НЕМНОГО О ЛУНЕ В СВЕТЕ ДУХОВНОЙ НАУКИ

НЕМНОГО О ЛУНЕ В СВЕТЕ ДУХОВНОЙ НАУКИ

Берлин, 9 декабря 1909

Нынешний доклад в пределах этого зимнего цикла поставил меня в несколько более трудное положение, чем все остальные. Сегодня должны быть даны указания, которые значительно отличаются от воззрений и образа мышления, считающихся в наше время «научными»; а поскольку представления и воззрения людей воспитываются в соответствии с общепринятым и привычным в научных и околонаучных кругах, то, пожалуй, можно сказать: так как предмет данного доклада очень далек от всего этого, то большинство присутствующих, видимо, воспримут подобные указания скорее за порожденные произволом ума и фантазии, чем за выводы духовнонаучного исследования, каковыми они являются на самом деле. Поэтому я прошу Вас воспринимать этот доклад нашего зимнего цикла как своего рода эпизод, как побуждение к рассмотрению определенного аспекта, который будет менее затронут с духовнонаучной точки зрения этой зимой, но в следующие годы, возможно, будет изложен более обстоятельно. Но такое побуждение все же должно быть дано, чтобы показать, как наука о душе, которой мы занимались здесь этой зимой, всюду указывает направления, выводящие из непосредственной сферы человеческой душевной жизни к великим связям мирового бытия, всего космоса. И еще я прошу Вас обратить внимание на то, что сегодня из некоторой обширной области будет выделен в качестве ориентира один небольшой фрагмент, и поэтому сегодняшний доклад должен быть воспринят в точном соответствии с его темой: «Немного о Луне в свете духовной науки». То, что я сегодня скажу, не может быть чем-то исчерпывающим эту тему.

Сегодня в многочисленных популярных брошюрах, изложенных с точки зрения современней науки, Вы узнаете о Луне много разных вещей. Но эти сведения, которые Вы получите из лекций, популярной или иной научной литературы, не дадут Вам подлинного удовлетворения в решении вопросов об этом замечательном спутнике нашей Земли, который мы называем Луной. Ибо из десятилетия в десятилетие в течение XIX столетия данные внешней науки о Луне в некотором отношении становились — с полным на то основанием — все более осторожными, но и все более скудными; и сегодня нас меньше всего будет занимать то, что можно найти в этих сообщениях о Луне. Определенный образ лунного диска, полученный при помощи телескопа и астрономической фотографии, открытые на лунном диске вулканические кратеры, борозды, равнины, впадины и т. п. и сложившееся на этой основе определенное представление о чисто пространственном облике Луны — все это совсем не должно занимать нас сегодня. Но в подлинно духовнонаучном смысле сегодня должен быть поставлен вопрос: имеет ли Луна какое-нибудь особое влияние на земную жизнь? имеет ли она какое-нибудь особое значение для жизни Земли?

О таком значении Луны для земной жизни в истекшие столетия говорилось по-разному. А поскольку невозможно отрицать, что все происходящее из года в год на Земле должно быть связано с ее положением относительно Солнца и с различными отношениями к Солнцу во время ее движения, то всегда возникал вопрос: не имеет ли какого-либо значения для земной жизни и главным образом, возможно, для жизни людей, помимо огромного влияния солнечного света, тепла и прочих солнечных воздействий на нашу Землю, и другое небесное светило — Луна? Еще не так давно любили говорить о довольно сильном влиянии Луны на земную жизнь. Помимо таких явлений, как морские приливы и отливы, которые издавна принято связывать с притяжением Луны, всегда говорили и о влиянии Луны на погодные условия нашей Земли. И еще в первой половине XIX века естествоиспытатели и врачи вполне серьезно пытались выяснить, как Луна в своих различных проявлениях оказывает определенное воздействие на те или иные болезни людей и на ход человеческой жизни вообще. В первой половине XIX столетия не ограничивались только народными приметами или суевериями, рассуждая, например, о влиянии лунных фаз на лихорадку, астму, злокачественные опухоли и т. п.; всегда находились врачи и естествоиспытатели, которые регистрировали подобные случаи, полагая, что следует учитывать влияния смены лунных фаз на ход человеческой жизни, на болезнь и здоровье.

С внедрением научного образа мышления, утренняя заря и восход которого пришлись на середину XIX столетия, тенденция приписывать Луне какое-то значение для жизни Земли постоянно сходила на нет. Осталось только признание того, что Луна является причиной морских приливов и отливов. Зато неуклонно падала тенденция приписывать Луне какие-либо влияния, например, на погоду или на упомянутые явления человеческой жизни и жизни на Земле вообще. В частности, один весьма известный ученый, открывший в определенной области естественнонаучного знания XIX века новую эру, однажды излил полную чашу гнева на тех, кто еще хоть что-то пытался сказать о влиянии Луны, пусть даже только о погодных условиях или иных явлениях нашей Земли. Этим выдающимся исследователем был первооткрыватель значения растительной клетки Шлайден. Он, открывший в этой области новую эру, однажды самым решительным образом высказался против другого немецкого естествоиспытателя, против Густава Теодора Фехнера, достигшего значительных успехов там, где дело касалось анализа близких или пограничных областей исследования. Прошло уже более полувека с тех пор, как разразилось это знаменитое «лунное сражение» между известным первооткрывателем растительной клетки и Густавом Теодором Фехнером, который в своей «Зенд-Авесте» пытался, например, провести воззрение, что растительная жизнь одушевлена, который в своем «Введении в эстетику», в своей «Психофизике» достиг многого в специальных областях естественнонаучного познания. Пожалуй, нельзя упомянуть об этом знаменитом лунном сражении, не сказав несколько слов и о Густаве Теодоре Фехнере.

