6. Мотивы и причины воли

6. Мотивы и причины воли

Пожалуй, причины воли чаще всего путали с мотивами. Вопрос о причинах воли вначале можно поставить феноменологически, т. е. он может относиться к тому, что переживается при осуществлении волевого акта в качестве причины этого осуществления. На этот вопрос можно получить общий ответ, очевидно, в единственном случае: никогда нечто находящееся вне Я-центра, но всегда только сам Я-центр является феноменальным причиной осуществления волевого акта. Вся сущность воли тут же была бы разрушена, если бы какая-нибудь феноменальная причина за пределами Я-центра вызывала мнимую волю. В особенности, рассмотрение феноменальной установки, которая приводит мотив к осуществлению основанного на нем волевого акта, выявляет очевидное познание, что мотив ни в коей мере не служит причиной этого осуществления. Без этой, исходящей из самого Я-центра опоры волевого акта на мотив, возможный мотив в данном случае совсем не является действительным мотивом для данного волевого акта. Правда, с этой опорой он становится «определяющим» для воли. Но определение посредством мотивов вовсе не является феноменальной причинной связью посредством мотивов; обоснование воли не есть причинная связь воли, и мотивы не являются феноменальными причинами воли. Поэтому противоречит фактам, когда Шопенгауэр утверждает, будто мотивация является увиденной изнутри причинностью. («О четырехкратном корне принципа достаточного основания» Гл. 7, § 43). Ведь то, что становится при определении воли посредством мотивов «увиденным изнутри», совершенно отлично от причинной связи. Феноменальной причинной связи воли в этом смысле вообще не существует. Воля по своей сущности всегда свободна феноменально, т. е. не определена чем-то отличным от Я-центра.

Но вопрос о причинах воли может иметь другой смысл, а именно – он может относиться к реальным причинам воли. В этом случае осуществление волевого акта рассматривается в качестве реального события во времени и требуется знание реальных факторов, посредством которых наличное бытие (Dasein) вызвало это реальное событие именно в определенный момент времени. Однако на этот вопрос посредством феноменологического исследования ответ получить нельзя. Но на основе другого опыта и других процессов индукции в данном случае нужно искать необходимые и достаточные реальные условия для проявления воли. Соотношение реальной причины и действия не является здесь непосредственно пережитым отношением. То, что относится к причине воли, не должно с необходимостью сознательно быть волевым; оно также не должно выдвигать к волевому Я принимаемое последним практическое требование; но оно должно фактически существовать только вообще в определенные моменты. Наконец, к действительному бытию причинного отношения не принадлежит тот факт, что при этом происходит сознательная опора воли на то, что относится к причине.

Но все это, что с необходимостью не принадлежит к причинному отношению, образует необходимые и существенные условия для мотивационного отношения. Значит, очевидно, что мотивационное отношение отлично от каузального отношения. Но могло бы также быть, что мотивационное отношение являлось бы особым частным случаем каузального отношения. И действительно, предположение, что нечто является таким-то, делается также очень часто. Если ищут реальную причину воли, то, не задумываясь, среди других частичных причин в качестве частичных причин воли стараются также приводить мотивы. Иногда прямо определяют мотивы в качестве сознательных причин воли. Говорят, что мотивы вместе с характером являются действительными причинами воли.

Но то, что в этом предположении имеется фундаментальная ошибка, заключающаяся в том, что мотивационное отношение не есть причинное отношение, и поэтому мотивы в качестве мотивов никогда нельзя смешивать с причинами воли, вытекает из следующего:

То, что должно относиться к реальной причине воли, должно с необходимостью быть чем-то реальным. Мотив, напротив, отнюдь не должен быть ничем реальным; скорее, он может быть также только мысленным, идеальным мотивом воли. Так, например, истинность какого-нибудь утверждения может быть мотивом того, что я решаю высказать это утверждение в определенном случае.

Кроме того, частичная причина должна быть вообще не только чем-то реальным, но и быть, к тому же, реальной в определенный момент времени, когда наступает действие. Но если, например, факт, что кто-то особенно тщательно выполнил работу, или факт, что я раньше всегда особенно хорошо чувствовал себя в определенной местности, является мотивом моей воли, то эти мотивы в качестве прошедших фактов сейчас не являются частичными причинами моей воли. Точно также будущие факты в предвидении могут быть действительными мотивами, но пока они еще принадлежат будущему, они никак не могут быть частичными мотивами. Конечно, можно признавать сейчас реальное мышление о прошедших и будущих фактах в качестве частичной причины; но именно это реальное «мышление» не является мотивом моей воли.

Наконец, путем непосредственного наблюдения можно установить, что то же самое отношение мотива к волевому акту, посредством которого тот мотив есть сначала действительный мотив, полностью отлично от отношения частичной причины к принадлежащему к ней действию. Мотив вообще не содействует при осуществлении волевого акта, но только предлагает идеальные опоры для осуществляющегося исключительно Я-центром волевого акта.

Таким образом, причины воли принципиально нельзя ставить с мотивами воли на одну ступень, если мы хотим избежать полной путаницы, которая с необходимостью должна возникнуть в случае непринятия во внимание этого существенного различия и которая фактически господствует, например, в исследованиях о свободе воли.