(г) Рыночная ориентация

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

(г) Рыночная ориентация

Рыночная ориентация как доминирующая развилась только в наше время. Чтобы понять ее природу, нужно рассмотреть экономическую функцию рынка в современном обществе в качестве не только аналогии этой ориентации характера, но и в качестве основы и главного условия ее развития.

Одним из древнейших экономических механизмов является бартер. Традиционный местный рынок, однако, радикально отличается от рынка, развившегося при современном капитализме. Товарообмен на местном рынке предоставлял возможность встретиться с другими людьми для обмена товарами. Производители и потребители знакомились друг с другом; они составляли относительно маленькие группы, спрос был более или менее известен, так что производитель мог поставлять товары, учитывая этот специфический спрос.

Современный рынок[40] более не является местом встречи; это механизм, характеризуемый абстрактным и безличным спросом. Производитель ориентируется на этот рынок, а не на известный ему круг потребителей, его вердикт основывается на законах спроса и предложения, и он определяет, будет ли товар продаваться и по какой цене. Не имеет значения, например, какую потребительскую ценность имеет пара ботинок; если предложение превышает спрос, некоторые разновидности ботинок будут обречены на экономическую смерть – они вполне могли не производиться вообще. Рыночный день – это «судный день» в отношении меновой стоимости товара.

Читатель может возразить, что такое описание рынка излишне упрощенно. Производитель старается заранее судить о спросе, а в условиях монополии даже в определенной мере может его контролировать. Тем не менее регулирующая функция рынка была и остается достаточно действенной, чтобы оказывать глубокое воздействие на формирование характера городского среднего класса, а благодаря его социальному и культурному влиянию и на все население. Рыночная концепция цены, преимущество меновой стоимости перед потребительской привели к распространению сходного представления о ценности людей и в особенности себя. Ориентацию характера, коренящуюся в восприятии себя как товара и собственной ценности как меновой стоимости, я называю рыночной ориентацией.

В наше время в результате развития нового рынка – «личностного рынка», являющегося феноменом последних десятилетий, частота рыночной ориентации быстро растет. Клерки и продавцы, менеджеры и врачи, юристы и художники – все они представлены на рынке. Несомненно, их легальный статус и экономическое положение различны: некоторые независимы и взимают за свои услуги гонорар, другие – наемные работники, получающие заработную плату. Однако все они зависят от своего материального успеха в плане личностного восприятия теми, кто нуждается в их услугах или нанимает их.

Принцип оценки один и тот же на личностном рынке и на рынке товаров: в одном случае на продажу выставлены личности, в другом – товары. Цена в обоих случаях определяется меновой стоимостью, для определения которой потребительская ценность условие необходимое, но не достаточное. Действительно, наша экономическая система не могла бы функционировать, если бы люди не были квалифицированы в той конкретной области, в которой должны трудиться, и обладали только привлекательными личностными качествами. Даже самые приятные манеры и прекрасно обставленная приемная на Парк-авеню не обеспечили бы успех нью-йоркскому врачу, если бы он не обладал минимумом медицинских знаний и умений. Даже необыкновенная обаятельность не помешала бы увольнению секретарши, если бы она не умела достаточно быстро печатать. Однако если мы зададимся вопросом, какова относительная весомость мастерства и личности как условия успеха, мы обнаружим, что лишь в исключительных случаях успех по преимуществу является результатом умений и некоторых других человеческих качеств, таких как честность, порядочность и искренность. Хотя соотношение умений и человеческих качеств, с одной стороны, и «личности» – с другой, как предпосылка успеха меняется, решающую роль всегда играет «личностный фактор». Успех в значительной степени зависит от того, насколько успешно человек продает себя на рынке, как умело он преподносит свою личность, насколько хорошо «упакован», выглядит ли «жизнерадостным», «здравомыслящим», «агрессивным», «надежным», «амбициозным»; кроме того, важно, из какой семьи он происходит, членом каких клубов является, знает ли нужных людей. Требуемый тип личности в некоторой мере зависит от конкретной области, в которой человек работает. Биржевой маклер, продавец, секретарь, железнодорожный служащий, профессор колледжа или менеджер отеля должны предлагать соответствующий тип личности; несмотря на все различия, они должны удовлетворять одному условию: пользоваться спросом.

