Вопрос пятнадцатый Кто?

Вопрос пятнадцатый

Кто?

Можно, я признаюсь? Важно ли, что, будучи студентом, я неправильно записал имя Данте Габриэля Россетти, решив, что это Габриэла Россетти, что это женщина? А что мы вообще знаем о Данте Габриэле Россетти? Был ли он британским поэтом, несмотря на то, что его итальянские родители назвали его в честь итальянского поэта? И считать ли его поэтом, если больше известны его живописные произведения? Можем ли мы называть его поэтом хотя бы на основании того, что поэт – это тот, кто должен задавать вопросы?

«Что без неё то зеркало? Пустой

Прудок, где блики лунные истлели.

А платье? Сгусток туч, не зная цели,

Летающий безлунной сиротой».[13]

Разве поэты не задают вопросов? Не спрашивал ли Джон Китс – почему?

«Смеялся я сейчас – но почему?»[14]

Не спрашивал ли где?

«Где песни дней весенних, где они?»[15]

и

«Погоди, недотрога! КУДА ты спешишь

С хутора по тропинке?

Девонширская фея, расскажи мне скорее,

Что лежит у тебя в корзинке?»[16]

И кроме всего, кто?

«Кто смеет мне сказать: «Иди» иль «Стой»?

Кто отвратит от цели неизменной?»[17]

Но не поднимает ли простое цитирование Китса вопрос «кто»? Кто может цитировать Китса и быть уверенным, что это не Шелли? Не потому ли так важно быть уверенным, что обязательно найдется кто-нибудь, кто скажет: «Нет, это же Шелли»? Хотя умнее было бы спросить: «А не Шелли ли это?»

Как различить двух английских поэтов эпохи романтизма, которые жили в одно и то же время и оба умерли очень молодыми? Не задавал ли Шелли вопросов, подобно Китсу? Не спрашивал ли он как?

«Как сможет хоть когда-нибудь такой, как я,

Отвоевать тебя обратно?»

И не потому ль?

«Не потому ль ты так бледна,

Что над землей вставать устала?

Блуждая в небесах одна,

Ты улыбаться перестала

И, бесконечный обойдя простор,

Остановить нигде не можешь взор…»[18]

Но любил ли он вопросы в той же степени, что и Китс? Ведь даже в поэме Шелли «Вопрос» (это ведь Шелли, да? Не Китс?) спрашивается куда больше, чем просто в самом конце кому отдать букетик? Можем ли мы сказать, что по-настоящему задавал вопросы именно Китс?

Или, может быть, более существенный вопрос «кто» задал испанский поэт знаменитого «поколения 1898» Антонио Мачадо, когда сказал: «Ответь мне – С кем я говорю?» Не раскрыл ли он еще в большей степени вопрос «кто», когда затем спросил: «Какая разница, кто я?» И не подходящий ли это вопрос для человека, чье имя даже длиннее, чем у Токвиля, – Антонио-Киприано-Хосе-Мария-и-Франсико де Санта Ана Мачадо-и-Руис?

«Чего она хочет?»