Параграф IV Человек – одна из трех великих сил Вселенной: каковы две другие силы

ИЗБЕЖИМ ошибки, совершенной почти всеми философами, особенно в нынешнее время, и поразмыслим о том, что если смешно описать человека, не зная его, то также смешно и пошло указывать ему дорогу, не будучи в совершенстве осведомленным о месте, откуда он исшел, куда идет, и о цели его путешествия. Исследуем хорошенько его положение и тщательно изучим, поскольку он сам представляет собой силу, каковы высшие или низшие силы, с которыми он должен находится в контакте.

Все священные своды наций констатируют, что универсальный Человек являлся силой; это ощущалось всеми мудрецами и признавалось всеми настоящими учеными. Я читал в недавно напечатанном Словаре естественной истории, следующие замечательные фразы: «Человек владеет сущностью организаторской силы; именно в его мозгу завершается разум, ведавший образованием вещей… Он явился посланником и толкователем божественной воли для всего, что дышит… Ему был доверен скипетр земли». Около пятнадцати веков до нашей эры Моисей вложил в уста Божества эти слова, обращенные к человеку: «Плодитесь и размножайтесь и наполните пространство земное. Что за ослепительное сияние, что за ужасающий гром, который вас окружит и поразит почтением к вам весь животный мир, начиная от птиц в небесах до рептилий, воспринявших первоначальное движение от адамического элемента, до рыб морских; под ваше начало все они положены». Но задолго до Моисея законодатель китайцев выразился собственными определениями и без словесных фигур о том, что Человек – один из трех сил, которые правят вселенной.

Лучше, несомненно, уразуметь эти тексты и бесконечное число других, что я мог бы процитировать на сей счет, чем думать вместе с Анаксагором, скопированным Гельвецием, что человек – животное, разум которого происходит от сложения его руки; или вместе с Гоббсом, развитым Локком и Кондильяком, утверждать, что в человеке нет ничего врожденного и что он не может пользоваться ничем без привычки, а рождается он злым и в состоянии войны с себе подобными.

Хотя нет вернее того, что Человек был силой, как утверждают все мудрецы и теософы, призывая в свидетели имя Божества, предназначенной вечной мудростью господствовать над низшим естеством, упорядочивать три царства между собой и поднимать их из множества к единству. Однако ошибочно, не размышляя и не изучая, полагали люди, скорее восторженные, нежели рассудительные, будто данное человеческое могущество появилось на земле в полной завершенности, снабженное всеми своими силами, владеющее всем своим развитиеми, так сказать, спускающееся с небес в славе, полученной без тревог, и в знании, приобретенном без трудов. Эта преувеличенная идея уходит от золотой середины, столь рекомендованной мудрецами, уходит также и от истины. Несомненно, человек – это сила, но сила в зародыше, которая, дабы проявить свои задатки и достичь высоты, куда зовут ее предначертания, нуждается во внутреннем усердном действии посредством внешнего действия, которое на него реагирует. Это небесное растение, корни которого связаны с землей и должны из нее впитать элементарные силы, обработав их особым трудом; растение, что поднимает постепенно свой величественный стебель, покрывшись в свое время интеллектуальными цветами и плодами, что созревают в лучах божественного света и приносятся в жертву Господу вселенной.

Это очень точное сравнение может быть продолжено. Когда дерево еще молодо, оно не приносит никаких плодов, да и садовник его о том не спрашивает. Он требует от него столь мало, ибо знает, что его наибольшие значимость и польза требуют более продолжительной обработки, что придаст дереву менее скороспелую разновидность; но приходит время собирать урожай и он его собирает, и каждую новую пору урожай должен возрастать количественно, если доброкачественность дерева соответствует доброкачественности культуры. Если урожай продолжительное время находится недостающим и на то не имеется никаких внешних причин – бурь, разрушительных ветров, которые бы могли повредить плодовитость – дерево признается плохим, порочным и, как таковое, согласно меткому выражению Иисуса, срезается и бросается в огонь.

