Коммунист перед лицом сложных проблем

Коммунист перед лицом

сложных проблем

Неверно было бы думать, что с того времени, когда Маркс и Энгельс окончательно перешли на позиции материализма и коммунизма, дальнейшее развитие их взглядов сводилось лишь к более пространному изложению этих позиций. В действительности же данный переход лишь позволил впервые оценить всю громадную сложность стоявших задач и методологически правильно подойти к их решению, не говоря уже о том, что звание коммуниста накладывало тяжкое бремя преследований со стороны властей.

Вот почему, став убежденным материалистом и коммунистом, Маркс столкнулся со сложным сплетением теоретических и практических проблем, решение которых потребовало от него максимального напряжения всех сил.

Ордер на арест

«Немецко-французский ежегодник» вышел в свет в конце февраля 1844 г., сразу же вызвав многочисленные отклики[47] – и восторженные, и враждебные. По-своему откликнулось и прусское правительство: оно обратилось к председателю совета министров Франции Гизо с требованием, чтобы тот запретил журнал и выслал его редакторов за пределы страны. Однако Гизо, опасаясь обвинения со стороны либеральных членов парламента в подчинении диктату Пруссии, уклонился от прямого ответа.

16 апреля 1844 г. министр внутренних дел Пруссии разослал обер-президентам прусских провинций следующий циркуляр: «Содержание первого и второго выпусков „Немецко-французского ежегодника“, издаваемого в Париже Руге и Марксом, как во всей тенденции этого журнала, так и во многих местах является преступным, в частности, таковой является попытка государственной измены и оскорбления величества. За это ответственны издатели и сочинители отдельных преступных статей. Поэтому я покорнейше прошу Ваше Превосходительство, не будете ли Вы так добры, не производя шума, дать указание надлежащим полицейским властям арестовать д-ра А. Руге, К. Маркса, Г. Гейне и Ф.К. Бернайса с конфискацией их бумаг, как только они окажутся но эту сторону области» (цит. по 75, с. 528).

Обер-президенты не замедлили «дать указания надлежащим полицейским властям». Некоторый шум при этом все же был произведен и вскоре достиг слуха самих «преступников». Маркс мужественно встретил известие о решении правительства арестовать его: он хорошо знал, на что идет, и был готов к репрессиям; полицейские меры правительства лишь убеждали его в правильности избранного пути. Для Гейне такого рода меры вообще были не новы. А вот Руге обеспокоился – прежде всего за свои капиталы в Германии.

Разрыв Маркса с Руге

Волнения Руге усилились в связи с начавшейся конфискацией журнала при транспортировке через немецкую границу: так, баденское правительство конфисковало 100 экземпляров, а пфальцское – 214. Кроме того, в апреле Фрёбель из финансовых и политических соображений отказался от издания журнала. Продолжать публикацию журнала в ближайшее время оказалось невозможно. Для Руге это могло обернуться потерей вложенных капиталов, с чем он никак не желал примириться. Он стал необычайно подозрительным и придирчивым. Так, он обиделся на Маркса, предложившего ему поехать в Швейцарию, дабы на месте обеспечить распространение оставшихся экземпляров; это предложение было в интересах самого Руге, позволяя ему вернуть часть капитала, но Руге усмотрел в нем якобы унижающее его достоинство предложение «быть книготорговцем» (см. 154, с. 342). Он стал проявлять мещанскую придирчивость в повседневной жизни, особенно по отношению к Гервегу, которого Маркс ценил за революционные стихи. Это дало повод Марксу в мае 1844 г. письменно заявить об отказе от дальнейшего своего сотрудничества с Руге. Разрыв отношений между соредакторами обусловил окончательное прекращение издания «Немецко-французского ежегодника».

В письмах к разным лицам: Фейербаху, Фрёбелю, матери и др. – Руге пытался очернить Маркса и свести ссору к мелким личным мотивам. В действительности же разрыв был закономерным следствием быстро углублявшихся противоречий между пролетарским коммунизмом Маркса и мелкобуржуазным гуманизмом Руге.

