Стратегии виртуальной политики

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Стратегии виртуальной политики

Развитие человечества постепенно привело к тому, что виртуальный фактор стал доминирующим во многих областях. Некоторые индустрии по производству виртуальных ценностей (например, кино) стали столь же прибыльными, как и те, что производят материальные ценности. И эта их экономическая составляющая всегда подкрепляется политической, поскольку производство виртуальных ценностей всегда идеологично, хотя это можно и скрывать, поскольку часто это находится на втором, третьем плане. Любовь тракториста из фильма советского или любовь миллионера в фильме американском несут в этом плане разные сообщения. Они могут быть едиными в плане физического или даже информационного поля, но разными в плане поля виртуального, поскольку строят разные жизненные модели, акцентируют разные модели успеха. От единой точки физического пространства мы начинаем получать разные линии в пространствах информационном и виртуальном.

Виртуальные характеристики стали главным объектом в таких областях, как выборы и избирательные технологии, политическая борьба. Виртуальные объекты интересны в том плане, что легко создаются и удерживаются в поле внимания. Борис Ельцин или Леонид Кучма, идя против кандидата от компартии, боролись со специально созданным виртуальным драконом, которого создавали и лелеяли именно для избирательных целей. Это просчитанный враг, с которым всегда легче.

Человечество использовало виртуальные заменители реалий для стабилизации или дестабилизации ситуации. Например, малые отряды римлян могли удерживать большие территории, поскольку было известно, что они всегда вернутся, чтобы наказать восставшие племена, что они непобедимы. То есть виртуальность может удерживать реальность, программируя ее соответствующим образом. Когда в Киеве открылся первый «Макдоналдс», то в словах человека, отстоявшего в очереди, чтобы попасть туда в числе первых, прозвучало: «Я пришел попробовать вкус американской культуры». В этом случае реальность (гамбургер, а точнее просто мясо) становится востребованной только благодаря виртуальности.

Крестовые походы также можно понимать как общественное движение, ведомое виртуальными целями. Аскетизм – это также определенного рода «наказание» материальной составляющей ради составляющей виртуальной. Все это говорит о том, что религия одной из первых взяла на вооружение именно виртуальную политику. В принципе удержание рамок возможно только с помощью виртуальных конструкций.

«Мягкая сила» Дж. Ная, являющаяся феноменом виртуального мира, становится сегодня в центр международной политики, создавая необходимые виртуальные контексты для последующих реальных действий, актуальных или потенциальных [39]. Однотипно движется и public diplomacy, работая на сближение контекстов страны-цели и страны-источника. Немецкий афоризм XIX века утверждал, что полиглот не может быть патриотом. Отсюда следует вывод, что для создания образа врага нужно знать о нем как можно меньше, а не как можно больше.

Современные революции покоятся на преобладающей роли идей. Отсюда столь значимая роль университетов в Латинской Америке для создания и удержания революционной среды. Говоря о коммунистических странах и идеях, Айвон Гренье подчеркивает: «Коммунистические режимы были зависимыми от идеологии и утопическими, тем самым затрудняя рационализацию как простую развязку материалистических условий. В сильной степени идеологические и утопические политические движения не могут аналитически выводиться чисто механически из их материалистической среды» [40. – С. 316]. То есть разрушение идеологически базирующихся систем затруднено из чисто материального мира.

Студенты в этом плане наиболее восприимчивы, с одной стороны, к новым идеям, с другой, к радикальным методам. Они идеальные потребители именно виртуальной продукции. В результате создается механизм с почти автоматическим реагированием на заданные виртуальные параметры. А. Гренье отмечает: «Современный университет концентрирует молодых людей в определенном экспериментальном городе, в котором поддерживаются нонконформизм и радикальные идеи. Более того, университетская «автономия» при всех ее ограничениях является потенциальным политическим ресурсом в недемократическом окружении, где в лучшем случае антиправительственная мобилизация разрешена или в наихудшем случае жестко подавляется» [40. – С. 323]. То есть есть зоны, которые в большей или меньшей степени благоприятствуют этого рода будущей динамике.

Виртуальная политика состоит в создании, закреплении и удержании виртуальных объектов. Эти объекты создаются не сами по себе, а ради достижения определенных результатов в физическом пространстве.

Виртуальные объекты / характеристики могут использоваться как инструментарий в следующем виде:

• для характеризации внешней среды;

• для собственной характеризации;

• для характеризации оппонентов.

Выстраивание соответствующих конструкций влияния требует такого инструментария. Перед нами «алфавит» для написания будущих текстов. Советский Союз в свое время выстроил достаточно системную модель мира, где враги были врагами, а друзья – друзьями, чего нельзя сказать со всей определенностью в сегодняшней картине мира.

