Николай Бальтазар. Метафизика Левенской школы1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Николай Бальтазар.

Метафизика Левенской школы1

Метафизика – философское изучение сущего и самых общих его условий. Положительная или отрицательная в своем содержании, она составляет высшую точку рассуждения и проводит границы человеческого познания. Поэтому те, которые на словах отвергают метафизику, занимаются ею, не зная того. За пределами законов, свойственных движению, развитию, которыми занимаются естественные науки; за пределами количества, протяжения, пространства, которые изучает математика, остается осадок. Это – сущее с самыми первыми его началами, общими всякому разумному познанию.

Между тем это понятие сущего, вследствие очень специальных условий, при которых оно является для анализа, составляет во все времена радость и муку философов.

Сущее может иметь самое малое содержание и, следовательно, самый большой объем. Это – то, что не есть ничто, но что есть что-нибудь, что угодно. Все, что есть или может существовать, в какой бы то ни было степени, хотя бы как сущее разума, которое существует только в зависимости от акта рассудка, доставляя свойство быть положительным отрицанию, лишению, все это имеет участие в понятии сущего и поэтому находится в зависимости от общей метафизики.

Но сущее может объективно иметь самое большое содержание и самый малый объем. Все, что есть, от наиболее совершенного до наименее совершенного, это – сущее.

Анализ понятий с меньшим объемом приводит нас к первому понятию, понятию сущего, необходимо включенному во все другие, без которого рассудок ничего не может понять, за неимением которого он не может действовать. Это понятие – формальный предмет рассудка, так же, как звук – формальный предмет слуха, – есть сущее.

Сущее – понятие ума, субъективно несовершенное. Это понятие реальности, взятой в ее объективном целом, но неотчетливым и смутным образом.

§ I. Предмет метафизики. – Краткая критика эмпиризма, монизма и субъективного идеализма, основанная на аналогии логического понятия сущего и на утверждении его объективного содержания

Эмпиристы, с Юмом и Стюартом Миллем во главе, утверждают, что, уподобляясь в этом всем нашим мыслям, сущее – только словесный знак, смутный, неточный, простой образ, могущий, благодаря этим свойствам, синтезировать все наши прошлые опыты. Эти опыты, вследствие приобретенных привычек, будто бы осведомляют нас с большей или меньшей вероятностью о будущем опыте.

Эта теория не может удержаться. Действительно, мысль заходит за пределы индивидуального факта, взятого в отдельности или рассматриваемого в совокупности ассоциаций целого опыта. Мысль о сущем не простое слово, чисто словесная сущность. Хотя эта мысль получается нами из чувств, однако она не может отождествляться с явлением. Сущее не есть только вот эта определенная вещь, в определенном месте пространства, в определенное мгновение времени. Сущее есть то, что есть или может быть, протяженное или непротяженное, временное или вневременное, вещество или дух, конечное или бесконечное. Откуда получались бы у меня мысли о Боге, о душе, о субстанции, о законах сущего, которые обнаруживаются как необходимые, когда даны термины, если бы понятие сущего не заходило за пределы феноменального образа, смутного, всегда частного восприятия? Мысль о сущем оставляет в стороне индивидуальные условия чувственного опыта, пренебрегает ими, чтобы прилагаться безразлично и пропорционально ко всем существам.

Аристотель утверждает, что животное отличается от человека именно тем, что оно неспособно придавать смысл словечку есть. Метафизика отвечает на следующий вопрос: что надо утверждать? что должно существовать? раз существует вот это сущее, которое не есть все сущее, просто сущее. Первая философия не что иное, как рефлективная оценка богатств, которыми, не подозревая их ценности, обладает всякий рассудок со времени своей первой самопроизвольной деятельности.

Будучи непосредственным, понятие сущего не может быть определено. Это было бы сведением его к понятию более простому, лучше известному, спецификацию которого оно составляло бы. Будучи самой общей из возможных, самопроизвольно являясь рассудку, мысль о сущем не может быть зависимой от более общего рода. Самое большее – она могла бы составить самый высший род.

Достаточно минутного размышления, чтобы показать невозможность этого. Видовое отличие есть понятие, которое необходимо внешне по отношению к родовому понятию. Оно образует сложное логическое целое с родом, снаружи определяя последний положительным образом. Человек – разумное животное: вот определение. Человек сведен на более простое понятие: животное. Последнее определено понятием, которое, как таковое, ему чуждо: видовое отличие – разумное. Это логическое прибавление в собственном смысле, потому что оно внешне понятию животного.

Между тем, все, что может определить смутное понятие сущего – тоже сущее. Никакая вещь не может прибавиться сама к себе. Дифференциация сущего, определенное сущее, не есть, собственно говоря, прибавление, сделанное к сущему. Что может быть вне сущего? Ничто. Но ничто не способно служить различению, так как оно не имеет никакого объективного положительного содержания. Мы стоим здесь перед знаменитой в истории греческой философии логической апорией, которая побудила Парменида исповедовать свой радикальный монизм. Изменение, множественность включают в себя не сущее. Чтобы изменяться, нужно не быть тем, чем становишься. Множественность существ предполагает, что одно не имеет того, что подлинно составляет другое. Следовательно, заключал Парменид, так как вне сущего только ничто, то изменение, множественность существ – только чувственные иллюзии. Они не могут быть одобрены нашим разумом. Сущее едино, всегда тождественно себе самому.

