Седьмой раздел. Брак и семья

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Седьмой раздел. Брак и семья

377

Совершенная женщина. — Совершенная женщина — более высокий человеческий тип, нежели совершенный мужчина: зато и нечто куда более редкостное. — Естественная наука о животных предоставит способ сделать это положение достоверным.

378

Дружба и брак. — Человеку, больше других умеющему быть другом, достанется, вероятно, и лучшая супруга, ведь хороший брак основан на таланте к дружбе.

379

Продолжение родителей. — Неразрешённые диссонансы в характере и умонастроении родителей продолжают звучать в глубинах души ребёнка и образуют её крестный путь.

380

С материнской стороны. — Каждый носит в себе образ женщины, воспринятый с материнской стороны: этот образ и предопределяет, будет ли он уважать женщин вообще, презирать их или в целом относиться к ним равнодушно.

381

Подправить природу. — Если у человека нет хорошего отца, ему следует раздобыть себе такого.

382

Отцы и сыновья. — Отцам надо много потрудиться, чтобы искупить свой грех — рождение сыновей.

383

Заблуждение знатных дам. — Знатные дамы думают, будто вещи не существует в природе, если нельзя говорить о ней в обществе.

384

Мужская болезнь. — Самое верное средство от мужской болезни, от презрения к себе, — это любовь умной женщины.

385

Разновидность ревности. — Матери очень склонны ревновать своих сыновей к их друзьям, когда те демонстрируют особые успехи. Мать обычно больше любит в сыне себя, чем самого сына.

386

Разумное безрассудство. — Когда человек достигает зрелой поры своей жизни и разума, его охватывает чувство, что отец ошибся, дав ему жизнь.

387

Материнская ласка. — Иным матерям нужны дети счастливые, уважаемые, иным — несчастные: иначе не сможет проявиться их ласка как матерей.

388

Такие разные вздохи. — Некоторые мужчины вздыхали о том, что их жён умыкнули, но большинство — о том, что умыкнуть их так никто и не захотел.

389

Брак по любви. — Браки, которые заключаются по любви (их называют женитьбой по любви), порождаются отцом-заблуждением и матерью-нуждой (потребностью).

390

Дружба с женщинами. — Женщины прекрасно могут вступить в дружбу с мужчиной; но вот чтобы её сохранить, безусловно, требуется лёгкая физическая антипатия.

391

Скука. — Многие люди, особенно женщины, не чувствуют скуки, потому что так толком и не научились работать.

392

Составляющая часть любви. — В любой разновидности женской любви всегда бывает и что-то от материнской любви.

393

Единство места и драма. — Если бы супруги не жили вместе, то счастливые браки встречались бы чаще.

394

Обычные последствия брака. — Любое общение, которое не возвышает, тянет вниз, и наоборот; поэтому женившиеся мужчины обычно немного опускаются, а их жёны немного поднимаются. Мужчины, ведущие напряжённую умственную жизнь, настолько же нуждаются в браке, насколько отталкивают его, как противное лекарство.

395

Учить приказывать. — Воспитывая детей из скромных семей, следует так же строго учить их приказывать, как других детей — учить повиноваться.

396

Желание влюбиться. — Женихи и невесты, которых свели вместе соображения удобства и пристойности, часто стараются сделаться влюблёнными, чтобы избегнуть упрёка в холодной, рассудочной расчётливости. Совершенно так же те, что свернули к христианству из соображений выгоды, искренне стараются стать набожными; ведь так им легче удаётся религиозная мимика.

397

Любовь не ведает застоев. — Музыкант, который любит медленный темп, с каждым разом будет воспринимать одни и те же пьесы как всё более медленные. Так что никакая любовь не ведает застоев.

398

Застенчивость. — Чем женщина красивее, тем, как правило, она и застенчивее.

399

Брак с запасом прочности. — Вполне прочным бывает брак, в котором каждый хочет достичь своей индивидуальной цели через другого, к примеру, когда жена хочет добиться через мужа известности, а муж благодаря жене хочет быть любимым.

400

Протеевская натура. — Из любви женщины целиком становятся такими, какими живут в воображении мужчин, которые их любят.

401

Любить и обладать. — Женщины, как правило, любят значительного мужчину на такой лад: они хотят владеть им одни. Они с удовольствием заперли бы его на замок, если б этому не противилось их тщеславие, которое хочет, чтобы он предстал значительным и перед другими.

