ГЛАВА 3. ИСТОРИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО

Развивая философский материализм Чернышевский не остановился на диалектическом понимании объективных законов природы и попытался критически анализируя труды современных ему зарубежных и отечественных историков Гизо, Нибура, Шлоссера, Бэра, Чаадаева, Грановского, Соловьева создать, по его слорвам: «идею всеобщем истории» с упором на значение в исторических событиях материальных условий быта, играющих едва ли не первую роль в жизни». 1

Таким образом, Чернышевский независимо от других, тогдашних мыслителей — материалистов, приступил к созданию теории исторического материализма.

Доказывая необходимость материалистического понимания процесса развития общества, Чернышевский указывал: «Баз истории предмета нет теории предмета, а без теории предмета нет даже мысли о его истории, потому что нет понятия о предмете, его значении и границах». 2

Вот в таком диалектическом единстве истории и теории общества и процессов внутри него, видел Чернышевский предмет исторического материализма.

Будучи материалистом Чернышевским подверг резкой критике идеалистическое понимание истории, которое господствовало в работах таких видных историков того времени, как Гизо и Шлоссер, видевших историю, как цепь различных эффектных событии, результат деятельности полководцев, королей, министров.

Однако по мнению Чернышевского: «Так называемая политическая история, то есть рассказ о войнах и других громких событиях, до сих пор преобладает в рассказе историков, между тем как на деле она имеет для жизни рода человеческого, только второстепенную важность. В сущности, вся история продолжает быть по преимуществу сборником отдельных биографий, а не рассказом о судьбе целого населения, то есть скорее похожа на сборник анекдотов, прикрываемых научною формою, нежели науку в истинном смысле слова». 3

Отсюда Чернышевский делает вывод: «Попытка спекулятивного построения истории, фаталистического воззрения и, с другой стороны, стремления ограничиться простым переложением летописных сказаний на современный язык обнаружили свою неудовлетворенность». 4

«Что же тогда должна делать история?» — спрашивает Чернышевский. И отвечает так: «Первая задача истории — передать прошедшее; вторая — объяснить его, и произнесть о нем приговор». 5

Как может историк объяснить прошедшее? По мнению, Чернышевского, только обратив внимание на материальные условия, которые по его словам: «играют едва ли не первую роль в жизни, составляют коренную причину всех явлений в других, высших сферах жизни». 6

Говоря о решающей роли в истории и жизни общества материального фактора, Чернышевский считал, что с изменением экономической жизни (так называл он способ производства), коренные перемены, так же неизбежно, происходят, и в жизни людей, и общественной жизни. 7

Продолжая рассматривать связь жизни общества с господствующим в нем способом производства, Чернышевский пришёл, к подлинно научному пониманию роли базиса и надстройки в жизни общества.

Так, разбирая в своей статье «Борьба партии во Франции при Людовике ХIII и Карле X», перипетии политической борьбы между феодальным правительством Франции 20-х годов XIX века и господствующей в экономике страны буржуазией, Чернышевский писал: «Самые безрассудные ультрароялисты не отважились предпринять ничего существенно важного к восстановлению средневековых злоупотреблений. Они мечтали о старинном порядке, кричали о нем, но едва задумывали исполнение своих планов, как уже отступали перед действительностью». 8

Говоря о значении смены власти во время июльской революции 1830 года во Франции, Чернышевский писал: «И прежде управление велось в интересах среднего класса: вести его иначе не было физической возможности; но все-таки кое-что успевали сделать потоки феодалов и для своего сословия. Теперь средний класс был избавлен от этих мелочных неприятностей. Сам, управляя всеми делами, он мог, разумеется, лучше соблюдать свои интересы, нежели соблюдались они людьми другого сословия, хотя и не бывшими в состоянии нарушить выгод среднего сословия, ни в чем существенно важном». 9

Таким образом, Чернышевский показывал определяющую роль базиса, заставляющего даже чуждую ему надстройку соблюдать его интересы и гибель надстройки, если ее формы не соответствуют её базису.

Понимая сущность отношений между базисом и надстройкой, Чернышевский не мог не заметить вытекавших из этих взаимоотношений классовой структуры эксплуататорских обществ. И здесь его характеристика совпадает с аналогичной в «Манифесте Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, с которым, он, кстати был не знаком.

В «Манифесте Коммунистической партии», мы читаем: «История всех до сих пор существующих обществ были историей борьбы классов. Свободный и раб, патриций и плебей…короче угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством общества или общей гибелью борющихся классов. Наша эпоха, эпоха буржуазии отличается тем, что она упростила классовые противоречия, общество все более и более раскалывается на два больших, стоящих друг против друга класса — буржуазию и пролетариат». 10.