Таким же образом Спиноза утверждал, что субстанция включает в себя целое атрибута, реализацию которого она составляет. Она бесконечна в своем роде и, следовательно, безусловно неспособна произвести другую субстанцию. Отсюда – пантеизм Спинозы.

И все-таки, разве не реальна множественность существ? Разве не существует становление? Разве живая субстанция не производит своего единства? Очевидно, да. Это факты, которые не могут быть подвергнуты сомнению. Во имя теории, хотя бы метафизической, нельзя отвечать изречением, которое приписывают некоторым доведенным до крайности спорщикам, приверженцам дедукции: nego experientiam (отрицаю опыт).

Поэтому нам надо вновь начать анализ и рассмотреть внимательно, каким образом сущее не так просто, не так однозначно, как могло бы показаться при поверхностном ознакомлении с ним. Все есть сущее до своего основания, до своих последних дифференциаций. Сущее заходит за пределы всех классификаций, всех границ видов, родов, категорий, каких-либо делений, логических или реальных. Понятие сущего собирает и синтезирует в единстве смутной и неточной интеллектуальной формы все, что есть или может быть. Наше понятие сущего, другими словами, есть трансцендентальное понятие2.

Так как фактически существует несколько сущих, нам следует сузить в несколько реальностей это единое понятие. Это сужение, это нисхождение сущего в подчиненные ему понятия, как говорится, не может быть опосредствованным, совершаться через посредство понятия, которое не было бы сущим. В вещах, которые мы определяем по роду и по виду, род и видовое отличие составляют посредствующее. Понятие животного сужено так, чтобы обозначать человека, при посредстве понятия: разумный. Напротив, нисхождение трансцендентального в подчиненные ему понятия может быть только непосредственным. Между сущим и подчиненными ему различными существами не может быть какого-либо объединения в целое.

Чтобы несколько понятий действительно могли образовать целое, единство, они должны быть положительно различными одно от другого. Так как сущее включает в себя, без сомнения, смутно, неопределенно, но все-таки в действительности, дифференциации сущего, какими бы они ни были – определенное животное, вот этот-то человек – всякое объединение в целое в порядке сущего невозможно. Оно может явиться только в качественности сущего внутри самого определения, соединяя конститутивные составные части того, что есть определенное существо. В логическом порядке есть объединение в целое понятий животного и разумного; в порядке реального – членов, интегрирующих частей, составляющих человеческое тело; тела и души; короче, одного определенного существа с другим. Но объединение в целое, хотя бы только логическое, сущего и определенного сущего есть бессмыслица.

Родовое понятие остается тождественным в подчиненных видах. В нем самом оно совершенно определенно и точно. Только, так как понятие рода объективно несовершенно, имеет в виду всю реальность, но с одной лишь точки зрения, то реальное может быть освещено еще с другой стороны. Видовое отличие прибавляет это определение. Единство понятий: самый близкий род и последнее видовое отличие доставляет мне совершенное объективное понятие, определение, которого ищут, не всегда его достигая, различные человеческие науки. Выражаемые конкретным именем, род и отличие могут в их единстве или раздельно быть отождествлены с существующим индивидуумом. Я могу утверждать: Петр – животное, Петр – разумен; Петр – разумное животное. Мы встречаемся здесь с тем, что по схоластической терминологии называют тотальной абстракцией. Она противопоставляется формальной абстракции, которую выражает отвлеченное имя: человечество, например. Я не мог бы сказать: Петр есть человечество, потому что он только часть человечества. Часть не отождествляется с целым.

Как бы ни обстояло дело, впрочем, в отношении определения в порядке качественности сущего, сущее, как таковое, не может быть точнее указано, определено снаружи. Оно должно быть освещено изнутри, из своих недр. Его значение суживается из смутного, неточного через прибавления в несобственном смысле, так как они, как действительные и подразумеваемые, находились уже в сущем. Я могу, однако, назвать их прибавлениями, если я имею просто в виду обозначить через это, что неточное понятие суживается, определяется явно, пока оно может означать определенное сущее и никакое другое.

Парменид исповедовал свой монизм сущего потому, что он не принял во внимание возможности этого сужения ab intrinseco. Воспользуемся техническими и освященными обычаем терминами: Парменид рассматривал мысль о сущем как однозначное понятие, между тем как понятие сущего, будучи трансцендентальным, необходимо есть аналогичное понятие.

Действительно, ясно, что если сущее в одинаковом смысле приписывается тому, что мы называем множественностью существ, эта множественность призрачна, не может существовать. В этом случае существа не могут быть различными, потому что они должны были бы отличаться одни от других именно тем, в чем они предполагаются тождественными, сущим. Если дифференциации – не сущее, то сущее едино. Ничто не различно, когда оно не отличается чем-нибудь. Если, напротив, дифференциации – сущее, то оно действительно содержит их, но в неясном виде. Раз дано несколько сущих, трансцендентность понятия сущего требует, чтобы оно прилагалось к различным существам только аналогичным, пропорциональным и никак не однозначным или тождественным образом.

