5. Реализм или антиреализм?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

5. Реализм или антиреализм?

Итак, формулируя новую концепцию истины, Патнэм видел свою задачу в том, чтобы, с одной стороны, сохранить определенные "реалистические интуиции", а с другой – удовлетворить требованиям, предъявляемым современным уровнем философско-методологического исследования науки к трактовке истины. Иначе говоря, он попытался сформулировать концепцию, которая преодолевала бы трудности, оказавшиеся столь серьезными для корреспондентной теории истины. В определенном смысле ему это удалось. Во-первых, определив истину как (идеализированную) рациональную приемлемость, то есть связав ее понимание с условиями оправдания (или подтверждения), Патнэм тем самым включил в определение истины критерий ее установления. С его точки зрения, истинно то, что рационально приемлемо, а рационально приемлемым является то, для принятия чего имеются определенные основания (условия оправдания). Это означает, что в концепции истины Патнэма разрешается проблема критерия – камень преткновения для корреспондентной теории истины. Во-вторых, в концепции Патнэма оказывается снятой и другая серьезная для данной теории проблема, а именно – природа отношения соответствия, поскольку отношение между мышлением и языком Патнэм описывает в терминах отношения между знаком (словом) и обозначаемым (некоторым элементом мира, структурированного концептуальной схемой языка), и в этом контексте это отношение утрачивает свою "таинственность". Более того, с точки зрения Патнэма, таких отношений между языком и миром может быть множество, что обусловлено возможностью различных концептуализаций реальности. Преодоление указанных трудностей образует важное достоинство концепции истины Х.Патнэма. Однако, с другой точки зрения, мы видели, какой ценой был достигнут этот результат. Патнэму пришлось ввести допущение об эпистемически идеальных условиях оправдания (или об идеальной теории рациональности), которое делает его концепцию не менее уязвимой, чем корреспондентная теория истины. Действительно, как мы можем обосновать наличие конвергенции представлений различных культур о рациональном к идеальной теории рациональности? И почему мы должны допустить эпистемически идеальные условия оправдания, если в каждом конкретном случае мы обладаем только ограниченными условиями? На эти вопросы концепция внутреннего реализма Патнэма не дает никакого определенного ответа. С точки зрения корреспондентной теории истины, конвергенцию в развитии научного знания (включая и развитие представлений о рациональном) можно объяснить стремлением человека все более адекватно отобразить в своих теориях объективную реальность. Идея соответствия и является тем стержнем, благодаря которому получает оправдание представление о преемственности и последовательности в развитии научного знания. Однако Патнэм отбрасывает идею соответствия и тем самым отказывается от такого объяснения. Кроме того, преодоление указанных трудностей было достигнуто, как мы видели, в ущерб внутренней согласованности концепции интернализма: противопоставляя свою позицию метафизическому реализму, Патнэм так формулирует ее основные положения, что они говорят в пользу понимания им истины как некоторого вида когерентности наших представлений друг с другом. С другой стороны, стремясь избежать обвинения в релятивизме, он, по существу, вносит такие уточнения и дополнения, которые свидетельствуют о множестве точек соприкосновения между внутренним реализмом и корреспондентной теорией истины.

Однако здесь возникает вопрос: удалось ли Патнэму при этом сохранить "реалистические интуиции", удалось ли ему остаться на реалистической платформе? Среди философов не существует единого мнения на этот счет. Когда вышла в свет книга Патнэма "Разум, истина и история", многие усмотрели в ней отказ от реалистической позиции и даже более того – охарактеризовали новую концепцию истины Патнэма как антиреализм. В работах многих авторов, сохраняющих приверженность научному реализму, упоминание имени Патнэма сопровождается не иначе как эпитетами "оппортунист", "ренегат" и т.д. Однако есть немало философов, которые полагают, что Патнэм остался сторонником реализма, а его новая концепция истины является лишь более адекватной и гибкой версией этой доктрины.

С одной стороны, нельзя не признать, что и та, и другая точка зрения имеет под собой основания в силу определенной внутренней несогласованности концепции истины Патнэма. Так, те исследователи, которые квалифицируют эту концепцию как антиреализм, могут указать, что Патнэм, будучи непримиримым критиком корреспондентной теории истины, отвергает тем самым то, что является ядром доктрины научного реализма. Более того, при понимании истины как некоторого вида когерентности наших представлений друг с другом теряет свой смысл допущение о существовании объективного мира, независимого от человеческого сознания.