Развал Советского Союза шел по модели накопления негативных виртуальных характеристик. При этом они не идут ни в какое сопоставление с сегодняшним объемом негатива, но сегодня нет задачи разрушения системы, а есть задача разрушения компонента этой системы – часто в этой роли выступает первое лицо, которое пытаются заменить. Сейчас многие постсоветские республики, включая Казахстан и Россию, попадут под соответствующий «обстрел».

Такое активное использование виртуальных объектов связано с определенным гарантированным реагированием на них со стороны массового или индивидуального сознания. Именно об этом говорил как о «химической реакции» один из создателей избирательной кампании Ричарда Никсона [41]. В этом плане идеалом является ситуация, которая не допускает никаких возможностей для отклонения от задуманного сценаристами и планировщиками развития событий.

Любую характеристику можно удерживать на объекте достаточно долго, в результате приводя к тому, что даже его опровержение будет трактоваться в аспекте дополнительного подтверждения именно такой ситуации.

Если посмотреть на развитие революций, то для них очень важен виртуальный компонент, где «хранится» мифология и героика революционных движений. В том числе и из-за этого условно внешнего давления на ситуацию любая революция сразу же порождает своих собственных героев. Герои революции вырастают как из жизни, так и из истории. О роли идей говорит и А. Гренье, поскольку, по его мнению, «идеи являются инфраструктурой революционной политики» [42].

Идет борьба за переход на доминирующие позиции идей и людей из маргинальных позиций, поэтому естественной базой для хранения маргинальных направлений является область идей, поскольку реальность для них является более закрытой.

Исходной точкой революций также является не реальность, а сфера виртуальности. Не само по себе экономическое или политическое положение восстающего является плохим, а сопоставление его с другой идеальной точкой. Не абсолютное значение работает, а относительное. Не сама реальность, а неприход той реальности, которая ожидаема.

Э. Зельбин акцентирует роль инструментария из символов, историй, ритуалов, картин мира, которые дают ресурс для конструирования стратегий [43]. Если структурный подход строится на объективных критериях, условиях, ведущих к революционным выступлениям, то акцент на идеях и лидерах отражает субъективные варианты развития событий.

Этот исследователь добавляет в структурную концепцию два дополнительных компонента – действующие лица и культура. Все движения сопротивления опираются на хранящийся в коллективной памяти опыт. Более того, прошлое постоянно переписывается, чтобы соответствовать задачам настоящего. Можно сказать, что не только прошлое порождает настоящее, но и настоящее не менее активно порождает прошлое.

Все это в определенной степени опора на виртуальное поле, чтобы сделать шаг в поле реальном. Для адекватного воздействия должны быть задействованы определенные «стыки» поля реальности и поля виртуальности. Полковое знамя, например, существует в виртуальном поле, последствия же осуществляются в поле реальности. Слух, получающий подтверждение в поле реальности, создает определенный коммуникативный резонанс.

Можно построить следующий набор заменяющих конструкций, позволяющих движение вперед в условиях дефицита ресурса:

• информационная составляющая вместо физической, например, табличка «не влезай – убьет»;

• информационная составляющая вместо виртуальной, например, введение метаправила «девочки / мальчики так не делают» или «он – лжец», тем самым уничтожая либо информационное, либо физическое действие;

• информационная составляющая вместо информационной, например, введение другого более привлекательного слогана.

Возможна не только заменяющая функция, но и параллельное движение, когда одна конструкция поддерживает другую:

• информационная составляющая, параллельная физической;

• информационная составляющая, параллельная виртуальной;

• информационная составляющая, параллельная информационной.

Также возможна ситуация предшествования, когда мы можем говорить о причинно-следственной связи между ними.

Все это определенные взаимодействия между тремя разными полями: физическим, информационным и виртуальным.

Следует обратить внимание на процессы смены достоверности в процессе трансляции и обработки сообщения. Здесь имеют место два основных варианта:

• передача, характеризующаяся сохранением сообщения;

• аргументация, характеризующаяся изменением сообщения.

Это сохранение или изменение внутренней структуры, но есть и внешнего рода трансформации. Так, пропаганда использует размещение сообщения в ином источнике в целях увеличения его достоверности, например, Советский Союз размешает в индийской газете обвинение ЦРУ в создании СПИДа. То есть, сохраняя сообщение на информационном уровне, мы создаем иную конструкцию его поддержки на уровне виртуальном.

