей.

— Ты как? — спросил приятель, схватив меня за плечи и переведя дух.

— Лучше, чем бы им хотелось, — промямлил я и, попробовав ощупать голову, понял, что наибольший ущерб ей нанесла стена. На виске чувствовалась кровь. Другой висок, куда угодил кулак, сильно не пострадал. Проведя этот экспресс медосмотр, я доложил. — Даже фэйс не попортили. Можно сказать все в порядке, только такси придется до дома взять, чтобы кровищи не натекло. Поможешь?

— Спрашиваешь? Ты сможешь до проезжей улицы дойти или мне сбегать? А то тут машину не словишь.

— Дойду — не так уж и пострадал.

— Тогда пошли в другую стону, чтобы этих козлов опять не встретить.

Уже в машине по дороге домой Федька спросил:

— Никак не пойму, чего им от нас было надо, и как они нас разыскали в этой темнотище?

— Я тоже никак не могу найти этому объяснения. Не так уж мы их и зацепили в баре, чтобы все бросать и искать нас, — пришлось мне недоуменно согласиться с приятелем.

Объяснение этих странностей к нам пришло гораздо позже, а пока это были всего лишь первые стодвадцатикилограммовые ласточки грядущих событий, успевшие нагадить в наших сенях с приходом весны…

***

В остальном, следующие два дня пролетели в послекомандировочной суете на работе да закупках харчей и выпивки для заседания нашего клуба. Приготовлениями блюд я не утруждался. Загрузил холодильник полуфабрикатами от пельменей до маринованного мяса — по ходу вечера и приготовим. Федька имел особый талант в приготовлении пищи, так что, соревноваться с ним в этом деле было все равно бесполезно. К тому же, как обычно, каждый чего-нибудь да прихватит с собой к столу.

Главное, что место действия приготовлено. Моя двухкомнатная квартира прибрана. Потертый и просиженный диван с креслами удобно расставлены перед электрокамином и стеллажами со всякой обычной для дома видео, аудио и компьютерной техникой, и самое важное: перед диваном стоит стол, ломящийся от выпивки и закусок.

Первым в квартиру почти что вломился Федька, вытренькивая на дверном звонке какой-то бравурный марш. Обругав, как положено, приятеля, я провел его в квартиру, вернее он сам туда заперся с хозяйским видом. Спустя несколько минут, поставив Стинга слегка подвывать со стеллажей, мы удобно расположились в креслах гостиной и начали с пива и сухариков, строго придерживаясь правила всех опытных алкоголиков: повышать градусность напитков в процессе их потребления.

— Ну как, разгреб уже свои дела в лабе? — потягивая пенную субстанцию спросил Федька.

— Да не совсем. Свои-то дела и так в порядке были, а вот у девчонок… как всегда, в общем-то. Результаты на Шнобелевскую премию тянут! Наделают «открытий» — потом только «закрывай» их обратно. Шеф, наверно, надо мной смеется. Надавал им кучу работы и сказал, что я, как вернусь, так им сразу и помогу во всем разобраться. Сам-то в лабораторию, только если за спиртом и заходит.

— Ничего — это нормально. Все так — пока до завлаба дослужатся, вкалывают, как савраски. А как начальниками станут, так переходят на литературную деятельность.

— Слушай, что-то Славик задерживается?

— А что? Интересно посмотреть будет? — хитро сощурился Федька, намекая на Наташу.

— Да уж. Сейчас устроим ей смотрины! — прохихикал я.

— А ты не смейся. Смотрины-то она любые пройдет, а вот тебе не поплохело бы после этого, — усмехнулся в ответ Федька.

Тут, как по заказу, раздался звонок в дверь.

— Ага, легки на помине — сто лет жить будут! — обрадовано вскочил я, сам не зная, насколько мои слова противоречили грядущей действительности.

Открыв дверь, я отошёл вглубь коридора, чтобы впустить гостей. На площадке, где-то наверху качнулась в сторону светловолосая голова Славки, пропуская в прихожую высокую, под стать ему, девушку. Она, скромно улыбаясь, кивнула Федьке и посмотрела на меня своими большими серыми глазами. Вошедший сзади Славка прикрыл дверь и сказал:

— Кот, знакомься! Это Наташа, а это Женя Котов, а с Федей вы уже встречались.