402

Проба на добротный брак. — Брак докажет свою добротность, если разок выдержит «исключение из правил».{60}

403

Способ довести всех до чего угодно. — Любого можно так измотать и ослабить неурядицами, страхами, избытком работы и мыслей, что он перестаёт грудью встречать дело, имеющее хоть видимость сложного, а начинает отступать перед ним, — это известно дипломатам и женщинам.

404

Честь и честность. — Те барышни, которые думают обеспечить себя благосостоянием на всю жизнь благодаря только блеску своей молодости и чьё лукавство поддерживает ещё и шёпот опытных матерей, хотят совершенно того же, что и гетеры, разве что они хитрее и бесчестнее этих последних.

405

Маски. — Есть женщины, у которых, как в них ни ищи, нет собственной глубины; они — исключительно маски. Можно только пожалеть мужчину, который связывается с такими почти призрачными, неизбежно разочаровывающими существами, но именно они в состоянии возбудить в мужчине самое сильное желание: он ищет в них душу — и продолжает искать её без конца.

406

Брак как долгий разговор. — Вступая в брак, следует спросить себя: думаешь ли ты, что до конца жизни сможешь говорить с этою женщиной по душам? Всё иное в браке преходяще — ведь большая часть общей жизни приходится на разговоры.

407

Девичьи грёзы. — Неопытные девушки льстят себе мыслью, будто в их власти осчастливить собою мужчину; позже они начинают понимать, что это означает: считать, что для счастья мужчине нужна только девушка, значит не уважать его. — Тщеславие жён требует, чтобы муж был чем-то большим, нежели просто счастливым супругом.

408

Фауст и Гретхен вымирают. — По весьма проницательному замечанию одного учёного{61}, в современной Германии образованные мужчины уподобляются некоей помеси Мефистофеля и Вагнера, но только не Фауста: наши деды (по крайней мере в молодости) ещё чувствовали в себе его урчанье{62}. Но тогда — чтобы достроить это положение — им по двум причинам никак не подходят представительницы типа Гретхен. А поскольку этих последних никто не домогается, то, по всей видимости, они вымирают.

409

Девушки как гимназисты. — Ни в коем случае нельзя распространять на девушек ещё и наше гимназическое образование! Которое часто превращает умных, жаждущих знания, пламенных юношей — в копии их учителей!

410

Без соперниц. — Женщины без труда замечают, взято ли уже в плен сердце мужчины; они не терпят в любви соперниц и ставят мужчине в вину устремления его честолюбия, его политические интересы, его занятия наукой и искусством, если он питает страсть к подобным вещам. Но, положим, он в них блистает, — тогда они надеются, что, вступив с ним в любовную связь, заодно усилят свой блеск; если так оно и получается, то они дарят поклонника благосклонностью.

411

Женский разум. — Интеллект женщин проявляется как полное самообладание, присутствие духа, использование всех преимуществ. Они передают его детям как основное своё качество, а уж отец добавляет к нему более тёмный задний план воли. Её воздействие как бы задаёт ритм и гармонию, с которыми будет звучать новая жизнь; но мелодия этой жизни порождается женщиной. — А вот это для тех, кто кое-что смыслит: женщины обладают разумом, мужчины — душой и страстью. Этому не противоречит то соображение, что фактически столь многого добиваются своим разумом именно мужчины: их движущие силы более глубоки и могущественны; они-то и придают столь сильные импульсы их разуму, который сам по себе есть нечто пассивное. Женщины втихомолку часто удивляются тому огромному преклонению, с каким мужчины относятся к женской душе. Если при выборе будущего партнёра по браку мужчины ищут для себя прежде всего существо, наделённое глубокою душой, а женщины — существо смышлёное, рассуждающее хладнокровно и выдающееся, то это, по сути дела, ясно показывает, что мужчина ищет идеализированного мужчину, женщина — идеализированную женщину, а, стало быть, не дополнения своих ведущих качеств, а их доведения до совершенства.

412

К подтверждению одной мысли Гесиода{63}. — Свидетельство смышлёности женщин — то, что они чуть ли не всюду умели заставлять себя кормить, словно трутни в пчелином улье. Но подумаем, что? это, в сущности, значит и почему мужчины не заставляют женщин себя кормить. Разумеется, потому, что мужское тщеславие и честолюбие больше, чем женская смышлёность; ведь женщинам удалось, подчинившись, всё-таки обеспечить себе преобладающее преимущество и даже господство. Женская смышлёность изначально сумела даже заботу о детях использовать как предлог, чтобы по возможности избежать работы. И в наши дни, если женщины действительно работают, например, домохозяйками, они умеют поднимать вокруг этого так много сбивающего с толку шума, что мужчины, как правило, ценят заслугу их занятости раз в десять выше, чем следует.

