ГЛАВА 5

ГЛАВА 5

Фердинанд. Прошу тебя, отец, позволь мне рассказать о том, что я обнаружил, будучи таким образом приведен к неиному; тогда, если я, на твой взгляд, заблуждаюсь, ты сможешь поправить меня в твоем духе.

Николай. Говори, Фердинанд.

Фердинанд. Усматривая неиное отдельно до всякого иного, я вижу Его так, что обнаруживаю в нем все, что можно видеть, потому что вне Его ничто не может ни быть, ни познаваться. Даже само иное в отношении бытия и познания не может избежать его. Ведь я не могу даже представить себе, чтобы то или иное бытие или понимание могло быть вне неиного, вплоть до того, что, если бы даже ничто и свое незнание я попытался увидеть без неиного, я тщетно и бесполезно пытался бы этого достичь. В самом деле, каким образом ничто усматривается как ничто, если не через неиное, раз ничто есть не что иное, как ничто? Равным образом - о незнании и обо всем прочем: все, что есть, есть постольку, поскольку есть неиное; и все, что мыслится, мыслится постольку, поскольку оно мыслится как неиное; и все, что видится как истинное, до тех пор видится как истинное, пока оно рассматривается как неиное. И вообще все, что видится как иное, постольку видится как иное, поскольку оно - не иное. Как без ненного ничего не остается и ничего нельзя будет познать, так при Его наличии все и существует, и познается, и созерцается. Само же неиное есть адекватнейшее понятие, различие и мера всего существующего, что оно существует; и всего несуществующего, что оно не существует8; и могущего быть, что оно может быть; и всего существующего так, что оно существует так; и всего движущегося, что оно движется; и всего покоящегося, что покоится; и живущего, что живет; мыслящего, что мыслит, и т. д. В нем я усматриваю необходимость бытия, потому что вижу, что неиное определяет самого себя, а тем самым и все, что может быть наименовано.

Николай. Ты направил по истинному пути свое рассуждение о Боге, наименованном как «неиное», чтобы в нем как в принципе, причине или основании, которое не есть ни иное, ни различное, рассмотреть все видимое человеку, насколько, конечно, это теперь тебе доступно. Доступно же оно постольку, поскольку само неиное, то есть основание вещей, открывает, или делает себя видимым, твоему основанию, то есть уму. Но теперь посредством неиного, поскольку последнее себя определяет, оно раскрылось яснее, чем прежде. Как оно представало для меня видимым прежде, ты мог прочитать во многих книгах. Теперь же в этом загадочном (aenigmate) наименовании неиного, понимаемого преимущественно в том смысле, что оно определяет себя самого, оно обнаруживает себя гораздо полнее и яснее, так что можно надеяться, что Бог некогда откроет нам самого себя вне загадок.

Фердинанд. Хотя в приведенных тобою предположениях заключается все, что мы можем увидеть, однако для того, чтобы побудить себя к более четкому рассуждению, коснемся некоторых сомнительных вопросов, чтобы путем их снятия созерцание, к которому мы стремимся, сделалось более доступным.

Николай. Хорошо, пусть будет так.

Фердинанд. Во-первых, жаждущий знания спрашивает, откуда следует брать основание для утверждения, что Бог, выраженный при помощи неиного, троичен и един, если неиное предшествует всякому числу.

Николай. Из сказанного ясно, что все усматривается существующим на одном основании, которое, как ты видел, состоит в том, что принцип, обозначенный через неиное, определяет самого себя. Итак, всмотримся в его развернутое определение, то есть что неиное есть не что иное, как нежное. Если одно и то же, трижды повторенное, есть, как ты видишь, определение первого принципа, то он действительно триедин и не на ином основании, как только на том, что он определяет себя самого. И он не был бы первым, если бы не определял самого себя. Но, определяя себя самого, он оказывается троичным. Итак, ты видишь, что троичность возникает из совершенства; однако, поскольку ты видишь ее прежде иного, ты не можешь ни исчислить ее, ни утверждать, что она есть число, потому что эта троичность не есть иное, чем единство; и единство не есть иное, чем троичность, поскольку как единство, так и троичность суть не что иное, как простой принцип, выраженный при помощи неиного.

Фердинанд. Я прекрасно вижу, что необходимость совершенства первого [начала] - поскольку последнее определяет самого себя - требует, чтобы оно было триедино, однако - до иного и числа, потому что то, что предполагает его как первое, ничего не прибавляет к его совершенству. Но так как ты уже не однажды пытался выразить при помощи других терминов эту божественную полноту тем или иным способом, в особенности, конечно, в «Ученом незнании», то сейчас будет достаточно небольшого прибавления.

Николай. Тайна троичности, воспринятая, несомненно, даром Божиим благодаря вере, хотя она далеко превосходит и опережает всякое чувство, не может быть объяснена ни иначе, ни более точным образом, чем так, как ты только что слышал, при том посредстве, через которое мы в настоящее время стремимся постичь Бога. Но те, кто именует Троицу Отцом, Сыном и святым Духом, приближаются к ней менее точно, однако пользуются этими именами надлежащим образом ради согласованности с Писанием. Те же, кто провозглашает Троицу единством, равенством и связью, подошли бы ближе к тайне, если бы эти термины оказались включенными в Священное писание9. Ведь это те термины, в которых ясно просвечивает неиное, потому что в единстве, обнаруживающем неотличенность от самого себя и отличность от иного, конечно, узнается неиное. При таком рассмотрении оно обнаруживается также и в равенстве, и в связи. Еще проще термины «это», «то» и «то же»: они более ясным и точным образом отражают неиное, но менее употребительны. Поэтому яснее всего триединый принцип раскрывается в словах: неиное, неиное и неиное, хотя это и менее всего употребительно и, кроме того, выше всякого нашего постижения и понимания. В самом деле, поскольку первый принцип, обозначенный как неиное, определяет самого себя, постольку в этом определяющем движении из неиного рождается неиное и на неином от неиного и рожденного неиного определение заканчивается,- в созерцании это можно увидеть яснее, чем на словах.