Тот факт, что для достижения успеха недостаточно обладать мастерством и необходимыми для выполнения задания знаниями, но нужно быть в состоянии «заставить поверить» в свою личность, конкурируя со многими другими, формирует установку в отношении самого себя. Если бы для того, чтобы заработать себе на жизнь, было достаточно полагаться на свои знания и умения, самооценка была бы пропорциональна способностям, т. е. потребительской ценности; однако в силу того, что успех зависит по большей части от того, насколько удачно человек «продает» себя, он воспринимает себя как товар, или скорее как продавца и товар одновременно. Человек озабочивается не своей жизнью и счастьем, а тем, насколько он продаваем. Такое чувство можно было бы сравнить с ощущениями товара, например, с ощущениями сумок на прилавке, будь они способны чувствовать и мыслить. Каждая сумка старалась бы сделать себя как можно более «притягательной», чтобы привлечь покупателей, и выглядеть как можно более дорогой, чтобы продаться по более высокой цене, чем соперницы. Сумка, проданная дороже всех, ликовала бы, поскольку это значило бы, что она самая «ценная»; сумка же, оставшаяся непроданной, ощущала бы печаль и уверилась в собственной никчемности. Такая участь могла бы выпасть сумке, которая, несмотря на прекрасный внешний вид и удобство, имела несчастье устареть из-за перемены моды.

Как и сумка, человек на личностном рынке должен быть в моде, а для этого ему нужно знать, какого рода личность больше всего пользуется спросом. Такое знание в целом распространяется благодаря всему процессу образования, от детского сада до колледжа, и дополняется в семье. Впрочем, знаний, полученных на такой ранней стадии, недостаточно; они подчеркивают только некоторые общие качества, такие как приспособляемость, амбициозность, восприимчивость к меняющимся ожиданиям окружающих. Более специфическую картину модели успеха можно получить в другом месте. Иллюстрированные журналы, газеты, кинохроника приводят портреты и описания жизни людей, добившихся успеха в различных областях. Ту же функцию имеет и реклама. Изображение преуспевающего бизнесмена в рекламе мужской одежды создает образ того, как нужно выглядеть и каким быть, если рассчитываешь получить по-настоящему «большие деньги» на современном личностном рынке.

Самым важным источником, распространяющим образцы желательного личностного паттерна среди обывателей, является кино. Молодая девушка старается копировать выражение лица, прическу, жесты высокооплачиваемой звезды, считая это самым многообещающим путем к успеху. Молодой человек старается выглядеть и вести себя как модель, которую он увидел на экране. Хотя средний гражданин мало соприкасается с жизнью людей, добившихся наибольшего успеха, его отношение к кинозвездам совсем иное. Правда, с ними он тоже на самом деле не соприкасается, но может снова и снова видеть их на экране, может писать им и получать автографы. В отличие от тех времен, когда актер обладал низким общественным положением, но тем не менее передавал своей аудитории творения великих поэтов, наши кинозвезды не служат великим произведениям искусства или идеям, которые они могли бы распространять; их функция – служить связующим звеном между средним зрителем и миром «великих». Даже если человек не может рассчитывать стать столь же успешным, он может стараться подражать им; они – его святыни, благодаря своему успеху они воплощают нормы жизни.

Поскольку современный человек ощущает себя и продавцом, и товаром, продающимся на рынке, его самооценка зависит от находящихся вне его контроля обстоятельств. Если он «успешен», он ценен; если нет – ценности не имеет. Едва ли можно переоценить степень неуверенности, вызванной подобной ориентацией. Если человек чувствует, что его ценность не связана в первую очередь с теми человеческими качествами, которые ему присущи, а зависит только от успеха на рынке конкуренции с постоянно меняющимися условиями, его самооценка неизбежно оказывается шаткой и вечно требующей подтверждения другими. Поэтому человек безжалостно принуждается стремиться к успеху, и любая неудача оказывается серьезной угрозой самоуважению; в результате возникают беспомощность, неуверенность, чувство неполноценности. Если мерилом ценности человека становятся причуды рынка, страдают чувство собственного достоинства и гордость.

