Рыночная экономика и социальное государство в ситуации кризиса

Рыночная экономика и социальное государство в ситуации кризиса

Либеральная демократия была последние десятилетия самым тесным образом переплетена с процветающей экономикой и с расширением социального государства. Переплетение демократии с социальным рыночным хозяйством заходило порой настолько далеко, что для многих людей они сливались воедино.

Если бы такое слияние существовало в действительности, то выживание либеральной демократии зависело бы в существенной мере от сохранения достигнутого уровня социальной безопасности и благосостояния. Иначе произойдет то, что мы наблюдаем сегодня повсеместно в Восточной Европе: увидев, что рынок не приносит обещанного благосостояния, люди отворачиваются не только от рыночной экономики, но в то же время и от демократии. До этого в Германии дело еще не дошло, но тенденций к движению именно в данном направлении предостаточно. В дальнейшем пойдет речь о кризисе рыночной экономики и социального государства. Оба явления теснейшим образом взаимосвязаны. Социальное государство невозможно сохранить без процветающей экономики, а свободный тип экономики может процветать только при условии социального мира в обществе.

Перейдем теперь к вопросу о кризисных явлениях в германской экономике. Предсказать, какая политическая и экономическая ситуация будет к 2000 году, можно лишь с относительной степенью уверенности. Предсказуемость исторических процессов сегодня вообще чрезвычайно проблематична. Браться за такое трудное дело можно лишь при следующих оговорках.

Во-первых, прогнозировать можно только по логике "если - то". Я прогнозирую не то, какое явление произойдет фактически, а беру совершенно определенные условия и говорю: если будут иметь место эти условия, то последствия будут такими-то. Серьезные прогнозы не могут выйти за рамки гипотезы.

Во-вторых, прогнозы всегда возможны лишь избирательным образом. Это значит, что можно вычленить из целого лишь какую-то часть и попытаться сделать прогноз с определенными ограничениями или оговорками. Вероятно, можно предсказать, каковы будут последствия, если сохранятся определенные политические процессы в Германии. Но общий ход истории в принципе непредсказуем. В истории всегда наступают скорее явления неожиданные. Эту мысль можно продемонстрировать на одном совершенно однозначном примере, а именно на примере объединения Германии. Еще несколько лет тому назад никто даже и не рассчитывал на воссоединение Германии.

Статус германской экономики в Европе и в мире в результате воссоединения страны радикально изменился. И как только выдвигались какие-то прогнозы, уже несколько месяцев спустя они опровергались жизнью. Это означает: историческое развитие носит случайный характер. Не существует правил и законов, которые определяли бы ход истории, подобно тому примерно, как естественные науки судят о неких общих законах природы.

Мне вновь хотелось бы повторить в этой связи, что мы имеем дело ныне с историческим переломом. То, что было верно вчера, сегодня уже вообще неверно или сохраняет свою значимость лишь частично. Что возникает в результате этого исторического перелома - это "терра инкогнито", неизвестная земля, требующая совершенно новых подходов. Изменившееся политическое и экономическое положение заставляют нас заново продумать состояние социального государства, а также экономические стратегии и структуры управления экономикой.

Тезис мой следующий: именно в переломные периоды для лиц, в прерогативу которых входит принятие решений в экономике, существенное значение имеет политическое и историческое мышление. Важной предпосылкой успеха на мировом рынке является умение правильно оценить не только экономическое положение, но и политическую и культурную ситуацию. Я сомневаюсь в том, способны ли осуществить такой анализ ситуации и сделать соответствующие выводы предприниматели, скованные либеральным, то есть внеисторическим, аполитичным мышлением в духе экономизма и моделирования, рассматривающим мир не как совокупность народов и культур, а как массу потребителей.

Основной вопрос, встающий перед деятелями, полномочными принимать решения в экономике, касается оценки действительной глубины, качества и масштабов нынешних переломных процессов. Для старых земель ФРГ и их политиков проблема не в последнюю очередь состоит в том, что они не поставили население в известность относительно всего объема и качества этого переломного исторического процесса. И чем позже мы обратимся к этому вызову времени, тем дороже нам придется платить.