Дружба Маркса и Гейне

Разрыв с Руге воспринимался Марксом менее остро, а во многом и с юмором благодаря тесному общению с Гейне; в Париже они познакомились и скоро стали друзьями. Их сближали личные качества и общность политических убеждений.

Генрих Гейне (1797 – 1856) – великий немецкий поэт, по образованию юрист, имел степень доктора права, был также ярким публицистом и глубоким мыслителем, автором проницательной книги «К истории религии и философии в Германии» (1834), а по своим политическим убеждениям – революционным демократом, симпатизировавшим коммунизму. Уже в 1842 г. в статьях из Парижа во «Всеобщую Аугсбургскую газету» Гейне провидел значение коммунизма для мировой истории и признал, что будущее принадлежит коммунистам.

Правда, он двойственно относился к коммунизму, опасаясь, что грубые руки рабочих разобьют мраморные статуи красоты и уничтожат те «безделушки искусства», которые так любил поэт. И все же в середине 1843 г. Гейне писал о коммунистах как о «единственной партии во Франции, заслуживающей безусловного уважения» (64, с. 265).

Неудивительно, что Маркс и Гейне в Париже быстро нашли друг друга. Начало их отношений было положено уже публикацией в «Немецко-французском ежегоднике» стихотворного произведения Гейне «Хвалебные песнопения королю Людвигу». Именно в период сближения с Марксом поэт создал политически наиболее острые стихи: «Силезские ткачи» – о восставших силезских ткачах (июль 1844 г.)[48], «Германия. Зимняя сказка» (октябрь – ноябрь 1844 г.).

Гейне часто бывал в парижской квартире Маркса и с глубокой симпатией относился к его жене, к демократическому укладу жизни молодой семьи. Но эти тесные отношения длились недолго. Уезжая в начале 1845 г. из Франции, Маркс писал своему другу-поэту: «Из всех людей, с которыми мне здесь приходится расставаться, разлука с Гейне для меня тяжелее всего. Мне очень хотелось бы взять Вас с собой» (11, с. 387).

Углубление связей Маркса с рабочими

В статьях в «Немецко-французском ежегоднике» Маркс публично провозгласил пролетарскую революцию как единственный путь освобождения человечества от всяческого гнета. И в своей практической деятельности он все глубже входил в контакт с коммунистами: имел личные связи с руководителями и членами немецкого «Союза справедливых» и тайных французских рабочих обществ, участвовал в их политических собраниях. Коммунистические собрания так характеризовались в одном из донесений полиции: «Здесь сходятся часто 30, 100, 200 немецких коммунистов, которые снимают это помещение. Они произносят речи, открыто проповедуя убийство короля, отмену всякой собственности, расправу с богатыми и т.д.; при этом уже нет речи ни о какой религии… Я пишу Вам это очень спешно, чтобы Маркс, Гесс, Гервег, А. Вёйль, Бернштейн не могли продолжать таким образом ввергать в несчастье молодых людей» (цит. по 76, с. 17).

Активно участвуя в деятельности легальных и тайных коммунистических обществ, Маркс, однако, ни в одном из них не состоял в качестве официального члена, так как был не согласен со многими пунктами их программ. Тем не менее он видел в этих обществах проявление самоорганизации рабочих для борьбы за освобождение всего человечества и прилагал максимум усилий для освобождения их членов из-под влияния утопического социализма и коммунизма. Он пытался убедить их, что «дело идет не о проведении в жизнь какой-нибудь утопической системы, а о сознательном участии в происходящем на наших глазах историческом процессе революционного преобразования общества» (4, с. 451)[49].

Другим моментом, усилившим теоретические разногласия Маркса и Руге, было то, что идея пролетарской революции побудила Маркса оставить выдвинутый им же галло-германский принцип журнала. Фактически этот принцип проводился в «Немецко-французском ежегоднике» только в статьях Руге, а включение в журнал статей Энгельса, посвященных английской политической экономии и положению в Англии, и вовсе убило указанный принцип как таковой. Вместо принципа единства двух наций Маркс начинает на практике осуществлять подлинно пролетарский принцип интернационализма – единство борцов за революционное освобождение пролетариата во всех странах.