У Чернышевского, который правда, не мог писать, с такой откровенностью и определенностью, из — за, тогдашней цензуры, в одной из его основополагающих работ «Капитал и труд», читаем следующее: «Известно, что сущность исторического развития в новом мире служит как бы повторением того самого процесса, который шел в Афинах и Риме; только повторяется он в гораздо обширнейших размерах и имеет более глубокое содержание. Разные классы, на которые распадается население государства один за другим входят в управление делами до тех пор, пока водворится одинаковость прав и общественных выгод для всего населения. В Афинах…эвпитриды и демос спорят почти только из-за допущения или недопущения демоса к политическим правам. В Риме является уже гораздо сильнейшая примесь экономических вопросов: спор о сохранении общественной земли идет рядом с борьбой за участие в политических правах… В новом мире экономическая сторона равноправности достигает, наконец, полного своего значения и в последнее время политические формы главную свою важность имеют не самостоятельным образом, а только по своему отношению к экономической стороне дела». 11

Там, где есть классы, там неизбежны классовые интересы, которые пробивают себе дорогу через все внешние стремления и обстоятельства. Поэтому, в продолжение данного тезиса Чернышевским писал, следующее: «Нужно только вникнуть, из каких людей состояла та или другая партия, чтобы отказаться от доверчивости к официальному имени». 12

Далее, по этому же вопросу, Чернышевский отмечал: «В чем же заключались действительные стремления партии, из которых одна выдавала себя защитницей монархической власти, другая — свободы? Они заботились об интересах гораздо более близких им, нежели престол или свобода. Люди, называвшиеся роялистами, просто хотели восстановить привилегии, которыми до революции пользовались дворянство и высшее духовенство. Либеральную партию составляли люди среднего сословия: купцы, богатые промышленники, нотариусы, покупщики больших участков, конфискованных имений — словом, тот самый класс, который позднее сделался известен под именем буржуазии; революция, низвергнув аристократические привилегии, оставила власть над обществом в его руках. В той и другой партии этим задушевным стремлениям были подчинены все другие отношения». 13

Таким образом, Чернышевский указывал, что политические интересы того или иного класса определяются его отношением к собственности в обществе, его экономическими интересами.

Раскрывая, эту экономическую основу существования классового расслоения общества, Чернышевский отмечал следующее: «Таким образом, по распределению ценностей общество распадается на два разряда: экономическое положение одного из них основывается на том, что в руках каждого из его членов остается количество ценностей, производимое трудом многих лиц второго разряда; экономическое положение людей второго разряда состоит в том, что часть ценностей, производимых трудом каждого из его членов, переходит в руки лиц первого разряда» 14

Из, всего этого, Чернышевский сделал вывод о том, что в общественном сознании господствуют идеи того класса, который господствует в производстве и таким образом общественное бытие определяет общественное сознание. 15

Из этого классового подхода русского мыслителя к историческим событиям, следовал тот интерес, которым проявлял Чернышевский к вопросу о роли масс и личности в истории. Чернышевский отвергал, как ошибочные, те взгляды» которые рассматривали историю, только как цепь деяний выдающихся личностей, игнорируя объективные закономерности и роль народных масс: «сильны только те стремления, прочны только те учреждения, которые поддерживаются массою народа». 16

Говоря о месте и роли личности в истории, Чернышевский отмечал следующее: «В делах, имеющих истинно важное значение, сущность не зависит от воли или характера, или житейских обстоятельств действующего лица; их исполнение не обусловливается даже ничьей личностью. Личность тут является только служительницей времени и исторической необходимости… историческая потребность вызывает к деятельности людей и дает силу их деятельности, а сама не подчиняется никому и не изменяется никому в угоду». 17

Однако, при этом, Чернышевский всегда избегал фаталистических заблуждений. Признавая великую личность слугой истории, он однако считал, что для того, чтобы успешно выполнить свои исторические обязанности великий человек: «должен верно понимать силы и стремления каждого из элементов, движущих обществом; должен понимать, с какими из них он может вступать в союз для достижения своих добрых целей; должен уметь давать удовлетворение законнейшим и сильнейшим из интересов общества, потому, что только опираясь на эти сильнейшие интересы, он будет иметь в своих руках власть над событиями. Без того его деятельность истощится на бесславную для него, вредную для общества борьбу; общественные интересы, отвергаемые им, восстанут против него, и результатом будут только бесплодные стеснительные меры, которые необходимо приводят или к упадку государственной жизни, или к падению правительственной системы, чаще всего к тому и другому вместе». 18