Все, что есть, – реально, внутренне, подлинно сущее. Общее понятие сущего не есть только символическое искусственное создание ума, производящее просто субъективный синтез. Общее понятие сущего имеет реальное основание. Внутреннее отношение Петра к его сущему – частью то же самое и частью отлично от отношения Павла к своему сущему. Это аналогия внутренней пропорциональности. Сущее Петра не есть сущее Павла, потому что они реально различны, но все-таки Петр и Павел реально имеют то же определение, ту же человеческую природу, различно индивидуированную в одном и другом. Количество есть сущее, как мое качество есть сущее, но таким образом, который, не будучи безусловно одним и тем же, в то же время не совсем различен. То и другое – случайные, акцидентальные определения сущего. Развитие предполагает, что какая-нибудь реальность, оставаясь некоторым образом той же самой, становится все-таки чем-то другим. Оно постулирует аналогию сущего. Если все во всем, если сущее всегда тождественно самому себе, становление невозможно.

Первый ответ Пармениду, Спинозе и монистам неподвижности составляет аналогичная общность понятия сущего. Благодаря своей субъективной неточности понятие сущего может охватить все существа. Оно делается более точным, оно делается более определенным, оно делается объективно более частным, чтобы обозначать определенный класс существ: человека, лошадь, бельгийца, профессора, только при условии, что оно разбивается на несколько понятий, объективно более совершенных.

Монисты становления, например Гераклит, Бергсон утверждают, что они могут показать, что противоречие помещено в недрах опытного сущего, именно потому, что они не возвысились до познания аналогии сущего.

Все течет, говорят они, все идет, ничто не останавливается. Ничто не есть сущее, все становится; основа сущего – становление. Никогда нельзя сказать об изменяющемся: это та определенная вещь; потому что в тоже мгновение оно – другая вещь. Короче, существующее сущее противоречиво; чтобы его уловить, надо отрицать мысль, подчиненную законам логики и зайти за ее пределы.

Им ответить легко. Говорить, что все течет, это значит утверждать, что ничего не течет и не изменяется, так как нет ничего, во что могло бы преобразоваться то, что мы называем существами. Если сущее аналогично, развитие не допускает никакого противоречия. В этом случае все не есть во всем. Одно определенное сущее не находится в определенном другом. Между ними есть только аналогия или сходство, смешанное с различием. Не сущее становления есть относительное несущее, которое допускает внутри себя сущее. Можно передать следующим силлогизмом возражения Гегеля по адресу традиционной философии.

Чисто сущее – чистая неопределенность.

Между тем, чистая неопределенность чисто не сущее, следовательно, чисто сущее есть чисто не сущее.

В этом силлогизме, который через анализ сущего хочет заключать к тождеству противоречащего, средний термин взят в двух различных значениях. Неопределенность чисто сущего есть отрицание всякой определенности, но не отрицание всякой реальности. В меньшей посылке, напротив, чистая неопределенность означает также отрицание реальности. Сущее без прибавления, отвлеченное понятие сущего есть какое-либо сущее, какое угодно. Содержание может быть самым малым; оно не равняется нулю. Чистое и простое сущее не равносильно не сущему.

Монизм становления, монизм тождества противоречащего или противного в понятии чисто сущего, предполагает, что сущее может означать однозначным образом непрерывное изменение или чистую неопределенность. Между тем становление как таковое предполагает, что сущее прилагается к нескольким реальностям в аналогичном смысле. Становишься чем-нибудь и становишься только тем, чем не был. Отождествление противоречащего приводит, впрочем, к учению о неподвижности и к невозможности для чистой идеи расколоться на противоположность противоречащего. Если все во всем, всякий ритм сущего должен исчезнуть, как говорит Аристотель (IV кн. Метаф., гл. 5). Ни Парменид, ни Гераклит, ни многочисленные философы, которые пошли по их следам, не считались с аналогией сущего. Последняя объясняет возможность для существа, которое есть только относительно сущее, и некоторым образом не сущее, подлинно участвовать в существовании и реально приобрести совершенства, которыми оно не обладало3.

* * *

Прежде чем перейти к анализу содержания сущего, нам надо еще стать выше субъективистического критицизма или идеализма, показывая, что предмет метафизики – сущее, а не только понятие о сущем.

Понятие, суждение, рассуждение составляют для рассудка средства схватывать сущее, основание бытия сквозь явления, которые доставляет чувственное познание. Вследствие этого непосредственного овладевания сущим рассудок познает себя самого.

Понятие о человеке, например, прилагаемое в одном и том же смысле ко всем представителям человечества, отличается от своего феноменального образа тем, что при посредстве определяющего его свойства быть разумным животным оно доставляет основание бытия всех человеческих активностей: жизни, ощущения, свободы, нравственности.

Суждение никоим образом не есть простая ассоциация образов, оно полагает реальное тождество предиката и субъекта4. Глагол «быть», связка суждения, возвращает реальному то, что абстракция из него извлекла. Всякое суждение есть анализ, прежде чем быть синтезом. Это тождество, которое предписывает синтез, является необходимым или в силу простого анализа терминов: субъекта и предиката, в суждениях самоочевидных или вследствие рассмотрения существующего факта, в суждениях опыта. Рассудок не может сообщать явлениям способность быть познанными, которую они сами по себе не имели бы.