Густав Теодор Фехнер был исследователем, который, с одной стороны, с необычайным рвением, с действительно большими точностью и осмотрительностью пытался всюду сопоставлять внешние факты исследования; но, с другой стороны, желая показать, что все явления не только человеческой, но и, например, растительной жизни, одушевлены, он обратился к методу, который мы называем методом аналогий. Он обратился к методу аналогии, исходя из явлений человеческой жизни и показывая, как протекает эта человеческая жизнь, а затем взял сходные факты и явления, скажем, жизни Земли, жизни всей солнечной системы, жизни растительного мира, как они представляются созерцанию. При сравнении подобных явлений с человеческой жизнью ему открывалась аналогия за аналогией, и он пытался извлечь отсюда теорию, которую сформулировал примерно так: если мы проследим человеческую жизнь в ее одушевленности, то нам станет понятно это явление; если мы проследим другие явления, то сможем установить определенное сходство с человеческой жизнью. Не следует ли нам и другие явления признать «одушевленными»?

Кто стоит на почве духовной науки и приучен рассматривать все, что касается духовной жизни, в строго научном смысле, как ученый приучен научно рассматривать явления внешнего мира, тому многое из того, что Густав Теодор Фехнер изложил столь блистательно, покажется просто остроумной забавой; но несмотря на то что такая остроумная игра может быть чрезвычайно стимулирующей, может сделать ум более подвижным, необходима большая осторожность в отношении этого состоящего из одних аналогий хозяйства. Можно сказать: если какой-то живой ум, подобный Густаву Теодору Фехнеру, занят таким делом, то это очень интересно; но когда люди, утверждающие, будто могут решить мировые загадки с минимальными знаниями и максимальными удобствами, сегодня обращаются к Фехнеру и во многом усваивают его манеру мышления, то надо все-таки понимать, что подражатель, попугай совсем не достоин того же чувства удовлетворения, какое возбуждает в нас тот, кто был в этой области первооткрывателем и чей импульс мы находим остроумным, но не более того.

Шлайден не нуждается в другой характеристике, кроме следующей: его заслуга — в открытии растительной клетки. Тем самым уже заранее ясно, что такой ум, все способности восприятия и познания которого направлены на реальность, на то, что может быть воспринято именно внешними интрументами, склонен и придерживаться только этой внешней реальности; его вряд ли привлекут аналогии и все слова, призванные посредством аналогий одушевить то, что, как выразился Шлайден, составлено из отдельных растений и что ему, первооткрывателю, должно было представляться чудом. Таким образом, все, что в столь остроумной форме говорилось об игре мельчайших связей в природе, вызывало у Шлайдена изрядное отвращение. Как раз на метод аналогий Густава Теодора Фехнера Шлайден и излил чашу своего гнева, затронув при этом и вопрос о Луне. Имея в виду не только Фехнера, но и всех, кто привык на старый лад, как это было в прежние столетия, приписывать Луне всевозможные влияния на погоду и другие явления, он сказал примерно следующее: «С Луной дело обстоит так же, как с кошкой в доме. Если в доме происходит что-то неладное, говорят: это сделала кошка! Точно так же, наблюдая в природе метеорологические явления и т. п., которые невозможно вывести из фактов движения Земли вокруг Солнца, говорят: это вмешательство Луны, которая является причиной того, что невозможно объяснить другими причинами!» Так для Шлайдена Луна стала своего рода кошкой в научном исследовании, ибо, не умея найти никакого объяснения, оно говорит: «Это сделала Луна». В таком образе мышления он обвинил тех, что были, так сказать, «лунопоклонниками» в указанном смысле.