Два примера увеличения достоверности сообщения из первой и второй иракских войн. В первом случае PR-фирма, работавшая на Кувейт, Hill&Knowlton вложила в уста пятнадцатилетней девочки рассказ о том, как она видела иракских солдат, достававших младенцев из инкубаторов и клавших их на бетонный пол. Впоследствии оказалось, что девочка ничего не видела, поскольку находилась все это время в Америке, являясь дочерью посла Кувейта в США [44]. Но тут важна четкость обвинений, поскольку со времен Первой мировой войны процесс демонизации противника строится на обвинении его в зверствах по отношению к женщинам, детям и старикам. Зверства по отношению к военным не проходят.

Второй пример уже из второй войны. Обвинения Ирака в разработке оружия массового поражения все время натыкались на отсутствие должного объема доказательств. Тогда для выступления в ООН с этими обвинениями отправили Колина Пауэлла, поскольку было известно, что он является противником войны, тем самым подобные слова из его уст будут более значимыми. Оружие массового поражения так и не было в результате найдено. Но мы можем увидеть, что достоверность виртуального объекта возрастает при определенных сочетаниях с реальными. В данном случае этим объектом становится тип говорящего. В вышеприведенных вариантах речь шла о «привязке» виртуальности к доказательствам в поле реальности. Можно говорить об определенном согласовании полей виртуальности и реальности, при котором создается нужная синергетика.

Можно представить себе обратные процессы, например, когда обвинения мы вкладываем не в нейтральные уста, а в позицию соперника на выборах, что сразу занижает их достоверность, поскольку мы знаем, что именно так он и должен говорить. Это общая проблема, которую Ж. Эллюль сформулировал следующим образом: пропаганда тем эффективнее, чем она незаметнее [45]. Противник / оппонент, наоборот, активирует нашу подозрительность.

Мы видим, что продвижение по шкалам свидетель / несвидетель и сторонник / противник работает на увеличение или уменьшение достоверности одного и того же сообщения. Это информационное сохранение сообщения при ином его физическом и виртуальном контекстах. В этой же области лежит феномен смещения в нейтральную среду, только уже со стороны сторонников. В США разразился скандал по поводу выплаченных 240 тыс. долларов за поддержку программы президента Буша афроамериканскому комментатору Армстронгу Уильямсу, который писал колонки в газеты и имел свое телевизионное шоу [46]. Сама программа No Child Left Behind стоила 7 млрд. долларов в год.

Одновременно есть варианты принципиального отсутствия согласованности всех компонентов, определенная разрывность между ними, характерная при моделировании переходов к будущему. Для человека характерна определенная культура преувеличения, связанная с тем, что мы как на уровне индивидуального сознания, так и сознания массового не в состоянии удерживать все характеристики объекта, речь всегда идет об очень ограниченном объеме этих характеристик. Как следствие, эти характеристики начинают занимать непропорциональное место. Вторым следствием этой культуры преувеличения является доведение подобных характеристик до логического конца. Если мы имеем дело с отрицательным героем, то он окажется полным негодяем, позитивным – он кажется гением человечества. Вероятно, это следствие нашего способа представления и обработки информации. Естественно, что виртуальное пространство дает наиболее идеальную форму для такого рода деятельности. И еще одна тенденция – мы видим победу там, где ее еще нет, строя затем разного рода стратегии по ее достижению, что также способствует расширению как роли виртуального инструментария, так и развитию преувеличения как ментальной способности.

Важной координатой становится и то, на базе кого, ради воздействия на кого строится виртуальный мир. Тут наиболее четкие позиции занимают военные [47]. Они предлагают пять параметров анализа цели:

• определение ключевой аудитории, что делается с точки зрения ее важности для выполнения миссии, а также возможности воздействия для выполнения поставленных задач;

• определение отношений данной аудитории к политическим, военным, экономическим и социальным объектам;

• определение точек уязвимости аудитории;

• принятие решения о содержании сообщения и средств коммуникации;

• тестирование содержания и определение эффективности.

В случае политической борьбы говорится, например, о влиянии на лиц, принимающих решения, а также на тех, кто формирует общественное мнение [46].

Точка зрения получателя сообщения сразу же активирует проблему сопротивления воздействию из-за имеющихся стереотипов [48]. Если стереотип противоречит вводимым фактам, то он либо меняется, что менее вероятно, либо, что более вероятно, спасается за счет введения подвида, когда этот факт подводится под исключение.

Движение вперед может опираться как на реальные составляющие, так и на составляющие виртуальные. Чем сложнее это движение, тем более серьезную информационную и виртуальную «артподготовку» следует вести. При этом не только нарративы прошлого способствуют формированию нашего настоящего, но и сами герои: «Нет сомнения в том, что возможность вызывать революционных героев и жертв является мощным и убедительным инструментом, существенно необходимым как тем, кто будет делать революцию, так и тем, кто будет ей сопротивляться» [49. – С. 91].

Это все чисто виртуальная реальность, сознательно смещаемая в настоящее, чтобы усилить свои позиции в нем.