Весь мировой порядок рухнул на наших глазах как карточный домик. Существовавшая с 1945 года биполярная система прекратила свое существование в течение нескольких лет. Однако мы отнюдь не движемся к какому-то новому порядку, в котором мы могли бы наслаждаться долгожданными плодами мира. Напротив, мир стал во многих отношениях опаснее, нестабильнее, чем прежде. Тесное переплетение и взаимосвязь экономик отдельных стран в системе мировой экономики означает новый вызов для тех, кто несет ответственность за экономическую политику в каждой стране.

Соперничество на мировом рынке, который становится все более единым, означает, что все более крупные предприятия, а вместе с ними и малые, должны иметь концепции своего планирования в глобальных масштабах, с учетом глобальных процессов. Америка уже столкнулась с экономическими трудностями в этой области. Если мы представим себе, что может ожидать и нас самих в этой связи, то станет ясно, что на мировом рынке предстоит появление новых сил и новые схватки.

Тут нужно назвать не только Японию, но и страны всего восточно-азиатского региона в широком смысле слова. Этот регион подготавливает свою экономическую экспансию с планомерностью, характерной для операции генерального штаба. Весь имеющийся потенциал ресурсов сознательно направлен там на достижение определенных экономических и политических целей. Наибольших успехов достигли уже в этом прежде всего Япония и Южная Корея, и они способны последовательно укреплять свои позиции на мировом рынке. Укрепление позиций одних стран на мировом рынке означает вытеснение с этого рынка других. В разработке электронных микрочипсов Япония совершила уже такой рывок, что догнать ее здесь едва ли возможно.

Франц-Йозеф Штраус всегда говорил, что столкновения всемирно-политического значения будут происходить в будущем не непосредственно в военной области. Борьба переносится в научные лаборатории, где и будет предрешаться исход схваток.

Речь идет при этом о способности к обновлению в области техники, об умении быстро претворить данные науки в новые технологии. Благодаря этому на предприятиях могут создаваться новые организационные и производственные структуры с квалифицированными кадрами. Тогда становится возможным оперативное завоевание новых рынков. В результате инвестиций создаются новые рабочие места, что в свою очередь повышает налоговые доходы государства и способствует тем самым укреплению социальной безопасности. И на этой основе прогрессирующим образом постоянно расширяются возможности свободного проявления способностей людей, возможности самостоятельного жизненного выбора, что уже известно нам по опыту, который практиковался у нас десятилетиями в старой ФРГ.

Мы должны со всей ясностью понять, что в железной логике мирового рынка, в отношениях конкуренции на этом рынке ничего не изменится. Позволительно задать тогда вопрос: доросло ли предпринимательство в старых землях ФРГ, так успешно действовавшее в течение долгого времени, до уровня этой всемирной конкурентной борьбы, располагает ли оно для этого необходимыми творческими силами, способностью к обновлению, к отказу от старых структур и замене их новыми? Объединение Германии и связанные с ним экономические проблемы заставляют нас обратить внимание на реальности, сложившиеся уже довольно давно. Глубокие структурные проблемы, существовавшие в старых землях ФРГ еще до объединения Германии, стали еще более очевидны и поставили предпринимателей перед новым вызовом.

Упомянутый вызов, брошенный юго-восточной Азией, не единственный, над которым нам надо задуматься. Второй вызов обусловлен тем, как будет развиваться политически и экономически положение в России и в других восточно-европейских странах. Это окажет решающее влияние на то, какие шансы обретет экономика в новых землях ФРГ. Речь идет о том, сумеют ли немцы, с их географически центральным положением в Европе, действительно осознать гигантские шансы, которые открывает экономическое развитие в этом регионе земного шара.

Готовы ли мы, немцы, не только наблюдать, как развиваются там события, но и участвовать в этом развитии, предлагать какие-то идеи, новые формы кооперации с восточно-европейскими странами? Одна из причин негативного развития экономики Восточной Германии состоит в обвале прежних рынков в Восточной Европе. Мы не можем ждать, пока русские преодолеют свой кризис, чтобы только тогда, когда будут выполнены все с нашей точки зрения необходимые условия и осуществлены все предпосылки, мы стали думать о наших собственных шансах в данной связи. В действительности же мы жизненно заинтересованы в том, какой исход получит этот демократический эксперимент.