Густав Теодор Фехнер, естественно, почувствовал себя задетым, поскольку камни были брошены главным образом в его огород. И он предпринял ту работу, которая — независимо от того, одобрят ее или нет — действует чрезвычайно стимулирующе: ведь несмотря на то что на сегодняшний день детали уже утратили силу, написанная в 1856 г. Фехнером работа «Шлайден и Луна» очень занимательна. Фехнеру не нужно было особо останавливаться на явлениях приливов и отливов, поскольку Шлайден тоже признавал их. Зато все погодные явления были для Шлайдена как раз «кошкой» в исследовании природы. Фехнер приступил к точному исследованию того же самого фактического материала, который Шлайден привел против «кошки», т. е. изучения Луны, и на основе этого материала пришел к удивительному выводу. Кто имеет под рукой эту книгу, убедится, что Густав Теодор Фехнер проявил в этой области необычную предусмотрительность, он подошел к работе — именно в этой очень специальной области — с сугубо естественнонаучных позиций. Из несметного количества фактов, вдаваться в подробности которых нам нет необходимости (каждый может ознакомиться с ними), Густав Теодор Фехнер получил следующее: большое количество наблюдений показало, что количество и частота осадков при растущей Луне были большими, чем при убывающей; они были большими, когда Луна была ближе к Земле, и меньшими, когда та была дальше от Земли; при этом отношение количества осадков при растущей Луне к количеству осадков при убывающей Луне можно было даже выразить пропорцией 107:100. Фехнер подошел к работе с большой осторожностью. (Я прошу обратить внимание на то, что речь идет не о двух- или трехлетних наблюдениях, но о целом ряде наблюдений, проводившихся десятилетия не в одном, а во многих местах Европы.) Но чтобы исключить любую случайность, Фехнер сказал так: допустим, пропорция 107:100 — чистая случайность, а на погоду оказывают воздействие другие условия. Тогда для перепроверки он исследовал еще метеорологические условия во все четные и нечетные дни прохождения Луны по своей орбите. Он рассуждал так: если бы растущая или убывающая Луна не была причиной, то четные и нечетные дни, которые принимались во внимание вместо дней растущей и убывающей Луны, дали бы ту же самую пропорцию. Но такая закономерность не наблюдается. Тут получилось совсем другое число, не постоянное, а переменное отношение, о котором можно сказать, что оно подвержено случайности. Но Фехнеру было также ясно, что он пришел к отнюдь не сенсационному результату; поэтому он был вынужден признать, что значительного, решающего воздействия на погодные явления Луна не оказывает, однако факты говорят, что как будто некоторое влияние на погоду она все же оказывает. Как Вы уже видели, Фехнер, учитывая только полученные точным исследованием в разных местах наблюдения результаты, действовал строго научно. Затем он попытался сделать нечто подобное в отношении лихорадки и других явлений и пришел к одному, пусть даже и незначительному, но тем не менее не негативному результату: нельзя полностью отрицать, что, как считает народное поверье, подобные явления протекают иначе при растущей Луне и иначе — при убывающей.

Итак, мы видим, как старое отношение к Луне в лице одного одаренного человека, Фехнера, в середине XIX столетия дало еще одно, последнее сражение.

Это довольно удачный пример того, что совершенно неверно утверждение, которое сегодня высказывается все чаще: наука будто бы принудила или принуждает нас не высказывать больше предположений о духовных основах вещей, поскольку сегодня (все равно, идет речь о днях или годах) наука стоит — говорят даже так — перед вратами того искусства, благодаря которому ей удастся как-то соединить простые вещества в живую субстанцию. Хотя нам, скажут все-таки, еще далеко до того, чтобы, например, создать простейшую форму белка из составляющих частей: углерода, водорода, азота и т. д., но сегодня, в соответствии с общей тенденцией науки, безусловно, следует признать, что это однажды произойдет. И когда это произойдет, говорят выдвигающие подобное утверждение, то никто уже больше не сможет занимать иной позиции, кроме той, что монистически соединяет отдельные материальные составляющие в то, что затем считается духовной сущностью. Говоря таким образом, обращаются к новейшим достижениям и целям науки, полагая, будто нельзя больше говорить о том, что у нас есть основания усматривать за всем чувственно-воспринимаемым, тем, о чем сообщает внешняя наука, нечто духовное, поскольку, к счастью, давно миновало время, когда за спиной чувственно-воспринимаемого подозревали какую-то неопределенную мудрость.

Здесь все же стоит поставить вопрос: действительно ли существует такая наука, которая, можно сказать, принуждает отрицать результаты духовного исследования? Существует ли, например, какой-нибудь научный результат — при этом я мог бы полностью встать на точку зрения тех, кто верит, что в совсем недалеком будущем удастся создать живой белок из простых субстанций, — который принуждает утверждать, что жизнь состоит из материи, что нам не нужно искать дух?

Насколько мало к этому что-то принуждает, может показать обычное историческое рассуждение. Было время, когда не только верили, что из углерода, водорода и т. д. можно создать живой белок, но верили даже — независимо от того, насколько обоснованной была эта вера (художественное описание этого Вы можете найти во второй части «Фауста»), — что из составных компонентов в реторте можно создать полноценного человека. Да, были времена (можно считать их даже безрассудными), когда люди верили, что можно не только создать комок из белка, но и составить из отдельных компонентов даже человека, «гомункулуса». Тем не менее человек тогда отнюдь не сомневался в том, что за чувственным стоит духовное. Поэтому можно исторически доказать, что никакая «наука» не принуждает нас к отрицанию духа: отрицание духа зависит от чего-то совершенно другого, а именно — от возможности человека — ощущать или не ощущать дух. Наука, какова она сегодня или какой будет всегда, не может принуждать нас к отрицанию духа. Можно полностью придерживаться научной точки зрения — отрицание или признание духа зависит не от науки, но от того, в состоянии ли ученый ощущать или не ощущать, признавать или не признавать дух. Поэтому хотя с точки зрения духовной науки нам нет нужды соглашаться ни с Фехнером, ни со Шлайденом, ясно: ориентировавшийся на чувственный мир Шлайден отрицал все, что стоит за такими явлениями, как дух или душа. Но он отрицал это, не исходя из научных оснований, а потому, что в его уме не нашлось места для симпатии к тому духовному, что стоит за явлениями, поскольку он слишком привык опираться только на очевидное. Фехнер был совершенно другой личностью. Он видел духовное и, даже делая ошибку за ошибкой, все же оставался человеком другого склада, человеком, ориентированным на духовное. Этим следует объяснять, что он не был склонен отрицать все указывающее на тончайшие влияния небесных тел друг на друга. Фехнер просто сказал себе: когда я смотрю на Луну, она предстает передо мной не просто как шлаковое образование, как в телескопе, но она одушевлена, как одушевлены все другие явления. Поэтому мы можем допустить, что душа Луны оказывает на душу Земли воздействия, проявляющиеся в основах обычной жизни или в погодных явлениях.

