[Лекция 12], часы 31, 32 Философия и религия
[Лекция 12], часы 31, 32
Философия и религия
1) Нам предстоит пройти мысленно основные типы философских учений о безусловном. Однако здесь нужно предварительное разъяснение.
С самого начала: философия может
а) допускать познаваемость безусловного,
b) не допускать познаваемость безусловного.
Учение, не допускающее этой возможности, остается философским учением.
Учение будет совсем не философским только тогда, если оно
а) или не есть познание, но тогда оно и не учение, т. е. не устанавливает никакой всеобщей и необходимой истины;
b) или если оно, будучи учением, умалчивает вовсе о безусловном и о возможности или невозможности его познания.
В первом случае перед нами будет религиозное состояние. Во втором случае перед нами будет эмпирическая наука.
Итак, прежде всего, необходимо установить правильное соотношение между философией и религией и между философией и эмпирической наукой.
2) Философия и религия.
Философия и религия имеют общее: это их предмет – безусловное.
Философствующая душа и религиозно-верующая душа одинаково живут в безусловном. Но живут по-разному.
Оговорка: не всякий, занимающийся философией и говорящий о ней, – философ; и не всякий, соблюдающий обряды, даже не всякий молящийся есть религиозно-верующий.
Есть множество слоняющихся (учащиеся ей не в счет) вокруг философии – и не философов; и также с религией.
Попытаемся дать феноменологическое описание философского состояния и религиозно-верующего состояния.
А) Философское состояние души.
Всегда должны быть налицо два элемента:
I. Объективная интуиция в предмет.
II. Разумно-логическое раскрытие содержания.
Итак: I. Философский акт всегда направлен на предмет:
а) на безусловное. Это предполагает отчетливое решение вопроса о том, чем именно отличается безусловное от условного – критерий – признаки безусловного (то самостоятельное, независимое, существенное, устойчивое, без чего все остальное невозможно). Необходима далее проверка для каждого данного содержания: подлинно ли имеется в виду его безусловный ингредиент (нет ли ошибки – тайной подмены – скрытой иллюзии; не смешивается ли в предмете условное с безусловным);
b) далее необходим интуитивный подход к этому предмету. Силою воли – внимание и воображение освобождаются от всякого иного содержания и направляются на восприятие и переживание данного предмета. Например: на художественное содержание картины, сонаты, собора, драмы; на нравственную, этическую сущность подвига; на форму понятия или закона или силлогизма. В данное содержание происходит своеобразное художественное вживание, доводимое до отождествления с ним через посредство восприятия и воображения. Душа целостно и самозабвенно погружается в него: она сама, своими путями и интересами не живет; предмет заполняет душу; душа растворяется в предмете (музыка).
с) это художественно-созерцательное вживание в предмет должно получить характер и значение не субъективной импрессии, впечатления, но объективного проникновения в подлинную природу предмета; вживание повторяется многократно, с перерывами и освобождением души на других предметах, с созерцательными усилиями, направленными на удаление того, что идет от меня, от моих случайных, изменчивых, субъективных настроений; отыскиваются итоги чужих интуиций; разногласия, уклонения; причины разногласий – интуитивные дефекты у ошибающихся; свои дефекты; их причины: черты личного склада, недостаток интенсивности.
Предел: зажить предметом так, как если бы я его создал – эту красоту, этот подвиг, это философское учение; почувствовать себя творцом исследуемого содержания.
II. Тогда наступает второй этап – разумно-логическое раскрытие усмотренного содержания:
а) это предполагает уверенность в чистоте и силе выполненной интуиции; уверенность в том, что узренный предмет преисполнен разумного содержания, которое ждет разрешения в разумную форму; уверенность в силе разума, имеющего избавить от неразумного состояния, от плена неразумия предмет;
b) философия есть мысль – и вскрываемое ею неизбежно получает форму и достоинство объективного смысла: понятия, суждения, выведения, доказательства; философия творит: объективное учение о том, что было объективно узрено;
с) это учение раскрывает предмет: различное конституируется как различное, тождественное как тождественное, обретается логически-существенное, основа предмета, и на ней он воссоздается в стройное синтетическое единство.