Третья проблема касается Германии прямо и непосредственно: какой ход примет процесс установления внутреннего единства Германии? Если бы удался экономический подъем в новых землях ФРГ, это чрезвычайно укрепило бы экономическую мощь Германии. Трудно понять тот факт, что значительная часть населения страны воспринимает перемещение капиталов в Восточную Германию как невыносимое бремя, как неоправданную жертву. При реалистическом взгляде с экономической точки зрения идет ведь речь, без всякого сомнения, о перспективных инвестициях, которые окупятся завтра для всех.

Что касается формирования внутреннего единства Германии, то здесь со всей очевидностью выявляется следующее: в конце этого столетия судьба Германии - это в конечном счете не экономика, а политика. Если политическое руководство не обладает достаточной убедительностью и духовной силой для создания условий, от которых зависит возможный успех, то мы потерпим провал в попытках подъема новых земель ФРГ также и в экономической области.

В настоящее время можно было бы действительно пожаловаться на отсутствие такого руководства. Хотя политическое руководство в условиях демократии и является задачей прежде всего политического класса, несущего за это ответственность, однако за общий ход вещей несут ответственность в демократической системе кроме того и граждане, и лица, занимающие руководящие посты во всех областях общественной жизни, например в экономике. В рамках своих возможностей они должны позаботиться о том, чтобы компенсировать дефицит политического руководства насколько хватит на это сил. В этом лица, обличенные ответственностью в экономике, несут также и политическую ответственность, поскольку у них есть политическая заинтересованность в восстановлении условий, при которых можно будет успешно и осмысленно действовать также и в экономической сфере.

Если мы поставим вопрос, в чем заключается, быть может, самое важное условие и предпосылка для решения экономических, социальных и прочих проблем, связанных с формированием внутреннего единства Германии, то ответ должен был бы звучать так: эта предпосылка и условие носит определенно внеэкономический характер.

Если бы мы поняли, что этот процесс объединения Германии представляет собой задачу национального масштаба, тогда мы осознали бы необходимость исторической и духовной силы, разделяемой всеми и стоящей выше, чем интересы различных общественных групп. Тогда и условия для преодоления экономических и социальных трудностей в Восточной Германии выглядели бы лучше.

Вилли Бранд справедливо заметил: части единого целого должны вырасти вместе. Но социально-экономические структуры не будут расти вместе, пока мы будем рассматривать всю проблему единства лишь как проблему перемещения капитала, решаемую в сфере финансовой политики технократическим образом.

Если мы заменим плановую экономику свободной, либеральной, частнокапиталистической, а в остальном будем считать установление единства проблемой только организации соответствующих структур и перемещения финансовых средств из одной части страны в другую, тогда ничего вместе не вырастет. Первоначально принятое идеальное представление о переносе процветающей, успешной, динамичной либеральной системы, которая одержала триумфальную победу над коммунизмом, обнаружившим свою неэффективность и несостоятельность, оказалось обманчивым. Причем обнаружилось это буквально в течение последних нескольких лет.

Новый вызов состоит в том, что "кризис воссоединения страны" охватывает теперь также и старую ФРГ. Худшего и случиться не могло, чем то, что произошло: теперь, когда необходимо так много усилий для подъема новых земель, Западная Германия оказалась в глубочайшем экономическом кризисе впервые с 1947 года. Объединенную Германию ждет одна судьба, хорошая или плохая, но она будет общей.

Осуществление руководства не является делом одних лишь политиков, эта задача выпадает прежде всего также и на долю экономики, и именно всех тех ее представителей, которые несут ответственность в этой области и должны принимать решения. Каждая система отбирает, так сказать, из пластического материала человеческой природы определенные возможности, отбрасывая остальные. Соответственно условиям господствующего в данном обществе общественно-политического строя различным образом выглядит и проблема руководства.

