Проблемы государства и революции

Проблемы государства и революции

Уже в начале 70-х годов достаточно четко проявляется характерное для всего открытого Коммуной периода усиление внимания Маркса и Энгельса к проблемам государства, его сущности и перспективам развития. И вновь в анализе этой темы явственно видно как продолжение прежних линий исследования, так и появление новых идей, во многом подготовленных «Капиталом», а также «Гражданской войной во Франции».

Отдавая должное той особой роли, которую играла в то время германская социал-демократия, Энгельс обратился в этой связи к изучению истории Германии[151]. Размышляя над путями развития Германии, Энгельс подчеркивает, что роль политической надстройки в зависимости от обстоятельств может быть различна. Он пишет, что отсталая страна «в промышленном отношении неизбежно подвергалась влиянию меняющихся политических обстоятельств в гораздо большей степени, чем активные и передовые в промышленном отношении страны»[152].

По-прежнему значительное место в работах этого времени занимает раскрытие классового характера буржуазного государства, его антинародной сущности. «Государство, – пишет Энгельс, – есть не что иное, как организованная совокупная власть имущих классов, землевладельцев и капиталистов, направленная против эксплуатируемых классов, крестьян и рабочих. Чего не желают отдельные капиталисты… того не желает и их государство»[153]. Иначе говоря, подчеркивает Энгельс, буржуазное государство это – «совокупный капиталист»[154].

Характеризуя государство в Германии, Энгельс продолжает анализ прусской формы бонапартизма, начатый еще в статье «Военный вопрос в Пруссии и немецкая рабочая партия». Он показывает, что классовую основу прусского государства наряду с крупнопоместным дворянством составляет и буржуазия. «Но, – заметил Энгельс, – как и в старой абсолютной монархии, в современной бонапартистской действительная правительственная власть находится в руках особой офицерской и чиновничьей касты, которая в Пруссии пополняется частью из собственной среды, частью из мелкого майоратного дворянства, реже – из высшего дворянства и в самой незначительной части – из буржуазии. Самостоятельность этой касты, которая кажется стоящей вне и, так сказать, над обществом, придает государству видимость самостоятельности по отношению к обществу»[155]. Процесс эволюции этого государства ведет, однако, к тому, что его «небуржуазные элементы» с каждым днем все более обуржуазиваются, и во всех экономических вопросах прусское государство реально все более подпадает под влияние буржуазии, которая из боязни перед пролетариатом готова мириться со всем средневековым хламом.

В произведении «К жилищному вопросу» и в «Добавлении к предисловию 1870 г. к „Крестьянской войне в Германии“» (1875) Энгельс продолжил анализ своеобразных черт прусско-бисмарковской разновидности бонапартизма. Вслед за Марксом он рассматривал бонапартизм как особую государственную форму, появляющуюся в определенных исторических условиях для охраны господства эксплуатататоров от натиска рабочего класса. Энгельс писал, что «с того момента, когда речь пошла уже не о защите дворянства от натиска буржуазии, а об охране всех имущих классов от натиска рабочего класса, старая абсолютная монархия должна была полностью превратиться в специально для этой цели выработанную государственную форму: в бонапартистскую монархию»[156]. Поэтому нет никаких оснований говорить о каком-то особом, надклассовом характере прусско-бисмарковского государственного строя. Характеризуя «германскую империю прусской нации», Энгельс подчеркивал, что она представляет «истинную представительницу милитаризма»[157]. Наличие особой, кажущейся самостоятельной чиновничьей касты, засилие военщины – таковы черты Германской империи.

С другой стороны, продолжая критику различных форм буржуазного государства, Маркс и Энгельс все больше внимания уделяют проблеме судеб государства и необходимости пролетарской государственности.

Распространенные в то время представления анархистов о том, что государство, как таковое, есть сила, стоящая над обществом, всегда враждебная ему, что государство – источник всех бед, и, следовательно, ликвидация государства есть альфа и омега полного социального переворота, требовали ответа, конкретизации теории. Маркс и Энгельс подчеркивают абстрактно-идеалистический характер анархистских построений, при котором действительное положение вещей фактически переворачивается с ног на голову. «…Бакунин утверждает, – пишет Энгельс, – что государство создало капитал, что капиталист обладает своим капиталом только по милости государства. Так как, следовательно, государство является главным злом, то необходимо прежде всего упразднить государство, и тогда капитал сам собой полетит к черту. Мы же говорим обратное: упраздните капитал – присвоение немногими всех средств производства, – и тогда государство падет само собой. Разница существенная: упразднение государства без осуществления прежде социального переворота – бессмыслица; упразднение же капитала – это и есть социальный переворот и заключает в себе преобразование всего способа производства»[158].

Идея социально-экономической обусловленности государства определила марксистское понимание его судеб. Маркс и Энгельс доказывали необходимость государства и после пролетарской революции. Однако, считали они, государство будет совсем иным, чем при капитализме.

Анализируя рассуждения Бакунина в книге «Государственность и анархия»[159] о том, что может означать положение о превращении пролетариата в господствующий класс («над кем он будет господствовать?»), Маркс пишет: «Это значит, покуда существуют другие классы, в особенности класс капиталистический, покуда пролетариат с ним борется (ибо с приходом пролетариата к власти еще не исчезают его враги, не исчезает старая организация общества), он должен применять меры насилия, стало быть, правительственные меры; если сам он еще остается классом и не исчезли еще экономические условия, на которых основывается классовая борьба и существование классов, они должны быть насильственно устранены или преобразованы, и процесс их преобразования должен быть насильственно ускорен»[160].