В этом познании и в этом познанном живет философствующая душа: познавая и сообщая познание – построяя себя самое заново, воспитывая себя на объективном, осмысленном ви?дении Бога.
Два пути деградации: сохраняя видимость разумной формы
1) отрыв от интуиции как непосредственного вживания в предмет (схоластика, Средневековье, пустые, мертвые слова);
2) симуляция интуитивного подхода, нередко удающаяся в итоге слепоты внемлющих и ловкости симулянта. «Берегитесь тех, кто приходят в овечьих шкурах, а внутри суть волки хищные»118… Жизненная задача философа – бороться нещадно с этими симулянтами, сеятелями тщеты и пошлости.
B) Религиозное состояние души.
Всегда налицо три элемента:
I. Интенсивная уверенность в некоем обстоянии.
II. Переживание важности этой уверенности, ее субъективной необходимости.
III. Воля к установлению интенсивной связи с открытым обстоянием и к осуществлению ее.
Итак: I. Религиозное верование – есть верование в реальность безусловного; верование может сочетаться с сомнением, но в полноте своей преодолевает сомнение; сомнение как исход веры должно быть столь интенсивно, чтобы невозможно было сомнение в сомнении (о Флоренском119).
Однако уверенность религиозной веры не есть теоретическая очевидность; нет очищающей работы мысли – над отделением условного от безусловного; только мысль дает ясность и отчетливость знания о безусловности предмета; верующему важно не объективно сущее, а желанное и радостное; если на самом деле Бога нет, или он мрачен, или слепо-неразумен – философ, дознавшийся об этом, раскроет и покажет истину; религиозно-верующий закроет себе глаза; если безусловен только мертвый, безразличный смысл, абстрактное понятие (я не сомневаюсь, что это не так), то философ это скажет, а религиозно-верующий будет веровать по Тертуллиану quia absurdum120.
Поэтому религиозный человек не ищет истины и теоретической очевидности, он живет практической достоверностью. Сущность ее: я могу жить, действовать и функционировать, ориентируясь так, что вперед буду уверен, что такие-то мои действия повлекут за собою такие-то соответствующие последствия в инобытии.
Однако: две ошибки могут покрыть друг друга и дать видимости нужный результат – а что, если окажется, что на молитву отвечает дьявол в личине Бога (опыты святых и Антония121); а что, если мы докажем, что молитва к доброму старцу, именуемому Богом, есть своеобразное общение сознания с его собственным бессознательным.
Еще апостол Павел говорил: «испытуйте духи»122. Чем испытывать: не разумом ли? Но это будет уже философия. Не чувством ли? Но разве можно проверять чувство чувством – бесконечный регресс. Религиозный человек и не испытывает; он верит, потому что ему это практически важно; он заменяет теоретическую очевидность практической уверенностью. Ему нужно, чтобы был желанный ответ, по которому он тосковал; ответ состоялся; желал он благого; состоявшееся желанное благо – кто же не успокоится?
Попробуйте отнять у человека состоявшееся желанное любимое благо – и Вы увидите перед собою Отелло, схватившего за горло клеветника Яго.
Отсюда: религиозное верование не есть знание; оно есть аффективная практическая уверенность; защищается оно не аргументами, а аффектом – ненависть к богохульникам и крестовые походы против еретиков. Невозможно, чтобы философ спорил с верующим; философ вскроет содержание веруемого и обнаружит аффективно-субъективный и, может быть, страждущий состав верующей души и оставит для имеющих уши слышать.
II. Понятен второй элемент: переживание важности и субъективной необходимости веруемого.
Аффект не прилепляется ни к чему без надлежащего интереса субъективного.
