IV

IV

Любовь враждебна не только началу механическому и – въ частности – правовымъ и соціальнымъ нормамъ, но и обязательнымъ моральнымъ нормамъ. Такъ утверждаетъ себя духъ революціи въ твердыняхъ «высшаго закона». Когда Іисусъ однажды возлежалъ на пиршеств? въ город? Наин?, къ нему пришла гр?шная женщина и принесла алавастровой сосудъ съ м?ромъ. Женщина стала на кол?ни передъ Іисусомъ и обливала Его ноги слезами, отирала ихъ своими волосами, ц?ловала и мазала м?ромъ. Іисусъ сказалъ про нее: прощаются гр?хи ея многіе за то, что она возлюбила много. Подобныхъ пов?ствованій о безм?рной любви-влюбленности много въ евангеліяхъ. Смыслъ этихъ пов?ствованій ясенъ: влюбленность по самой изначальной природ? своей «не отъ міра сего». Поэтому, кто не принимаетъ міра даннаго для в?чной жизни, а не для смерти, долженъ вступить на единственный путь спасенія, т. е. на путь любви. Тогда моральныя «вел?нія» отпадаютъ, отметаются прочь. «Можете ли заставить сыновъ чертога брачнаго поститься, когда съ нимъ женихъ?» – говоритъ Іисусъ. И онъ же учитъ: «Запов?дь новую даю вамъ, да любите другъ друга; какъ Я возлюбилъ васъ, такъ и вы да любите другъ друга». (Іоаннъ. Ев. 13 гл., ст. 34). Женщин?, «взятой въ прелюбод?яніи» Іисусъ сказалъ: «Я не осуждаю тебя». Иначе Онъ не могъ сказать, потому что идея прелюбод?янія не вм?щается въ кругъ т?хъ религіозныхъ сужденій, которыя высказывались Іисусомъ и его в?рными. Евангельское ученіе о любви сводится къ одному утвержденію: любовь – чудо, и потому въ ней и чрезъ нее все позволено. Духъ Святой – водитель на путяхъ новозав?тной любви-влюбленности. Ц?лованіе символъ новой любви, новой радости, печать совершеннаго исполненія. Эта таинственная любовь непонятна для т?хъ, кто связалъ себя кр?пкими узами съ этимъ подзаконнымъ міромъ. Отсюда «разд?леніе», которое Іисусъ принесъ въ міръ. «Если міръ васъ ненавидитъ, знайте, что Меня прежде васъ возненавид?лъ. Если бы вы были отъ міра, то міръ любилъ бы свое; а какъ вы не отъ міра, но Я избралъ васъ отъ міра, потому ненавидитъ васъ міръ». (Іоаннъ, Ев. 15 гл., 18 и 19 ст.).

Поц?луй – какъ символъ любви, о которомъ такъ часто говорятъ апостолы – связанъ непосредственно съ чистой сущностыо пола. Природа поц?луя заключаетъ въ себ? потенціально вс? формы полового общенія. Ограниченія, которыя индивидуумъ ставитъ свободно самъ себ? въ этой области Эроса, могутъ опред?ляться различными психологическими моментами. Но единственно в?рный принципъ, утверждающій ц?ломудріе – это принципъ сохраненія и спасенія личности. Одно и то же д?йствіе можетъ им?ть противоположное значеніе и различную религіозную ц?нность. И первый поц?луй, и посл?дній могутъ погашать личность въ изначальной, безликой страсти, въ темномъ хаос?, и наоборотъ тотъ же поц?луй можетъ освобождать личность отъ власти хаоса и утверждать ее до конца. Ц?ломудріе – не аскетизмъ. Аскетизмъ запрещаетъ, ц?ломудріе очищаетъ; аскетизмъ убиваетъ, ц?ломудріе воскрешаетъ. Смыслъ новоявленной любви-влюбленности въ сохраненіи, спасеніи, освобожденіи и утвержденіи личности: исходъ изъ хаоса страсти любовь-влюбленность, изъ эгоизма въ начало вселен ское, міровое и абсолютное.

Принимая вс? стадіи и формы поц?луя вторичным ц?ломудреннымъ пріятіемъ, мы должны сознательно отнестись и къ посл?днему поц?лую. Его природа, однородная вообще съ природою и вс?хъ иныхъ формъ полового общенія, отличается однако однимъ моментомъ, который опред?ляется возможностью д?торожденія. Мы должны зд?сь согласиться съ Вл. Соловьевымъ, который на основаніи естественно-историческихъ фактовъ, съ достаточной уб?дительностью показалъ, что половая любовь и размноженіе рода находятся между собой въ обратномъ отношенги: ч?мъ сильн?е одно, т?мъ слаб?е другая. Итакъ, мы не должны убивать въ аскетизм? начало пола, но мы должны искать такого высокаго и совершеннаго проявленія его, при которомъ неосуществимо д?торожденіе. Мы не должны ставить вн?шнихъ препятствій для д?торожденія и не должны страшиться посл?дняго поц?луя, но мы должны приближаться къ нему только въ ув?ренности, что мы достойны его: только тогда мы утвердимъ нашу личность до конца.

А между т?мъ то, что вокругъ называютъ любовью, приноситъ личности не жизнь, а смерть. По слову поэта, мы любимъ «убійственно» и въ «буйной сл?пот? страстей»

Мы то всего в?рн?е губимъ,

Что сердцу нашему мил?й!

Но наша в?щая душа уже бьется на порог? «двойного бытія» и поэтъ прозр?ваетъ новый св?тъ:

Пускай страдальческую грудь

Волнуютъ страсти роковыя, —

Душа готова, какъ Марія,

Къ ногамъ Христа на в?къ прильнуть.

Такъ чрезъ тайну любви мы касаемся тайны жертвы, тайны сораспятія съ Безсмертнымъ Эросомъ, ибо истинный Эросъ безсмертенъ и в?ченъ, а не полубезсмертенъ, какъ думала Діотима, пророчица древняго міра.