ГЛАВА 6 ПРОСТРАНСТВО В ПСИХОЛОГИИ

ГЛАВА 6

ПРОСТРАНСТВО В ПСИХОЛОГИИ

Психология имеет дело с пространством не как с системой отношений между материальными объектами, а как с характерной чертой наших восприятий. Если бы мы могли стать на точку зрения наивного реализма, то это различие не имело бы большого значения: мы воспринимали бы материальные объекты и их пространственные отношения; и пространство, характеризующее наши восприятия, было бы тождественным с пространством физики. Но на самом деле точка зрения наивного реализма не может быть принята, восприятия не тождественны с материальными объектами, и отношение перцептуального пространства к физическому не является тождеством. Сейчас я рассмотрю, чем является это отношение; для начала я рассмотрю только пространство, каким оно является в психологии, и не буду затрагивать вопросов физики.

Ясно, что к вере в существование пространственных отношений приводит нас опыт. Психология занимается исследованием вопросов о том, к чему относятся наши переживания, и благодаря какому процессу вывода или конструирования мы переходим от этих переживаний к пространству обыденного здравого смысла. Поскольку весьма значительная часть этого процесса имеет место в раннем детстве и не вспоминается позднее, постольку раскрытие характера первоначальных переживаний, приводящих к образованию привычек, которые взрослые люди рассматривают как нечто готовое и данное, является весьма нелегким делом наблюдения и вывода. Возьмем только самый очевидный пример: мы автоматически и без рассуждения помещаем осязаемые и зримые вещи в одно и то же пространство, дети же в возрасте до трех месяцев сделать это, по-видимому, не способны. Это значит, что они не знают как прикоснуться к объекту, который они видят и который находится для них в пределах досягаемости. Только благодаря часто повторяющимся случайным соприкосновениям они постепенно осваивают движения, необходимые для получения осязательного ощущения тогда, когда имеется зрительное ощущение. Цыплята же могут делать это с самого рождения.

Мы должны отделять сырой материал ощущения от тех дополнений, которые приобретаются благодаря опыту и привычке. Когда вы видите, скажем, апельсин, вы имеете не только зрительное переживание, но также и ожидания определенного осязательного ощущения, запаха и вкуса. Вы были бы чрезвычайно удивлены, если бы обнаружили, что на осязание он похож на порошок, по запаху похож на испорченное яйцо, а на вкус похож на бифштекс. Вы были бы ещё больше удивлены, если бы оказалось, что его вообще нельзя осязать, как кинжал Макбета. Такое удивление показывает, что ожидание незрительных ощущений является частью того, что самопроизвольно происходит с вами, когда вы переживаете обычное зрительное ощущение. У цыплят, по-видимому, такие ожидания имеют место отчасти благодаря их прирожденной конституции. У людей они обязаны прирожденной конституции в гораздо меньшей степени, если вообще можно об этом говорить; по-видимому, наши ожидания вырабатываются главным образом, если не целиком, благодаря опыту. Зрительное ощущение сначала, по-видимому, является чистым и только постепенно, благодаря часто повторяющимся связям, приобретает те оттенки ожиданий, связанные с другими чувствами, которые оно имеет у взрослых. То же самое относится и к другим чувствам.

Из этого следует, что единое пространство обыденного здравого смысла является конструкцией, хотя и не предумышленной. В задачу психологии входит раскрытие различных этапов этой конструкции.

Когда мы исследуем наше мгновенное зрительное поле, очищая его, насколько возможно, от всех примесей, полученных благодаря опыту, мы находим, что оно представляет собой сложное целое, части которого находятся по отношению друг к другу в разнообразных взаимоотношения. В нем имеются отношения правого и левого, верхнего и нижнего; имеются также отношения, которые мы научаемся истолковывать как глубину. Все эти отношения принадлежат материалу ощущения. Наилучшим средством осознания элемента ощущения в зрительном восприятии глубины является стереоскоп. Когда вы смотрите на две отдельные фотографии, которые совмещаются в стереоскопе, то каждая из них в отдельности кажется плоской, каковыми они и являются в действительности; но когда вы видите их совмещенными в стереоскопе, вы получаете впечатление, то вещи «выступают» и что некоторые из них находятся ближе, а другие дальше. В качестве утверждения это было бы, конечно ошибочным; фотографии остаются такими же плоскими, какими они были и до совмещения в стереоскопе. Но это есть подлинное качество зрительных данных, очень убедительно помогающее нам узнать, как мы зрительно приходим к осознанию глубины.