Развивая эти мысли, Маркс высказал ряд важных соображений относительно задач и протяженности периода существования пролетарской государственности. Он писал: «Классовое господство рабочих над сопротивляющимися им прослойками старого мира должно длиться до тех пор, пока не будут уничтожены экономические основы существования классов»[161]. Здесь содержится как бы эскизный набросок будущих формулировок «Критики Готской программы». Государство будет необходимо победившему пролетариату на довольно длительный период времени, требующийся для коренных социально-экономических преобразований, для подавления сопротивления свергнутых классов.

Маркс подверг критике и одну из центральных идей анархизма – отрицание всякого авторитета. В понятие «авторитет» Бакунин включал все, что противостоит абсолютной свободе личности, все, что ограничивает волю и действия индивида (будь то воля большинства, любая система управления, но прежде всего – государство). Раскрывая нелепость этих конструкций, Маркс писал: «Неужели, например, в профессиональном союзе весь союз образует свой исполнительный комитет? Неужели на фабрике исчезнет всякое разделение труда и различные функции, из него вытекающие? А при бакунинском построении „снизу вверх“ разве все будут „вверху“? Тогда ведь не будет никакого „внизу“. Неужели все члены общины будут в равной мере ведать общими интересами „области“? Тогда не будет никакого различия между общиной и „областью“»[162].

Другую сторону вопроса о необходимости пролетарского государства с точки зрения его хозяйственных функций развил в ряде писем и статье «Об авторитете» Энгельс.

Прежде всего Энгельс ставит вопрос в конкретно-исторической плоскости, показывает бессмыслицу попыток решать его вне времени и пространства. «Авторитет и автономия вещи относительные, и область их применения меняется вместе с различными фазами общественного развития, – пишет он. – Если бы автономисты хотели сказать только, что социальная организация будущего будет допускать авторитет лишь в тех границах, которые с неизбежностью предписываются условиями производства, тогда с ними можно было бы столковаться. Но они слепы по отношению ко всем фактам, которые делают необходимым авторитет, и они борются страстно против слова»[163]. А факты таковы, что развитие крупного машинного производства, крупной промышленности неизбежно требует централизации, усиления «авторитета» для координации действий людей в процессе производства, строгой дисциплины. «…Комбинированная деятельность, усложнение процессов, зависящих друг от друга, становятся на место независимой деятельности отдельных лиц. Но комбинированная деятельность означает организацию, а возможна ли организация без авторитета?»[164] И Энгельс заключал, что «желать уничтожения авторитета в крупной промышленности значит желать уничтожения самой промышленности…»[165]. Таким образом, становится очевидной необходимость пролетарского государства с точки зрения его экономических функций. Именно поэтому, заключая статью, Энгельс пишет, что «политическое государство, а вместе с ним и политический авторитет исчезнут вследствие будущей социальной революции, то есть что общественные функции потеряют свой политический характер и превратятся в простые административные функции, наблюдающие за социальными интересами»[166]. Таким образом, общественно необходимые функции государства, затененные его классовой природой в антагонистических формациях, выйдут в будущем обществе на первый план. С другой стороны, здесь так же, как в работе «К жилищному вопросу», вновь подчеркивается временный характер пролетарского государства, то, что оно постепенно отомрет.

Анализируя проблему авторитета, Маркс и Энгельс доказывают, что в будущем обществе он будет носить относительный характер. Освобождение индивида, процесс отмирания политического государства связывается ими с демократизацией всего общества. Отвечая на заявление Бакунина о неизбежности порабощения человека пролетарским государством (как и всяким государством вообще), ибо невозможно, чтобы весь народ из объекта управления стал субъектом суверенной власти, Маркс пишет, что пролетарское государство сможет стать действительной и подлинной демократией, начинающейся с общинного самоуправления[167]. Эту же мысль он высказал в статье «Национализация земли». После завоевания пролетариатом политической власти и установления социализма «не будет больше правительства или государства, отделенных от самого общества! Сельское хозяйство, горное дело, фабричная промышленность – одним словом, все отрасли производства – постепенно будут организованы наиболее целесообразным образом»[168].

Эти мысли о самоуправлении народа, о завоевании последовательной демократии являлись альтернативой той трактовке этой весьма серьезной проблемы, которая была предложена теоретиками анархизма, главным образом М. Бакуниным. Считая, что власть всегда и при любых условиях развращает людей и порождает насилие, Бакунин распространял это утверждение и на пролетарское государство. Он считал, что оно будет неизбежно противостоять народу и порождать обособленную и своекорыстную касту чиновников-бюрократов, которые «будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом»[169]. В дальнейшем жизнь показала обоснованность таких опасений. Острая постановка данного вопроса анархистами, в особенности Бакуниным, таким образом, правомерна. Однако их попытки решения этих проблем путем деклараций, сочетаемых с умозрительной, иногда мелочной регламентацией будущего общественного устройства, были несостоятельны, что и вызвало их резкую оценку со стороны марксистов.

Маркс и Энгельс искали ответы на эти вопросы не только в теоретическом плане, они пытались найти хотя бы основы их решения в реальной жизни. Именно поэтому Маркс и Энгельс с таким вниманием изучают опыт Коммуны по организации управления, выборность и ответственность ее уполномоченных, систему оплаты их труда (не выше, чем оплата труда квалифицированного рабочего), формы самоорганизации населения и другие необходимые меры по предотвращению возможности обособления государственной власти от общества. Конечно, эти меры были лишь попыткой нащупать конкретные пути решения проблемы демократизации власти. Но в начале 70-х годов XIX века иного опыта не было. Решая проблему в общем виде, Маркс и Энгельс оставляли грядущим поколениям ее конкретизацию и практическое осуществление, отмечая как центральные пункты слом старой военно-бюрократической государственной машины, прямое волеизлияние народа, право отзыва выборных представителей в любое время, уничтожение материально привилегированного положения чиновников.