Руге, типичному представителю либерально-гуманистического, но ограниченного в своем историческом кругозоре мелкого буржуа, все это было чуждо. Свою враждебность рабочему движению он публично продемонстрировал в статье «Король прусский и социальная реформа», посвященной восстанию силезских ткачей. Спустя четыре дня после опубликования этой статьи, в конце июля 1844 г., Маркс уже закончил «Критические заметки» на нее. Содержание его ответа свидетельствует об огромной теоретической работе, проделанной Марксом в марте – июле, главным образом над «Экономическо-философскими рукописями». Здесь мы обратим внимание лишь на один момент «Критических заметок» Маркса: «Для мыслящего и любящего истину человека, перед лицом первого взрыва силезского рабочего восстания, задача состояла не в том, чтобы разыгрывать по отношению к этому событию роль школьного наставника, а, наоборот, в том, чтобы изучать его своеобразный характер. Для этого требуется, конечно, некоторая научная проницательность и некоторая любовь к людям, тогда как для первой операции вполне достаточно более или менее ловкой фразеологии, пропитанной пустым себялюбием» (1, с. 444 – 445).

Именно научная проницательность и подлинная любовь к людям, отсутствие которых у Руге оттолкнули его от рабочего движения, побуждали Маркса не опускать руки, несмотря на запрещение журнала, который замышлялся и подготавливался почти год. Маркс стремился глубже изучать жизнь рабочих, их труд и быт, их настроения и чаяния, ставить и решать вопросы, имеющие жизненно важное значение для практических участников революционного движения. Каковы общие исторические предпосылки, делающие коммунистическую революцию необходимой? Почему эта необходимость назрела именно в современную эпоху? Каковы (хотя бы в общих чертах) содержание и основные этапы коммунистического преобразования общества?

Окончательно связав свою личную судьбу с революционным движением, Маркс хорошо чувствовал огромное значение подобных проблем, и в то же время ответы, которые он мог тогда дать на эти вопросы, далеко не удовлетворяли его самого. А от него, уже ставшего одним из известных теоретиков-революционеров, ожидали глубоко обоснованных ответов.

Вот почему, освободившись от обязанностей редактора журнала, Маркс вновь отдается теоретическим занятиям, тематика которых, по сравнению с периодом Крейцнаха, значительно расширилась и усложнилась. Этому несомненно способствовал тот факт, что теперь он трудился в Париже – центре политической жизни того времени.

Поворот к экономическим проблемам

В конце 1843 – марте 1844 г. Маркс, продолжая работу в области критики гегелевской философии права, обратился к проблеме, заинтересовавшей его еще в период работы над Крейцнахскими тетрадями, – к истории Конвента. В частности, он составляет конспект первого тома «Мемуаров» якобинца Левассёра, концентрируя внимание на противоположности стратегии и тактики якобинцев и жирондистов, на выявлении внутренней логики борьбы этих партий в ходе французской революции. «Жирондисты, осуждавшие мероприятия Горы, ни разу не противопоставили им какого-нибудь другого плана. Они вообще ничего не делали», – заключает Маркс (16, с. 330).

В то же время Маркс делает краткие выписки из пяти работ древнегреческого писателя и историка Ксенофонта. Три из этих работ относились к истории государственного строя древнегреческого полиса (в Афинах и Лакедемонии), а последние две затрагивали вопросы хозяйственной жизни в Древней Греции. Выписки содержат лишь одно замечание Маркса: «Ксенофонт показывает, как земледелие помогало охоте, занятия гимнастикой – войне» (30, с. 391).

Эти выписки косвенно указывают на возрастающее внимание Маркса к экономическим проблемам. Уже в ходе работы над «Рукописью 1843 года» у него сложилось твердое намерение основательно изучить гражданское общество, т.е. сферу экономических отношений между людьми. Теперь, после «Набросков к критике политической экономии» Энгельса, Марксу стало ясно, что именно в области политической экономии кроются коренные проблемы человеческих отношений, систематическое изучение которых с выработанных им философско-материалистической и пролетарско-политической позиций может оказаться весьма многообещающим. Поэтому свои занятия он вскоре сосредоточил главным образом на политической экономии. Основным результатом этих занятий и явились знаменитые «Экономическо-философские рукописи» 1844 г.