Еще Платон обращал внимание на то, что каждому политическому строю соответствует и определенный тип человека. В условиях демократии человек формируется в совершенно других категориях, чем при монархии или при господстве аристократии. Платон сделал ряд наблюдений, заслуживающих наших размышлений. В отношении демократичного человека встает вопрос: возможно ли вообще осуществить руководство им? Проблема состоит не только в том, чтобы найти кого-то, кем можно руководить, а в том, допускает ли демократичный человек руководство над собой. Ибо, как говорит Платон, высшей ценностью для демократического человека является свобода.

Чем демократичнее такой человек, тем более склонен он понимать под свободой ничто иное, как возможность делать то, что ему нравится. Это означает, что он отвергает всякое вмешательство и всякий авторитет, воспринимает всякое ограничение как покушение на его свободу, которой он располагает в силу своего демократического самосознания. Платон был такого мнения: единственное, что может воспитать и образумить демократичного человека, это опыт того, какие последствия возникают, если он следует безудержному влечению к свободе и делает все, что вздумается. Тогда последней инстанцией, вносящей коррективы, остается сама история.

В демократической системе ответственность руководства усматривается в том, чтобы интерпретировать имеющиеся данные и находить такое их толкование, по которому можно достичь консенсуса в обществе. В этом заключается фундаментальное различие между пониманием проблемы руководства в социалистической системе и в либеральной. В социалистической системе имеется твердо установленный, заданный авторитет, который один лишь владеет истинным учением. Отдельный человек становится, с социалистической точки зрения, свободным, если он подчиняется этому авторитету и этому учению.

Цель социализма - создать знаменитого "человека социалистического типа". Социалистическое общество только тогда достигает своей цели, когда учение настолько усваивается людьми, что они перестают ощущать разницу между личным и общественным интересом. Только тогда социализм становится завершенным и дееспособным. Но после достижения этой цели отпадает необходимость в руководстве, ибо тогда индивид спонтанно и от души не желает ничего другого, кроме того что служило бы благу и процветанию социализма. Задача руководства в социалистических условиях носит идеологический характер. Руководители притязают на понимание более высоких истин, которые недоступны в современном обществе нормальному человеку.

В либеральном обществе сегодня тоже есть очень сильные и влиятельные группы, которые убеждены, будто только они одни знают, что нужно обществу. Обычно эта функция выпадает на долю экспертов. Благополучие Германии зависит от того, будет ли направлена мотивация сотрудников предприятий на то, чтобы они сами почувствовали свою ответственность за общее дело и приняли ее на себя сознательно, с интересом и желая приложить все силы.

В истории ФРГ принцип руководства все более подменялся другими новыми принципами - делегирования и кооперации. Руководство предприятия находит самых способных сотрудников и поручает им выполнение определенных задач. Этот принцип дополняется и корректируется кооперативным стилем руководства.

Мой тезис заключается в том, что кооперативный стиль руководства обусловливает ряд сложных проблем.

У предприятия, действующего в условиях рыночной экономики, есть границы демократизации. Важнейшим принципом для предприятия как и прежде является принцип авторитета. Какие бы правила и процедуры ни предшествовали подготовке решения, в последней инстанции принятие решения должно взять на себя какое-то определенное лицо, облеченное ответственностью. Когда руководитель не хочет брать на себя ответственность и передает ее на усмотрение каких-то руководящих органов, комитетов, комиссий, это имеет обычно опустошающие последствия, в чем мы убедились в ФРГ на горьком опыте не только предприятий, но и университетов. Если ответственность возлагается на коллектив, тогда в конечном итоге ее должен нести каждый, а конкретно это означает, что никто ни за что не отвечает. Решающее значение имеет тот, кто берет на себя ответственность. Именно в этом состоит центральная проблема для предприятий - в возрастающем страхе взять на себя ответственность. Поэтому воспитывать готовность принять на себя ответственность является важнейшей задачей.

