ПЕРЕВОД versus ПЕРЕНОС

ПЕРЕВОД versus ПЕРЕНОС

Теперь мы добрались до места возникновения того, что получило название «акторно-сетевой теории», или, точнее, «социологии перевода». К сожалению, последнее название никогда не употребляется в английском языке. Как я уже говорил, ACT — это просто осознание того, что в истории и социологии строгих научных фактов произошло нечто необычное: настолько необычное, что социальная теория не более способна пройти через него, чем верблюд — сквозь игольное ушко. Рубикон был перейден, по крайней мере, для меня, когда были последовательно признаны отношения трех ранее считавшихся не-социальными объектов (микробы, морские гребешки и рифы), упрямо занимавших странную позицию ассоциирования с давними социальными сущностями, которые мы пытались описать[144]. Либо эти объекты исключались из социальной теории, поскольку выглядели недостаточно социальными, либо они в нее включались. Но тогда должно было фундаментальным образом измениться само понятие социального. Это второе решение стало ключевым пунктом того, что впоследствии получило название ACT.

Допустим, рыболовы, океанографы, союзники и гребешки могут находиться в каких-то отношениях друг с другом, причем это отношения такого рода, что одни побуждают других делать неожиданные вещи,— этим, как мы уже неоднократно видели, определяется посредник. Есть ли в этом сцеплении хотя бы один элемент, который можно было бы назвать «социальным»? Нет. Ни работа союзников, ни повадки гребешков не станут понятнее благодаря добавлению чего-то социального в их описание. Социальное социологов, таким образом, становится тем, чем оно всегда и было, а именно лишним, совершенно избыточным «арьергардным» миром, ничего не прибавляющим к миру реальному, кроме искусственных головоломок,— в точности, как эфир до того, как теория относительности помогла физикам заново разработать динамику. Этап первый: социальное исчезло.

С другой стороны, есть ли в развернутой цепи что-то такое, что можно было бы назвать не-социальным в смысле принадлежности к миру, далекому от ассоциаций, к примеру, «материально объективному», «субъективно символическому», или к сфере «чистой мысли»? Нет. Морские гребешки побуждают рыболова совершать разные действия,— подобно тому как сети, закинутые в океан, приманивают гребешков, которые сами плывут в сеть, и подобно тому, как океанографические базы данных сводят вместе рыболовов и гребешков. Прочитав о первых трех неопределенностях, мы узнали, что изучение таких связей может быть эмпирически сложным, но оно уже не запрещено априори в силу «очевидных возражений», что «вещи безмолвны», «рыболовные сети бесстрастны» и «только у людей есть намерения». Социальное не находится ни в каком конкретном месте как вещь среди других вещей,— но оно может циркулировать повсюду как движение, связывающее не-социальные вещи. Этап второй: социальное возвращается как ассоциация.

Мы еще не знаем, как связаны все эти акторы, но до того, как стартует исследование можем утверждать в качестве новой позиции по умолчанию, что все акторы, которых мы развернем, могут вступать в ассоциации, заставляя других действовать так или этак. И происходит это не посредством переноса (transporting) некоей силы, остающейся все той же благодаря надежному проводнику, а посредством осуществления трансформаций, проявляющихся во множестве неожиданных событий, запускаемых в других, следующих далее в цепи, посредниках. Я назвал это «принципом ирредукции», и именно в этом и состоит философское значение ACT: цепочка посредников не образует тех же связей и не требует объяснений того же типа, что и ряд проводников, переносящих причину.

Когда исследователи науки берутся объяснять теорию относительности Эйнштейна, бактериологию Пастера, термодинамику Кельвина и т.д., они должны очерчивать между сущностями связи, совершенно отличные от тех, что ранее рассматривались как последовательность социальных объяснений. Они утверждают, что фактор — это один актор в цепи акторов, а не причина, за которой следует ряд проводников. Как только они начинают так считать, то видят, к своему великому удивлению, как практические детали наличной ситуации сами дают объяснение тому контексту, посредством которого предполагалось объяснять эту ситуацию. Сама бактерия Пастера вдруг оказывается объяснением — благодаря новому индикатору инфекционных болезней — изрядной доли того, что во Второй империи во Франции считалось «социально обусловленным»: зараженные и незараженные люди не образовывали той же формы общности, как, скажем, богатые и бедные. Вектор причинно-следственной связи между тем, что нужно объяснить, и тем, что обеспечивает объяснение, не просто направляется в обратную сторону, но полностью переворачивается: инфекция перекраивает социальные карты. Британская империя не только стоит за телеграфными опытами лорда Кельвина, но и приобретает благодаря им большую досягаемость в пространстве, быстроту реагирования, долговечность, которых никогда бы не имела без незаметного кабеля, проложенного по дну океана. Научная деятельность Кельвина отчасти творит саму Империю, которая уже не является фоном, управляющим им помимо его воли, Империю делают существующей телеграфные провода, превратившиеся в полноценных посредников[145]. Именно такое обращение причинно-следственной связи ACT и пыталась зафиксировать вначале в отношении науки и технологии, а затем в отношении любой другой сферы[146]. Вот откуда она взяла свою странную идею, что социальное должно не служить объяснением, а само быть предметом объяснения. Мы задумались: раз уж нам удалось описать столько посредников, то следовало бы понять, что уже нет необходимости в каком-то обществе «на заднем плане»[147].

Как я говорил во введении, использование слова «социальное» применительно к подобному процессу легитимировано первоначальной этимологией слова socius: «сопровождающий кого-то другого», «последователь», «спутник». Для обозначения того, что не является ни актором наряду со многими другими, ни силой, скрытой за всеми акторами и переносимой некоторыми из них, а представляет собой связь, транспортирующую, так сказать, трансформации, мы пользуемся словом «перевод». Непростое понятие «сеть» определяется в следующей главе как то, что прослеживается посредством таких переводов в исследовательских описаниях[148]. Таким образом, слово «перевод» теперь приобретает специализированное значение: это отношение, не переносящее причинно-следственную связь, а приводящее к сосуществованию двух посредников. И если какая-либо причинно-следственная связь выглядит переносимой предсказуемым и рутинным способом, то это доказывает, что другие посредники расставлены по местам, чтобы сделать это перемещение гладким и предсказуемым (см. вторую часть). Теперь я могу точнее сформулировать цель социологии ассоциаций: общества нет, социальной сферы нет, социальных связей нет, а есть переводы между посредниками, которые могут порождать прослеживаемые ассоциации. На протяжении этой книги мы будем учиться расширять зазор между типом объяснения, основанным на использовании термина «социальное» в его традиционном понимании, и этим — другим — типом, нацеленным на развертывание цепочек посредников. Освоить ACT—значит всего лишь стать чувствительным к различиям между двумя этими типами объяснения в литературном, научном, моральном, политическом и эмпирическом измерениях.