Религия строится на том, что разум стремится изолировать как помеху в деле познания истины.
Невозможно заключать: от «хорошо, если есть», – к «есть»; от «мне необходимо, чтобы было», – к «есть»; от «надеюсь, что может быть», – к «есть». А вера есть именно уповаемых извещение.
Разным разное важно: но истина одна и Бог един.
«Мне важно, чтобы Бог был личный, а то я не могу с ним беседовать и просить». А если бы кто-нибудь сказал: «Мне важно, чтобы солнце имело форму кирпича, а то я не могу употребить его на постройку дома».
Важное важно кому-нибудь; душа может быть больна, извращена, тупа, неразвита. Отсюда религия сатанизма, идолопоклонства, тотемизма.
Что же Бог есть – сатана, идол, медведь?
Человек творит Бога по образу и подобию своему.
Гомер о быках и рыбах.
Невозможность и противоестественность: человек творит Бога – что же, выдумывает, сочиняет, рассказывает сказки? Что же, Бог в свойствах своих зависит от человека?
Познать Бога – вот задача, но не выдумать себе идола по образу своему.
Религиозный развал субъективизма, не сдержанный страданием в познании, царит в России. Приходит время – и люди увидят невозможность продолжать так, ибо вся духовная культура деградируется от творчества больных душ.
Отсутствие объективистического устремления.
Религиозный человек лишен возможности, страдая, в понятии проверить свое обстояние.
Социальный опыт не критерий; массовые заразы; невозможность спрессовать верное учение о Боге из 1000 заблуждений.
Авторитет не критерий; ибо принятие его есть отказ от религиозного состояния как непосредственности в откровении и общении (Средние века, идея религиозного профана).
III. Воля к общению.
Процесс жизни как процесс общения, непрерывно возникающий и модифицирующий содержание души.
Общение как взаимодействие с вещами и людьми.
Невозможность удовлетворения: процесс жизни как процесс жаждания небывшего еще прекрасного.
Предел качественный, количественный, интенсивный здесь невозможен.
Общение с Богом как осуществление качественно неосуществленного общения в жизни.
Отсюда: Бог все поймет, все простит, все оправдает, не осудит, даст полноту удовлетворения – блаженство и т. д.
Потому религия дает утешение; что есть утешение? Индивидуально приспособленное осуществление желаний.
Отсюда неминуемое перенесение на Бога типа здешних земных слишком человеческих и вещественных отношений.
Орган этого общения – аффект без разума.
Отсюда ничем не сдержанное очеловечение Бога и практика аффективных неразумных экстазов.
Бог получает значение – отца, матери как существ, которым принадлежит вся детская неразумная нежность, слепое прилепление души ребенка.
Бог получает во множестве религий значение олицетворенного исхода для тайных, неудовлетворенных желаний.
Религия как продукт бессознательных аффектов оказывается слишком часто насыщенной жизнью пола, а предмет ее – совлеченным во все неблагополучие и всю извращенность половых настроений.
Прочтите книгу Пфистера о Цинцендорфе (1700–1760), знаменитом основателе гернгутерского религиозного движения (превознесенного Лессингом, Гердером и Гёте). И вы содрогнетесь и навсегда запомните сказанное мною: вера без разума есть путь соблазна и слепой деградации.
Отсюда вывод: философия, при надлежащем понимании и осуществлении, совмещает в себе все то, что есть ценного в религии, но пронизанное светом предметной разумности.
Философия начинает с интуиции, но не случайной и субъективной, а духовно очищенной, предметно направленной, объективно устремленной.
Иначе: она начинает со сверхличной очевидности, испытание которой есть единственный данный людям источник откровения.
Она идет уверенно по пути разумного претворения этого откровения.
Она восходит к познанию абсолютного в радостной форме адекватной разумности.
Словом: истинная, духовно осуществляемая философия есть по содержанию сама религия; а по форме – торжество духовного строя над эмпирическим хаосом.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.