Ввод в иную виртуальную среду чужих виртуальных объектов всегда будет связан с определенной их трансформацией. При этом она может быть естественной, когда это делает сама аудитория, и искусственной, когда за дело берутся специалисты. Примером второго рода служит трансформация американского человека-паука в индийской среде, в результате чего образуется определенный mix двух культур [50]: «Спайдермен-Павитр носит не брюки, а местные «дхоти», на ногах у него «джути», индийская национальная обувь. Американский мальчик Питер Паркер получил магические способности от укуса радиоактивного паука, а индийский мальчик Павитр Прабхакар – от некоего «йога-мистика». Главный злодей комикса Зеленый Гоблин наделяется вполне узнаваемыми атрибутами индийского классического демона Ракшасы». То есть возникает активация местных национальных кодов, что позволяет беспрепятственно вводить в массовое сознание новые типы сюжетов.

Успешные избирательные кампании должны удерживать виртуальные противопоставления, например, излюбленное «политик-хозяйственник» в информационном и физическом поле. Виртуальное различие должно находить постоянное подтверждение. Это определенного рода виртуальный «магнит», отбирающий нужные события и сообщения. Информация в этом случае выступает не в традиционном аспекте передачи, а в аспекте организационно-структурном, который манифестирует именно данный тип организации, как предложено Дж. Арквиллой [51]. Информация как структура отлична от информации как процесса и требует иного инструментария для своей трансформации.

Нация как структура также требует обоснования в виде своего собственного действующего мифа. Это дает ей легитимность в прошлом, настоящем и будущем, создавая устойчивость и противостоя нестабильности. Как пишет Алексей Чадаев: «Характерной особенностью нации как «коллективного потребителя» является постоянный запрос на актуализируемый неотрицательный национальный миф» [52]. Причем естественно, что такой миф должен функционировать на уровне единиц своего плана: нация-1 vs. нация-2, отсюда переписывание учебников истории при смене подобного рода точки зрения. Эпоха Сталина вписывала в историю как собственных изобретателей паровоза, так и ученых, открывавших параллельно законы мировой физики. То есть это создание защитных механизмов на уровне виртуального пространства. Однако виртуальное пространство не только не пускает чужих игроков к себе, но и само пытается распространиться на чужие территории.

Можно выделить также вариант того, что придется обозначить как абсолютное пространство, как сочетание свойств реального и виртуального пространств. Это может быть вещий сон, после которого человек может подняться и поехать к родственникам в другой город, чтобы убедиться, что это правда / неправда. Это может быть такой текст, как выступление Сталина по случаю нападения немцев в 1941 году, когда те или иные текстовые блоки чуть ли не автоматически переходят в подлинную реальность. К этой же сфере относится правило, в соответствии с которым папа римский является непогрешимым, если он говорит с амвона. Все это особые способы сочетания виртуального и реального пространств, которые человечество использует издавна.

У России в этом плане есть задача зашиты от чужих стратегических проектов, которые также входят, когда никто не ощущает их опасности. Что характеризует эти проекты?

• Они более универсальны, поэтому в результате стирается их привкус чужой страны.

• Они более сильны по своей внутренней структурности, что означает лучшую выживаемость и привлекательность.

• Они боле сильны по структурам своей доставки (имеется в виду массовая культура).

Чем можно спастись от таких проектов? Их даже необязательно навязывать, они просто сильнее, структурнее, системнее, более соответствуют потребностям аудитории. Спасение можно увидеть на следующих полях:

• наличие собственной стратегической цели, которая нужным образом форматирует виртуальное пространство, что позволяет автоматически отбрасывать чужое;

• наличие собственного прошлого, активация которого позволяет отторгать несистемные элементы;

• удовлетворение хотя бы основных виртуальных потребностей населения собственным продуктом, что возможно при достаточном уровне массовой культуры: от бестселлера до мыльной оперы, а они всегда строятся на базе собственного национального проекта, даже если он не сформулирован явно.

То есть защитные механизмы в свернутом виде должны корениться в «защитных (пограничных) столбах» следующего вида:

• национальная идея;

• национальная история;

• национальная картина мира;

• национальный лидер;

• лидер массовой культуры;

• лидер высокой культуры;

• моральный авторитет страны.

Если же мы заменили лидера на дилера, как это, условно говоря, произошло за последнее десятилетие, то и результат получается соответствующий. Дилер только меняет один продукт на другой, он ничего не создает, лидер же может создавать.

Виртуальное пространство создает прошлое, настоящее и будущее. Одновременно оно охраняет нацию и страну от вторжения со стороны других виртуальных пространств, которые пытаются войти в него с помощью конкурентных виртуальных продуктов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.