Итак, то, что культура значит для дерева, цивилизация – для человека. Без культуры растение, предоставленное бедному и деградирующему естеству, приносило бы лишь простые неяркие цветы, а также молокообразные смолистые плоды, бесвкусные, терпкие и зачастую ядовитые. Без цивилизации человек, обращенный к суровой для него природе-мачехе, ибо она не признает его за собственное дитя, развил бы лишь дикие свойства и имел бы характер изгнанного страдающего и хищного существа, алчного и несчастного.

Сие означает, что все в человеке зависит от цивилизации; что на человеческом социальном статусе возводится строение его величия. Обратим пристально наши взгляды на эти важные моменты и не побоимся изучить их. Ведь нет более достойного предмета нашего исследования, как нет и изучения, итоги которого нам обещают более, чем преимущества.

Но если человек является вначале, как я говорил, лишь силой в зародыше, что цивилизации предстоит развить, то откуда к нему приходят принципы этой необходимой культуры? Я отвечаю, что они приходят от двух сил, с которыми он связан, и, наряду с ними, он должен образовать третью силу, в соответствии с традицией уже цитированного китайского теософа. Две силы, посреди которых он помещен, суть Судьба и Провидение. Под ним – Судьба, неизбежное и порождаемое естество, над ним – Провидение, свободное и порождающее естество (naturante). Он же, как и человеческое царство, является посредничающей волей, действенной формой, помещенной между двух естеств, чтобы служить им связью, средством сообщения, и соединять два действия, два движения, которые будут несовместимы без него.

Три силы, названные мной – Провидение, Человек, рассматриваемый в качестве человеческого царства, и Судьба – образуют универсальный тернер. Ничто не убегает от их действия, все им подчинено во вселенной, все, за исключением самого Бога, который, охватывая их своим непостижимым единством, образует священную тетраду древних, этот великий катернер, который все во всем и вне которого ничего нет.

На протяжении книги я скажу много об этих трех силах, сообщу, насколько возможно, о присущем им действии, об участии, принимаемом каждой из них в различных событиях, видоизменяющих мировую сцену и меняющих лицо вселенной. Это будет впервые, когда увидят их появляющихся вместе в качестве матричных причин, пусть равномерно связанных с единственной причиной, которая правит ими, действующих объединенными или раздельными в соответствии с их естеством, придающими, таким образом, достаточный смысл всяким вещам. Эти три силы, рассматриваемые как принципиальные начала, очень сложно определить, ибо, как я уже изложил, принцип никогда не поддается определению, но они могут стать известными по своим действиям и постигнутыми в своих движениях, потому что они не исходят из сферы, куда заключен человек-индивид в качестве неотъемлемой части универсального Человека. Именно он сопротивляется тому, что БОГ может быть узнан и постигнут подобным способом, как эти три силы, эманируемые от него, ведь это абсолютное Существо их содержит, не будучи их содержанием, и их соединяет, не будучи ими соединен. Согласно прекрасной метафоре Гомера, Он держит золотую цепь, охватывающую все вещи и спускающуюся с высот блистательного Олимпа до самого центра мрачного Тартара; но эта цепь, колеблемая по его усмотрению, его оставляет всегда неподвижным и свободным. Возрадуемся же, прославив в тишине это невыразимое Существо, этого Бога, вне которого нет никаких Богов и, не взыскуя проникнуть в Его непостижимую сущность, устремимся к познанию могущественного тернера, в котором он отражается – Провидение, Человек и Судьба. Сказанное далее здесь будет в сущности то же, что я уже говорил в моих Исследованиях Золотых стихов Пифагора, или других местах, но в теме весьма затруднительной на сей счет невозможно не повториться.

