ПРОБЛЕМА ЯЗЫКА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПРОБЛЕМА ЯЗЫКА

Пока я читал все эти высказывания, мне пришло в голову, что напряжение, о котором говорил Гейзенберг, существует до сих пор и отчасти может служить причиной нынешней брюссельской конференции. Хотя ученые в своей работе испытывают большие проблемы с использованием повседневного языка литературы и искусства, обойтись без него они не могут.

Когда Бор формулировал свою философию дополнительности, он пытался сделать именно это — нащупать общую почву для новой квантовой теории и языка повседневной жизни. Именно эти его попытки подверглись атакам Эйнштейна здесь, в Брюсселе в октябре 1927 года. Бор по-настоящему попал в зазор между анти-реалистами вроде Гейзенберга, которые призывали забыть философию, и реалистами вроде Эйнштейна, которые утверждали, что если оставляешь себе статистику, не определяя, что она означает в понятиях реальных внешних объектов, то реальность остается за бортом.

Спор всегда шел в понятиях мысленных экспериментов. Хоть Бор и утверждал, что «реальность — то понятие, которым нам нужно научиться пользоваться,» дебаты никогда не поднимались до уровня обсуждения того, что же такое эта «физическая реальность», чье описание либо полно, либо неполно. Причина, наверное, в том, что в те дни философское обсуждение «реальности» очень сильно не поощрялось. Любые обсуждения реальности были метафизикой, а метафизика ассоциировалась со средневековым религиозным мистицизмом. Однако, читая эти материалы, даже я не мог не отметить, что ссора шла преимущественно не по поводу физики, а по поводу метафизики. И я видел, что другие это тоже отмечали. Невозможно построить научный эксперимент с целью определения, существует внешняя реальность или нет, если есть разногласия в его метафизической интерпретации. Каких бы результатов вы ни добились, в каждой метафизической системе объяснять их все равно будут по-разному.