Следует заметить — и на это здесь уже не раз указывалось — что именно духовное исследование направлено на практику и всегда свидетельствует о том, что лучшие доказательства того, о чем оно говорит, могут быть получены из жизненной практики. Фехнер и защищал свои взгляды очень своеобразно, найдя их обоснование в жизни. Он говорил примерно так: «Спор о Луне между мной и Шлайденом, возможно, лучше решат наши жены. Я предлагаю следующее: для стирки нужна вода, которую можно собирать по погодным условиям. А поскольку Шлайден и я живем под одной крышей, я предлагаю условиться собирать воду в определенное время: моя жена будет собирать воду при растущей Луне, а жена Шлайдена, которая, несомненно, согласится не потому, что разделяет теорию своего мужа, а потому, что не придает всему этому никакого значения, будет выставлять свои кувшины при убывающей Луне. И при этом окажется, что на каждые 14 кувшинов у моей жены будет одним больше, чем у фрау Шлайден, но чтобы опровергнуть предвзятое мнение, она, пожалуй, пойдет на такую жертву».

В такой реконструкции образа мыслей мы имеем характерный пример того, как в прошлом столетии, т. е. еще совсем недавно, думали о Луне и о ее влиянии на Землю. Если же говорить о нашем времени, то ныне люди в сравнении со шлайденовским образом мышления или, как они говорят, с научным мировоззрением, продвинулись настолько далеко, что сегодня любого, кто полагает, будто Луна имеет хоть какое-то отношение к погодным явлениям и т. п., считают фантазером, суеверным человеком. Сегодня даже у вполне разумных людей Вы не найдете о Луне иного мнения, кроме того, что она влияет лишь на приливы и отливы — а все прочее считается отжившей свой век точкой зрения.

Но тому, кто стоит на почве духовной науки, не следует принимать за чистую монету все народные приметы, иначе, приняв суеверия за духовную науку, он может попасть в затруднительное положение. Сегодня и под видом духовной науки часто попадается множество суеверий, неправильно понятых народных примет. Достаточно указать на те «лунные суеверия», которые сегодня можно видеть на каждом углу: известно, например, что наши парикмахерские всюду украшены изображением Луны. Почему? Потому что когда-то общее поверье гласило, что острота бритв имеет какое-то отношение к растущей Луне. Да, были времена, когда никто не осмелился бы стричь овец при убывающей Луне, так как считалось, что тогда шерсть больше не отрастет. Только если было желательно, чтобы что-то не росло, нужно было браться за ножницы при убывающей Луне. От подобных суеверий легко избавиться. Мужчинам, которые бреются, известно, что борода отрастает и при убывающей Луне. Но иронизировать над этим так же легко, как, с другой стороны, трудно иметь широкий и ясный кругозор. Ибо сейчас мы подступаем к той странной области, где начинается территория духовной науки: к области приливов и отливов.

Сегодня эта область считается неоспоримой сферой лунного влияния. Говорят: совершенно ясно, что приливы связаны с силой лунного притяжения. Считается, что когда Луна в меридианальным положении, ее притяжение вызывает приливы, а при выходе Луны из меридиана наступает отлив. Тут нужно указать на то, что во многих местах, где происходят приливы и отливы, они происходят дважды, а Луна между тем проходит меридиан только один раз. Но можно привести и другие факты. Многочисленные отчеты о путешествиях показывают, что в различных местах Земли приливы не везде совпадают с прохождением Луны через меридиан, а во многих местах они наступают позднее даже на два — два с половиной часа. Конечно, в этих случаях всегда под рукой научная отговорка: приливы запаздывают. Есть колодцы, для которых надежно засвидетельствованы приливы и отливы; причем это происходит даже так: когда в море прилив, в них отлив, а когда в море отлив, в них прилив. В этом случае говорят: это запоздавший отлив или запоздавший прилив, которые задерживаются настолько, что наступают лишь в следующей фазе. Разумеется, при желании таким образом можно объяснить все что угодно.

Но с полным на то основанием следует спросить: откуда Луна берет силы, чтобы притягивать море? Ведь раз Луна гораздо меньше Земли, то и сила ее притяжения примерно в семьдесят раз меньше, чем у Земли; а чтобы приводить в движение такие массы, как массы морей, необходимы миллионы лошадиных сил. В отношении того, откуда Луна берет эти способности, Юлиус Роберт Майер произвел очень интересные вычисления. И этот вопрос повлек за собой множество других. Поэтому можно сказать: то, что сегодня считается научно бесспорным, как раз и является, вопреки отсутствию возражений, наиболее сомнительным. Но при этом есть еще кое-что очень важное. Если полностью подтверждается, что говорить о непосредственном влиянии положения Луны на ход прилива и отлива затруднительно, то, даже учитывая все явления, все-таки невыясненным остается одно: морские приливы и отливы протекают так, что определенный прилив ежедневно запаздывает более чем на пятьдесят минут по отношению к прохождению Луной апогея. Так что явление приливов и отливов в их регулярной последовательности соответствует ходу Луны. Вот что тут самое главное. Поэтому ввиду этого удивительного факта надо сказать: когда Луна стоит в меридиане, нельзя говорить о ее воздействии на приливы и отливы; а можно говорить лишь о том, что движение лунного меридиана и ход приливов и отливов согласуются, находятся в определенном соответствии.

