Приложение ОПИСАНИЕ МОЛДАВИИ

Приложение

ОПИСАНИЕ МОЛДАВИИ

ГЛАВА V. О ГОРАХ МОЛДАВИИ И ПОЛЕЗНЫХ ИСКОПАЕМЫХ

На западе, где Молдавия граничит с Валахией и Трансильванией, она опоясана высочайшими горами, почему римляне и называли эту часть горной Дакией; остальная ее часть к востоку представляет собою плодороднейшую равнину. В горах растут в естественном состоянии плодоносящие и другие деревья, которые в других местах нужно искусственно разводить. Среди них на небольшом расстоянии друг от друга текут хрустально прозрачные ручьи, которые, падая с приятным журчанием с вершин гор, образуют нечто вроде очаровательного парка. Долины же дают в изобилии хлеба, произрастать которым препятствует в горах более холодный климат.

Самая высокая гора — это Чахлеу, и если бы она была известна в древних легендах, то прославилась бы не менее, чем Олимп, Пинд или Пелиас. Она находится в округе Нямц, недалеко от истоков реки Тазлеу; средняя часть горы покрыта вечными снегами, вершина же всегда свободна от снегов, видимо оттого, что она находится выше снежных туч. С ее вершины, которая возносится очень высоко в виде башни, низвергается источник прозрачной как слеза воды и, катясь с большим шумом со стремнин, впадает в реку Тазлеу. На середине горы видна очень древняя статуя высотой в пять локтей, изображающая старую женщину, окруженную, если не ошибаюсь, двадцатью овцами, и из естественной части которой вытекает источник. Трудно с достоверностью судить, является ли эта статуя игрой природы или ее высекла искусная рука мастера, ибо она покоится не на каком-либо основании, но вплотную связана со всей скалой, причем спина и живот остаются открытыми. Если бы даже допустить, что стыки были замазаны искусно приготовленной известью, ибо мы не отрицаем, что многие такого рода скульптуры древних погибли с течением времени, то все же с трудом можно себе представить, каким образом эта труба была проведена через ногу к естественному месту, так как кругом нигде не обнаруживается следов источника или какого-нибудь ручейка. Возможно, что эта статуя была воздвигнута для поклонения языческим идолам, жрецы которых имели обыкновение делать что-либо при помощи средств природы или магии, чтобы этим возбудить удивление и веру в языческое божество у доверчивого простого народа[6]. О высоте этой горы можно судить по тому, что она ясно и очень отчетливо видна из города Аккермана, как будто до нее рукой подать, а на самом деле она отстоит от города на расстоянии шестидесяти часов пути — свойство, подобное которому вряд ли можно найти среди вершин даже самых знаменитых гор. На скалах окрестных гор повсюду высечены изображения лошадей, собак и птиц, как будто по этим местам когда-то прошло огромное конное войско. Об этих изображениях много легенд рассказывают местные жители, но, что из этого более соответствует истине, пусть исследуют пытливые любители природы.

Есть еще один горный хребет, называемый жителями Инкул, на севере, возле реки Чиримуш, как раз в том углу, где сходятся границы Молдавии, Польши и Трансильвании, который не может сравниться в отношении высоты с вышеупомянутой горой, но не менее замечателен по игре природы, нигде в другом месте не наблюдаемой. Местные жители собирают росу, которая перед восходом солнца покрывает листья растений, и затем, поместив ее в сосуд, собирают плавающее поверх воды великолепное масло, которое ничем не отличается от обычного — ни запахом, ни цветом, ни вкусом[7]. Это имеет место не в течение всего года, но только три месяца — в марте, апреле, мае; в остальные же месяцы ничего подобного не наблюдается, будь они обильны влагой или засушливы. Питательные качества этого масла настолько высоки, что если овцы содержатся в это время на пастбище на вершинах гор, то через несколько дней погибают от чрезмерного ожирения. Поэтому пастухи, наученные горьким опытом, в эти месяцы держат свои стада у подножия гор.