Судьба – это низшая и инстинктивная часть универсального Естества, что я назвал естеством порождаемым (nature naturee). Ее действие называют собственно роком (фатальностью). Форма, в которой она нам проявляется зовется необходимостью; последняя связывает причину со следствием. Три царства элементарного естества – минеральное, растительное и животное – являются достоянием Судьбы, то есть все творящееся в них принудительным и фатальным образом предопределено изначально законами. Судьба ничего не передает принципу, но она им овладевает с того момента, как он появился, дабы через него управлять последствиями. Благодаря одной необходимости данных последствий, Судьба влияет на будущее и становится ощутимой в настоящем, потому что всем этим она владеет, как себе присущим, и в прошлом. Значит, мало видеть в Судьбе силу, через которую мы воспринимаем, что сотворенные вещи суть сотворены именно так, а не по-другому, ведь вещи, поставленные однажды в зависимость от ее естества, имеют вынужденные результаты, развивающие их последовательно и в нужном направлении.

В момент, когда человек приходит на землю, он принадлежит Судьбе, увлекающей его в вихре фатальности. Пусть и погруженный в этот поток, а поначалу, как и все элементарные существа, подчиненный его влиянию, человек несет в нем божественные задатки, что полностью не могут растворится в фатальности. Эти задатки, которым противодействует Судьба, развиваются в борьбе с ней. Это искра божественной воли, которая, участвуя во вселенской жизни, приходит в элементарную природу, чтобы ей принести гармонию. По мере того, как эти задатки развиваются, они воздействуют в соответствии со своей энергией на вынужденные вещи и воздействуют свободно на них. Свобода – их сущность. Тайна их принципа заключается в следующем: их энергия возрастает в зависимости от того, как развивается, и их силу, хоть и бесконечно подавляемую, никогда победить невозможно. Когда эти задатки всецело развиты, они образуют Волю универсального Человека, одной из трех великих сил вселенной. Эта сила, равная силе Судьбы, низшей по отношению к ней, и силе Провидения, высшей по отношению к ней, восходит лишь к одному Богу, которому две другие силы, как я о том уже говорил, равно подчинены, каждая в соответствии со своим положением. Это человеческая Воля, в качестве срединной силы, соединяет Судьбу и Провидение; без нее эти две крайних силы не только никогда бы не соединились, но и не знали бы друг друга. Эта воля, разворачивая свою активность, изменяет сосуществующие вещи, из них творит новые, что становятся мгновенно достоянием Судьбы, и готовит для будущего перемены в вещи уже соделанной, а также необходимые последствия в вещи, идущей от существа.

Провидение – это высшая и разумная часть универсального Естества, что я назвал естеством порождающим (nature naturante). Это жизненный закон, исходящий от Божества, посредством которого всякие вещи устанавливаются в силе существа. Все низшие принципы исходят от Провидения; всякие причины имеют внутри него свои порождение и силу. Цель Провидения заключается в совершенстве всех вещей, и данное совершенство им воспринято неоспоримым образом от самого БОГА. Средство, благодаря которому Провидение должно достигнуть своей цели, мы называем временем. Но время не существует для него посредством идеи, которую мы в него вкладываем. Провидение его воспринимает, как движение вечности. Эта высшая сила воздействует непосредственно лишь на универсальные вещи, но данное воздействие через соединение всех следствий может ощущаться и на частных вещах; таким образом, и наиболее мелкие подробности человеческой жизни могут быть ему интересны, или быть им изъяты, в зависимости от того, как они связываются невидимыми узлами со вселенскими событиями. Человек – это божественное зерно, которое Провидение сеет в фатальности Судьбы, дабы ее изменить и стать ее хозяйкой, благодаря воли этого посредствующего существа. Данная воля, будучи принципиально свободной, может хорошо отражаться как на действии Провидения, так и на действии Судьбы, с той лишь разницей, что если она реально изменяет событие Судьбы, являвшееся определенным и необходимым, тем самым противоборствуя необходимостью необходимости и Судьбой Судьбе, она не может ничего сделать против провиденциального события, потому что оно индифферентно по своей форме, и достигает всегда своей цели, каким бы то ни было путем. Время одно, а формы изменчивы. А Провидение не зависит ни от одного, ни от другого. Оно отличает лишь человека, который изменят формы жизни, укорачивает или удлиняет время, радуется или страдает, творя соответственно добро или зло, благодаря чему соединяет свое частное действие с универсальным действием, или, напротив, отделяет его от последнего.