Теперь в качестве небольшого введения в суть духовно-научного образа мышления я хотел бы указать на нечто подобное в пределах наших земных явлений, над которыми изрядно ломал голову Гете. О том, каковы были внутренние мотивы деятельности этого великого ума Нового времени, нынешние люди знают ничтожно мало. Кто, подобно мне, год за годом занимался естественнонаучными трудами Гете и видел его работы в веймарском Архиве Шиллера и Гете, тому в них многое покажется необычным. В работах Гете, например, имеются «подготовительные исследования» к тому, что он затем изложил на нескольких страницах как свою «метеорологию». К тому же эти подготовительные исследования проведены Гете с необычайным усердием и тщательностью. Гете постоянно предлагал своим друзьям проводить исследования, которые он затем сводил в таблицы. И цель этих обширных исследований заключалась в следующем: доказать, что в различных местах Земли динамика показаний барометра не зависит от случайности, но протекает вполне закономерным образом, т. е. подъем и падение столбика ртути в барометрах в различных местах Земли подчинены определенной закономерности. И Гете привел в своих исследованиях множество доказательств в пользу того, что в различных местах подъем и падение показаний барометра не зависят от случайности, но подчинены общей для всей Земли закономерности. Гете хотел этим доказать, что давление воздуха не зависит от каких-либо внешних влияний. Он знал, что Луне, Солнцу и другим космическим силам приписываются уплотнение и разрежение воздуха, а, значит, и изменение давления. А он хотел доказать, что как бы ни воздействовали на атмосферу Земли констелляции звезд, Солнца, Луны и т. д., по всему земному шару наблюдается постоянная регулярность подъема и падения атмосферного давления. Тем самым он пытался привести доказательства того, что причины колебаний барометра скрыты в самой Земле. Ведь он хотел показать, что Земля не является тем мертвым телом, каким ее обычно считают, но пронизана невидимыми, дающими всему жизнь, членами — точно так же, как человек, помимо своего физического тела, имеет невидимые, пронизывающие его сущностные члены. И как человек вдыхает и выдыхает воздух, так и Земля вдыхает и выдыхает, будучи одушевленным существом. А вдох и выдох Земли, т. е. проявления ее внутренней жизни, внешне выражаются в подъеме и падении ртутного столбика барометра. И как регулярное дыхание живого человеческого существа объясняется внутренними жизненными процессами, так и Гете пытался подъем и падение барометра объяснять вдохами и выдохами Земли. Современной науке неизвестны причины колебаний показаний барометра, и поэтому духовной науке совсем нет нужды высказывать свое отношение к внешней науке; следует указать лишь на то, что в лице Гете перед нами человек, который был убежден в том, что Земля есть одушевленное существо, наделенное свойствами, сравнимыми с дыханием человека. Но как-то раз Гете сказал Эккерману, что и явление морских приливов и отливов он рассматривает как выражение внутренней жизни, внутренних жизненных процессов самой Земли.

Разумеется, думая так, Гете не был одинок среди величайших умов, духовный взор которых был направлен на эти предметы. Материалистически мыслящий человек найдет все это смешным. Но среди тех, кто понимает жизнь — не только в узкой сфере деятельности, но и в целом, — всегда были люди, стоявшие на позициях, сходных с гетевскими, например, Леонардо да Винчи. В его превосходной книге, вобравшей в себя его обширные естественнонаучные воззрения, стоявшие на высоте своего времени, мы находим замечание, свидетельствующее о том, что он реально, а не только метафорически, рассматривал твердые скальные образования Земли как ее скелет, а многоводные реки и потоки вообще — как нечто сопоставимое с кровеносной системой человека. И там же есть указание на то, что морские приливы и отливы связаны с внутренней закономерной жизнью нашей Земли. Кеплер тоже как-то высказался на эту тему, выразив свое понимание в образной форме: на Землю, по его словам, в определенном отношении следует смотреть как на гигантского кита, а на приливы и отливы — как на вдохи и выдохи этого кита. И таких примеров можно бы было привести множество.

Но что если сравнить вышеприведенные факты с таким взглядом на приливы и отливы, который мы нашли у Гете? Посмотрим, что дает духовная наука, и попытаемся сопоставить то, что было сказано раньше о приливах, отливах и смене лунных фаз, с тем, что сказал Гете, например, о внутренней жизни Земли и ее дыхании. Здесь мы должны исходить из духовнонаучных результатов. Духовнонаучные результаты можно получить лишь при исследовании духовнонаучными средствами. И здесь мы подходим к той очень опасной области, где в отношении поднятых сегодня вопросов всякий, кто желает стоять на почве современной науки, будет говорить о фантазерстве духовной науки. Пусть его; но лучше бы он рассматривал то, о чем здесь говорится, в качестве стимула к познанию; доказательства он найдет, внимательно наблюдая жизнь.