При посредстве среднего термина рассуждение показывает в более известном основание бытия менее известного. Оно основывается на следующем принципе: два предмета, формально тождественные или пропорционально подобные одному и тому же третьему, таким же образом тождественны или подобны между собой. Средний термин может быть однозначным или аналогичным; но никогда он не должен удваиваться, не может иметь в каждой из посылок иной смысл.

Прежде чем прямым актом познать себя самого, рассудок познает сущее. Чтобы мыслить, надо иметь отношение к сущему, к чему-нибудь. Мыслить ничто – значит совсем не мыслить. Мысль есть как бы зеркало, адекватное предмету, она есть средство, id quo, познания. Она не есть id quod или прямо познанный предмет. Чтобы знать, что существует зеркало, нужен акт размышления о предмете, который оно отражает. Таким же образом мысль не освещена ею самой, но предметом, который она представляет.

Этот предмет – существующее сущее, которое мой рассудок находит во всяком частном явлении, схватывая родовое общее в конкретном чувственного опыта. Размышляя о функциональном единстве познающего «я», я достигаю частного сущего через основания его бытия; тождественные или пропорционально подобные во многом.

Зная основные законы сущего, я понимаю возможное как целое, которого признаки могут существовать совместно, и которое, следовательно, может существовать; оно никоим образом не противоречит существованию. Ab esse ad posse valet illatiо (от существования можно заключать к возможности), говорили схоластики. В том размере, в котором я знаю существующее сущее, я знаю возможное5.

Сущему разума я предоставляю свойство положительности, которым он не обладает в природе вещей. Я его овеществляю только по психологической причине с утилитарной целью, чтобы мочь говорить о нем. Вне акта познания я не признаю за ним никакого существования. Противоречиво, чтобы сущее разума, отрицание, например, существовало. Метафизика предоставляет, поэтому, психологии и логике изучение сущего разума, однако, не ранее того, что она признает чисто субъективную ценность положительного содержания этого сущего. Что такого рода овеществление сущего разума – закон, неизбежный для всякого человеческого рассудка, это не может объяснить название объективного, которое некоторые философы-субъективисты хотели бы ему придать.

Этому сущему чистого разума противополагается, с одной стороны, существующее сущее, с другой стороны – возможное сущее, которое может существовать вне представления.

Реалистический концептуализм, всегдашняя верность которому составляет гордость Левенской школы, не допускает никакого компромисса с субъективным идеализмом6.

§ II. Трансцендентальные понятия и трансцендентальные свойства

Теперь пришло время подвергнуть анализу содержание сущего и рассмотреть прибавления в несобственном смысле, которые делают явным его содержание.

Являющееся рассудку в своем состоянии смутности сущее мы приводим в соотношение с ним самим и утверждаем, что сущее есть сущее. Вот тот совершенно первичный принцип, который предполагается всеми остальными принципами, – принцип тождества.

Он даже предшествует прибавлениям, делаемым к сущему в качестве свойств, общих всему, что есть, но не выражаемым словом сущее, как таковым.

Этот принцип: сущее есть сущее, надо ли еще об этом говорить, непосредственно очевиден и в этом смысла аналитичен. Ему делают упрек, что он представляет собой тавтологию.

Это обвинение не обосновано. Тавтология есть бесплодное, бесполезное повторение. Между тем это рациональное отношение сущего, отнесенного к нему самому в виде тождества, есть необходимая ступень в философском и рефлективном познании. Чистое понятие для нас не имеет истины, последняя находится только в суждении. Так как сущее – самое первое понятие, то самым первым суждением будет: сущее есть сущее, необходимо сущее, поскольку оно есть сущее. Благодаря введению предиката и связки: «есть», которая соединяет его с субъектом, свойства необходимости и всеобщности человеческого познания обнаруживаются. Без сомнения, из этого принципа я не могу ничего вывести, он не ведет к новым познаниям, но без него я не могу ничего утверждать. Поэтому он плодотворен, так как всякое утверждение его предполагает.

Во второй раз самопроизвольно и затем рефлективно под влиянием других чувственных впечатлений образуется во мне мысль о сущем. Я. не могу смешать два последовательных представления сущего. Я отличу одно от другого, я проведу между ними различие и приду таким образом к понятию не сущего, к отрицанию первого сущего. Принцип противоречия представится мне в следующем виде: Сущее не есть не сущее, или не сущее не есть сущее.

Отрицать что-либо психологически означает устранять из мышления какой-нибудь положительный предмет. Это различение сущего и того, что не есть оно, приводит меня к рассмотрению чего-нибудь в противоположность чему-нибудь другому. Предмет представляется отныне как что-нибудь, отличное от чего-нибудь другого. Но множественность, которая в этой стадии развития мысли дается мне, есть неопределенная множественность, впрочем, достаточная для простого провозглашения принципа противоречия.

Я, затем, в состоянии произнести суждение, что между сущим и не сущим нет среднего. Это принцип исключенного третьего, который получается непосредственно из сравнения между утверждением и отрицанием сущего.