Вот то, что я, в общем, мог бы сказать об этих трех великих силах, составляющих универсальный тернер, и о действии, от которых зависят всякие вещи. Я хорошо осознаю, что вполне внимательный читатель захочет еще многое пожелать мной сказанному, пожаловавшись на расплывчатость и неясность моих выражений, но сие не моя ошибка, если сама тема так неопределенна и туманна. Если можно провести различие между Провидением, Судьбой и Волей человека и прийти без тягостных усилий к знанию этих трех сил, то, очевидно, можно создать чистую и точную классификацию их признаков. Я не понимаю, почему в наше время не нашлось ученого, который бы привлек внимание к их взаимодействию, пытаясь на нем заложить основы их физических, метафизических, политических и религиозных систем. Конечно, имеется некоторая трудность в различии, которое я пытаюсь сделать впервые после Пифагора или Конг-Тзее, ведь большинство писателей, предшествовавших мне на этом поприще, видели только один принцип там, где их было три. Одни, подобно Боссюэ, все приписывали Провидению, другие, как Гоббс, все производили из Судьбы, и третьи, подобно Руссо, желали повсюду признавать лишь человеческую Волю. Многие люди сбились с пути, идя по следам двух последних, и, повинуясь холодности их разума и пылкости их чувств, надеялись тотчас встретить истину то в писаниях Гоббса, то в трудах Руссо. Ибо Судьба и Воля избрали одного и другого в качестве единственного двигателя их медитаций, более легких, нежели познание Провидения, возвышенный путь которого почти всегда скрыт покровом, Провидения, которое требует, чтобы быть замеченным, спокойного рассудка, а чтобы быть воспринятым, веры, мало подверженной инстиктивному разуму и мало тревожимой бурями душевных страстей.

Отвечая ожиданиям моих читателей, я искренне желал бы доказать способом геометров существование трех сил, о которых идет речь, научившись узнавать их мгновенно повсюду, где проявляется их собственное действие. Но это предприятие будет столь же напрасным, сколь и смешным. Подобное доказательство не может заключаться в силлогизме; весьма обширное знание не может получиться из дилеммы. Как я обычно выражаюсь, необходимо всегда, чтобы медитация читателя дополняла недостаточность дискурсов. Я буду очень счастливым, когда, завершив книгу, в чем обязуюсь, само доказательство найдется в совокупности фактов, а само знание в сравнении и применении их. Тогда рассудительному читателю хватит дела. Я не стану ничем пренебрегать, чтобы облегчить ему этот труд и не упущу возможности воспользоваться многочисленными будущими случаями, чтобы вернуться к общим представленным мной понятиям, подкрепив их примерами.

Вводная диссертация могла бы быть окончена на этом месте, ибо я изложил здесь повод и субъект моего труда, представил анализ свойств существа, которое должно в ней являться принципиальным объектом, заблаговременно раскрыл и описал в ней матричные причины. Однако, чтобы ответить, насколько возможно, пожеланию некоторых друзей, чей совет мне дорог, друзей, которые поторопили меня ввести определенные новые подробности в отношении того, что я разумел в трех великих силах, правящих вселенной, я добавлю к тому, о чем говорил в общем, частный пример, взятый из растительного мира, одного из трех низших царств, где более уравновешенное и более однообразное действие трех сил, кажется, сильнее поддается исследовательскому овладению. Возьмем дубовый желудь. Я скажу, что в этом желуде заключена собственная жизнь дуба, будущее прорастание дерева, носящего это имя, его корни, его ствол, его ветви, его древовидное образование, его оплодотворение – все то, что из него составит дуб с бесчисленной вереницей дубов, которые от него могут произойти. Для меня здесь налицо две ясно проявленные силы. Во-первых, я здесь ощущаю непостижимую и неуловимую в своей сущности оккультную силу, влившую в этот желудь жизнь с силой дуба, но не жизнь вяза, тополя, ореха, или любого другого дерева. Эта жизнь, проявляющаяся в растительной форме и в растительной форме дуба, устремляется к универсальной жизни, ибо всякий, кто живет, живет этой жизнью. Всякий, кто есть, есть: он не имеет двух глаголов быть (5). Вот эта оккультная сила, дающая силу существу, которая специфицирует жизнь в самой силе существа, называется ПРОВИДЕНИЕМ. Во-вторых, я вижу в желуде очевидную силу, понятную, уловимую в своих формах, проявляющуюся в качестве необходимого следствия жизненного вливания, о котором я говорил, силу, осуществленную неизвестно как, в себе показывающую непреодолимо зачем; то есть всегда в результате получится дуб, во всяком случае, если желудь будет находится в ситуации, подходящей для этого. Данная сила, всегда рассматриваемая как следствие принципа, или результат причины, называется СУДЬБОЙ. Тут есть заметное различие между Судьбой и Провидением. Как судьба нуждается в условии, чтобы существовать, а это мы видели, так Провидение не имеет нужды в нем, чтобы быть. Существовать – это глагол Судьбы, но одно Провидение есть.