Однако проблема касается не только самооценки и самоуважения, но и восприятия себя как независимого существа, самоидентичности. Как мы увидим ниже, зрелый и продуктивный индивид черпает чувство идентичности из ощущения себя творцом, единым со своими силами; это чувство самости может быть кратко выражено выражением «я то, что я делаю». При рыночной ориентации человек воспринимает собственные силы как товар, отчужденный от него. Он не един с ними, они скрыты от него, поскольку значение имеет не его самореализация в процессе их использования, а успех в их продаже. И силы, и то, что они создают, оказываются чем-то отчужденным, чем-то отличающимся от человека, чем-то, что оценивают и используют другие; таким образом, чувство идентичности делается таким же шатким, как самоуважение; оно создается как итоговая сумма ролей, которые человек может играть: «Я то, чем вы хотите меня видеть».

Такое состояние самости Г. Ибсен выразил в Пер Гюнте: Пер Гюнт пытается открыть свое Я и обнаруживает, что подобен луковице – снимая один слой за другим, не найдешь ядра. Поскольку человек не может жить, сомневаясь в своей идентичности, при рыночной ориентации он должен искать уверенность в идентичности не в самом себе и в своих силах, а в мнении о себе других. Его престиж, статус, успех, тот факт, что он известен другим как определенная персона, оказываются заменой подлинного чувства идентичности. Такая ситуация делает человека полностью зависимым от того, как смотрят на него другие, и вынуждает продолжать играть роль, в которой он однажды добился успеха. Если Я и мои силы отделены друг от друга, то действительно мое Я формируется ценой, которую за меня дают.

То, как человек воспринимает других, не отличается от того, как он воспринимает себя[41]. Другие рассматриваются как товар, подобно себе; они тоже представляют не себя самих, а свою продаваемую часть. Различия между людьми сводятся всего лишь к количественным различиям в успешности и привлекательности, а значит, ценности. Этот процесс не отличается от того, что происходит на рынке с товарами. Картина и пара ботинок одинаково могут быть выражены в их меновой стоимости и к ней сведены, сведены к их цене: столько-то пар ботинок «равны» одной картине. Точно так же разница между людьми сводится к общему элементу – их рыночной цене. Их индивидуальность, то, что в них есть своеобразного, уникального, цены не имеет и является, по сути, балластом. Значение, которое приобрело слово «своеобразие», весьма характерно для такой установки. Вместо того чтобы обозначать величайшее достижение человека – то, что ему удалось развить свою личность, – оно стало почти синонимом слова «странность». Слово «равенство» также изменило свое значение. Идея, согласно которой все люди созданы равными, предполагает, что все люди обладают одинаковым фундаментальным правом рассматриваться как самоцель, а не как средство. Сегодня «равенство» стало эквивалентом взаимозаменяемости и, по сути, отрицает индивидуальность. Равенство, вместо того чтобы быть условием развития своеобразия каждого человека, стало означать уничтожение индивидуальности, подавление собственного Я, характерное для рыночной ориентации. Равенство предполагало различия, а сделалось синонимом «без-различия», и действительно: безразличие – именно то, что характеризует отношение современного человека к себе и к другим.

Эти условия неизбежно окрашивают все человеческие взаимоотношения. Когда индивидуальным Я пренебрегают, отношения между людьми по необходимости становятся поверхностными, потому что в отношения вступают не сами личности, а взаимозаменяемые товары. Люди не способны, да и не могут себе позволить интересоваться тем, что есть уникального и «своеобразного» друг в друге. Впрочем, рынок порождает своего рода товарищество. Каждый участвует в той же конкурентной борьбе, разделяет то же стремление к успеху, все находятся в одинаковых условиях рынка (или по крайней мере думают, что это так). Каждый знает, что чувствуют другие, потому что все находятся в одной лодке: одинокие, боящиеся неудачи, жаждущие угодить; в этой битве не щадят и не ждут пощады.