Два противоречащих суждения, как таковые, не могут быть ни оба истинными, ни оба ложными. Если первое истинно, второе ложно; если второе истинно, то первое ложно. Действительно, одно утверждает то, что другое как раз отрицает. Если то, что есть, как таковое, может не быть, или если есть среднее между сущим и не сущим, то в таком случае то, что есть, не есть необходимо то, что есть.

Трансцендентальные понятия сущего, нечто формально составляют понятие сущего. Мы извлекаем из них непосредственные формулы принципов тождества, противоречия, исключенного третьего. Свойства, атрибуты, которые обогатят это понятие, делая его более годным к применению, суть единство, истина, добро, красота. Это – четыре трансцендентальные свойства сущего.

Вещь, как единое, есть вещь неразделенная в ней самой и отделенная от всех других.

Понятие деления предшествует, следовательно, понятию единства. Уже анализ сущего и не сущего дает нам мысль о делении. Чтобы противопоставить сущее не сущему, не необходимо знать, – исключает ли не сущее одно или несколько совершенств. Не сущее не рассматривается в своем внутреннем единстве как составляющее делимое целое. Различение сущего и не сущего есть первое рудиментарное деление, смутная множественность, которая позволяет приписывать неразделенность сущему в нем самом и признать за ним, таким образом, свойство единства. Как только овладеешь понятием единства, можно перейти к мысли об определенной множественности, о множестве, о числе.

Единство – трансцендентальный атрибут. Действительно, всякое сущее просто или сложно. То, что просто, не разделено и не делимо. То, что сложно, хотя и делимо, не разделено актуально; в противном случае оно не было бы более делимо, оно не было бы более самим собой. Множественность, имеющая, как таковая, свое сущее, одарена известным единством – статическим или динамическим, физическим или нравственным, сообразно природе отношений, которые соединяют между собою части этой множественности. Таким образом, то, что в одном отношении едино, может быть множественным в другом или нескольких других. Следовательно, распространение единства действительно столь же велико, как распространение сущего.

Отсюда следует, что единство не есть положительная реальность, прибавленная к сущему. Эта реальность, в самом деле, будучи сущей, была бы единой. Она не могла бы быть такою без наличности новой положительной реальности и т. д. до бесконечности; что сделало бы всякое единство невозможным. То, что само по себе существенно зависит от актуальной бесконечности условий, не может существовать. «Infinitum non est transire» (бесконечности нельзя пройти), говорили древние философы. Единство – это сущее в нем самом, подверженное отрицанию, отрицанию деления.

Единство приводит нас к различию и к сложному целому. Части целого, единого в его совокупности, различны между собой. Если они имеют положительное содержание, они образуют сложное целое логическое или реальное, смотря по тому, реальности ли они или чистые логические понятия.

Мы выше изложили, что есть необходимое отношение рассудка к сущему. Следовательно, есть трансцендентальное отношение сущего к рассудку. Ложность не находится в вещах; она не может там быть. Всякая вещь способна представиться рассудку такою, какова она есть; она не способна представиться ему иначе, чем она есть. Если иногда мы говорим: эта вещь ввела меня в заблуждение, то это потому, что мы подчинились аналогии, не находящей опоры в основании бытия. Поддельное золото – настоящая медь; мнимый Гектор – настоящей актер. Это отношение не полагает в сущем никакой новой реальности. Само сущее само собою может быть представлено рассудком таким, какое оно есть. Метафизическая или онтологическая истина, будучи необходимой возможностью этого отношения, поскольку оно имеет основание в сущем, есть трансцендентальное свойство сущего.

Сообразность с каким-нибудь стремлением есть благо. Всякое существо упорствует в своем бытии и само по себе сопротивляется разрушению. Поэтому оно – благо для него самого и стремится к своему завершению приведением в действие своих активных способностей. Вполне благое существо есть совершенное, вполне законченное и утвердившееся в наслаждении своею целью, своим благом существо. Цель – это честное благо, средство – полезное благо, наслаждение, сопровождающее объективное благо, – усладительное благо. Наслаждение, удовольствие может быть целью стремления, при условии сохранения им его естественного места как следствия объективного блага. Не нужно стремиться к объективной цели, имея в виду исключительно или прежде всего наслаждение, доставляемое его обладанием. Честное благо в этом случае спустилось бы до степени средства, применяемого в видах высшего наслаждения. Это было бы нарушением порядка, недостатком гармонии в существе. Усладительное благо сопровождает объективное благо, оно есть его последствие. Только на этом основании оно может и должно быть целью стремления так, чтобы существо выполняло свой естественный закон7. Зло есть лишение блага; следовательно, безусловное зло не может существовать.

Красота выражает сущее, поскольку оно способно пробудить его созерцанием то чувство бескорыстного наслаждения, то эстетическое удовлетворение, которое наши познавательные способности испытывают, чувствуя себя согласованными с сущим. Прекрасное вытекает из истинного и благого. Это благость истины как таковой. Так как всякое сущее истинно, всякое сущее прекрасно, потому что его созерцание благо для нас.

§ III. Метафизическая теория акта и потенции

Сущность и существование

Материя и форма

По поводу единства, трансцендентального свойства существ была речь о различии и сложном целом. Анализ сущего показал нам, с другой стороны, что множественность предполагает противоположность различных существ, которые, тем не менее, сходны, поскольку они принимают участие в существовании.