Однако, пока я исследовал этот желудь, я имел ощущение третьей силы, которой вовсе нет в желуде, но которая в нем может появиться: эта сила, содержащаяся в сущности Провидения, ибо она есть, зависит также от форм судьбы, поскольку она существует. Я ее свободно ощущаю, ведь она во мне, и ничто мне не помешает ее развить соответственно размеру моих сил. Я держу желудь; я могу его съесть, усвоив его своей субстанцией; я могу его отдать животному, которое его съест; я могу его разрушить, раздавив своими ногами; я могу его посеять и из него произрастет дуб… Я его раздавил своими ногами: желудь разрушен. Его судьба уничтожена? Нет, она изменена; для него начинается новая судьба, заключенная в моей книге. Остатки желудя распадаются согласно фатальным установленным и непреодолимым законам; элементы, составлявшие его строение, разлагаются; каждый возвращается на свое место; и жизнь, которой они служили оболочкой, нерушимая в своей сущности, несомая вновь своим собственным проводником в питательных протоках дуба, оплодотворит другой желудь. Сила, которая может так овладеть принципами, данными Провидением, и эффективно воздействовать на последствия Судьбы, называется ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ВОЛЕЙ.

Эта воля таким же образом может воздействовать на все физические и метафизические вещи, подвластные ее сфере активности, потому что естество тождественно повсюду. Она может не только прерывать и изменять судьбу, но и видоизменять ее всякие последствия; она может также трансформировать провиденциальные принципы, и в этом, несомненно, ее блестящее превосходство. Я приведу пример вышеназванных видоизменения и трансформации, используя сравнение, взятое мной из растительного царства, как наиболее легкое в постижении и обобщении.

Я предполагаю, вместо исследования желудя, взяться за исследование яблока, но яблока дикого и терпкого, воспринявшего лишь влияния судьбы. Если я посею яблочное семя и заботливо буду культивировать дерево, произошедшее из него, плоды, которые уродятся, станут ощутимо лучше и будут улучшатся по мере культивирования. Без этого культивирования, следствия моей воли, ничего не улучшится, поскольку Судьба – это статичная сила, которая не несет ничему совершенства. Но когда я в результате культивирования получаю улучшенную яблоню, я могу, посредством прививки, использовать данную яблоню, чтобы улучшить ряд других яблонь, видоизменив их судьбу и обратив ее из терпкой в сладкую. Я могу сделать более: например, перенести принцип на дикорастущие растения иного вида, превратив бесплодные кустарники в плодовые деревья. Итак, что совершается в режиме культивирования, подобным образом совершается и в цивилизации. Гражданские и религиозные установления делают здесь то же, что, в первом случае, различные культивирования и прививки.