Наши горы не лишены также обычных даров, т. е. руд, но еще в старые времена добычу их сдерживало отсутствие инициативы у господарей, с одной стороны, а с другой — недостаток рудокопов в рудниках. В наше время молдаванам в разработке руд препятствует обычная алчность турок и опасение, как бы вместе с потерей плодородного слоя земли не потерять труд, затраченный на поиски рудных богатств. Однако доказательством того, что наши горы не лишены подземных сокровищ, являются речки, протекающие у их подножия, ибо когда они вздуваются от таяния снегов или дождей, то, будучи стеснены в узких руслах, нередко разливаются, а затем, возвратясь в свои берега, оставляют на затопленных местах песок, в котором можно найти немало зерен чистого золота. Цыгане собирают его, промывают и получают столько золота, что могут ежегодно платить супруге господаря четыре ока золота как оброк, что составляет тысячу шестьсот драхм[8].

В Хотинском округе, недалеко от самого города Хотина, на берегу Тираса, находят куски железа, отшлифованные самой природой и настолько круглые, что без всякой обработки могут быть употребляемы как ядра для пушек. Однако это железо грубо, и если его не переплавить, то оно непригодно ни для каких других целей[9]. Пока Хотин был еще в небрежении, это железо довольно часто вывозилось в Каменец; в настоящее же время я полагаю, что турки едва ли допустят, чтобы поляки делали для себя орудия войны, направленные против них.

В округе Бакэу, неподалеку от города Тротуш, находятся богатейшие соляные копи, которые местные жители называют «Окна». Там не требуется никакого искусства для очистки соли: если снять землю на один-два локтя, то можно найти чистую и прозрачную, как кристалл, соль, совершенно не загрязненную частицами земли. Эти рудники неистощимы, хотя бы в них ежедневно работало по многу сотен людей, добывая соль. Ибо, где бы ни извлекались глыбы соли, в этих местах непременно оставляют колонны из этого кристалла, которые поддерживают своды земли, чтобы новые соляные жилы имели куда распространяться. При подобном ведении дела эти штольни заполняются солью, так что через 20 лет нельзя найти и следа того, что прежде здесь добывалась соль[10]. Иногда в соли находят даже целых застывших рыб, которые ничем не отличаются от тех, которые теперь ловятся в соседних речках.

Также и в других местах имеется много соляных копей, но господари запрещают их разрабатывать, чтобы не упала цена на соль, если ее будет много добываться, ибо для потребностей населения достаточно копей, находящихся в разработке. В Молдавии есть целые горы, которые полны соли, и для добычи ее достаточно удалить поверхностный слой земли. Казначейство господаря и вся страна извлекают богатейшие доходы из этих копей, так как помимо местных жителей этой солью пользуется население Буджака и Крыма, а также жители отдаленных стран, которые увозят ее отсюда на кораблях.

Почти повсюду добывается селитра, так как на полях всей Молдавии имеется черная земля, содержащая много селитры.

У Тазлеу-Сэрат, недалеко от села Мойнешти, в уезде Бакэу, бьет ключ воды, смешанной со смолой, которой наши сельские жители обычно пользуются для смазывания колес[11]. Местные жители называют ее пэкура и говорят, что она лучше для использования в домашнем обиходе, чем древесная смола, если ее только отделить от воды.

ГЛАВА XVI. ОБ ОСТАЛЬНЫХ ЖИТЕЛЯХ МОЛДАВИИ

Мы полагаем, что вряд ли в каком другом государстве, заключенном в столь тесных границах, как Молдавия, живет столько разных народностей.

Кроме молдаван, большинство которых пришло из Марамуреша, его населяют греки, албанцы, сербы, болгары, поляки, казаки, русские, венгры, германцы, армяне, евреи и плодовитые цыгане. Г реки, албанцы, сербы и болгары живут свободно и занимаются здесь отчасти торговлей, отчасти служат в войске господаря на жаловании. Германцев, поляков и казаков немного, и они бывают либо воинами, либо слугами при дворе; некоторые из поляков нередко достигают даже боярского звания. Армяне считаются подданными господаря и платят ему те же налоги, что и остальные граждане и торговцы в других городах и местечках Молдавии, наравне с католиками имеют свои церкви, достаточно большие и не менее богато украшенные, чем православные храмы, где свободно исполняют свои обряды. Евреи также рассматриваются как подданные государства и должны платить ежегодно денежный налог, но более высокий, чем обычно; кроме торговли и шинкарства, ничем другим не занимаются; могут иметь свои деревянные синагоги, но не каменные. Русские и венгры в Молдавии обречены на постоянную неволю. Цыгане[12] рассеяны по всему государству, и нет почти ни одного боярина, который бы не владел несколькими цыганскими семьями.