413

Влюблены близорукие. — Подчас бывает довольно только дать влюблённому очки посильнее, чтобы излечить его от влюблённости; а если у человека хватило бы фантазии, чтобы представить себе фигуру, лицо любимой такими, какими они будут через двадцать лет, то ему, наверное, жилось бы много спокойнее.

414

Женская ненависть. — Впадая в ненависть, женщины бывают опаснее мужчин; первым делом, потому, что их не сдерживают соображения справедливости или несправедливости вдруг вспыхнувшего в них чувства враждебности, и они без помех дают вырасти своей ненависти до крайних пределов, а кроме того, потому что они поднаторели находить уязвимые места (которые есть у каждого человека, у каждой стороны спора) и растравливать их: а уж в этом деле им прекрасно служит их острый как бритва рассудок (в то время как мужчины при виде ран ведут себя сдержанно и часто настроены великодушно или примирительно).

415

Любовь. — Идол, в которого женщины превращают любовь, — это в своей основе и изначально изобретение хитрого ума, в том смысле, что они благодаря всем упомянутым идеализациям любви усиливают свою власть и рисуют себя в глазах мужчин всё более желанными. Но в силу закреплявшейся веками привычки к такой чрезмерной оценке любви вышло так, что женщины попались в собственные сети и забыли её источник. Нынче они сами обманываются ещё больше, чем мужчины, а потому и больше страдают от разочарования, которое почти неизбежно наступает в жизни каждой женщины — если у них вообще достанет воображения и ума, чтобы обманываться и разочаровываться.

416

О женской эмансипации. — Могут ли женщины вообще быть справедливыми, если они так привыкли любить, сразу проникаться чувством «за» или «против»? Потому-то они и реже питают интерес к вещам, а чаще — к лицам: а уж если они питают его к вещам, то немедля становятся их горячими сторонницами и тем самым портят их чистое, невинное воздействие. Отсюда возникает немалая опасность в случае, если им будут вверены политика и отдельные отрасли науки (к примеру, история). Разве есть на свете что-то более редкостное, чем женщина, которая и впрямь знает, что такое наука? Лучшие из них даже испытывают к ней тайное презрение, словно в чём-то превосходят её. Может быть, всё это ещё изменится, но пока что дело обстоит именно так.

417

Вдохновение в суждениях женщин. — Те внезапные решения за и против, которые обычно принимают женщины, молниеносные разъяснения личных отношений, даваемые благодаря вдруг прорвавшимся в них симпатиям и антипатиям, короче говоря, доказательства женской несправедливости любящие мужчины окружили неким сиянием, будто все женщины обладают наитиями мудрости, даже без дельфийского треножника и лаврового венка: а их изречения ещё долго после интерпретируются и объясняются, словно сивиллин оракул. Однако если подумать о том, что для любого человека, для любой вещи можно найти доводы за, но с равным успехом и кое-что против, что у всех вещей есть не только две, а три и четыре стороны, то выйдет, что, принимая такие внезапные решения, довольно трудно уж вовсе промахнуться; мало того, можно, пожалуй, даже сказать: такова уж природа вещей, что женщины всегда оказываются правыми.

418

Заставить себя любить. — На том основании, что в любви одна из сторон обычно любит, а другая любима, сложилась вера, будто во всякой любовной сделке существует некоторая неизменная мера любви: чем больше любви одна сторона берёт себе, тем меньше достаётся на долю другой. В виде исключения бывает и так, что тщеславие убеждает каждую сторону, будто она и есть та, которая должна быть любима; поэтому обе стороны хотят заставить себя любить: а отсюда, особенно в браке, возникает множество наполовину забавных, наполовину абсурдных сцен.{64}

419

Противоречия в женском уме. — Женщины до такой степени настроены больше на лица, чем на вещи, что в круге их мышления уживаются направления, находящиеся во взаимном логическом противоречии: обычно они увлекаются по очереди всеми представителями этих самых направлений и огульно принимают их системы, но делают это так, что в них возникает пустое пространство повсюду там, где когда-нибудь потом получит перевес какая-то новая личность. Вероятно, бывает и так, что целая философия в голове какой-нибудь пожилой дамы состоит исключительно из такого рода пустых пространств.