Поверхностный характер человеческих отношений заставляет многих надеяться, что они могут найти глубину и силу чувств в индивидуальной любви. Однако любовь к одному человеку и любовь к ближнему неразделимы; в каждой культуре любовные отношения есть всего лишь более выраженное свидетельство связей между людьми, преобладающих в данной культуре. Поэтому ожидать, что одиночество человека, коренящееся в рыночной ориентации, может быть исцелено индивидуальной любовью, – иллюзия.

Рыночная ориентация определяет не только чувства, но и мышление. Мышление приобретает функцию как можно более быстрого схватывания явлений, чтобы быть в состоянии успешно ими манипулировать. Широкое и эффективное образование ведет к высокому уровню интеллекта, но не разума[42]. Для манипулирования необходимы лишь поверхностные, неглубокие знания. Истина, для раскрытия которой нужно проникнуть в суть феномена, делается устаревшим понятием – истина не только в донаучном понимании «абсолютной» истины, догматически отстаиваемой без оглядки на эмпирические данные, но также и в смысле истины, добытой человеческим разумом на основании наблюдений и открытой для пересмотра. Большинство тестов интеллекта приспособлены к такому типу мышления, они измеряют не столько способности к рассуждению и пониманию, сколько способность быстрой мысленной адаптации к данной ситуации: для них подходящим названием было бы «тесты мысленного приспособления»[43].

Сутью такого типа мышления является применение категорий сравнения и количественных измерений, а не исчерпывающего анализа рассматриваемого феномена и его качеств. Все проблемы одинаково «интересны», а относительные различия в их важности не учитываются. Сами знания делаются товаром. Здесь также человек отчуждается от его собственной силы, а мышление и знания воспринимаются как инструмент для получения результата. Познание человеком самого себя, психология, которые согласно великой традиции западной мысли рассматривались как условие добродетели, правильной жизни, счастья, выродились в орудие для лучшей манипуляции другими и собой, исследования рынка, политической пропаганды, рекламы и т. д.

Несомненно, такой тип мышления оказал глубочайшее воздействие на нашу систему образования. От начальной школы до высшей целью образования стало накопление как можно большего объема информации, полезной в рыночных целях. Студентам приходится выучивать столько всего, что у них почти не остается времени и энергии на то, чтобы думать. Не интерес к изучаемому предмету или к познанию как таковому, а увеличение знаний, имеющих меновую стоимость, становится побудительным мотивом получения более широкого и лучшего образования. Сегодня мы наблюдаем огромный энтузиазм по поводу знаний и образования, но в то же время скептическое или неодобрительное отношение к предположительно непрактичным и бесполезным размышлениям, посвященным «всего лишь» истине, не имеющим ценности на рынке.

Хотя я представил рыночную ориентацию как одну из непродуктивных, она во многих отношениях настолько своеобразна, что ее можно выделить в отдельную категорию. Рецептивная, эксплуататорская и накопительская ориентации имеют одну общую особенность: каждая из них представляет собой одну из форм человеческого реагирования, которая, будучи доминирующей в человеке, специфична для него и его характеризует. (Ниже будет показано, что четыре описанные ориентации не обязательно говорят о негативных качествах, о которых шла речь до сих пор[44].) Однако рыночная ориентация не развивает нечто, потенциально наличествующее в человеке (если только не сделать абсурдного допущения, что «ничто» также есть часть человеческой сущности); сама ее природа заключается в том, что никакой специфической и постоянной принадлежности к чему-то не развивается, а единственным перманентным свойством является изменчивость установок. При рыночной ориентации развиваются те качества, которые наилучшим образом продаются. Преобладающей оказывается не какая-то определенная установка, а пустота, которая может скорейшим образом заполняться желательным качеством. Это качество, впрочем, перестает быть таковым в полном смысле слова; это только роль, притворство качеством, которое с готовностью можно заменить другим, более желательным. Например, иногда бывает желательна респектабельность. В определенных областях бизнеса сотрудник должен производить на публику впечатление надежности, трезвости, респектабельности, которые действительно были присущи многим предпринимателям XIX века. Теперь же клиент ищет человека, который внушает доверие, потому что выглядит так, будто в самом деле обладает этими качествами; на личностном рынке такой сотрудник продает свою способность производить желаемое впечатление; что он за человек вне пределов данной роли, значения не имеет и никого не интересует. Он и сам интересуется не собственной честностью, а тем, что сможет за нее выручить на рынке. Предпосылка рыночной ориентации – пустота, отсутствие каких-либо особых качеств; это обстоятельство остается неизменным, поскольку любая устойчивая черта характера могла бы однажды вступить в противоречие с требованиями рынка. Некоторые роли оказались бы несовместимы с особенностями человека, поэтому их нужно устранить – не роли, а особенности. Рыночная личность должна быть свободной, свободной от всякого своеобразия.