Откуда и когда пришел этот народ в Молдавию, они сами не знают; не упоминают о них и наши летописцы. Они пользуются языком, который является общим в этих местах для всех цыган, в котором попадается много чисто греческих слов и даже немало персидских. Они не знают другого занятия, кроме кузнечного и медноплавильного ремесел. По природе они такие же цыгане, как и в других странах, у них те же обычаи. […]

Очень много турок занимается торговлей в Яссах и других городах. Им не дозволено покупать землю в собственность или дома в каком-нибудь городе или селе. В особенности им запрещено строить храмы или совершать публично моления по их иноверным верованиям, и Оттоманская порта никогда не настаивала, чтобы молдавские господари разрешали им это. О если бы так оставалось всегда!

Собственно молдаване, кроме знати, о которой мы говорили выше, живут в городах и местечках или сельских местностях. Мы называем горожанами тех, кто живет в больших и малых городах, а сельскими жителями тех, кто проживает в деревнях. Живущие в городах не подчиняются никому, кроме господаря, и только ему одному платят подать. Все они занимаются ремеслами, и редко среди молдаван бывают торговцы, ибо им присуща гордость или отсутствие предприимчивости и они считают, что всякого рода торговля недостойна их, за исключением продажи плодов земли, собранных в своих владениях. Я думаю, что это является одной из основных причин, почему редко можно найти зажиточного горожанина из молдаван и почему наша страна постоянно страдает от недостатка денег, хотя вывозит за границу гораздо больше, чем оттуда ввозит. Ведь торговцы иностранного происхождения, как-то: турки, евреи, армяне, которых мы попросту называем желепами, захватили в свои руки торговлю из-за отсутствия предприимчивости у наших местных жителей и обычно, закупив по дешевой цене стада крупного и мелкого рогатого скота, отправляют его в Константинополь и другие города и там продают по двойной или тройной цене. Но так как самая состоятельная часть их не может владеть землей и домами в Молдавии, то поэтому большая часть этих денег уходит из государства и лишь незначительная их часть возвращается назад через Дунай для уплаты туркам подати и других государственных налогов.

Настоящих крестьян (крепостных) среди молдаван нет, а те, что имеются, являются по происхождению либо русскими, либо трансильванцами, или, как у нас их называют, венграми. В первом столетии после образования Молдавии Драгош, найдя новую страну, лишенную жителей, раздал всю землю своим товарищам по походу, но так как было бы несправедливо, чтобы благородный работал на благородного, ибо все они, происходившие от римлян[13], были одинаково благородными, и так как считалось недостойным для племени, привыкшего к войне, заниматься земледелием, то сподвижники Драгоша должны были с согласия господаря привести на свои земли из соседних стран, где уже было введено крепостное право, крестьян-землеробов, захватив их в качестве добычи. Что это так, доказывает сама этимология слова «крестьянин», который на молдавском языке называется «вечин», что означает «сосед». А это значит, что крестьяне сначала были соседями, которых впоследствии военный успех молдавского оружия заставил работать на молдавской земле. По этой причине в верхней Молдавии, которая раньше начала заселяться потомками Драгоша, есть много крестьянских дворов. В нижней же, заселенной позже, их нет, кроме тех крестьян, которых бояре, живущие в этих местах, покупали за деньги в верхней Молдавии и переводили в свои имения, или обедневших резешей, которые продали свои земли, полученные от предков, и которых притеснение бояр заставило надеть на себя ярмо крепостной зависимости.

По этой причине на суде легко устанавливалось, из какого сословия происходит человек, которого боярин добивается заполучить к себе в качестве крепостного. Если привлеченный к суду докажет, что его предки имели какую-либо земельную собственность, то выносится приговор, которым он признается совершенно свободным, хотя бы и потерял эту собственность вследствие обеднения или других каких-нибудь неблагоприятных обстоятельств. Если привлеченный к суду докажет, что был принят в числе каларашей, придворных слуг или апродов, то выносится такой же приговор, ибо никто иной не может служить в этих должностях, как только свободный. Если он не может доказать этого, то в таком случае отдается в крепостную зависимость боярину.

Те, кто был переселен из Польши в центральную часть Молдавии, проживая там долгое время, забывали родной язык и усваивали молдавский. Те же, кто живет в пограничных с Подолией районах, до настоящего времени говорят по-рутенски [14] и по-польски.

Венгры были более неподатливыми как в отношении римско-католической веры, так и в отношении родного языка, однако они все искусны в молдавском языке.