С другой стороны, и защитники реалистического характера новой концепции истины Патнэма могут привести достаточно убедительные аргументы. Так, Дж.Лакофф, полагающий, что "внутренний реализм является формой реализма" [140], видит подтверждение тому в следующем. Во-первых, Патнэм признает существование мира внешнего по отношению к человеческим существам. Во-вторых, согласно Патнэму, связь между концептуальными схемами и миром осуществляется через реальный человеческий опыт, который не является чисто внутренним и в каждый момент ограничен реальным миром. В-третьих, понимание истины Патнэмом основывается не только на внутренней когерентности и рациональной приемлемости, но и на "когерентности" с нашим реальным опытом. И, в-четвертых, Патнэм признает возможность объективного человеческого знания.

Для того, чтобы решить, какая из этих квалификаций позиции Патнэма ближе к истине, необходимо рассмотреть другую важную часть его концепции внутреннего реализма, которая существенным образом дополняет и разъясняет его понимание истины. Мы имеем в виду его теорию рациональности.

Патнэм формулирует свое представление о рациональности в ходе критического анализа различных трактовок этого понятия. Он отмечает, что в философии науки были предложены по существу две основные концепции рациональности. Первая связана с логическим позитивизмом; она отождествляет рациональность с использованием научного метода, который задается списком институализированных норм верификации. Логические позитивисты возлагали большие надежды на формализацию научного метода, которая бы позволила исчерпывающим образом описать рациональность в виде некоторого неизменного и внеисторического органона. Однако неудачные попытки формализовать индуктивную логику показали, что не существует алгоритма для эмпирических наук, а стремление описать научный метод не только с учетом точных естественных наук, но и гуманитарной области знания привели к столь широкой и неопределенной его трактовке, что трудно стало невозможно указать, что же нельзя верифицировать с помощью такого метода. Эти результаты, приведшие к осознанию того, что научный метод не определяет, а предполагает предшествующее ему понятие рациональности, дали импульс для создания новой концепции рациональности в рамках исторической школы в философии науки. Главным тезисом этой концепции явилось утверждение о зависимости рациональности от специфических норм каждой конкретной культуры.

Обе эти концепции Патнэм считает ошибочными. Он видит свою цель в том, чтобы сформулировать такое понимание рациональности, которое не было бы связано с признанием неизменного внеисторического органона и в то же время не означало бы культурного релятивизма. Он считает необходимым преодолеть и еще один общий недостаток этих двух концепций – их сциентизм (по его мнению, культурный релятивизм – это сциентистская позиция, инспирируемая антропологией).

Ядро патнэмовской концепции рациональности составляет тезис о связи понятия рациональности с системой ценностей, существующих в обществе. Как мы видели, согласно Патнэму, стандарты рациональной приемлемости, определяя способы проведения исследования, критерии объективности, способы постановки проблем и методы их решения и т.д., по существу раскрывают содержание того, что значит знать истину, однако в свою очередь они связаны со множеством других стандартов и критериев и прежде всего с критерием релевантности. Описание комнаты человеком, воспитанным в культуре, не знающей мебели, даже если оно содержит только истинные утверждения, не будет рационально приемлемым для нас, поскольку оно не удовлетворяет критерию релевантности.

Патнэм разъясняет, какие требования включены в понятие релевантности, сравнивая наше представление о мире и представление вымышленных "австралийцев", считающих, что люди – это "мозги в сосуде". Хотя взгляды "австралийцев" во всем остальном совпадают с нашими, мы не сочтем их систему верований релевантной и рациональной. Во-первых, считает Патнэм, эта система верований не является когерентной, поскольку она не включает в себя представления о той деятельности и тех способах, благодаря которым мы устанавливаем правильность наших представлений (у "австралийцев" нет способа установить, что люди – это мозги в сосуде). Во-вторых, система верований "австралийцев" лишена такого достоинства, как постижимость. В-третьих, она не является функционально простой, поскольку постулирует такие виды объектов вне сосуда, которые не участвуют в объяснении опыта. Эти требования когерентности, постижимости, функциональной простоты и инструментальной эффективности (которые по существу представляют собой уже упоминавшиеся ранее "теоретические ограничения") Патнэм называет "когнитивными ценностями" и полагает, что без этих ценностей мы не можем иметь мир и не можем иметь фактов. Поэтому утверждение о том, что наука стремится открыть истину, означает лишь то, считает Патнэм, что наука стремится построить такую репрезентацию мира, которая имеет характеристики когерентности, инструментальной эффективности, постижимости и функциональной простоты.

