Литература

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Литература

А. Логика

К с. 83–85. О логике Аристотеля, кроме книги Prantl C. «Geschichte der Logik im Abendlande» I. Abschnitt IV (Лейпциг, 1855), во многих отношениях исчерпывающее сочинение Maier H. «Die Syllogistik des Aristoteles» (Тюбинген, 1896–1900), особенно вторая часть второй половины «Логическая теория силлогизма и происхождение аристотелевской логики».

К с. 90 и др. «Дальнейшее развитие логики».

1. Сочинения о логическом исчислении: Boole G. «The mathematical analysis of logic» (Кембридж, 1847) и «An investigation of the laws of thought» (Лондон, 1854). Кроме того – Schroder L. «Der Operationkreis des Logikkalkuls» (Лейпциг, 1877) и «Vorlesungen ?ber die Algebra der Logik», 3 тома (Лейпциг, 1890–1895); новейшее сочинение: Russell. «The principles of mathematics». T. I (Кембридж, 1903). Следует еще отметить: Couturat L. «La logidue de Leibniz» (1901). – Можно, как это сделано в тексте, определять формальную, или чистую, логику как анализ мыслимого посредством принципа тожества и выразить, таким образом, тесную связь логики с математическим анализом. Это объяснение отличается тем, что в нем заключается уже указание на подчиненную роль математического анализа по отношению к логическому. Если же хотеть понимать логику как часть математики, то не должно упускать из виду, что она образует ее наиболее общую часть и посему независима от остальных математических доктрин. Понятие числа, на коем покоятся алгебра и анализ, есть то, что отделяет логику от математики в собственном смысле слова. Логические единицы (понятия) не допускают сложения друг с другом; к ним поэтому неприменим возвратный метод умозаключения, который Пуанкаре («La science et l’hypoth?se») считает специфически математическим методом, и ходячее выражение «тожественное счисление» следует отвергнуть, как дающее повод к заблуждениям. Впрочем, как отмечено уже в тексте, алгебраическая логика никогда не сумеет вытеснить словесную, т. е. «логическую», логику, все равно как никакая «пазилогия», или «пазилингва», не в состоянии заменить живого языка.

2. Методологические изложения логики. Из немецких авторов следует отметить следующих: Sigwart Ch. «Logik». T. 1: «Die Lehre vom Urteil, vom Begriff und vom Schluss». 2-е изд. (Тюбинген, 1899), 3-е изд. (1905). T. 2: «Die Methodenlehre», 2-е изд. (1893); Wundt W. «Logik. Eine Untersuchung der Prinzipien der Erkenntnis und der Metoden wissenschaftlicher Forschung». Т. 1: «Allgemeine Logik und Erkenntnistheorie», 3-е изд. (Штутгарт, 1906); T. 2 (в 2-х отделах): «Methodenlehre», 2-е изд. (1894-95); Erdmann В. «Logik». Т. 1: «Logische Elementarlehre» (Галле, 1892). – Из прежних сочинений все еще заслуживает внимания: Lotze H. «Logik» (Лейпциг, 1874; 2-е изд. – 1881). Из английских авторов Bosanquet В. «Logic or the morphology of knowledge», в 2-х т. (Оксфорд, 1888), стоит близко к воззрениям Лотце. Из прежних сочинений английской литературы исторически самым важным остается до сих пор J. Stuart Mill: «A system of logic, rationative and inductive», впервые изданное в 1843 г. в Лондоне; по существу, важнее его W. Stanley Jevons: «The principles of science» (Лондон, 1874). Джевонс особенно развил теорию индукции. Из немецких логиков Зигварт принял методологию Джевонса.

К с. 96 и др. Платон и Галилей. Аналитический метод Платона и эмпирический метод Галилея не только внутренне связаны между собой, как показано в тексте, но между ними, по всей вероятности, имеется и историческая связь. Вивиани сообщает нам, что Галилей во время пребывания в Пизе усердно изучал Платона, сочинения которого он ценил неизмеримо высоко. Уже тогда он во время диспутов был опасным противником для тех, кто защищал Аристотеля против Платона. Позднее в сочинениях Галилея повсюду замечаются следы долгого и глубокого изучения Платона.

Галилей неоднократно цитирует из «Менона» место относительно анамнезиса, припоминания, и дает ему свое собственное оригинальное толкование. Он относит его к познанию таких положений, которые постигаются нами самым верным и совершенным образом, т. е. к познанию математических предложений. Но в «Меноне» дано самое отчетливое изложение аналитического метода Платона. Кеплер в письме к Галилею также называет Платона и Пифагора истинными учителями своими и Галилея. Гений Платона, возрожденный в искусстве Микеланджело, содействовал, таким образом, и созданию новой науки.