Но к какой бы народности ни принадлежали крепостные крестьяне, они обязаны со всем старанием работать на своих хозяев. Им не дается никакой меры, и хозяин сам решает, сколько дней им работать на него. Хозяину не дозволено отнимать насильно у них деньги или скот.

Даже если крепостной крестьянин становится владельцем большой суммы денег, то из них ничего не принадлежит хозяину, а если он будет вымогать, то по жалобе крестьянина суд вынесет решение о возврате их. Однако если хозяин захочет действовать не по закону, то подвергает крестьянина телесным наказаниям до тех пор, пока не получит того, чего хотел. По закону запрещено убивать крепостного, и если хозяин каким-либо образом лишит его жизни, то не только будет осужден на смерть, но обязан дать волю жене и детям убитого, ибо никому из частных лиц не дано права жизни и смерти над молдаванами; этим правом владеет только господарь. Далее, боярам разрешено продавать крепостного молдаванина, но не за пределы той деревни, где он родился. Если же будет продано все имение вместе с крестьянами, то такая продажа считается законной и имеющей силу. Крестьянин платит — такую подать, какую повелит ему господарь, которому не устанавливается ни пределов, ни способов взимания, ни времени уплаты. Вообще же можно считать молдавских крестьян самыми бедными по сравнению со всеми крестьянами мира, и только богатые урожаи, собираемые с земли, спасают их от полной нищеты, как бы помимо их воли, ибо они ленивы и не любят трудиться[15], мало пашут, мало сеют, но много собирают. Они не заботятся, чтобы приумножить достаток своим трудом, но довольствуются только ссыпкой в закрома того, чего хватает для пропитания на один год, или, как они говорят, до нового хлеба. Поэтому если их постигнет неурожай или вражеское нашествие затруднит уборку хлеба, то они неизбежно обречены на голод. Если у крестьянина есть одна или две коровы, то он считает, что этого достаточно, чтобы прокормить себя и свою семью, ибо коровы дают в день до сорока мер молока, самое же меньшее — двадцать четыре. Если у него есть двадцать ульев, то на доходы от них можно легко уплатить налоги за весь год. Не говорим уже о том, что только один улей при благоприятной погоде дает каждый год семь роев. Достаточно сказать, что каждый улей дает две и более мерок меду, а каждая мерка продается по империалу. У жителей гор много овец, меда и фруктов, а у жителей долин — хлеба, быков и лошадей.

Но для крестьян особенно большим несчастьем является то, что они живут по соседству с татарами, которые не только тайно воруют все, что могут, но даже иногда под видом похода в Польшу — а в этом случае они не могут миновать Молдавию — открыто совершают величайший грабеж, уводя в плен всех жителей деревень, которых потом продают в Константинополь как русских. Хотя подобные набеги уже давно запрещены неоднократными приказами султана, но кто может избежать при этих обстоятельствах преступных действий татар? Однако более счастлива участь тех, коих судьба приведет в Константинополь, ибо там княжеские резиденты могут взять без выкупа и отпустить на волю пленника-молдаванина, где бы его они ни нашли.

То, что мы говорили о крепостных крестьянах Молдавии, не должно относить к тем крестьянам, которые живут в трех районах Молдавии и которые хотя и не являются благородными, однако не подчиняются боярам; эти районы являются как бы отдельными государствами.

Первый район — это Кымпулунг в Сучавском округе, огражденный сплошной цепью высочайших гор. Он состоит из пятнадцати деревень, в которых жители пользуются своими собственными законами и судами. Иногда они принимают двух ворников, поставленных господарем. Но нередко прогоняют их, если те возбуждают недовольство жителей, полагаясь на ту защиту, которую им щедро дала природа. Здешние жители не занимаются обработкой пашен, которых у них в горах нет. Весь свой труд они вкладывают в заботу об овцах. Они уплачивают ежегодный налог, но не такой, какой пожелает господарь, а такой, какой они платили прежним господарям. Этот договор возобновляется всякий раз, как во княжение вступает новый господарь Молдавии, к которому они посылают своих посланцев. Если же господарь захочет поступить с ними более строго и пожелает наложить новые подати, то они без долгих споров вовсе отказываются платить налоги и уходят в труднодоступные горы. Поэтому господари никогда и не требовали от них дани больше положенной. Иногда, подстрекаемые мятежниками, жители гор отлагались от власти господаря и принимали покровительство поляков. Это обстоятельство дало повод некоторым польским историкам хвалиться, что Молдавия была данницей Польши. Однако всем известно, и это подтверждает сам Пясецкий, епископ Перемышльский, хотя Длугош Сарнициус и Ориховиус возражают, что Молдавия была союзницей Польши, прежде чем подпала под власть турок. После же того, как она начала платить дань туркам, поляки и не помышляли о покорении Молдавии, но, напротив того, некоторые короли иногда даже пытались возвратить ей прежнюю свободу.