Чтобы указать на это надлежащим образом, посмотрим, что говорит духовное исследование о самом человеке в отношении к окружающему его миру. С точки зрения духовной науки, человек принадлежит не только к чувственному миру, но и к духовным основам мира, стоящим за внешними фактами чувственного мира; человек лишь рождается из чувственного мира как чувственное существо. Но поскольку чувственное человеческое тело пронизано душой и духом, человек как душа и дух рожден из души и духа космоса. И только рассматривая дух и душу космоса, исходя из души и духа человека, мы можем немного заглянуть в то, что вправе назвать связью между человеком и космосом.

В предшествующих докладах мы говорили о многих явлениях внутренней жизни человеческой души. И душа человека предстала перед нами не просто как туманное образование, какова она для современной психологии. Мы выделили прежде всего тот член человеческой души, который называем душой ощущающей. В ней почти вслепую, едва осознавая себя, прокладывает себе путь человеческое Я, переживая там влечения радости и боли и всех внешних переживаний, приходящих к нему из внешнего мира через посредство тела ощущений. В пределах жизни души ощущающей Я уже существует, но еще ничего не знает о себе. Затем Я развивается дальше, и в этом процессе душа переходит ко второму члену, к душе рассудочной, или душе характера. А затем Я, работая в душе все дальше, созидает из души рассудочной душу сознательную. Итак, в строении человеческой души мы различаем три различных составных части: душу ощущающую, душу рассудочную, или душу характера, и душу сознательную. Я работает над этими тремя душевными членами, возводя человека ко все большему совершенству. Но эти три душевных члена, поскольку они существуют здесь, в мире, совершая свою работу в человеке и именно через человека, должны жить в его внешней телесности. Эти три душевных члена могут действовать на нашей Земле только через внешнюю телесность человека, и действуют они так, что прежде всего душа ощущающая имеет своим носителем и своим орудием тело ощущений, душа рассудочная — тот член человека, который мы в предшествующих докладах обозначили как эфирное, или жизненное тело, и лишь душа сознательная — то, что мы можем назвать физическим телом человека. Ведь в физической телесности человека мы опять-таки различаем прежде всего физическое тело, общее для него и всего, что есть в минеральном мире. Одновременно физическое тело является носителем души сознательной, т. е. оно есть не сама душа сознательная, но лишь ее орудие. Затем мы видим в человеке более высокий член его телесности, однородный теперь у него только со всем живым, с растительным миром. То, что действует в растении как функции роста, размножения и питания, действует и в человеке, но в человеке это связано с душой рассудочной, или душой характера. В то время как эфирное тело растения не пронизано душой рассудочной, эфирное тело становится в человеке одновременно носителем и орудием души рассудочной, или души характера, как физическое тело является носителем души сознательной. То, что из минерала делает кристалл, действуя внешне, в человеке пронизано душой сознательной. То, что в животном существует как астральное тело, сообщая ему животные влечения и страсти, в человеке становится еще более внутренним — и это носитель того, что мы называем душой ощущающей. Так душа ощущающая, душа рассудочная, или душа характера, и душа сознательная — три члена душевного начала в человеке — живут в тройственной телесности: в теле ощущений, в эфирном теле и теле физическом.

Так живет душа человека в состоянии бодрствования. Иначе живет она, когда человек спит. Тогда он оставляет в постели физическое и эфирное тела, а его астральное тело, его Я и душевные члены, т. е. душа рассудочная и душа сознательная, пронизывающие физическое и эфирное тела, выходят из физического и эфирного тел. Во время сна человек живет в духовном мире, который он, правда, не может воспринимать, поскольку здесь, на Земле, вынужден воспринимать окружающий мир посредством инструментов физического и эфирного тел. Как только он откладывает во время сна эти инструменты, он уже не в состоянии воспринимать этот духовный мир, ведь в современной повседневной жизни инструментов для этого у него нет. Рассматривая человека отдельно в состоянии бодрствования и в состоянии сна, мы оказываемся в особом положении: если человек находится в состоянии бодрствования, это состояние совпадает (правда, для современных людей не совсем точно, особенно в городах) с непосредственным воздействием Солнца на Землю. Достаточно лишь обратиться к простой сельской жизни, где человек еще в определенной степени сохранил это отношение между внешней природой и своей жизнью; там мы найдем, что человек бодрствует, когда светит Солнце, и в основном спит, когда Солнце заходит. Регулярная смена состояний сна и бодрствования у человека соответствует регулярному действию солнечного света на Землю и всему, что с этим связано. И когда говорится, что Солнце утром отсылает обратно в физическое тело человеческое Я с душой ощущающей, душой рассудочной и душой сознательной, что во время бодрствования человек видит все, что находится в его земном окружении, благодаря Солнцу, благодаря воздействию Солнца, это следует воспринимать не просто как образ, но как глубокую истину. Стало быть, именно Солнце стимулирует обычное восприятие жизни человеком, когда тот в состоянии бодрствования объединяет все свои сущностные члены. И, рассматривал жизнь углубленно, легко обнаружить, как Солнце обусловливает этот процесс.