— Приятно познакомиться! — мягким голосом сказала Наташа и протянула мне руку. Я схватился за её длинную узкую ладошку.

— Хозяин, захлопни варежку — сквозняк! — хихикал Федька, стоя в углу прихожей. — Дай и нам поздороваться!

Я вдруг понял, что с полминуты неприлично разглядываю Наташу, и пробормотал:

— Простите, но Федюня был прав!

— В чем прав? — улыбаясь и тряся в приветствии мою руку, спросил Славка.

— Да я его предупредил, чтоб ему худо не сделалось, когда Наташу увидит, — ухмылялся Федька.

— Да! Ташенька у меня красавица!

— Ну ребята! Спасибо, конечно! Я, вроде, как и не сомневаюсь, что еще могу нравиться мужчинам, но это явно не стоит таких бурных обсуждений! — прыснула смехом Наташа. — И прошу всех, давайте сразу на «ты», и называйте меня Ташей, я уже привыкла — так меня Слава зовет.

Пока гости совершали броуновские движения из угла в угол по моей квартире, ища место окончательной посадки, я пару раз скурсировал на кухню и обратно в гостиную. Подносил на стол какой-то особо твердый пармезанский сыр, принесенный Федькой, и Славкины фрукты. Так что, к тому времени, как я притормозил в гостиной, все удобно расположились и болтали о всякой всячине.

— Слава, Таша, что будете "на разогрев"? — спросил я.

— Не буду оригинальничать — налей и мне пивка для начала, — смешно причмокивая, изобразил зверскую жажду Славка.

— А я бы белого вина немного выпила, — все еще слегка стесняясь, сказала Таша.

— Осмелюсь предложить это Шардоне. Сам его пробовал. Из белых сухих я наверно только Шардоне и люблю — за его мягкое «маслянистое» послевкусие. Правда, далеко не у всех оно выражено, но за это конкретно я ручаюсь, — сам не зная с чего, я пытался произвести на Ташу впечатление.

— Ладно, уговорил! — рассмеялась Таша, подставляя бокал, а Федька озвучил её усмешку:

— Ой, и чего это мы так расдухарились?! И откуда ты таким спецом по винам заделался?

— Зря, что ли, такую длительную стажировку в Германских барах проходил? — я с пафосом разыграл обиду. Потом сдался. — Да на самом деле, я такой же простой советский пьяница, как и вы. Ну, удалось хорошего вина попробовать, вот и выпендриваюсь.

Федька закусил тему о вине и пошел её развивать:

— Да, надо развивать культуру пития в наших селениях! А то только и слышишь: "Ах, какое великолепное красное: сладкое, ну просто чистый виноградный сок!". Хотя ни то, ни другое, на самом деле, не совместимо с хорошим сухим красным вином!..

Я в это время сидел и присматривался к Таше. Действительно, Славка нашел себе красавицу. Он и сам был у нас в компании явным лидером по части красоты. Высоченный, стройный, но не тощий, довольно светловолосый — почти блондин, с голубыми глазами и правильными чертами лица — он умудрялся сочетать яркую внешность с мягкостью и скромностью характера. Это всегда мучило его в отношениях с женщинами. Они так и бросались на него, шли в атаку и брали измором. В результате, у меня создалось впечатление, что он их немного боялся. Однако сейчас, я был склонен думать, что он от них так защищался.

Таша поражала не только своей природной красотой, но и тем, как она умела не выставлять эту красоту напоказ. Все в ней, от движений до пользования косметикой, показывало её чувство меры и умение находить оптимальное решение. Славка с Ташей вообще были похожи, почти как брат и сестра, даже характерами: оба уравновешенные и спокойно доброжелательные. Оставалось только радоваться за друга — может, хоть у него сложится приличная личная жизнь?!

Как будто подслушав мои мысли, Таша спросила:

— Ребята, а вы что без девушек? Или у них времени не нашлось прийти?