Однако в "создании" фактов и мира участвуют не только перечисленные ценности. Анализ концептуальных ресурсов, используемых даже в таком простейшем предложении, как "Кот находится на ковре", обнаруживает, согласно Патнэму, множество других ценностей. Так, наличие понятия "кот" говорит, что мы считаем значимым деление предметов окружающего мира на животных и неживотных и нас интересует принадлежность того или иного животного к некоторому виду. Использование понятия "ковер" свидетельствует о том, что нам важно выделять среди объектов предметы культуры и знать их назначение. Категория "находиться на" указывает, что нас интересуют пространственные отношения и т.д. Если же мы обратимся к вопросу о выборе концептуальных схем для описания межличностных отношений и социальных фактов, то мы увидим, как в формирование мира включаются этические и эстетические ценности.

Таким образом, заключает Патнэм, "понятие истины зависит в своем содержании от наших стандартов рациональной приемлемости, а они в свою очередь опираются на и предполагают ценности" [141].

Сказанное означает, что в концепции внутреннего реализма разрушается противопоставление ценности и факта. По определению Патнэма, каждый факт является ценностно нагруженным, а любая из наших ценностей участвует в формировании того или иного факта.

Патнэм отмечает, что разрушение дихотомии "факт/ценность" не означает сведения ценностного к фактуальному. Он согласен с Дж.Муром, что термины "хоро-ший", "правильный" и т.д. не обозначают физикалистских свойств и отношений, но из этого не следует, что ценностных свойств (блага, правильности и т.д.) не существует. Из этого вытекает лишь, полагает Патнэм, что "монистический натурализм (или "физикализм") является неадекватной философией" [142]. Эта философия трактует ценности как выражающие субъективные предпочтения людей в силу того, что, воспринимая физику как единственную истинную теорию, а не просто как рационально приемлемое описание, удобное для определенных целей, она вынуждена объявлять субъективными любые описания, которые не могут быть редуцированы к физике.

Однако, отмечает Патнэм, если несводимость этики к физике означает, что ценности являются проекциями (в том смысле, что мы воспринимаем качество ощущения как качество вызвавшего это ощущения предмета), то проекциями являются и цвета, и натуральные числа и весь "физический мир". Зрение не дает нам прямого доступа к уже готовому (ready-made) миру, но предоставляет нам объекты, которые частично структурируются и создаются самим механизмом зрения. Точно так же математическая интуиция позволяет нам видеть математические "факты", как они существуют в математическом мире, создаваемом человеческой математической практикой. Это означает, что сознание не просто копирует мир и не творит его самостоятельно – "сознание и мир совместно создают сознание и мир" [143].

Венчает концепцию Патнэма представление о том, что понятие рациональности является лишь частью нашего представления о благе и человеческом процветании. И хотя идеалы человеческого процветания, согласно Патнэму, плюралистичны и могут пересматриваться, это не означает принятия релятивизма, поскольку, как не устает повторять Патнэм, релятивизм "саморазрушающ".

Мы изложили концепцию рациональности Патнэма, не касаясь того, как он обосновывает свою позицию. Во многом это объясняется тем, что Патнэм основное внимание уделяет критике иных трактовок рациональности, чем обоснованию своей собственной. И хотя предложенные им критические аргументы представляют несомненный интерес в контексте современных дискуссий о природе рациональности и об объективности ценностей, для рассматриваемого нами вопроса о реализме или антиреализме Патнэма достаточно просто сформулировать основные идеи его концепции рациональности.

Если при рассмотрении теории истины Патнэма выявленное сходство эпистемических оснований внутреннего реализма и корреспондентной теории истины еще позволяло с определенными оговорками признать в целом реалистический характер его позиции, то концепция рациональности значительно усиливает антиреалистическую направленность его взглядов. И хотя нельзя не признать, что Патнэм высказывает очень верные мысли о связи рациональности с ценностями, о ценностной нагруженности фактов и т.д., однако в его трактовке сознание имеет явно более доминирующую роль в создании мира, чем мир в своем влиянии на сознание. Конечно, в пользу реализма Патнэма может говорить тот факт, что он признает существование независимого от сознания "ноуменального" мира и приписывает ему определенную роль в создании "эмпирического мира". Однако нельзя упускать из виду, что понятие "ноуменального мира" играет очень незначительную роль в концепции Патнэма. Все понятия, которые обычно используются для выражения отношения между сознанием и миром (истина, объективность и т.д.) имеют для Патнэма значение только применительно к создаваемому сознанием эмпирическому миру; они являются "внутренними" и не касаются ноуменального мира. Все, что образует эмпирический мир (предметы, ценности, натуральные числа и т.д.), согласно Патнэму, реальны и объективны, но они реальны и объективны в особом смысле "объективности-для-нас", поскольку любая другая объективность просто недостижима для нас, существ с определенной биологической природой и определенной организацией сознания.

Любопытно отметить, что Патнэм постоянно подчеркивает близость своих идей взглядам М.Даммита и Н.Гудмена, однако Даммит квалифицирует свою позицию как "антиреализм", а номиналист Гудмен говорит о себе как о "нон-реалисте". Патнэм же настаивает на определении его позиции как реалистичной. Что же за этим стоит?