Есть ли между понятиями: определенная вещь и принадлежащее ей существование простое различие точек зрения, направленных на одну и ту же реальность? Не нужно ли признать реальную двойственность за пределами двойственности логической, чтобы полностью оправдать аналогию сущего, к которой мы апеллировали с целью точнее определить предмет метафизики? Не надо ли установить реальную основную сложность во всех категориях или видах, согласно которым обнаруживается сущее во всех не трансцендентальных прибавлениях, высших родах наших определений?

Такова проблема огромной важности, вводящая нас в самые недра метафизики.

Реальное соединение потенции и акта, которое находится во всяком ограниченном существе, будет нашим адекватным ответом монизму, против которого мы уже начали борьбу. С другой точки зрения эта сложность всякого конечного существа будет трамплином, который позволит нам возвыситься до Бога, чистого акта, Безусловного в бытии. При обсуждении этого вопроса томист будет апеллировать к следующему великому принципу: никакое совершенство само себя не ограничивает.

Ограничение есть признак несовершенства. Оно есть отрицание дальнейшего акта, мера, конечная способность бытия, возможность реализации согласно определенному способу; это, – воспользуемся словом Аристотеля, – потенция.

Между тем, сущее – совершенство, ничто не совершенно, если оно не есть сущее. Раз так, само сущее не может себя ограничивать. Таким образом, если определенное сущее ограничено, то это потому, что оно содержит в себе реальное начало несовершенства, меру бытия, потенции.

Рассматривая с логической точки зрения множественность существ, мы показали, как аналогия сущего требует присутствия ограничивающего понятия, сужающего сущее, чтобы сделать его означающим вот эту вещь. Если Петр и Павел похожи друг на друга, поскольку они суть два индивидуума человеческой природы, то все-таки через самую их индивидуацию они различны. Их индивидуальность есть начало сходства, которое в то же время – начало различия; это понятие аналогично общее. «Я» содержит существенную составную часть: то, что я есмь, и добавочную составную часть: существование. Сущность отвечает полному описанию вещи; отвлеченная сущность – общему нескольким вещам определению; реальная или конкретная сущность ее собственному и несообщимому никакой другой реальной сущности описанию. Существование есть акт, который заполняет объем сущности и дополняет ее, полагая ее в сущем. Сущность это то, что основным образом отличает одну вещь от других: «so sein»; существование – это «Dasein», просто бытие.

Целое существо, которое есть и которое действует, индивидуум, – реальная сущность, плюс свойственное ей существование. В порядке разума этот индивидуум, господин своих действий, направляемых им к цели, к которой он свободно решился стремиться, есть личность, субъект прав и обязанностей. Все утверждают самопроизвольно, что между этими двумя понятиями: потенция существования или сущность и акт существования, есть логическое различие, что эти понятия суть различные формальности, говоря: это существо имеет существование, а не: это существо есть существование.

Между определенным индивидуумом и отвлеченной сущностью, в которой он принимает участие, есть реальное различие, это тоже не может быть подвергнуто сомнению. Другие люди, чем я, реально обладают свойством быть человеком, они истинно мне подобные. Я, впрочем, отличен от других человеческих индивидуумов, их существование не есть мое. Отрицая эту элементарную истину, метафизический монизм сам подписывает себе приговор.

Но настоящей спор заходит далее. Когда сущность существующей вещи сравнивается с ее собственным существованием, то следует ли утверждать, что эти два начала реально отождествляются, или признать соответствующими понятию сущности и понятию существования две соотносительные реальности?

Этот спор чисто метафизического порядка. Мы имеем прямое познание только об установившемся и полном существе. Мы не можем интуитивно схватить в существующей вещи сущность отдельно от ее существования. A fortiori, реальная сущность и ее существование неразделимы.

Во имя принципа, что никакое совершенство не ограничивает себя само, томист устанавливает, что во всяком ограниченном существе должно быть реальное различие между реальной сущностью и свойственным ей существованием. Сущность и существование в конечном существе – два неполные начала, немыслимые раздельно и в них самих и все-таки реальные. Определенное существование не может быть чистым существованием. Сущее, которое есть только сущее, есть все сущее; оно единственно и бесконечно, если оно существует. Это чистый акт, который не допускает в себе никакого не сущего, никакого ограничения. Его существование нами не познается непосредственно. Надо его доказать. Конечное сущее, с которым мы находимся в прямом познавательном соотношении, должно быть реально сложным в порядке сущего, так как оно реально конечно, ограниченно. Внутреннее начало ограничения, которое делает возможным в себе конечное сущее – реальная потенция, реальная сущность, которая отмеривает ему его часть существования. Эта реальная сущность не может быть без своего существования, нет определенного существования без сущности, которая проводила бы ему границы. Это два неполные начала, требующие одно другого. Сущность есть то, что есть реально; существование то, через чт? она реально есть.

И пусть нас не обвиняют, что мы в воображении овеществляем понятия, что мы отдаемся бесплодному философскому жонглированию.