— Если Федька всех своих девушек приведет, здесь не повернуться будет, — притворно ворчливо заметил я, умалчивая о своих поражениях в боях за дамские сердца.

— Ты нам еще рассказ о твоих похождениях задолжал! — припомнил Славка.

Пришлось им рассказывать о своей поездке. Впечатлений как-то получилось и не очень много. Вдруг оказалось, что я почти все время провел в лаборатории, а по городу и окрестностям погулял мало. Да и скучноватая у них жизнь в германской провинции. Почти ничего не происходит, народу мало — в основном университетские.

— Все-таки ты теперь, можно сказать, дослужился до заграничного признания своих талантов, — подытожил мой «доклад» Федька.

— Если бы так! Сам ведь наверно знаешь, как и почему нас приглашают. У них там гранты дают на обмен студентами и научными работниками. Деньги халявные…

Разговор незаметно скатился к сравнениям "там и у нас".

— Нет, ты почувствуй разницу, ты же сам там с дамами общался! — в голове у меня уже слегка шумело, поэтому я рьяно разрабатывал вопрос с эмансипацией. Хотя, кому это было нужно, было непонятно. — Понимаешь, нашу и их женщину отличает то, что их женщина пытается во всем быть мужчиной, а наша использует все выгоды своего женского происхождения, от чего только выигрывает.

— Это как же можно от бесправия выигрывать? — заинтересованно спросила Таша.

— Поясню на примере похода в ресторан. Их женщина платит сама, поскольку она «равноправная». Если за нее заплатит мужчина, она как бы должна ему чуть ли не отдаться. Поэтому, если мужчине, по какой-нибудь дикой причине, взбредет в голову заплатить за женщину, он должен обезопасить себя кучей «пристойных» объяснений своего поступка. А смотрите, что у нас — мужчина платит за всех, как само собой разумеющееся. При этом, дама ничего ему не должна. Да и во всем так. Там женщина сильная — никто дверь не откроет, сумки не поднесет, места не уступит… При этом, эталон преуспевающей дамы такой: походка чеканя шаг, сосредоточенное лицо, улыбка президента, обязательность, решительность… А мужики от этого воют и берут в жены таиландок и русских. А наша «слабая» женщина? Она своей «слабостью» заставит вокруг себя крутиться сколько угодно мужиков. И все ей сделают наготово и бесплатно, да еще и бантиком подвяжут для красоты!

— И не дай бог попасться в сети такой особенно «слабой» персоне! Выпотрошит и морально и материально, и голым в Африку плясать выпустит! Потому-то наши мужчины и побаиваются особо «слабых» дам, почти так же, как ихние мужики своих "сильных"! — ржал Федька.

— Настоящий мужской подход к проблеме! — смеялась вместе с нами Таша. — А вы ребята представляете себе, каково быть «слабой» женщиной? У этой медали есть и обратная сторона! Представьте: вы «приличная» девушка и вам понравился парень, а в вашем арсенале есть только возможность потупить глазки да пошаркать ножкой. Вот так и протупишь да прошаркаешь всю жизнь, пока не поймешь, что иногда все-таки надо брать ситуацию в свои руки!

— Ну как всегда: "все надо делать в меру, как говорил товарищ Неру!" — процитировал я бородатую поговорку своей бабушки и хорошо, что никто не спросил, кто это такой, так как кроме страшного имени Джавахарлар я о нем ничего не слышал.

После выяснения отношений Запада и Востока и застрявшей между ними женской и мужской эмансипации, Федька перекочевал на кухню, сообразить из подручных материалов, что-нибудь горяченькое и съедобное. Я завяз где-то между кухней и гостиной, а Славе с Ташей явно никто не был нужен.

Глядя на мою слегка приунывшую физиономию, Федька прошептал:

— Не отчаивайся! Это у них только начальный период такой интенсивный. Полгодика пройдет, и на нашу компанию время оставаться будет!

— Да уж — начальный период! Они же и так уже полгода вместе, а как будто вчера встретились.

— Я думаю, Наташа очень неплохо вписалась в нашу компанию и все будет нормально.