Говоря о значении великих личностей, необходимости их в историческом процессе Чернышевский показывал, какие опасности таит в себе преклонение перед авторитетом великой личности, её культ: «Гениальный человек, развивая нашу мысль, в то же время обыкновенно порабощает ее себе… вы становитесь в какое-то зависимое положение от вашего путеводного гения, — вы на все смотрите его глазами, чувствуете, что вам нельзя иначе думать — не потому только, что истина его мысли для вас очевидна, а потому, что он положил границы вашему воззрению, как бы независимо от вашей воли, вашего рассудка подчинил вас себе… Потому-то обыкновенно самые благотворные авторитеты имеют свою вредную сторону — развивая мысль, они в то же время отчасти сковывают ее». 19

Призывая своих читателей перестать «видеть в истории непрерывный и ровный прогресс, в каждой смене событии и исторических состояний» [20], Чернышевский большое внимание уделил значению социальных революций и войн в ходе исторического процесса.

Не имея возможности из-за цензурных условий не только создавать теорию социальных революций, но даже лишний раз позволить себе употребить этот термин, Чернышевский, тем не менее, умел давать отпор проповедникам «мирного и постепенного» развития, показывая неизбежность революционной смены общественных форм: «Бывают эпохи, когда нужны обществу люди умеренных мнений, люди примирения, люди уступок — они бывают очень полезны в конце борьбы, когда нужно дать пощаду признавшимся в своем бессилии побежденным. Но начало борьбы имеет другие условия — тут нужна энергия. Когда вводится в жизнь новый принцип, прав которого еще не хотели признавать, он должен был со всею силою предъявлять все свои права, обнаруживать слабые стороны явлении, неудовлетворительность которых делает появление этого нового принципа исторической необходимостью». 21

Говоря, в связи с вышеизложенным о войне, как элементе исторического процесса, Чернышевский считал, что: «разумна и полезна, только та война, которая ведется народом для защиты своих границ. Всякая война, имеющая целью завоевание или перевес над другими нациями, не только безнравственна и бесчеловечна, но также положительно невыгодна и вредна для народа, какими бы громкими успехам ни сопровождалась, к каким выгодным результатам ни приводила». 22

Подводя итоги теоретическим поискам Чернышевского в области исторического материализма, можно отметить, его достижения прежде всего в разработке, таких основ исторического материализма, как способ производства, базис и надстройка, личность и массы в истории, классы и классовая борьба в эксплуататорском обществе.

Помимо, теоретической работы, Чернышевский, так же успешно применял в своей практической жизни — жизни главы подпольной революционной партии России конца 50 —х — начала 60 — х годов XIX века, те основные положения исторического материализма, которые он успел теоретически разработать к моменту своего ареста, и последовавшего за ним многолетнего тюремного заключения и ссылки в отдаленные районы империи.

К этому можно добавить лишь то, что жизнь дала Чернышевскому слишком мало времени для научного творчества, как в области философии, так и других социальных наук (1855–1862 годы), то есть всего лишь около 8 лет. Затем 34-летний философ был арестован, подвергся 20-летней изоляции в тюрьме и ссылке. И таким образом был навсегда потерян для науки, научных поисков. Можно лишь поражаться тому, что за восемь лет ему удалось достичь многого в том, чем он занимался.

Список ссылок к Главе 3 — й:

1. Н. Г. Чернышевский Сочинения: В двух томах. — М.: «Мысль», 1984. — Т. 1. — С. 315.

2. Там же — Т. 1. — С. 217.

3. Там же — Т. 1. — С. 315–316.

4. Там же — Т. 1. — С. 319.

5. Там же — Т. 1. — С. С. 195.

6. Там же — Т. 1. — С. 315.

7. Там же — Т. 2. — С. 139–140.

8. Там же — Т. 1. — С. 566.

9. Там же. — Т. 1. — С. 566–567.

10. К. Маркс, Ф. Энгельс Манифест Коммунистической партии. — М.: «Политиздат», 1976. — С. 24–26.

11. Н. Г. Чернышевский Сочинения: В двух томах. — М.: «Мысль», 1984. — Т. 2. — С. 32.

12. Там же — Т. 1. — С. 486.

13. Там же — Т. 1. — С. 488.

14. Там же — Т. 2. — С. 38.

15. Там же — Т. 2. — 38–39.

16. Там же — Т. 1. — С. 481.

17. Там же — Т. 1. — С. 251–252.

18. Там же — Т. 1. — С. 408.

19. Там же — Т. 1. — С. 341–342.

20. Там же — Т. 1. — С. 569.

21. Там же — Т. 1. — С. 345.

22. Там же — Т. 1. — С. 400.