Вторая молдавская независимая область меньше и находится в округе Путна, недалеко от границы с Валахией, и называется Вранча. Она окружена со всех сторон труднопроходимыми горами. В ней насчитывается двенадцать деревень с двумя тысячами дворов. Население, как и в Кымпулунге, занимается овцеводством и не знает земледелия. Жители так же уплачивают ежегодно установленную дань, но управляются своими законами и не принимают ни княжеских указов, ни княжеских судий.

Третья такого рода область — Кигеч, в округе Фалчиу. Она представляет собой местность, покрытую лесом, на границе с буджакскими татарами и является прочным оплотом для той части Молдавии, которая лежит между рекой Хиерас и Бессарабией. Жители платят господарю незначительную дань. Все они калараши, т. е. конники. Прежде их насчитывалось до восьми тысяч; теперь же на бранное поле выходит едва две тысячи. Воинской доблестью они превосходят всех остальных молдаван настолько, что в народе существует пословица: пять крымских татар стоят десяти буджакских, пять молдаван превосходят десять крымских татар, а пять кодрян (т. е. жителей лесов, так в народе называют жителей Кигеча) побивают десять молдаван. Более подробно мы говорили о них выше, в шестой главе.

ГЛАВА XVII. О НРАВАХ МОЛДАВАН

Любовь к родине побуждает и властно диктует всякому, кто собирается описывать нравы своего народа, хвалить тот народ, к которому он принадлежит по рождению, и восхвалять жителей той страны, которая его родила (вообще же о нравах молдаван очень немногим из иностранцев что-либо известно). С другой стороны, любовь к истине препятствует и запрещает превозносить то, что по здравому размышлению подлежит осуждению. Будет более полезным для отечества наглядно и открыто показать его гражданам все те недостатки, кои в изобилии бытуют среди них, чем сладкой лестью и искусным оправданием вводить их в заблуждение и утверждать во мнении, что они правильно поступают, в то время как весь мир, обладающий утонченными нравами, осуждает это […] Пороки, свойственные всем смертным, присущи и молдаванам, если не всегда в большей степени, то, однако, наверняка не в меньшей. Напротив, добродетели редки, и так как молдаване лишены воздействия правильного воспитания и наставления, то нечасто можно найти кого-либо, блещущего добрыми нравами, разве что благодетельная природа поможет кому-нибудь своим благожелательным отношением.

Самомнение и высокомерие являются матерью и сестрой молдаванина. Если у него есть породистая лошадь и отличное оружие, то он убежден, что нет никого превыше его, и, если ему представится случай, не откажется воевать с самим богом.

Вообще они дерзки, вспыльчивы, легко возбуждаются и вступают в ссору. Однако они отходчивы, быстро остывают и мирятся со своими противниками. Они не имеют понятия о дуэли. Крестьяне редко переходят от бранных слов к оружию, но сдерживают слишком свободные речи товарища палкой, дубинкой или кулаком. Так же поступают и солдаты. Редко они переходят от бранных слов к оружию, и если это когда-либо случается, то за такую дерзость их наказывают очень сурово.

Молдаване большие весельчаки и любят шутки. У них что на сердце, то и на языке, как легко они забывают вражду, так же недолго сохраняют память о дружбе. Не прочь хорошо выпить, но и не пропадают без вина […]

Молдаване прекрасно умеют стрелять из лука, метать копье, но более всего действуют мечом; огнестрельным же оружием пользуются лишь охотники, так как считается бесчестным употреблять против врага это оружие, при использовании которого не требуется ни капли военного искусства и воинской доблести. При первом нападении на врага бывают очень неустрашимы, при втором — слабее. Если же были отброшены, то редко осмеливаются наступать в третий раз. От татар научились, отступив, ходить в повторные атаки и благодаря этому приему не раз вырывали успех из рук победителя врага […]