Если мы овеществляем сущность и существование, так это после зрелого обсуждения имеющихся на то оснований. Не все понятия разделяют эту честь иметь что-то специально соответствующее в реальности. Все, без сомнения, прилагаются к реальному, но в их множественности они могут отвечать одной и той же единственной реальности. В «я», например, понятия субстанции, телесной, живой, чувственной, разумной реально не отличны. Они не овеществлены, как таковые. Как мне не отождествить «я», целое с каждым из этих понятий и говорить: я – нечто телесное, я – живое, я – разумное? Целое не отождествляют ни с одной из его конститутивных частей в их отдельности, но только с их суммой. Число десять не равно пяти, а пяти плюс пять. Реально тождественные одному третьему «я» понятия телесного, живого, разумного тождественны между собою. Понятия, составляющие знаменитую логическую лестницу Порфирия, имеют между собой различие лишь в логических формальностях. Сложность метафизических степеней: родов и видов, есть чисто логическая сложность. Сами индивидуальные начала, который не входят в состав лестницы Порфирия, потому что они только аналогично те же самые в индивидуумах, не различаются реально от полного субъекта «я». Если реальность, при посредстве которой «я» – определенный человек, не отождествлялась бы в «я» с реальностью, которая делает меня человеком, то пришел бы конец моему субстанциальному единству.

Откуда же проистекает это различие? Не имеем ли мы два веса, две меры? Почему не приложить к реальной сущности и к ее акту существования ту же норму, что к индивидуальным логическим началам, к родам и к видам? Почему потенция существования должна быть реальной, тогда как объективная потенция, животное, как таковая, не реальна, равно как и ее акт, разумное? Какой критерий приложить, чтобы отличить реальную потенцию от чисто логической потенции?

Необходимое и достаточное условие для того, чтобы понятия, которые смыкаются в целое в соотношении определяемого к определяющему, соответствовали соотносительным реальностям, заключается в том, чтобы они были объективно совершенными, т. е. настолько определенными, насколько возможно, и чтобы, несмотря на эту определенность, они были бы адекватно различными.

Понятия, которые составляют метафизические степени или ветви логического древа Порфирия, объективно не совершенны, они способны к дальнейшему определению. Они доставляют только частичный вид реальности сущности. Хотя формальность «разумное» в порядке понятий есть нечто внешнее в отношении к формальности «животное», последнее, оставаясь животным, может быть разумным. Роды и различия, несводимые как таковые, отождествляются в виде; животное и разумное – в человеке. Вид и индивидуальные начала отождествляются во мне как в определенном человеке. Конкретная сущность приводит к реальному единству неполные логические определения. Истинное единство существующей субстанции есть очевидное тому доказательство8.

Напротив, даже наиболее совершенное определение в порядке качественности сущего никогда не может содержать простое существование. Конечное существо определяется своей мерой, своею конечною способностью существования. На вопрос, что такое человек? нельзя удовлетворительно ответить: он существует.

Один только чистый Акт, безусловно Сущее, тождественное Сущему, достаточно отличено от остальных существ этим понятием: тот, кто есть, без ограничения, без добавления. Если определенная ограниченная реальная сущность не может отождествиться с существованием, но необходимо соединена с некоторым существованием, то это, как мы уже сказали, потому, что совершенство само себя не ограничивает. Логическая сложность должна быть в порядке сущности. Она не может быть в порядке сущего, которое, как мы изложили, не допускает какой-либо сложности. Таким образом, становится очевидным, что всякая сложность предполагает, как основание, реальную метафизическую сложность, образуемую сущностью и существованием. Она составляет основание наименования «метафизические степени», которое дают сложному логическому целому родов и видов.

Так как все понятно в зависимости от сущего, то необходимо, чтобы ограниченное сущее содержало реальную потенцию, относительно не сущее, реально отличное от акта, который выполняет его способность к бытию. Вследствие того, что качественности вещей различны, их существования тоже будут реально различны. Вот основная причина наших возражений монизму, метафизическое оправдание логической аналогии понятия сущего.

Левенская школа усматривает в реальном различении сущности и существования единственно возможный ключ свода метафизического здания9.

* * *

Теория Аристотеля о потенции и акте найдет другое приложение внутри самой сущности или определения материальных существ.

Когда я питаюсь, ассимиляция превращает другое сущее в мою собственную субстанцию. Этот кусок хлеба становится моим «я». При каком условии может это быть сделано? Так как реальность хлеба не обращена в ничто и с другой стороны его совершенство, его формальная определенность изменяется, так как он становится моим «я», то необходимо, чтобы реальное начало переходило из хлеба в «я»; это – первая материя. Надо также, чтобы исчезло свойственное хлебу определение, его субстанциальная форма, давая место свойственному «я» совершенству, которое станет актом первой материи хлеба. Всякое преобразование субстанции предполагает общую составную часть, реальную потенции, которая теряет одно субстанциальное определение, чтобы получить другое. Лишение безразличной материи допускает материальное становление. Хлеб способен меня питать, он есть «я» в реальной потенции, камень не есть таковая, по крайней мере, непосредственно. Он должен предварительно преобразоваться в начало, которое могло бы ассимилировать определенное растение, способное стать моею пищей.