420

Кто страдает сильнее? — После ссоры и перебранки между женою и мужем одна сторона больше другой страдает от мысли, что причинила боль другой, а другая больше той страдает от мысли, что причинила ей недостаточно боли, а потому слезами, всхлипываньями и расстроенным выражением лица старается испортить ей настроение ещё и задним числом.

421

Повод для женского великодушия. — Оградив однажды мысли от притязаний обычая, можно, пожалуй, задуматься о том, не толкают ли мужчину природа и разум на несколько последовательных браков, скажем, таким образом, что сперва он в возрасте двадцати двух лет женится на девушке старше себя, которая превосходит его в умственном и нравственном отношении и может стать его водительницей через опасности, подстерегающие его до тридцатилетнего возраста (честолюбие, ненависть, презрение к себе, всевозможные страсти). Позже её любовь могла бы стать целиком подобной материнской и не только стерпела бы, но и самым благотворным образом помогала бы ему в случае, если бы между тридцатью и сорока годами он вступил в связь с совсем юной девушкой, теперь уже сам взяв в свои руки её воспитание. — Между двадцатью и тридцатью брак — институт необходимый, между тридцатью и сорока — полезный, но не обязательный: а для всей оставшейся жизни он часто бывает пагубным и ускоряет умственную деградацию мужчины.

422

Трагедия детства. — Вероятно, не так уж редко случается, что людям, стремящимся к благородству, стремящимся ввысь, приходится выдерживать самую жестокую битву своей жизни в детстве: это бывает, скажем, если они вынуждены отстаивать свой образ мыслей в противостоянии с низменным образом мыслей отца, с его привычкой к ложному блеску и вранью, или, как лорд Байрон, жить, постоянно сражаясь с инфантильной и подверженной вспышкам ярости матерью. Если человеку довелось пережить что-то подобное, то во всю оставшуюся жизнь он не забудет о том, кто на самом деле был ему величайшим, самым опасным врагом.

423

Родительская глупость. — Оценивая человека, наиболее грубые ошибки делают его родители: это факт, но как его объяснить? Может быть, у родителей избыток впечатлений от своего ребёнка, и им не удаётся свести эти впечатления в единство? Известно, что путешественники, оказавшиеся среди незнакомых народов, верно подмечают общие отличительные особенности каждого народа только в самом начале; а чем ближе знакомятся с народом, тем больше разучиваются видеть в нём типическое и отличительное. Как только они начинают разглядывать народ вблизи, глаза их теряют способность глядеть издалека. Так может, родители неверно судят о ребёнке потому, что никогда не отходили от него подальше? — Совсем другое возможное объяснение таково: люди обычно уже не рассуждают обо всём наиболее близком, а просто принимают его как должное. Возможно, вошедшая в привычку бездумность родителей и есть причина того, что если уж им приходится судить о своих детях, то судят они так криво.

424

Кое-что о будущем брака. — Благородным, либерально настроенным дамам, ставящим своей задачей воспитание и возвышение женского пола, стоило бы не упустить из виду такую точку зрения: брак в его высоком понимании, как душевный союз двух людей разного пола, то есть в том виде, в каком он задуман для будущего, как заключаемый в целях рождения и воспитания нового поколения, — такой брак, который использует чувственность как бы лишь в качестве редко, от случая к случаю употребляемого средства для достижения цели, более высокой, чем он сам, будет, вероятно, как следует опасаться, нуждаться в естественной подмоге — в конкубинате; ведь если жена в интересах здоровья мужа должна будет одна и удовлетворять его половую потребность, то при выборе супруги решающей будет уже неверная, противоречащая заявленным целям точка зрения: получение потомства будет случайным, его удачное воспитание — в высшей степени невероятным. Хорошая супруга, которая должна быть подругой, помощницей, родительницей, матерью, главой семьи, домоправительницей и которой, мало того, возможно, придётся отдельно от мужа вести собственное дело и службу, не может одновременно быть наложницей: это значило бы в целом требовать от неё слишком многого. Стало быть, в будущем может появиться нечто противоположное тому, что творилось в Афинах эпохи Перикла: мужчины, которые тогда рассматривали своих жён как нечто не намного большее, чем наложниц, ходили ещё и к Аспазиям, поскольку жаждали прелестей общения, облегчающего ум и душу, а дать его могли только грация и умственная гибкость женщин. Все человеческие институты, как и брак, допускают лишь умеренную степень практической идеализации, в противном же случае незамедлительно требуются спасательные меры.