Ориентации характера, описывавшиеся до сих пор, ни в коей мере не так отделены друг от друга, как может показаться из этого очерка. Рецептивная ориентация, например, может быть доминирующей, но обычно она смешана с какой-либо одной или со всеми другими ориентациями. Хотя ниже я рассмотрю сочетания различных ориентаций, хочу подчеркнуть, что все они являются частью человеческого оснащения, и доминирование любой конкретной ориентации в значительной мере зависит от особенностей культуры, в которой человек живет. Хотя более подробный анализ взаимосвязей между различными ориентациями и социальными паттернами должен быть предметом исследования, в первую очередь рассматривающего проблемы социальной психологии, хотелось бы высказать здесь предварительную гипотезу о том, какие общественные условия способствуют доминированию того или иного из четырех непродуктивных типов. Следует отметить, что важность изучения корреляции между ориентацией характера и социальной структурой связана не только с тем, что она помогает понять некоторые из наиболее значимых причин формирования характера, но и с тем, что специфические ориентации – в той мере, в какой они являются общими для большинства представителей определенной культуры или социального класса – являются мощными эмоциональными факторами, действие которых мы должны знать, чтобы понимать функционирование общества. Учитывая то внимание, которое теперь уделяется воздействию культуры на личность, я хотел бы отметить, что связь между культурой и индивидом не следует понимать просто в том смысле, что культурные модели и учреждения «влияют» на человека. Взаимодействие захватывает гораздо более глубокие слои; вся личность среднего человека формируется тем, как люди относятся друг к другу, и определяется социоэкономическим и политическим устройством общества в такой степени, что в принципе на основании анализа одного индивида можно вывести представление обо всей социальной структуре, в которой он живет.

Рецептивная ориентация часто обнаруживается в обществах, в которых право одной группы эксплуатировать другую твердо установлено. Поскольку эксплуатируемая группа не в силах изменить существующую ситуацию и даже не имеет об этом представления, ее представители склонны смотреть на своих господ как на благодетелей, тех, от кого они получают все, что может дать жизнь. Как бы мало раб ни получал, ему кажется, что собственными усилиями он добился бы еще меньшего, потому что в существующей структуре общества ему внушили, что он не способен управлять им и полагаться на собственные труды и разум. При первом взгляде на современную американскую культуру представляется, что в ней рецептивная ориентация полностью отсутствует. Вся наша культура, ее идеи, ее практика отвергают рецептивную ориентацию и акцентируют необходимость для каждого самому о себе заботиться, нести ответственность за себя, проявлять инициативу, если он хочет «чего-то достичь». Однако хотя рецептивная ориентация не поощряется, она вовсе не отсутствует. Необходимость в конформизме и угождении вызывает чувство беспомощности, в котором коренится скрытая рецептивность современного человека. Это особенно проявляется в отношении к «экспертам» и общественному мнению. Люди полагают, что в любой области существует эксперт, который скажет им, как обстоят дела и что они должны делать, а все, что требуется от них, – всего лишь слушать и воспринимать его идеи. Существуют эксперты в науке, эксперты по достижению счастья, а писатели превращаются в экспертов в науке жизни только потому, что они авторы бестселлеров. Эта трудноуловимая, но распространенная рецептивность принимает довольно гротескные формы в современном «фольклоре», порождаемом рекламой. Хотя все знают, что в реальности схемы быстрого обогащения не работают, широко распространены мечтания о жизни без усилий. Отчасти это выражается в использовании гаджетов: автомобиль, не нуждающийся в переключении скоростей, ручка, с которой не нужно снимать колпачок, – это лишь наудачу взятые примеры подобной фантазии. Более всего рецептивность распространена в схемах, касающихся счастья. Вот очень характерная цитата. «Эта книга, – пишет автор, – расскажет вам, как стать вдвое счастливее, здоровее, энергичнее, увереннее в себе, способнее и беззаботнее, чем вы когда-либо были. От вас не требуется выполнять трудоемкую умственную или физическую программу, все гораздо проще. Приводимый маршрут к обещанному благоденствию может показаться странным – ведь немногие из нас могут представить себе получение благ без труда. Тем не менее это так, как вы увидите»[45].