Исходя из ранее сказанного, мне представляется, что взаимодействие Провидения, Судьбы и человеческой Воли, очень легко уловить в растительном царстве, но намного меньше оно проявляется в человеческом царстве. Когда же дух однажды может воспринять его реальность, оно часто убегает от духовного взора, лишь только этот взор смог бы его постичь. Действия судьбы и воли протекают здесь открыто; действие же Провидения, признаться, есть более потаенное и прикровенное – вот почему оно никогда не может быть понятым. Если человек поначалу и способен предвидеть, каковы замыслы Провидения, то он в состоянии, благодаря своей свободной воле, воспротивиться их исполнению, что, по меньшей мере, неправильно.

Впрочем, это последний вопрос о сущности трех вселенских сил, который мне можно адресовать и в котором я впервые попытаюсь обозначить действие. Я сказал, что оно исходит от самого БОГА, образуя тернер, охватываемый божественным единством. Но должно ли воспринимать вышеназванные явления в качестве трех различных сущностей? Нет, но как три различные жизни в самой сущности; три закона, три модуса бытия, три естества, содержащихся в одном Естестве. Человек, о метафизическом строении которого я говорил, есть ограниченный (abregee) образ вселенной: он также живет тремя жизнями, объятыми его волевым единством. Сравнивая вселенную с человеком, мы можем заключить, что Провидение в нем представлено интеллектуальной сферой, Судьба – инстинктивной сферой, а сама человеческая Воля – душевной сферой. Эти сферы не являются тремя различными сущностями, хотя, дабы избежать длиннот выражения и перифраз, я буду их часто персонифицировать, обозначая их действие. Итак, они, как я о том говорил, суть три различных жизни, проистекших от универсальной жизни, дающей частную жизнь множеству провиденциальных инстинктивных и душевных существ, которые следуют закону Провидения, Судьбы или Воли. Когда я скажу далее, что Провидение, Судьба или Воля действуют, этим хочется сказать, что провиденциальный, предначертанный или волевой закон разворачивается, становясь эффективной причиной, производя то или иное следствие, то или иное событие; хочется сказать также, что, повинуясь случайности, которая будет легко ощущаться, отдельные существа, подчиненные одному из этих законов, используют данное движение или его возбуждают.

Приводя один пример из тысячи и говоря, что Провидение ведет Моисея, хочется сказать в данной фразе, что провиденциальный закон есть закон этого божественного человека, который изначально жил интеллектуальной жизнью, регулировавшей его. Когда я говорю, что Судьба провоцирует взятие Константинополя турками, этим хочется сказать, что падение Константинополя – фатальное следствие предшествующих событий и натиск (impulsion) турок, овладевших городом, содержится в предначертанном законе, которому они послушны. Когда я говорю, наконец, что Лютер является орудием человеческой Воли, которая провоцирует раскол в христианстве; хочется сказать, что Лютер, увлеченный очень сильными душевными страстями, показывает себя толкователем всяких страстей, аналогичных собственным, представляет их средоточие, откуда исходят их лучи, встречаясь и отражаясь, становясь причиной большого морального возмущения, разорвавшего на части христианский культ.

Приведя эти разъяснения и объяснения, я не верю, что имеется еще что-то полностью разъясненное или объясненное. Но, наконец, я обязан положиться, хоть немного, на проницательность читателя, который дополнит то, что мне довелось пропустить. Решив раскрыть то, чему меня научили о начале человеческих обществ и человеческой истории мои занятия и медитации, я осмелился на немногих страницах обозреть период в двенадцать тысяч лет. Я находился в гуще множества фактов, которых попытался классифицировать, и посреди массы сущностей, которым быстро набросал характер. Мое перо, посвященное истине, никогда не отступало перед ней; я ее всегда называл, говоря о ней с крепким убеждением. Если мои читатели смогут ее узнать в неизгладимом знаке, отмеченном Провидением, их одобрение будет лучшей наградой для моих трудов. Если после тщательных размышлений, они придут к выводу, что я заблуждался, я осмелюсь вновь положиться на справедливость их суждения, дабы верить, что, сомневаясь, они не усомнятся, если я и ошибался, по крайней мере в совершенной искренности, которая для меня сделала невозможным желание кого бы то ни было обманывать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.