Заключение: тень Маркса

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Заключение: тень Маркса

Школа Плеханова-Ортодокса берет себе привилегию на марксизм в философии, и повсюду громко о ней заявляет; и это, в сущности, есть главный аргумент школы против всех противников. Принимая этот аргумент на веру, многие товарищи свое безграничное доверие к авторитету Маркса переносят на означенную школу, и искренно негодуют на всех «еретиков», изнутри осаждающих «философию марксизма». Я привел здесь немало данных, показывающих, насколько законно заявлена привилегия.

Внимательно изучая тот, — к сожалению, правда, не полный и не достаточный, — философский материал, который остался от Маркса и Энгельса, доверчивые товарищи и без этих указаний пришли бы к большим недоумениям. Прежде всего, тщетно они стали бы искать там чего-нибудь похожего на те сопоставления «материи» и «опыта», которые служили исходной точкой для нашей отечественной школы. Ничего похожего на аскетически-унылые рассуждения о мире опыта, как «субъективных», личных переживаниях, не представляющих истинной действительности, а только «иероглифы» чего-то… чего-то… Ничего похожего на благоговейно-торжественные заявления, что «материя» — это первопричина, и, как таковая, не подлежит определению и объяснению, подобно богу теологов. Напротив, там нашлись бы прямые и решительные определения «мира предметного», т. е. объективного, как мира «чувственно-действительного» (sinnlich wirkliche. «Nachlass», т. II, стр. 304, и другие места в том же смысле). Далее, ничего похожего на бельтовскую «объективную истину» навеки, а напротив — определенно-текучий критерий истины, — человеческая практика. А ведь это все — основы философского мировоззрения.

Не нашлось бы, конечно, у Маркса и Энгельса также тех методов критики, которые применяются «школой» к махизму и эмпириомонизму. И вместе с тем, неожиданно для доверчивого читателя, оказалось бы, что одни и те же крупные литературно-философские явления очень различно оцениваются мировыми учителями и — российской школой. Так, Дицгена Плеханов рассматривает, как мыслителя довольно слабого, в философии малообразованного, и впадающего иногда даже в криминальное сходство с «г. Богдановым»; Н. Рах-ов говорит о Дицгене, как философе «идеалистически настроенном и немного наивном» (стр. 41 брошюры). А Энгельс говорит о Дицгене, как о философе, открывшем материалистическую диалектику независимо не только от Маркса и Энгельса, но и от Гегеля… («Л. Фейербах»)[13].

Я, впрочем, не думаю, чтобы Маркс и Энгельс были во всем и вполне согласны с Дицгеном. Но для них всего дороже была общая и основная линия работы. Частичные же разногласия они, если бы нашли время, конечно, выяснили бы путем критики Дицгена, — но только путем критики по существу, а не посредством «определения» Дицгена эпитетами.

Во всяком случае, над философией пролетариата работа необходима, — не только потому, что Маркс и Энгельс не успели достаточно полно ее формулировать, но и потому, что накопляется новый научный материал, который должен быть учтен философией. Может ли остаться без влияния на нее, напр., та великая научно-техническая революция, которая идет на наших глазах? И традиция Маркса-Энгельса должна быть дорога нам не как буква, но как дух…

Отношение их к нынешней философской, как и всякой иной марксистской работе я представляю себе, в образной форме, так:

Жили среди человечества два могучих кузнеца, и искали, где применить свою великую силу. Увидали они что поднимается новая армия, которой предстоят гигантские битвы и невиданные победы. И стали они в ряды этой армии, чтобы ковать для нее оружие. Ковали они мощно и неустанно, как никто, никогда на земле. Разлетались ослепительные искры из-под тяжелых молотов, дробилось все, что негодно и непрочно, и выходила из рук оружейников сверкающая и режущая, надежная сталь. Не все успели они выковать, что армии надо; закону времени подчинены были и они, пришлось и им в свой черед сойти в могилу. Но умирая, не боялись они за свое дело, знали, что продолжат его другие; и если не будет таких сильных, как они, то заменят личную силу коллективной работой. И был завет двух оружейников товарищам; не жалейте о нас и не считайте себя слабее без нас; но идите вперед, и вы выполните то, чего мы не успели. Не бойтесь за будущее, верьте в свое дело, и не смущайтесь ошибками, которые неизбежны. Все будет тогда сделано в свое время; лишь бы кипела борьба и работа, и не было в ней ни остановки, ни примирения, и разгоралось бы в ней ярче и ярче великое пламя общей любви и общей ненависти пролетариата.

Этот завет мы исполним, и дело — по мере сил наших — продолжим…