ДРУГОЕ И ДРУГОЙ[26]

ДРУГОЕ И ДРУГОЙ[26]

Как мы только что показали, в смерти возможно событие. Эту возможность события, в котором субъект более над ним не властен, мы противопоставили возможности объекта, над которым субъект властен всегда и с которым он, одним словом, всегда одинок. Охарактеризовали мы это событие как тайну, ибо его невозможно предвосхитить, то есть схватить; оно не может войти в настоящее или входит в него как невходящее. Но если смерть, таким образом, помечена как другое, как отчуждение моего существования, то моя ли это еще смерть? Открывая одиночеству исход, не раздавит ли она и его, и самое субъективность? Ведь в смерти между событием и субъектом, с которым оно случится, - бездна. Как событие может случиться со мною, если его нельзя схватить? Какой может быть связь другого с сущим, существующим? Каким образом существующий может существовать как смертный и тем не менее поддерживать свою «личностность», сохранять завоеванное ничейное «имеется», свою завоеванную субъективность, свое властвование как субъекта? Может ли сущий вступить в отношение с другим так, чтобы другое не раздавило его? Этот вопрос следует задать немедленно, ибо в нем - проблема сохранности Я в трансцендировании. Если должно быть так, что выход из одиночества - это не поглощение Я в том члене отношения, к которому оно устремилось, и если, с другой стороны, субъект не может взять на себя смерть подобно тому, как он берет объект, - то в какой форме может свершиться это примирение между Я и смертью? Как Я может взять на себя смерть, не беря ее при этом как некую возможность? Если перед лицом смерти невозможно больше мочь, то как можно оставаться собою перед лицом события, ею возвещаемого?

Та же сложность проявляется и при точном описании феномена смерти. Мука переворачивает нам душу не только по причине невозможности сбежать от акта-существования, загнанности в него, но и из-за ужаса перед угрозой оторваться от связи со светом, трансцендирование которой возвещается смертью. Как и Гамлет, мы предпочитаем знакомое нам существование существованию незнакомому. Приключение, в которое существующий ввязался посредством гипостазиса, для него словно единственная надежда и опора, прибежище от всего, что в этом приключении невыносимо. В смерти - и соблазн лукрециева ничто, и паскалево алкание вечности. Это не две различные установки: мы разом хотим и умереть, и быть.

Не в том проблема, чтобы вырвать вечность у смерти, а в том, чтобы суметь встретить ее, принять и сберечь в Я, в гуще существования, где с ним случается некое событие, добытую гипостазисом свободу. Эту ситуацию можно назвать попыткой одолеть смерть - с одной стороны, происходит событие; с другой, субъект не встречает его и не принимает как предмет, но тем не менее оказывается лицом к лицу с ним.

Итак, мы описали диалектическую ситуацию, - а теперь покажем конкретную ситуацию, где эта диалектика свершается. Таков наш метод - мы постоянно прибегаем к нему, хотя и не можем изложить его здесь в подробностях. Во всяком случае вы видите, что он не до конца феноменологичен.

Но эта ситуация, а именно: с субъектом происходит событие, а он не берет его на себя, ничего сам не может мочь, хотя некоторым образом к нему обращен, - есть отнесенность к другому, непосредственно к другому (le face-?-face avec autrui), встреча с лицом, одновременно открывающим и скрывающим другого. Другое (l’autre), взятое на себя, есть другой (autrui).

О значимости этой встречи я буду говорить на последней лекции.