На наш взгляд, настаивание Патнэма на термине "реализм" имеет под собой следующие основания. Во-первых, для Патнэма существенно, чтобы философское объяснение мира не противоречило базисным "интуициям", лежащим в основе как научного взгляда на мир, так и мировоззрения обычных людей. Одной из таких базисных "интуиций" является реализм. Мы действительно воспринимаем мир как существующий объективно и независимо от нас. Поэтому для Патнэма философия, не опирающаяся на реалистический "фундамент", не может быть удовлетворительным описанием мира и нашего места в нем. Во-вторых, и это составляет, на наш взгляд, существо позиции Патнэма, если мы вообще можем говорить о реализме, говорить с учетом современного уровня наших знаний и степени нашего философского осмысления проблем бытия, то этот реализм должен быть очищен от своих "метафизических" притязаний и должен касаться только того мира, который мы можем знать и который частично является нашим собственным творением. Если реализм возможен, то он возможен как "неметафизический", а все попытки судить о мире, как он есть сам по себе, независимо от нас, – это самообольщение разума, претендующего на позицию Бога и загоняющего нас в ловушки неразрешимых проблем. Кантианские мотивы здесь совершенно очевидны.

Даже если согласиться с Патнэмом в этом вопросе, не следует все-таки упускать из виду одно обстоятельство. Стремясь разрушить различные дихотомии, которые, по его мнению, сковывают мышление современных философов и обычных людей ("объективное/субъективное", "факт/ценность" и т.д.), Патнэм тем самым разрушает и само противопоставление между реализмом и антиреализмом, и поэтому его концепция должна неизбежно соединять в себе как реалистические, так и антиреалистические элементы.

К такому же выводу мы придем, если встанем на позицию философа, которого не страшит описанное Патнэмом "самообольщение разума" и который не считает нужным отказываться от идеи соответствия, даже сознавая, что никогда не будет гарантии достижения этого соответствия. Для такого философа позиция Патнэма, безусловно, имеет сильную антиреалистическую направленность. Однако и этот философ не может не признать, что концепция Патнэма в силу своей внутренней несогласованности включает в себя и определенные реалистические элементы, которые наиболее заметны в критике Патнэмом релятивизма.

Таким образом, на вопрос, является ли "внутренний реалист" Патнэм реалистом или нет, нельзя дать однозначного ответа. И это составляет участь всех тех философов, которым, по ироничному замечанию Пассмора, характерно "канатоходство", то есть стремление избежать "метафизического реализма" и полного релятивизма и, балансируя между ними, найти средний путь.

Однако одно можно сказать со всей определенностью: новую гносеологическую позицию Патнэма уже нельзя охарактеризовать как "научный реализм". И здесь прав И.Хокинг, утверждающий, что эволюция философских взглядов Патнэма проявляется и в перемещении его основных интересов из области философии науки в сферу более общих философских проблем, и поэтому его "реализм" утрачивает свою исключительную ориентацию на науку.

Итак, новый этап в творчестве Патнэма (начало которого можно условно отнести к 1976 г.) связан с серьезным пересмотром им своего понимания реализма. Реализм перестает быть для него в некотором смысле "монолитной" позицией. Патнэм стремится отмежеваться от "метафизического реализма", в основе которого лежит корреспондентная теория истины и который, по мнению Патнэма, повинен в создании неразрешимых философских проблем. Свой новый взгляд на реализм Патнэм формулирует в виде концепции внутреннего реализма, которая призвана преодолеть противопоставление объективной и субъективной трактовок истины и освободить референцию и истину от их таинственности и непостижимости.

Хотя на этом этапе выполнение негативной задачи (критики метафизического реализма и релятивизма) играет преобладающую роль, Патнэм закладывает фундамент своего нового видения проблемы реализма. Теперь реализм для него связан не просто с признанием существования объективного и независимого от сознания мира. В картину, изображающую отношение между сознанием и миром, вносится акцент на активную роль сознания, вырабатывающего различные концептуализации мира и тем самым участвующего в создании мира.

Сделав шаг к такой трактовке реализма, Патнэм подготовил и следующий шаг в этом направлении – к рассмотрению конструирования эмпирического мира человеческим сознанием. В результате проблема сознания перемещается в центр размышлений Патнэма о реализме. И хотя философия сознания всегда составляла важное направление в творчестве Патнэма, теперь она оказывается для него напрямую связанной с проблемой реализма. О том, как произошел этот сдвиг в проблемном поле размышлений Патнэма о реализме, речь пойдет в следующей главе.