К с. 96–97. Единство научного метода. – Против него: Rickert H. «Die Grenzen der naturwissenschaftlichen Begriffsbildung. Eine logische Einleitung in die historischen Wissenschaften» (Тюбинген и Лейпциг, 1902) и «Geschichtsphilosophie» (в сборнике «Die Philosophie des 20. Jahrhunderts, Festschrift f?r Kuno Fischer», изд. в Гейдельберге в 1905 г.). Риккерт отличает «генерализирующую» точку зрения естественных наук от индивидуализирующей точки зрения исторических наук в широком смысле слова; но когда он первую отожествляет с пониманием, отвлекающимся от оценки, а вторую – с оценивающим пониманием и утверждает, что только для оценивающих существ имеется «история», то он, очевидно, имеет в виду историю в узком смысле, так называемую им «культурную науку», которую он противополагает естествознанию. Но таким образом фактически вновь создается то различие между естественными науками и науками о духе, которое Риккерт оспаривает с логических точек зрения. Общие понятия ценности, которыми историк, по требованию Риккерта, должен руководиться при выборе своего материала, указываются не исторической наукой, а философией истории, и в этом заключается признание того, что существует историческая наука без предварительного отнесения к понятиям ценности. На практике исследования историк при выборе материала действительно-таки исходит не из точек зрения ценности, а сообразуется со степенью исторического значения фактов, что, в свою очередь, обусловливается целью исследования. В зависимости от того, в какой связи историк рассматривает какой-нибудь исторический факт, совершенно меняется отводимое ему место; объективная его ценность, напротив, остается одной и той же. Правда, по Риккерту, историк не должен, собственно, заниматься оценкой своих объектов, он их только должен относить к ценностям, но психологически это неисполнимое требование, так как относить что-нибудь к ценностям и оценивать составляет один и тот же неделимый акт суждения. Так как всякое историческое событие однократно и совершилось одним единственным образом, то возможно только одно-единственное истинное историческое изложение его, как бы историки лично ни расходились в оценке события. «Генерализирующий» метод естественных наук имеет, по Риккерту, своей целью создание системы понятий, находящихся друг к другу в отношении подчинения и подчиненности и образованных путем устранения всего индивидуального; античная натурфилософия действительно ставила себе эту цель. Но поскольку несомненно, что абстракция и анализ – различные вещи, постольку же понятие закона современной науки отличается от родовых и формальных понятий античной философии. Несомненно, что естествоиспытатель, если ему угодно, также нисходит к реальным вещам и процессам, – выводит же он законы из вещей и процессов действительности. Чтобы вернуться к реальным процессам, ему стоит только определить постоянные в своих формулах. Но в то время как естествоиспытателю даны факты и он отыскивает законы, историк, наоборот, отыскивает факты, так как они относятся к прошлому и существуют только в своих действиях, в том числе и в исторических источниках законы же, по которым он их отыскивает, имеются у него в виде данных или предположений. Но в этом заключается противоположность не методов, а только исходных точек для применения методов. Не индивидуальная точка зрения в отличие от общей, а стремление к цельности, к духовным единствам и системам отличает историю в тесном смысле от анализирующего естествознания. Но совокупность предмета, который распределяется между этими обеими областями знания, индивидуальна: это – однократная, находящаяся в едином процессе развития действительность.

К с. 102. Гносеологический позитивизм. Сочинения: Авенариус Р. «Kritik der reinen Erfahrung». T. 1 (Лейпциг, 1888) и т. 2 (1890); «Der menschliche Weltbegriff» (Лейпциг, 1891); Мах Э. «Die Analyse der Empfindungen», 5-е изд. (Йена, 1906), «Erkenntnis und Irrtum» (Лейпциг, 1905), а также заключительные отделы «Prinzipien der W?rmelehre» (Лейпциг, 1896). – Что нужно понимать под «чистым» опытом, остается у Авенариуса неопределенным, а в его объяснении: «Чистый опыт есть опыт, к которому не примешано ничего, что само не было бы опытом» – очевидно, скрывается логический круг. Само проводимое Авенариусом различие между R – значениями («Reizen», раздражения), поскольку они предполагаются составной частью «среды», и Е – значениями («Empfindungen», ощущения), которые принимаются за содержание какого-нибудь высказывания, уже есть не чистый, независимый от предположений опыт, а результат теории. Мах гораздо последовательнее: по его учению, ощущения, т. е. «цвета, тоны, теплоты, давления, пространства, времена», сами суть элементы действительного, и нет разницы между явлениями и тем, что является. Теория познания Маха есть полная противоположность учению Беркли. В то время как для последнего внешний мир не существует, потому что он состоит из ощущений, а ощущения могут существовать только как «идеи» в воспринимающем их уме и только посредством него, Мах, напротив, рассматривает воспринимающий ум, «я», только как особенное сочетание единственно действительных ощущений или элементов. «Нельзя спасти я». Если под «я» здесь должно понимать только формулу сознания вообще, «слово, господствующее над всеми нашими представлениями», как его называет Кант, то его не приходится «спасать». Но если имеется в виду единая связь сознания, то это не только «особенная», но и единственная в своем роде связь, потому что она есть предпосылка для представления всякого другого действительного или возможного сочетания, – «синтетическое единство апперцепции», без которого невозможен никакой опыт.

К с. 105. Понятие опыта. Для этого места и дальнейшего ср.: Kant. «Prolegomena» и Poincar?. «La science et l’hypoth?se» (Париж, без обозн. года) и «La valeur de la science». Насколько воззрения Пуанкаре близки к изложенным в тексте, видно особенно из его рассуждений относительно неэвклидовых геометрий. Тезисы: первоосновы геометрии не даны логикой, но равным образом геометрия не вытекает из опыта, потому что, как ни толковать слова «геометрический эмпиризм», в них никак нельзя найти разумный смысл, – отлично согласуются с учением Канта о пространстве и геометрии. Но когда Пуанкаре добавляет: значит, основы геометрии покоятся на соглашении, но это соглашение не произвольно, – то он должен был бы ответить на вопрос: чем же оно ограничено, коль скоро не чувственными впечатлениями и не опытом? Объектом геометрии, по учению Пуанкаре, является изучение особой группы; общее же понятие группы предсуществует в духе не как форма чувственности, в противоположность мнению Канта, а как форма рассудка. Но если так, то первоосновы геометрии должны быть даны нам логикой, что противоречит первому тезису Пуанкаре. Сказать: нечто «предсуществует» как форма рассудка – ведь, очевидно, то же, что сказать: оно обосновано на логике.

Перевод И. В. Яшунского

Данный текст является ознакомительным фрагментом.