Провансальское происхождение и судьба творческого наследия

Имя великого эзотерика, филолога и целителя Антуана Фабра д'Оливе сегодня мало известно не только у нас в стране, но и на его родине во Франции. Однако, истоки хорошо знакомого российскому читателю французского оккультизма второй половины XIX-го и начала ХХ-го столетий связаны непосредственно с этим именем. В его произведениях черпали свое вдохновение такие классики эзотерической мысли, как маркиз Сент-Ив д'Альвейдр, маркиз Станислас де Гуайта, Жерар Анкосс (Папюс), Жо-зефен Пеладан, Эдуар Шюре. Последний в своей популярной книге «Великие Посвященные» так писал об Антуане Фабре д'Оливе: «Истинный восстановитель космогонии Моисея – это гениальный человек, сегодня почти забытый, которому Франция воздаст должное в момент, когда будет воссоздано в своих нерушимых основах эзотерическое знание, ставшее интегральным и религиозным. Фабр д'Оливе не мог быть понятым своими современниками, ибо опережал на целое столетие свою эпоху. Универсальный дух, он обладал в той же самой степени тремя свойствами – интуицией, анализом и синтезом, соединение которых вершит трансцендентное мышление…»

Далее Эдуар Шюре отмечает: «Заговорив о Фабре д'Оливе, следует сказать несколько слов и о другой позднейшей книге, вызванной к жизни трудами Фабра д'Оливе. Я говорю о Mission de Juifs, Saint-Ives d’Alveydre (1884 Calmann Levy) (1). Сент-Ив обязан своим философским посвящением книгам Ф. д'Оливе. Толкование Кн. Бытия взято им во всех существенных чертах из La Langue hebraique restituee Фабра д’Оливе. Цель этой книги двойная: доказать, что наука и религия Моисея были необходимым последствием предшествовавших религиозных движений в Азии и Египте, что Фабр д’Оливе уже осветил в своих гениальных произведениях; и доказать, что тройственное начало всякого правления, состоящего из трех видов власти: экономической, судебной и религиозной или научной, было во все времена венцом доктрины посвященных и существенной частью религий древнего цикла, до Греции. Такова собственная идея Сент-Ива, идея, достойная полного внимания. Он называет ее синархией или управлением, основанным на принципах; он находит в ней органический закон общественного устроения и единственное спасение для будущего. Если не считать того обстоятельства, что Сент-Ив не любил указывать на свои источники, необходимо признать высокое значение его книги, которой и я обязан многим. В ней, несомненно, одно великое качество, перед которым нельзя не преклониться, это – целая жизнь, посвященная одной и той же идее. Кроме этой книги, он издал еще «La Mission des souverains» и «La Lrance vraie»; в последней он, хотя и поздно и как бы нехотя, все же отдает должное своему учителю Фабру д’Оливе» (2).

Поразительно, что творческое наследие писателя, вновь открывшего для человечества простую, но удивительно стройную истину о воздействии на Человека и Вселенную трех великих сил мироздания – Божественного Провидения, Судьбы (необходимости) и свободы Воли – само не избежало участи быть разобранным на цитаты всевозможными и подчас второстепенными писателями от оккультизма. Более того, отдельные из них выдавали идеи великого французского теософа за свои, что справедливо отметил Эдуар Шюре по отношению к Александру Сент-Иву д'Альвейдру, который, прежде чем стать оккультистом, плодотворно поработал с архивом Фабра д'Оливе, оказавшись, волею случая, его хранителем. И все же, сколь несправедливо распорядилась Судьба с этим волевым певцом Божесвенного Провидения, хотя он никогда и не уповал на ее постоянство.

Как пишет в своей Биографической заметке Седир, Антуан Фабр родился 8 декабря 1767 года в Ганже в округе Эро, знаменитом, кстати, своим виноградарством и виноделием. Стоит отметить, что Ганж – типичный городок южной французской провинции Окситания, по которой в XIII веке огнем и мечом прокатился знаменитый Крестовый поход против катаров, когда крестоносцами, по приказу папского легата, полностью, не взирая на свою религиозную принадлежность, было уничтожено население соседнего с Ганжем города Безье. Сегодня одна из площадей Ганжа носит имя Фабра д'Оливе. Деды и прадеды Фабра д'Оливе по отцовской линии, являясь гугенотами (кальвинистами), относились к буржуазному сословию Лангедока. Возможно, они когда-то, как и множество фамилий юга Франции, исповедовали катарскую или альбигойскую ересь и память об этом передавали из поколения в поколение. Хотя современный российский исследователь французского эзотеризма Юрий

Стефанов и упомянул о происхождении фамилии Фабра д'Оливе (как нам представляется, со стороны отца) из центральной Франции. В XVI веке предки выдающегося теософа были вынуждены бежать в Лангедок из-за религиозных преследований гугенотов. К сожалению, мы пока не располагаем документальными генеалогическими сведениями подтверждающими это.