425

Женский период бури и натиска. — В трёх или четырёх цивилизованных европейских странах из женщин за несколько столетий путём воспитания можно сделать всё что угодно, даже мужчин, — конечно, не в половом отношении, но уж во всяком случае в любом другом. Под таким воздействием они когда-нибудь воспримут все мужские добродетели и сильные стороны, но при этом, разумеется, им придётся заодно взять на себя и их слабые стороны и пороки: всего этого, повторю, можно добиться. Но как нам выдержать вызванный этим процессом переходный период, который и сам может продлиться, наверное, несколько столетий, когда женская глупость и кривые суждения, этот их исконный дар, всё ещё будут преобладать над всем полученным и привитым через воспитание? То будет период, когда гнев станет главным мужским аффектом, гнев на то, что все искусства и науки затоплены и забиты илом неслыханного дилетантизма, философия погублена сводящей с ума болтовнёй, политика сделалась более химерической и партийной, чем когда-либо, общество дошло до полного разложения, потому что блюстительницы старинных нравов стали смешными сами себе и во всех отношениях стремятся стать вне нравов. Ведь если величайшая власть женщин доселе заключалась в нравах, то за что им теперь схватиться, чтобы снова обрести подобную полноту власти после того, как они упразднили нравы?

426

Свободный ум и брак. — Будут ли свободные умы жениться? В целом, я думаю, они, подобно вещающим истину птицам античности, будучи теми, кто мыслит истину, высказывает истину для современности, предпочтут, должно быть, летать в одиночку.

427

Счастье брака. — Всё привычное затягивает нас во всё более тугую паучью сеть; и скоро мы замечаем, что нити стали верёвками, а мы сами сидим в середине, подобно пауку, связавшему себя здесь и вынужденному пить собственную кровь. Поэтому свободный ум ненавидит всякое привыкание и все правила, всё прочное и окончательное, поэтому он всё снова с болью разрывает сеть вокруг себя: хотя в результате он будет страдать от многочисленных мелких и крупных ран — ведь эти нити ему приходится отрывать от себя, от своей плоти, от своей души. Он должен научиться любить то, что доселе ненавидел — и наоборот. Мало того, для него не может быть ничего невозможного в том, чтобы сеять драконовы зубы на то же самое поле, на которое прежде он изливал рога изобилия своей доброты. — Отсюда можно понять, создан ли он для счастья брака.

428

Слишком близко. — Если мы ведём совместную жизнь с человеком в излишней близости, то получается так, словно мы всё снова трогаем пальцами хорошую гравюру на меди: в один прекрасный день в наших руках окажется плохая испачканная бумага, и больше ничего. Вот и душа человеческая в конце концов пачкается от беспрестанных прикосновений; она по крайней мере предстаёт перед нами такой в конце концов, — мы уже больше не увидим её изначальный рисунок и красоту. — В излишне доверительных отношениях с женщинами и друзьями мы всегда теряем; и порой мы теряем здесь жемчуг своей жизни.

429

Сладкая колыбель. — Свободный ум всегда вздохнёт с облегчением, решившись наконец избавиться от материнской заботы и попечения, которыми его подавляют женщины. Какой ему будет вред от более крепкого сквознячка, который от него с такою опаской отводили, и чуть больше или чуть меньше будет в его жизни реального ущерба, утрат, несчастья, болезней, долгов, обольщения — разве это так уж важно в сравнении с неволей сладкой колыбели, опахала из павлиньих перьев и гнетущего ощущения, что он, сверх того, ещё и должен быть благодарным, раз уж за ним ухаживают, балуют его, словно грудного младенца? Вот почему молоко, которое ему достаётся от материнского настроя окружающих женщин, с такой лёгкостью может превратиться в желчь.