Три вещи могут показать нам, в каком отношении человек находится к Земле и Солнцу. В отношении души — души ощущающей, души рассудочной и души сознательной — человек внутренне самостоятельное существо; но это не относится к их носителям: физическому телу, эфирному телу и телу ощущений. Ведь эти оболочки, эти носители и орудия трех душевных членов созданы из внешней вселенной. Раз они должны служить бодрствующему человеку, то создаются они посредством отношения Солнца к Земле. А происходит это так.

Душа ощущающая человека живет в теле ощущений. Это тело ощущений, внешнее орудие души ощущающей, в своем своеобразии зависит от того места на Земле, которое является — назовем это так — родиной человека. Родным ведь для человека является только вполне определенное место Земли, и далеко не безразлично, где человек родился: в Европе, Америке или Австралии. Это не отзывается непосредственно на его физическом и жизненном телах, но прямо сказывается на его теле ощущений. Если даже человек постоянно внутренне освобождается от тех внешних воздействий, которые отзываются на его теле ощущений, тем не менее именно у оседлых людей, у которых особенно развито чувство родины, души которых еще не преодолели власть телесности, чувство родины, зависимость от места рождения выражаются в том, что, оказавшись в другом месте, они становятся не только угрюмыми и недовольными, но из-за непривычного окружения могут даже заболеть; и для выздоровления им часто достаточно уже перспективы вернуться на родину, поскольку причины болезни кроются не в физическом или эфирном телах, но в теле ощущений, настроения, страсти и желания которого исходят непосредственно от чувственного окружения того места, в котором человек укоренился. Развиваясь все выше и становясь все более свободным, человек преодолевает как раз те влияния, которые приковывают его к Земле; но более широкий подход покажет нам, что положение человека на Земле меняется в зависимости от того, какое место он занимает относительно Солнца: солнечные лучи падают на каждое место Земли под определенным углом. Кто посмотрит на вещи шире, увидит, что в человеке все в некотором отношении зависит от места, где он живет. Мысля так, можно проследить, как совершенно определенные инстинкты, инстинктивные поступки, которые позже становятся элементами культуры, тоже зависят от того, где живут люди.

Рассмотрим две вещи в культурном развитии: употребление железа и использование в пищу молока определенных животных. Мы найдем, что эти две вещи — обработка железа и использование в пищу молока определенных животных — развились лишь в определенных районах Европы, Азии и Африки. В других областях Земли раньше ничего подобного не было. Эти два элемента культуры принесли туда европейские переселенцы. Можно совершенно точно проследить: по всей Сибири молоко животных употребляли в пищу с незапамятных времен — но этот обычай вдруг резко исчезает у Берингова моря, и ничего подобного невозможно найти у коренных жителей Америки. Так же обстоит дело и с железом.

Здесь видно, как определенные инстинкты (инстинкты коренятся в теле ощущений) связаны с определенным местом Земли, от которого зависит человек, а тем самым в первую очередь зависят от положения Земли по отношению к Солнцу.

Вторую зависимость мы можем охарактеризовать тем, что эфирное тело человека, носитель души рассудочной, проявляет в своей деятельности зависимость от смены времен года, и тем, что его обусловливает смена времен года, зависящая от положения Земли в отношении к Солнцу. Непосредственно доказать это можно, естественно, лишь духовнонаучно, но есть возможность, глядя на внешние факты земного развития, вновь убедиться в том, что это духов ненаучное положение верно. Подумайте о том, что на Земле лишь там, где действительно имеется равномерная смена времен года, может развиваться внутренняя подвижность души — в качестве души рассудочной, или души характера; это значит, что только в тех районах, где действительно существует равномерная смена времен года, в эфирном, или жизненном теле может развиться носитель и инструмент для души рассудочной, или души характера. Обратимся к крайнему северу. Там Вы увидите, насколько трудно будет душе, заимствовавшей орудия культуры из других областей, бороться с эфирным телом, подверженным там воздействию чрезмерно долгой зимы и короткого лета. Там душа рассудочная не в состоянии создать из эфирного тела такой инструмент, которым она могла бы управлять с легкостью. А перейдя к жаркой зоне, Вы найдете, что нерегулярная смена времен года влечет за собой апатию. Как во внешней природе в течение года в жизни растений сменяют друг друга разные силы, так и в эфирном теле человека в кругообороте времен года происходит смена тех сил, которые выражаются затем в настроениях весенней радости, тоски по лету, осенней печали, зимней безотрадности. Эта регулярная смена необходима при создании в эфирном теле человека соответствующего инструмента для души рассудочной. Здесь мы видим, как Солнце в своих отношениях к Земле работает над человеком.

А теперь мы переходим к физическому телу человека. Чтобы душа сознательная могла работать в физическом теле правильно, сам человек должен быть подчинен аналогичному процессу в отношении условий своей жизни, внешне проявляющихся как смена дня и ночи. Кто попробует обходиться без сна, вскоре заметит, насколько ему трудно правильно осмыслить окружающее. Регулярная смена сна и бодрствования, соответствующая в человеке тому, что вовне проявляется как смена дня и ночи, созидает наше физическое тело так, что оно может стать орудием души сознательной. Так и Солнце создает внешние оболочки человека. Мы видели, что происходит это трояким образом.