Посредством трех отношений: правое — левое, верхнее — нижнее, кажущееся далекое — кажущееся близкое — ваше мгновенное зрительное поле может быть упорядочено в трехмерное многообразие. Но далекое — близкое может различаться зрительно только тогда, когда одно из расстояний является очень коротким; мы не можем «видеть», что Солнце находится дальше Луны или даже облаков, когда они не закрывают его.

Другие чувства поставляют другие элементы, участвующие в конструировании пространства обыденным здравым смыслом. Когда прикасаются к какой-либо части нашего тела, мы можем в известных пределах, не глядя, сказать, какая это часть. (Мы можем сказать это очень точно, если прикасаться к языку или кончику пальца; прикосновение к спине определяется не вполне точно.) Это значит, что ощущение прикосновения в одной части тела обладает качеством, не принадлежащим ощущению прикосновения к другой его части, и что качества, свойственные разным частям тела, имеют отношения, позволяющие упорядочить их в двухмерное многообразие. Опыт учит нас связывать ощущения прикосновения с зрительными ощущениями от видения различных частей тела.

Не только статические ощущения, о которых мы говорили, но также ощущения движения участвуют в построении пространства обыденного здравого смысла. Ощущения движения бывают двух видов: активные и пассивные; активные — когда мы чувствуем мускульное напряжение, пассивные — когда наблюдаемое изменение кажется независимым от нас самих. Когда мы приводим в движение какую-либо часть нашего тела и при этом видим, как оно движется, мы имеем и активные и пассивные ощущения в одно и то же время. Те ощущения, которые я называют пассивными, являются пассивными только относительно; всегда, за исключением случаев насильственных ощущений, имеет место активность внимания, влекущая за собой приспособление органов чувств. Когда вы неожиданно ударяетесь головой о низкую притолоку, вы в это время почти полностью пассивны, а когда вы внимательно прислушиваетесь к очень слабому звуку, элемент активности весьма значителен. (Я говорю об активности и пассивности как элементах ощущений и не вдаюсь сейчас в обсуждение их причин.)

Движение играет существенную роль в расширении нашего понятия пространства за пределы нашего непосредственного окружения. Расстояние от места, где мы находимся, до какого-либо другого места может измеряться часом ходьбы пешком, тремя часами езды в поезде или двенадцатью часами полета на аэроплане. Все такие измерения предполагают фиксированные места. Вы можете сказать, какое время потребуется для переезда из Лондона в Эдинбург, потому что оба эти города сохраняют свое постоянное положение на земной поверхности, ко вы не можете сказать, сколько времени потребуется для встречи с Джоунзом, потому что в то время, когда вы находитесь на пути к нему, он сам может переменить свое место. Расстояние сверх очень небольшого минимума зависит от допущения неподвижности; отчасти тот факт, что это допущение никогда не является вполне истинным, вызвал необходимость в специальной теории относительности, в которой расстояние является расстоянием между событиями, а не между телами, причем это расстояние является расстоянием в пространстве-времени, а не чисто пространственным расстоянием. Но эти соображения уводят нас за пределы сферы обыденного здравого смысла.

Следует заметить, что пространственные отношения, данные в ощущении, имеют место всегда между данными одного и того же чувства. Имеется пространственное отношение между двумя частями одного и того же зрительного поля или между двумя одновременными уколами булавки в разных частях руки; такие пространственные отношения находятся в пределах ощущения и не познаются с помощью опыта. Но между осязательным ощущением булавочного укола и зрительным ощущением от видения булавки имеется не непосредственное чувственное пространственное отношение, а только отношение корреляции, познаваемое людьми с помощью опыта. Когда вы сразу и видите и осязаете булавку, прикасающуюся к вашей руке, вы отождествляете пункт видимого контакта и пункт осязаемого контакта только благодаря опыту. Сказать, что оба эти пункта представляют собой одно и то же место, удобно, но не совсем правильно с психологической точки зрения; правильным будет утверждение, что эти два пункта являются двумя коррелятивно связанными друг с другом местами в двух разных пространствах, в зрительном и осязательном. Верно, что в физическом пространстве это только одно место, но это место находится вне нашего непосредственного опыта и не является ни зрительным, ни осязательным.