Что же касается фамилии его матери Антуанетты д'Оливе, то ее многие родственники, по причине периодических гонений на протестантов во Франции в XVII–XVIII вв., эмигрировали в разные страны Европы, обосновавшись в Швейцарии (Женева), Голландии, Германии, Шотландии, Швеции и даже Норвегии. С тех пор во всех этих странах можно встретить фамилию д'Оливе, кроме Франции, где мать знаменитого теософа была последней ее представительницей. Род д'Оливе, безусловно, принадлежал к провансальскому мелкому рыцарству, но с течением времени, испытав превратности гугенотской жизни в контрреформатской Франции, обуржуазился, вынужденный заняться торговлей и ремеслами в окситанских городах. Вот отчего, дабы избежать досадной путаницы с многочисленными Фабрами, подвизавшимися на литературном поприще, и дабы увековечить род своей матери, Антуан Фабр на законных основаниях прибавляет к своей фамилии фамилию своей матери, сделавшись Фабром д'Оливе.

Кроме «Трубадура», родному Провансу Антуан Фабр д'Оливе посвящает свое прекрасное этимологическое произведение «Язык Ок, восстановленный в своих составных принципах» (было готово к изданию в 1817 году; язык Ок – провансальский язык, название провинции Лангедок (Languedoc, Langue d'Oc) в переводе с французского, как раз и означает язык Ок – прим. пер.) (3). По свидетельсву многих историков и филологов, среди которых и такой известнейший исследователь Прованса и альбигойской ереси, как Рене Нелли, данный труд до сих пор не утратил свое научное и культурологическое значение. Будучи провансальцем по происхождению, Фабр д'Оливе стоял у истоков национального, языкового и культурного пробуждения Прованса, целиком подпавшего под власть Франции после Альбигойского Крестового похода в XIII веке. Седир точно отметил роль Фабра д'Оливе, как самого яркого из предшественников Фелибрижа. Ныне невозможно представить Федерика Мистраля, иных деятелей провансальского возрождения без Фабра д'Оливе, ведь он для Прованса – все равно, что Тарас Шевченко для Украины. Пусть Фабр д'Оливе и не являлся, в отличии от Шевченко, завзятым сепаратистом. Вместе с тем, Фабр д'Оливе очень интересовался и соседними с провансальским баскским и аквитанским языками (Уэска), которые он считал сохранившимися наречиями первоначальных атлантов, принадлежавших к красной расе.

Впрочем, после публикации «Трубадура» за Фабром д'Оливе закрепилась слава литературного мистификатора. Вот как об этом пишет отечественный литературовед 30-х гг. прошлого столетия Евгений Ланн:

«Эпос Оссиана нашел отклик и на материке, во Франции. Но во Франции мистификатор обратился не к героическим временам незапамятного III века, а к средневековью: в 1802 году вышли два томика «Le troubadour, poesies occitaniques». Подзаголовок гласил: «traduites par Fabre d'Olivet» (переведенные Фабром д'Оливе – прим. пер.).

Фабр д'Оливе – фигура крайне интересная. Исключительный эрудит почти во всех областях гуманитарных наук, он является автором филологического исследования «Восстановленный древнееврейский язык» (1815) и двухтомной «Философской истории рода человеческого» (1824). Свое филологическое исследование он строит на оккультных принципах, которые проникают и его историческую концепцию. Но, прежде чем целиком отдаться мистике иллюминатов (4), он выступил со своим «Трубадуром» – переводами неизвестных песен средневековых трубадуров, слагавших свои песни на наречии, которое он назвал «occitanique». Слова такого не существовало и не существует. «Occitanique», как объяснил Фабр, объединяло провансальское, лангедокское и все близкие им наречия. Но мистификация не прошла незамеченной. В эпоху консулата еще никто не интересовался поэзией Прованса. Время для появления «Las Papillotos» гасконца Жасмэна и «Mireille» Мистраля еще не настало. Литературная критика отозвалась на появление «переводов» молчанием, а Фабр д'Оливе после этой неудачи не пытался больше писать в стиле трубадуров и ушел в оккультизм» (4).

Конечно, мистификация никоим образом не умаляет достоинств Фабра д'Оливе, а, скорее, наоборот, она их еще больше утверждает. Тем более, что со знаменитого эпоса Оссиана в Европе стал возрождаться интерес ко всему кельтскому, а окситанская поэзия Фабра д'Оливе, пусть и воспринятая весьма прохладно, только укрепила ростки воскресающего кельтизма. К тому же, любая серьезная литературная мистификация всегда опирается на источники оригинального характера.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.