Хотя женщины не так старательно укрываются от взора мужчин, как у турок, однако редко выходят из своих домов, если принадлежат к хотя бы немного знатному роду. Благородные женщины не лишены красоты, но уступают в этом женщинам из народа. Последние превосходят их красотой, но большей частью распущенны и безнравственны. Некоторые из них у себя дома напиваются вином, однако редко замужняя женщина, упившись, появляется в публичных местах. Женщина считается тем более почетной, чем меньше ест и пьет на пирах. Поэтому редко можно

видеть ее, когда она кладет кусок хлеба в рот или когда раскрывает его настолько, чтобы можно было видеть ее зубы; она принимает пищу так, чтобы ее никто не видел. Считается, что нет ничего позорнее, как открыть волосы замужней женщины или вдовы, и признается за тяжкое преступление обнажить голову женщины в публичном месте. Напротив, у девушек считается позором покрывать голову хотя бы самым тонким покрывалом, ибо непокрытая голова считается знаком девственной чистоты.

Впрочем, как различен бывает климат в провинциях Молдавии, так и различны у молдаван обычаи. Жители нижней Молдавии, привыкшие в течение долгого времени жить в условиях войны с татарами, являются лучшими и более отважными солдатами. Кроме того, они мятежны и непостоянны и, если не угрожает внешний враг, легко соблазняются на бунты против своих начальников и нередко даже против самого господаря. Мало рвения проявляют в исполнении требований религии. Многие из них, а простой народ почти поголовно, верят, что каждому человеку богом установлен день смерти и что никто не может умереть или погибнуть на войне иначе как только в тот день, и это настолько укрепляет их дух, что они как одержимые всегда бросаются на врага […] Живущие на границе с татарами постоянно занимаются воровством и грабежом, и когда совершают нападение на татар, то говорят, что не похищают чужое, а возвращают себе свое, потому что татары теперь владеют тем, что отняли у предков молдаван. Среди них редко случаются прелюбодеяния. Юноши же, пока не соединятся узами законного брака, считаются как бы свободными от всех законов морали, и то, что они предаются тайным любовным похождениям, не считается позором, а даже чем-то похвальным. Поэтому довольно часто у них можно услышать пословицу: «Сын мой, избегай воровства и грабежа, ибо я не могу избавить тебя от виселицы, но тебе не угрожает смертельная опасность за прелюбодеяние, пока ты будешь в состоянии платить шугубинату» (этим именем называется тот, кто поставляет нечестных девиц и блудниц).

Достойно похвалы и постоянного прославления гостеприимство, которое оказывают молдаване чужеземцам и странникам. Никто не отказывает в крове и пище гостю и бесплатно кормит его самого и его лошадей в течение трех дней, хотя сами очень бедны из-за соседства с татарами. Прибывающего гостя принимают с веселым и радостным видом, как будто пришел родной брат или близ кий родственник. Есть и такие, которые не садятся за стол до девяти часов утра, чтобы только не принимать пищу одним, а высылают своих слуг на дороги, чтобы нашли путников и пригласили их к себе в гости, к столу. Лишены этой достойной похвалы традиции только жители Васлуя, которые не только закрывают перед гостем свои дома и кладовые, но если видят, что приближается путник, то незаметно скрываются и, быстро переодевшись в лохмотья, снова появляются уже в виде нищего и просят милостыни у самого путника.

Жители верхней Молдавии менее воинственны и не питают пристрастия к войне, а предпочитают спокойно добывать свой хлеб в поте лица своего. Они крайне набожны. Поэтому только в одном Сучавском округе насчитывается до шестидесяти каменных церквей, а во всей верхней Молдавии — более двухсот больших монастырей с каменными постройками. В горах живет очень много монахов и отшельников, которые посвящают богу свою уединенную жизнь вдали от мирской суеты. Среди них весьма редко встречается или совершенно нет воровства. Жители верхней Молдавии всегда хранят верность своему господарю, и если среди них возникают внутренние беспорядки, то это случается из-за подстрекательства бояр нижней Молдавии. Соблюдают чистоту и целомудрие даже до брака, что особенно редко можно встретить у жителей нижней Молдавии. В выполнении государственных повинностей более прилежны, чем другие. Они рачительные хозяева. С величайшим старанием выполняют отданные им приказы. В отношении гостеприимства более расчетливы, чем жители нижней Молдавии.