— Ну-ну, твои слова, да богу в уши…

Вечер завершился, почти как всегда, неспешными философиями над парящим в тарелках мясом под псевдоитальянским пармезановым соусом из вяленых томатов и грибов, наскоро сочиненным Федей на кухне. На философию нас занесло после Ташиного, вполне невинного вопроса:

— Ребята, а, вообще, какие разговоры вы любите водить в своей компании?

— Да разные. Но, может быть, для нас характерно то, что кроме всего прочего, мы любим высокопарно поворчать на современную науку, — ответил Славка.

— И как это?

— Ага! Ты специально нас на это провоцируешь? — состроил хитрую гримасу Федька. — Ну что ж, держись! Жень, вывали-ка перед нашей гостьей все известные биологические факты, не вписывающиеся в современные теории.

— Мы что ж, до-завтра собрались здесь сидеть? — лениво ответил я.

— С такой закуской, да выпивоном — хоть до воскресенья!

— Ну, тогда наливай! А я начну перечислять, что вспомню, — я немного встряхнулся, усаживаясь на своего любимого конька: начав с теории Дарвина, перепрыгнул на происхождение жизни на Земле и закончил молекулярной генетикой. Вывод оказался парадоксальным даже самому оратору (то есть мне):

— Вот скажите, — вещал я. — С какой вероятностью из магмы в результате извержения вулкана может спонтанно возникнуть полностью благоустроенный дом?

— Ни с какой, разумеется! — ответила Таша.

— Вот и я о том же: вероятность основных качественных изменений в биологии не то что равна нулю, а вообще со знаком минус писать надо. Об этом целую религию на западе сочинили — креационизмом называется.

— Но ладно о молекулах, а как человек? В нем же тоже много загадок, — подстрекала Таша, переводя беседу на более знакомую ей тему.

— А в нем все сплошная загадка. Чем глубже копаешь, тем мутнее картина, — ответил за меня Слава. Просто принято необъяснимого не замечать — так легче жить.

— Ну, например! Назови хоть какую-нибудь загадку! — подзуживала Славку Таша.

— Ты, например! — хитро улыбался Славка.

— Это не честно!

— Тогда объясни мне, что такое музыка? Каким образом и почему она так влияет на человека? Ты же психолог!

— В музыке есть резонансные колебания, и те, которые лучше вписываются друг в друга, образуют мелодию, — «материалистически» рассуждала Таша, пытаясь сделать серьезное лицо.

— Чем же тогда отличаются две одинаково «резонирующие» песни, допустим, с одного и того же альбома, из которых, одну поет и слушает весь мир, а другую невозможно дослушать до середины? Или, обратный случай: одну и ту же песню, один слушает с утра до вечера, а другой на стену лезть готов при первых же звуках? Нет на это ответа. Никакого алгоритма не найти, и сколько компьютеры не грузи программами, не могут они ничего талантливого сочинить.

— И такие пробелы в науке на каждом шагу! — я опять подключился к общему стенанию. — Например, как такое мизерное количество генов, которое отведено человеку (меньше чем в картошке), хватает, чтобы закодировать все биохимические реакции, сложнейшую клеточную структуру, точное пространственное строение организма и даже основные поведенческие инстинкты? Какая программа, и какими средствами обеспечивает развитие организма из одной клетки в сложнейшую пространственную структуру? А о мозге и умственной деятельности лучше даже не начинать!

— Кстати, в физике, по-моему, не меньше нестыковок! А, Федь? — подзадорил Слава Федьку, переведя разговор на свежачка.

Тут уже Федя закусил удила и понесся жаловаться о несуразностях космогоний, квантовых полей и всяких относительностей… В общем, вечер прошел удачно — все уболтались и упились насколько могли и хотели, и при этом, даже разошлись по домам на своих двоих.

Распихивая по углам следы былых сражений с зеленым змием и гранитом науки, я в пасторальной релаксации рассуждал, как прекрасен и непостижим наш мир, даже не предполагая, что скоро наша милая компания столкнется со всей этой непостижимостью лицом к лицу. И далеко не всегда это будет приятно…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.