Эксплуататорский характер с его девизом «Я беру то, что мне нужно» восходит к пиратским и феодальным временам и прослеживается у баронов-грабителей XIX века, эксплуатировавших природные ресурсы континента. «Парии» и «авантюристы», по терминологии М. Вебера, рыскавшие в поисках наживы, были людьми именно такого склада, людьми, целью которых было дешево купить и дорого продать и кто безжалостно пролагал себе путь к власти и богатству. Свободный рынок XVIII–XIX веков с его условиями конкуренции вскармливал именно такой тип. Наш век видит возрождение неприкрытой эксплуатации в авторитарных системах, пытающихся пользоваться природными и трудовыми ресурсами – не только собственной страны, но любой другой, которую им по силам захватить. Они провозгласили право сильного и прибегли к рационализации, ссылаясь на закон природы, согласно которому выживает сильнейший; любовь и порядочность были объявлены признаками слабости, мышление стало считаться занятием трусов и дегенератов.

В XVIII–XIX веках накопительская ориентация существовала бок о бок с эксплуататорской. Представители накопительского типа были консервативными, менее заинтересованными в безжалостном захвате, чем в методическом экономическом накоплении, основанном на разумных принципах и на сохранении приобретенного. Для такого человека собственность была символом его Я, а ее защита – высшей ценностью. Такая ориентация давала индивиду уверенность и безопасность; собственность и семья, защищенные относительно устойчивыми условиями жизни в XIX веке, составляли безопасный и управляемый мир. Пуританская этика с ее упором на трудолюбии и успехе как свидетельствах добродетели укрепляла чувство безопасности и придавала жизни смысл и чувство выполнения религиозного долга. Такая комбинация стабильного мира, стабильной собственности и стабильной этики давала членам среднего класса чувство принадлежности, уверенности в себе, гордости.

Рыночная ориентация не порождена XVIII и XIX веками; она, несомненно, современный продукт. Только недавно упаковка, ярлык, название марки стали важны – как применительно к товарам, так и применительно к людям. Доктрина труда утратила вес, а доктрина продажи стала главной. В феодальные времена социальная мобильность была чрезвычайно ограничена, использовать собственные личностные качества, чтобы пробиться наверх, было невозможно. В годы конкурентного рынка социальная мобильность стала относительно значительной, особенно в Соединенных Штатах: если человек выполнял свои обязательства, он мог преуспеть. Сегодня возможности отдельного индивида своими силами сделать состояние по сравнению с предыдущим периодом значительно уменьшились. Тот, кто хочет пробиться наверх, должен принадлежать к большой организации, и способность играть ожидаемую роль оказывается его основным достоинством.

Обезличение, пустота, бессмысленность жизни, превращение индивида в автомат ведут к росту неудовлетворенности и потребности в поиске более адекватного образа жизни и норм, которые могли бы к этому направлять. Продуктивная ориентация, которую я собираюсь теперь рассмотреть, указывает на тип характера, в котором рост и развитие всех возможностей человека есть цель, которой подчинены все его действия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.