У молдаван характер танцев совсем иной, чем у других народов, ибо танцуют они не по двое или по четверо, как у французов и поляков, но в танцах принимают участие сразу много лиц, образуя круг или длинный ряд, причем танцуют больше на свадьбах. Когда все, взявшись за руки, пляшут в кругу, двигаясь мерным и стройным шагом справа налево, то такой танец называется хора. Когда же, встав в длинный ряд и взяв друг друга за руки так, чтобы края ряда оставались свободными, идут кругом с различными поворотами, то такой танец обычно называется польским словом «данц».

На свадьбах, перед тем как пастырь благословит врачующихся, торжественно танцуют во дворе и на улице в два ряда — один состоит из женщин, другой — из мужчин. Во главе каждого ряда стоит выборный вожак, человек пожилой и уважаемый, который держит в руке посох, окрашенный в золотой или другой цвет, конец которого повязан платком фригийской работы. При первом движении вперед один вожак ведет танцующих справа налево, а другой — слева направо так, чтобы ряды были обращены лицом друг к другу. Затем в обратном порядке, повернувшись спинами друг к другу. Наконец каждый ряд кружится в замысловатых поворотах и, чтобы не спутаться, так медленно, что едва можно заметить их движение. В каждом ряду танцующие занимают места согласно степени своего достоинства. Жены и дочери бояр занимают места соответственно положению своих мужей и отцов, но первое место всегда занимает вожак танца, второе — дружка, третье— жених. Такое же место в ряду женщин занимают дружка и невеста, хотя бы по своему положению они были гораздо ниже. После венчания оба ряда перемешиваются так, что женатый держит руку своей жены, а неженатый — руку девушки, равной ему по положению, и так кружатся и вертятся в кругу. Иногда танец движется в виде треугольника, или в виде четырехугольника, или в виде овала, или в виде другой неправильной фигуры — в зависимости от желания и искусства вожака.

Кроме таких танцев во время празднеств существуют еще другие, связанные с суевериями, которые должны составляться из семи, девяти, одиннадцати и вообще нечетного числа танцующих. Эти танцоры называются кэлушари. Собираются они один раз в год, одевшись в женские платья, на головы надевают венки, сплетенные из листьев полыни и украшенные другими цветами, и, чтобы их нельзя было узнать, говорят женскими голосами и накрывают лицо белым платком. Держат в руках обнаженные мечи, которыми могут пронзить любого простого смертного, если он осмелится снять покрывало с их лица. Это право дает им древний обычай, так что никто не может быть обвинен за это в убийстве человека. Предводитель такой группы танцоров называется старица, его помощник — примицерий. На обязанности последнего лежит спрашивать у старицы, какой танец он собирается начать, и незаметно сообщить об этом остальным танцорам, чтобы народ не узнал названия пляски до того, как увидит ее собственными глазами, так как у них имеется более ста музыкальных мотивов, по которым составлены танцы. Некоторые из них настолько мастерски исполняются, что плясуны едва касаются земли и как будто летают по воздуху. Танцуя и прыгая так, они обходят города и села в непрерывных плясках в течение десяти дней между Вознесением господним и Святой троицей. В продолжение этого времени они ночуют только под покровом церкви, так как верят, что если остановятся на ночлег в другом месте, то их сейчас же начнут мучить ведьмы, которых они называют фрумосы. Если толпа таких кэлушаров встретится на пути с другими плясунами, то между ними происходит схватка, и побежденные уступают дорогу победителям, а после заключения мира побежденные открыто признают, что будут находиться в подчинении победителей в течение девяти лет. Если в такой схватке кого-нибудь убьют, то не бывает никакого суда и убийца не привлекается к судебной ответственности, кто бы он ни был. Всякий, кто однажды был принят в такое сообщество танцоров, должен являться туда каждый год в течение девяти лет, ибо если нарушит это обязательство, то убежден, что его схватят злые духи и будут мучить фрумосы. Суеверный простой народ приписывает кэлушарам способность изгонять застарелые, затяжные болезни. Лечение болезней происходит следующим образом: положив больного на землю, они начинают свою пляску и на определенном такте танца топчут лежащего с головы до пяток и под конец говорят ему шепотом на ухо определенные слова, специально для этого составленные, и заклинают болезнь выйти вон. Если повторяют это три раза в течение трех дней, то в большинстве случаев имеет место благоприятный исход, причем таким образом без труда изгоняются самые тяжелые болезни, перед которыми отступало искусство опытнейших врачей. Так могущественна сила веры даже в самих суевериях (7, 30–34; 147–161).