Но все иначе, когда человек спит. Неудивительно, что внешняя наука знает об этом мало, поскольку она имеет дело только с тем, что можно видеть; лишь духовное исследование имеет дело с тем, что выходит наружу по вечерам и пребывает (естественно, незримо для внешнего чувственного мира) в духовном мире. Если говорить о том, что теперь должно развиваться вне эфирного и физического тел человека, то что за влияния оказываются здесь извне? Что здесь следует принимать во внимание?

Духовная наука говорит, что если у бодрствующего человека определяющими являются только что описанные влияния, т. е. главным образом солнечные влияния, то у спящего происходят удивительные вещи. Сон оказывает воздействие и на дневные переживания, он возвращает нам израсходованные за день силы. Во сне мы получаем из другого мира компенсацию за то, что израсходовали за день. Есть ли возможность проследить здесь внешние влияния таким же образом, как мы описали это для дневных условий? Да, есть. И здесь это удивительным образом совпадает с длительностью лунных фаз. Я отнюдь не утверждаю, что это совпадает с фазами Луны или что лунные фазы оказывают соответствующее воздействие, я только говорю, что эти ночные воздействия протекают в определенной последовательности, которую можно сравнить с последовательностью лунных фаз. Вы можете составить об этом некоторое представление, если подумаете вот о чем. На двух примерах я Вам покажу, в чем здесь дело. Внешние доказательства того, что я сейчас говорю и что является результатом духовного исследования, Вы найдете, если станете внимательно искать их в том, что Вам иногда открывается в жизни того или иного человека.

Вам уже не раз доводилось слышать, что люди, склонные к продуктивному мышлению и игре фантазии, могут предаваться последнему занятию не всегда одинаково свободно. Разве Вам не приходилось слышать, что поэты, серьезно относящиеся к своему делу, иногда говорят: «Сейчас нет никакого настроения!» — и откладывают перо? Это общеизвестно. Только этот процесс, поскольку он относится к тонким сторонам жизни, проследить невозможно. Склонные к самонаблюдению люди заметят, что те периоды продуктивного мышления, которые требуют от человека настроения, фантазии и некоторого энтузиазма, удивительным образом сменяются другими, когда они более расположены переносить эти настроения, эти образы фантазии на бумагу или проявлять в мышлении. Несомненно, такая смена имеет место. Люди, умеющие это замечать, знают, что у души есть четырнадцатидневный продуктивный период. Когда он проходит, у людей, которые имеют дело с определенной работой мысли, наступает своего рода истощение. Пусть художники или литераторы обратят на это внимание; они увидят, каким образом это подтверждается: по окончании этого продуктивного периода они ничего не могут из себя выжать. Тогда душа похожа выжатый лимон. Но тогда она может приступить к переработке добытого материала волевым путем. Поэты или художники, естественно, не всегда обращают на это внимание; но они знают: когда они в таком настроении, то могут петь, писать или рисовать, а в другое время дело не пойдет, поскольку для них наступил период непродуктивности. Дневные обстоятельства никак здесь не сказываются — в противовес тому периоду, когда душа вместе с Я находятся вне физического и эфирного тел. Тогда в человека, независимого от физического и эфирного тел, в течение четырнадцатидневного периода как бы вливаются продуктивные силы, в то время как, с другой стороны, когда наступают следующие четырнадцать дней, никакие продуктивные силы в него не вливаются. Таков ритм. Но это явление, относящееся к различным внутренним душевным силам, имеет место у всех; только у тех людей, о которых сейчас шла речь, оно выражено более отчетливо.

Однако более явное подтверждение этому предоставляет истинное, подлинное духовное исследование. Оно может быть предпринято отнюдь не всегда и в любой момент, но тоже подчинено определенному ритму. Я говорю о том, о чем не говорит никто, но это так. При духовном исследовании человек, разумеется, не впадает в состояние сна. Ведь как раз для своих, для знающих, Мировой Дух никогда не спит! Тут человек попадает в такое состояние, когда его физическое тело нечувствительно в отношении того, что приходит из чувственного мира. Но и находясь вне физического и эфирного тел, он не спит. Ведь благодаря медитации, концентрации и т. д. он выработал в себе способность сохранять сознание при выходе из физического и эфирного тел, не погружаясь в состояние сна: здесь он может воспринимать духовный мир. У стоящего на высоте нашего времени исследователя духа опять-таки есть два резко отличающихся друг от друга периода: первый, опять-таки четырнадцатидневный, когда он может производить наблюдения, когда его чувства особенно интенсивны, когда со всех сторон приходят факты духовного мира, и второй, когда благодаря способностям, воспринятым им за первый период, он предрасположен пронизывать и прорабатывать мышлением эти откровения духовного мира, эти наития и образы и придавать им строго научную форму. Периоды мыслительной деятельности и вдохновения ритмично сменяют друг друга. Здесь исследователю духа нет необходимости регистрировать внешние факты; он просто видит, что эти периоды сменяют друг друга, подобно полнолунию и новолунию. Но при этом опять-таки следует отметить, что с полнолунием и новолунием можно сравнить только их ритмичную смену; период вдохновения не совпадает с полнолунием, а период проработки — с новолунием; с новолунием и полнолунием можно сравнить лишь ритмичное чередование этих периодов и их фаз. В чем тут дело?