Конструкция единого пространства, в котором размещаются все наши восприятия, является триумфом донаучного обыденного здравого смысла. Достоинство этой конструкции заключается в её удобстве, но не в какой-либо безусловной истинности, которая ей обычно приписывается. Обыденный здравый смысл, приписывая этой конструкции степень безусловной истинности, превосходящую то, на что она действительно имеет право притязать, совершает ошибку, и, оставаясь неисправленной, эта ошибка значительно увеличивает трудности подлинной философии пространства.

Ещё более серьезная ошибка, совершаемая не только обыденным здравым смыслом, но и многими философами, заключается в предположении, что пространство, в котором локализованы наши восприятия, может быть отождествлено с выводным пространством физики, заполненным главным образом вещами, воспринимать которые мы не можем. Окрашенная поверхность, которую я вижу, когда смотрю на стол, имеет пространственное положение в пространстве моего зрительного поля; оно существует только там, где существуют глаза, нервы и мозг, являющиеся причиной того, что энергия фотонов подвергается определенным преобразованиям. (Слово «где» в этом положении употреблено в смысле физического пространства.) Стол как физический объект, состоящий из электронов, позитронов и нейтронов, находится вне моего опыта, и если существует пространство, которое включает в себя как стол, так и пространство моего восприятия, то в этом пространстве физический стол должен быть полностью вне пространства моего восприятия. Это заключение неизбежно, если мы принимаем точку зрения физического причинения ощущения, к признанию которой нас принуждает физиология и которую мы рассмотрели в одной из предшествующих глав.

Нужно отказаться от концепций одного единого пространства, кантовского «бесконечного данного целого». Сырой материал, годный для эмпирических конструкций, содержит отношения разных видов (особенно отношения между частями одного зрительного поля или частями одного осязательного поля), каждый из которых упорядочивает свое поле в многообразие, имеющее свойства, необходимые математику для геометрии. Посредством корреляции — особенно между зримым и осязаемым местом объекта, который я одновременно и вижу и осязаю — различные пространства, порождаемые отношениями частей отдельных чувственных полей, могут быть амальгамированы в одно пространство. Для создания этого пространства необходим опыт корреляции; виды отношений, данные в отдельных переживаниях, оказываются недостаточными.

Мир обыденного здравого смысла является результатом дальнейшей корреляции, соединенной с незаконным отождествлением. Существует корреляция между пространственными отношениями невоспринимаемых физических объектов и пространственными отношениями зрительных или других чувственных данных, и существует отождествление таких данных с определенными физическими объектами. Например, я сижу в комнате и вижу — или по крайней мере обыденный здравый смысл думает, что я вижу — пространственные отношения между предметами мебели, находящимися в этой комнате. Я знаю, что за дверью находится зал и лестница. Я верю, что пространственные отношения вещей, находящихся за дверью — например, отношение «налево от», — те же самые, что и отношения между предметами мебели, которые я вижу; далее, я отождествляю то, что я вижу, с физическими объектами, которые могут существовать невидимо, так что, если я согласен с обыденным здравым смыслом, нет никакого разрыва между видимой мебелью и невидимым мною залом, находящимся за дверью. И то и другое соответственно мыслится включенным в одно пространство, одна часть которого воспринимается, а остальное выводится.

Но на самом деле, если только верить физике и физиологии, я не «вижу» мебели в моей комнате, о чем можно говорить разве только в пикквикианском смысле. У англичан эпитет «пикквикианский» pickwickian от имени главного героя романа Диккенса Записки Пикквикского клуба» мистера Пикквика стал синонимом эпитетов «наивно-простодушный», «излишне доверчивый». Этот эпитет употребляется с ироническим оттенком. Когда я «вижу» (как обычно говорят) стол, на самом деле я имею сложное ощущение, которое в некоторых отношениях сходно по структуре с физическим столом. Физический стол, состоящий из электронов, позитронов и нейтронов, выводится, как и пространство, в котором оно локализовано. В философии давно уже стало общим местом, что физический стол не имеет качеств стола ощущения: он не имеет цвета, не теплый и не холодный в том смысле, в каком мы по опыту знаем тепло и колод, не твердый и не мягкий, если слова «твердый» и «мягкий» обозначают качества, данные в осязательном ощущении, и так далее. Все это, повторяю, давно стало общим местом, но ведет к следствию, которое не было должны образом осознано: что и пространство, в котором локализован физический стол, тоже должно отличаться от пространства, которое мы знаем по опыту.