Если сказать, что становление только нечто кажущееся, то это не уничтожит необходимости объяснить реальность этой видимости. Утверждать, что основа сущего – движение, значить быть принужденным апеллировать к лежащей в основе реальности и вводить в нее потенцию и акт. Относительный покой есть изменение в состоянии движения. Где изыскать способ найти причину этого, не прибегая к соединению потенции и акта?

* * *

Эта потенциальная составная часть, первая материя, реальное и отличное от не сущего начало неопределенности объясняет, как в одном и том же формальном совершенстве, например, человечестве, может быть несколько индивидуумов. Это положение о начале индивидуации в пределах одного и того же вида.

С точки зрения субстанциального совершенства, все люди равны. Человеческая природа распределена на них всех без различия. Можно быть человеком или не человеком. Нельзя быть более или менее человеком. Как объяснить с метафизической точки зрения эту множественность? Это проблема, подобная касающейся множественности сущего. Только она поставлена в порядке потенции бытия, в порядке сущности.

Будучи началом субстанциального совершенства, форма не может сама себя ограничить. «Forma irrecepta est illimitata» (невоплощенная форма беспредельна), говорили схоластики. Если бы я таким же образом был человеком, как определенным человеком, то, так как «я» не сообщимо, само свойство быть человеком было бы не сообщимо.

Но форма, начало видового совершенства, будучи принятой в материальном начале, причине протяженности и протяжения в пространстве, тем самым ограничена определенным индивидуумом. Она может, таким образом, оказаться разделенной между многочисленными представителями человеческого вида. Эта раз утвердившаяся индивидуация, эта раз принятая формой особенность упорствует в разумных душах после распадения тела.

В порядке сущего, сущность – реальное внутреннее начало ограничения; в порядке формальности, качественности сущего первая материя, требующая количества и протяженности, является таким началом, играя роль множителя формы, которая сама по себе едина. Мы уже упомянули, что нет реального различия между индивидуальными логическими началами и видовым отличием, так как целая материальная субстанция есть единая, существенно индивидуальная. Основная сложность материи и формы составляет rem tertiam (нечто третье) по отношению к своим слагаемым, что не осуществляется в сложности индивидуализированной сущности и существования.

Логические индивидуальные начала суть точка зрения ума на целое с его стороны материальной. Они не выражают непосредственно первую материю, но целую субстанцию. Напротив, логические понятия индивидуализированной сущности и существования отвечают непосредственно различным реальностям.

Без гилеморфической сложности невозможно объяснить субстанциального превращения или непрерывного и последовательного становления мирового развития. Подвижное существо подвижно в самом своем сущем. Первая материя, первое субстанциальное начало материальной пассивности, не сводимы на определение, на форму, источник деятельности и силы10. Субстанция в реальной потенции – первая материя. Отсутствие определенности есть только относительное ничто, а не просто ничто.

Мы не можем останавливаться на этой второй точке зрения метафизической теории потенции и акта. Дальнейшее развитие этих мыслей завело бы нас в область космологии. То, что мы сказали, достаточно, чтобы показать, как гилеморфическая теория материи и формы проникает своими корнями в великий принцип, послуживший основанием нашим предшествующим рассуждениям: ни одно совершенство, даже относительное, не может в том порядке, в котором оно есть совершенство, ограничивать себя само11.

§ IV. Принцип субстанции

Отправляясь от понятия сущего, мы показали его свойство быть объективным. Мы, затем, рассмотрели множественное, различие, сложность в сущем и в материальном становлении. Перед тем, чтобы закончить наше быстрое путешествие по обширной области метафизики, нам остается сказать о принципах субстанции и причинности.

Если есть существа, есть и субстанция. Этот принцип легко может быть связан с принципом тождества. То, что есть в себе, есть субстанция, в противоположность акциденциям, сущность которых требует, чтобы их носителем являлось что-нибудь другое. Субстанция служит субъектом, носящим акциденций, которые составляют сущее чего-то другого: entia entis.

Таким образом, быть субстанцией – первичное наименование сущего, требующееся, чтобы дать основание бытия совокупности явлений, объективно связанных между собой, Факт, что я теперь пишу, очевидно, есть сущее. Эта реальность преходяща и является моему рассудку, как зависимая и никоим образом не автономная: это акциденция субстанции моего «я».

Правда, самопроизвольно то, что дух воспринимает в чувственных данных, является ему как вещь, существующая в самой себе. Наши первые мысли смутно включают понятие субстанции. Вскоре происходит диссоциация, и она приводит нас к мысли о способах бытия, случайных модальностях, множественностях, которые полагаются на общее основание их реальности. Смутное понятие акциденции приводит нас к точному установлению первого понятия субстанции, к определению ее как чего-то, что способно существовать в себе и служить субъектом, носителем других реальностей.

Акциденция существует реально, но при условии иметь носителя в другом. Это другое существует в себе самом или отнесено, в свою очередь, к субстанции.

При несуществовании последней я не находил бы основания бытия того, что не есть в себе. Акциденция, даже если она модальна, т. е. имеет непосредственного носителя в виде другой акциденции, существенно зависит в своем бытии от субстанции.

Всякое восприятие, принципиально говорит Юм, есть субстанция, и каждая отдельная часть восприятия – отдельная субстанция12.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.