430

Добровольная жертва. — Выдающиеся женщины больше всего облегчают жизнь своим знаменитым и великим мужьям, если становятся как бы сосудом для всеобщей неблагосклонности и временного недоброжелательства остальных людей. Современники обычно прощают великим людям своей эпохи много промахов и глупостей, даже откровенно несправедливых поступков, если только находят себе кого-то, кого для облегчения своей души могут истязать и заклать в качестве самого настоящего жертвенного животного. Женщины нередко находят в себе достаточно честолюбия, чтобы предложить себя для такого жертвоприношения, и тогда уж, конечно, мужчина может быть очень доволен, — если у него хватает эгоизма терпеть возле себя подобные добровольные громо-, буре- и дождеотводы.

431

Приятные противницы. — Естественная склонность женщин к спокойному, ровному, удачно слаженному существованию и общежитию, масляная гладь и умиротворение, изливаемые их действиями на житейское море, даже помимо их воли идут вразрез с более героической внутренней тягой свободного ума. Сами того не ведая, женщины ведут себя так, как если бы убирали камни с дороги путешественника-минеролога, чтобы он не споткнулся, — а он-то как раз затем и вышел в путь, чтобы на эти камни наткнуться.

432

Когда два консонанса не в ладу. — Женщины хотят служить и находят в этом своё счастье; свободный ум не хочет, чтобы ему служили, и находит в этом своё счастье.

433

Ксантиппа. — Сократ нашёл себе такую жену, какая была ему нужна, — но и он не искал бы её, если б только узнал её получше: так далеко не зашёл бы даже героизм этого свободного ума. Фактически Ксантиппа всё больше загоняла Сократа в его специфическое ремесло, превращая для него дом в нежилой, а очаг в неуютный: она приучила его жить на улицах и везде, где можно было болтать в праздности, а тем самым сформировала из него величайшего в Афинах уличного диалектика, который напоследок и сам был вынужден сравнить себя с назойливым оводом, посаженным каким-то богом на загривок прекрасному коню — Афинам, чтобы не давать ему покоя.{65}

434

Не видеть вдали. — Как матери по-настоящему понимают и видят только понятные и очевидные страдания своих детей, так и жёны мужей с большими притязаниями не могут заставить себя увидеть своих супругов страдающими, нуждающимися, а тем более презираемыми, — а ведь, может быть, всё это — не только приметы верного выбора их жизненного пути, но уже и ручательство в том, что их высокие цели когда-нибудь непременно будут достигнуты. Женщины всегда втайне интригуют против высших частей души своих мужей; они хотят обманом отнять у этих частей будущее в угоду безбольному, уютному настоящему.

435

Власть и свобода. — Как бы высоко ни почитали жёны своих мужей, но ещё больше они всё равно почитают признанные обществом правящие силы и представления: тысячелетия истории приучили их приближаться ко всему господствующему согнувшись, прижав руки к груди, и порицать всякий протест против публичной власти. Поэтому они, даже нимало не отдавая себе в этом отчёта, скорее как бы инстинктивно, подобно тормозному башмаку, виснут на колёсах вольной тяги свободных умов, а иногда доводят своих супругов до белого каления, и тем более, если те ещё и внушают себе, что, в сущности, это любовь заставляет женщин так себя вести. Отвергать женские способы, но великодушно уважать мотивы этих способов, — вот особенность мужчин, но довольно часто и отчаяние мужчин.

436

Ceterum censeo[40]. — Смеху подобно, когда общество голодранцев заявляет об отмене наследственного права, и не меньше смеху подобно, когда бездетные работают над практическим законодательством страны: — ведь в их судне не хватает балласта, чтобы уверенно выйти на парусах в океан будущего. Но столь же нелепо выглядит дело, когда тот, кто выбрал своим заданием наиболее общее познание и оценку бытия как такового, обременяет себя личными соображениями по поводу семьи, питания, обеспечения, хорошей репутации членов семьи, и натягивает перед своим телескопом ту мутную завесу, сквозь которую с трудом могут просочиться отдельные лучи из мира дальних светил. Вот и я склонен утверждать, что в вопросах высших разделов философии все женатые внушают подозрение.

437

Напоследок. — Есть на свете много видов цикуты, и обычно судьба находит возможность поднести к губам свободного ума чашу с этим ядовитым зельем — чтобы, как принято говорить в таких случаях, «наказать» его. А что в таких случаях делать рядом с ним женщинам? Рыдать и причитать, и, может быть, нарушить закатный покой мыслителя: именно это они и делали в афинской темнице. «Критон, вели же кому-нибудь увести отсюда прочь этих женщин!»{66} — сказал напоследок Сократ. —

Данный текст является ознакомительным фрагментом.