Мы говорим, что стол находится «вне» меня в том смысле, в каком мое собственное тело не находится вне меня. Но говоря так, мы должны остерегаться неопределенности, обусловленной необходимостью различать физическое и психологическое пространство. Видимый стол находится «вне» моего тела в видимом пространстве, если слова «мое тело» истолковывать как слова, обозначающие то, что я вижу, а не как то, что физика считает моим телом. Физический стол находится «вне» моего тела, если мое тело истолковывается с физической точки зрения, но не имеет прямого или явного пространственного отношения к моему телу, как видимый объект моего опыта. Когда мы думаем о находящемся за дверью зале, которого я не вижу, мы полностью становимся на физическую точку зрения: зал находится вне моего физического тела в физическом пространстве, но, очевидно, нельзя сказать, что он находится вне моего ощущаемого тела в психологическом пространстве, потому что, если я его не вижу, то нет никакого воспринимаемого зала, а следовательно, зала вообще нет в психологическом пространстве. Таким образом, в то время как в отношении стола имеется два смысла, в которых он находится «вне» меня, в отношении зала имеется только один смысл, в котором он находится «вне» меня.

Имеется и ещё источник смешения, который обусловлен тем фактом, что существуют только два крайне различных способа корреляции психологического и физического пространства. Очевидный способ заключается в том, чтобы приводить в коррелятивную связь место стола в психологическом пространстве с местом физического стола в физическом пространстве, и для большинства целей это является наиболее важной корреляцией. Но существует и совершенно иное отношение между двумя видами пространства, и это другое отношение необходимо учитывать, чтобы избежать путаницы. Физическое пространство является полностью выводным и конструируется посредством причинных законов. Физика начинает с многообразия явлений, некоторые из которых могут быть расположены в последовательности благодаря физическим законам; например, последовательные явления, из которых состоит факт достижения световым лучом последовательно расположенных мест, связываются вместе законами распространения света. В таких случаях мы используем отрицание действия на расстоянии не как физический принцип, а как средство определения пространственно-временного порядка. Другими словами, если два явления связаны причинным законом так, что одно из них является действием другого, то всякое третье явление, выступающее в качестве причины одного из них и действия другого, должно быть помещено в пространственно-временном порядке между ними.

Рассмотрим теперь какую-нибудь одну причинную цепь, начинающуюся с внешнего стимула, действующего, скажем, на глаз, затем идущего по центробежным нервам к мозгу, где оно производит сначала ощущение, а затем воление, за которым следует ток по центростремительным нервам и, наконец, мускульное движение. Вся эта последовательность явлений, рассматриваемая как одно причинное следование, должна занимать в физическом пространстве-времени непрерывную последовательность положений, и поскольку физиологические границы этой последовательности кончаются и начинаются в мозгу, постольку «психические» границы должны начинаться и кончаться также в мозгу. Это значит, что ощущения и воления, рассматриваемые как часть многообразия событий, упорядоченных в пространстве-времени причинными отношениями, должны помещаться в мозгу. Пункт в пространстве-времени, согласно теории, которая будет развита в следующей главе, есть класс событий, и нет никаких оснований считать, что ни одно из этих событий не должно быть «психическим». Наша склонность к противоположному мнению своим происхождением обязана упорному сочувствию дуализму духа и материи.

Мы можем теперь подвести итог сказанному. Когда я имею переживание, называемое «видением стола», видимый стол имеет прежде всего положение в пространстве моего мгновенного зрительного поля. Затем посредством имеющихся в опыте корреляций он получает положение в пространстве, — охватывающем все мои восприятия. Далее посредством физических законов он коррелятивно связывается с каким-либо местом в физическом пространстве-времени, именно с местом, занимаемым физическим столом. Наконец посредством физиологических законов он относится к другому месту в физическом пространстве-времени, именно к месту, занимаемому моим мозгом как физическим объектом. Если философия пространства хочет избежать безнадежной путаницы, она должна тщательно проводить грани между этими различными корреляциями.

В заключение следует заметить, что двойственное пространство, в котором заключаются восприятия, находится в отношении очень близкой аналогии к двойственному времени воспоминаний. В субъективном времени воспоминания относятся к прошедшему; в объективном времени они имеют место в настоящем. Подобным же образом в субъективном пространстве воспринимаемый мною стол находится там, а в физическом пространстве он находится здесь.