Конечно, можно уклониться от ответственности, не желая входить в конфликт. Стремление избежать конфликтов - одна из самых больших проблем нашей экономики. Между тем способность входить в конфликт и выдерживать его относится как раз к демократии. Принимая какое-то решение, вы всегда задеваете чьи-то интересы. Политика, направленная на то, чтобы всех оставить довольными, в перспективе обречена на провал. А ущемление чьих-то интересов ведет к конфликту.

В основе социального рыночного хозяйства лежит идея, что решение принадлежит в конечном итоге только потребителю. Отсюда важнейший элемент рынка - конкуренция. В свободной рыночной экономике только потребителю принадлежит решающее слово, что производить, сколько и какого качества. В этом состоит известное демократическое качество свободного рынка.

Решающим условием выживания производства в индустриальном обществе является идентификация сотрудников со своим предприятием. Причем это не только вопрос прибыли, не только социальная проблема, но прежде всего проблема культуры. Самостоятельно хозяйствующая экономическая единица, предприятие, фирма представляет собой определенную культурную целостность или общность. И самый большой ущерб, который был нанесен современным экономическим мышлением, выразился в утвердившемся представлении, будто экономика имеет свой собственный мир, с экспертами, ответственными за соответствующие участки.

После крушения социализма, на фоне кризиса либерализма возникает необходимость не только в новой политической философии, но и в новой философии предпринимательства. Потому что на практике мы все более отчетливо убеждаемся в том, насколько успех деятельности предприятия прямо или косвенно зависит от политики, от социального самосознания, от идеологий, а в последнее время также от культурных и духовных факторов. Только охватывая все эти аспекты в их взаимосвязи, осмысливая их теоретически, предприниматель может рассчитывать на успех, завоевывать новые рынки, осуществлять руководство и т.д. Если этого не будет сделано, Германия не сможет удержать в будущем своего нынешнего статуса на мировых рынках.

Перейдем теперь к вопросу о кризисе социального государства. Помимо многих вызовов международного характера, перед которыми оказалась ныне Германия, экономический статус страны оказался под вопросов в особенности из-за того, какого уровня достигло у нас социальное государство. Это социальное государство нуждается в перестройке. Но основная исходная проблема тут опять-таки в том, что даже теперь, после возвращения Германии на арену истории под политикой у нас продолжают по-прежнему понимать социальную политику, а под социальной политикой - перераспределение материальных благ.

Наше социальное государство уже невозможно удержать на его прежнем уровне. Финансирование его давно достигло предельно допустимых границ. Началось ведь с того, что после краха Третьего рейха ФРГ определила, что новое государство будет теперь социальным. Исходили при этом из того, что рыночная экономика только тогда сможет процветать, если в результате ее деятельности будет достигнуто также социальное равновесие. Все люди, оказавшиеся не по своей вине в положении, когда они сами уже не могут справиться, и все, кто не смог получить прибыли от рынка, должны получить от социального государства помощь в том, чтобы обрести возможность осуществлять все свои права, гарантированные каждому гражданину нашим правовым государством и демократией.

В основе была та мысль, что правовое государство и демократия только тогда будут на долгие годы стабильны, если система в целом будет пользоваться поддержкой населения также и в социальном своем облике. Одобрения широких слоев населения можно ожидать, когда устойчивы и убедительны сами критерии социальной справедливости. Поэтому в задачу социального государства входят более широкие функции, чем только выравнивание и коррективы нежелательных последствий деятельности рынка. Социальное государство считалось центральным стабилизирующим фактором нашей свободной правовой государственности и демократии в целом.

Между тем ныне мы видим, что социальное государство в ФРГ гипертрофировано односторонне и превращается в благотворительное учреждение. Оно стало самой совершенной системой социальной безопасности, какая только существует в мире. Эта система в тенденции притязает на то, чтобы предохранить людей от всякого риска, который только может возникнуть. Предприятие это вышло далеко за рамки того, что мыслилось когда-то поначалу под социальной рыночной экономикой и ее фундаментальными принципами.

Главный вопрос, перед которым мы оказались, состоит в необходимости определить, что же такое вообще категория "социального". Ибо только имея подобный критерий, можно судить об уровне социального государства. Фатальное обстоятельство заключается в том, что в конституции такого определения нет: ни о категории "социального", ни об идее социального государства там не сказано, соответствующих формулировок нет. Но если нет критериев, кто решает тогда фактически вопрос, что нужно с социальной точки зрения?

Практически в нашей демократической системе дело обстоит следующим образом. Если какая-то организованная группа в обществе устанавливает, что есть определенная потребность, и от своего имени определяет ее как социальную потребность, тогда остальное - вопрос лишь времени: раньше или позже сторонниками удовлетворения этой потребности становятся также партии, которые начинают через средства массовой информации борьбу за осуществление этого требования законодательным путем. Определить как "социально необходимое" можно что угодно, это вопрос лишь политического влияния.

То, что мы сейчас переживаем, есть кризис государства благотворительности, созданного лоббистами. А кризис этот в свою очередь является следствием ложного понимания категории "социального". У нас сегодня все "социально", что объявляют в качестве такого организованные группы и что признается соответственно государством. Представители экономики и индустрии бывают шокированы новыми требованиями, они реагируют на запросы социальных групп, однако, как правило, оказываются не в состоянии выступить в дискуссии о дальнейшем развитии нашей системы в конструктивном духе и самим овладеть инициативой.

Кроме того, предприниматели не могут предложить концепцию, какое социальное государство вообще возможно у нас финансировать, в каких пределах. Из-за неумелого поведения они получают упреки в бесчеловечности, в болезненной жажде прибыли. Адвокаты государства благоденствия создают у политических деятелей такое впечатление, что они отстаивают общие интересы, заботятся об общем благе, выступая против представителей индустрии, которые пекутся, дескать, лишь о своих партикулярных интересах. В этой связи стоит обратиться к основным историческим реалиям и тенденциям современности.

Руководители бывшей ГДР единодушно высказываются ныне в таком духе, что сама социальная идея не потерпела якобы несмотря ни на что ущерба. Социальным является в их представлении такое общество, в котором каждый имеет возможность работать по своим способностям и вознаграждается по труду. Это общество, в котором царит социальная справедливость. На дискуссии же интеллектуалов в ФРГ по поводу того, что есть "социальное", произошедшие за последние годы переломные события вообще не повлияли.

Что является ныне действительно "социальным" - вопрос не академический и не чисто философский. Мы имеем тут дело с великим мифом ХХ столетия. Как представлял себе Маркс решение социального вопроса? Цель его была не в том, чтобы дать ответ на этот вопрос или предусмотреть решение социальных проблем, а в создании такого общества, в котором социальный вопрос как таковой вообще больше и возникать не будет.

С его исходной позицией удивительным образом совпадают рассуждения некоторых консервативных теоретиков современного капитализма: если социальный вопрос зависит от справедливого распределения, то разрешим ли такой вопрос вообще? Не существует общего понятия справедливости, нет критериев и принципов, в соответствии с которыми можно было бы решить социальный вопрос в смысле справедливого распределения созданного общественного богатства. Достигнуть этого, считал Маркс, невозможно. Поэтому он исходил из того, что социальный вопрос не будет решен, но он будет снят. В социалистическом обществе проблема распределения вообще не будет вставать. Это станет возможным, если созданное обществом богатство достигнет таких гигантских размеров, что каждый сможет брать себе сколько ему захочется.

Если мы обратимся к трудам Фридриха Аугуста фон Хайека, оказавшего наибольшее влияние на так называемую неоконсервативную модель западного мира, то обнаружим, что и его мнение совпадает с размышлениями, которые были у Маркса. Фон Хайек считал, что понятие социального не поддается определению. Он полагал даже, что попытка решить социальную проблему в смысле распределения благ, используя возможности рынка, тоже обречена на провал. Такая попытка привела бы в конечном счете к столь сильному вмешательству извне и к такому ограничению свободы и дееспособности рынка, что социальное государство при последовательном его осуществлении разрушило бы в конце концов материальный фундамент самой рыночной системы, благодаря которой только и было возможным существование самого этого социального государства.

Это - радикальная позиция. Многие считают ее социал-дарвинистской и тем самым в тенденции профашистской, однако по изначальной идее она совпадает с позицией Маркса. Тогда проблема практически разрешима лишь таким образом, что задачу решения социального вопроса не относят более к прерогативе государства или какой-либо иной регулирующей официальной инстанции.

Убедительный факт состоит все же в том, что после ста лет огромных усилий, будь то на пути социализма-коммунизма, либо на том пути, которым мы шли, состояния социальной удовлетворенности достигнуто не было. Это вызывает тревогу, поскольку как и прежде способность какого-либо правительства завоевать у нас в ФРГ большинство и прийти к власти зависит, как представляется, от его решимости пробудить новые социальные потребности и пообещать денежные вознаграждения.

Дебаты, которые ведут на эти темы партии и союзы, в какой-то мере похожи на обсуждение этого вопроса в начале XIX века, которое знакомо нам, к примеру, по работе Фридриха Энгельса о положении рабочего класса в Англии. У того, кто следует логике этой семантики, возникает порой такое впечатление, будто между ужасающим социальным положением рабочего класса в эпоху раннего капитализма и нынешней ситуацией в Германии нет вообще никакой разницы. Впрочем, социальный вопрос явно не решен, и он ждет своего решения. Он обладает ныне такой же взрывной силой, как и прежде.

Вопрос этот ведет свое начало от воззрений создателей модели упорядоченного социального рыночного хозяйства. К этим видным теоретикам принадлежали Вальтер Ойкен, Франц Бем, Вильгельм Репке и др. Они создали модель такой системы конкуренции, которая учитывает требования права, социального фактора и культуры. После второй мировой войны под руководством Альфреда Мюллер-Армака была предпринята попытка не просто создать новый проект общественного порядка по той же модели, а сделать это с учетом уроков исторического опыта. Исходя из пережитого опыта, тогда полагали, что свободная экономика не продержится долго политически, если одновременно не будет найдено решение социального вопроса.

Предполагалось, что рынок сможет предоставить достаточные средства для решения социальных задач. Всем людям, попавшим в бедственное положение без какой-либо личной вины и неспособным самостоятельно выбраться из нужды, собирались предоставить социальную компенсацию. Выравнивание материального положения граждан посредством социальной помощи авторы этого проекта намеревались тогда, пожалуй, распространить даже и более широко, поскольку исходили из убеждения, что общественная поддержка нового порядка будет зависеть от степени удовлетворенности граждан своим социальным положением. Однако насколько широко можно распространить сеть социальной помощи, этот вопрос оставался тогда открытым.

Сама идея эта идет от важной теоретической традиции немецкой политэкономии и исторической науки XIX века. На протяжении тридцати лет, с 1900 по 1930 год, эта традиция определяла обсуждение социально-политических проблем в Германии. Непостижимо, каким образом у нас оказалась ныне совершенно забытой эта теоретическая дискуссия, имевшая весьма важное значение. Дискуссия эта велась в полемике с марксизмом. Были поставлены многие вопросы, касавшиеся условий и рамок выживания свободного, по настоящему либерального общества. Только сейчас у нас начинают вновь вспоминать о таких ученых, работавших в области политэкономии, как Шмоллер, который понимал, что экономика является одной из составных частей культуры. Политэкономия только тогда эффективна, когда она понимается как одна из наук о культуре, а не только как экономическая теория.

После 1945 года был сделан соответствующий вывод: наряду с обеими фундаментальными идеями политической, экономической и культурной системы ФРГ - принципом правового государства и нераздельно связанным с ним принципом свободной экономики, основанной на конкуренции - в конституцию была вписана также мысль о необходимости развития социального государства. Принцип социального государства был абсолютно обязателен для государства и официальной политики.

Содержание идеи социального государства было, однако, недостаточно ограничено и конкретизировано в конституции. Не было дано определения понятия "социального", в результате чего этим понятием нельзя было практически пользоваться, оно не могло служить критерием или хотя бы принципом для какого-то регулирования процессов. В результате произвольного употребления этого понятия организованными группами, представляющими интересы каких-либо слоев общества, "социальным" объявляется сегодня все. Но это означает, что понятие "социального" становится бессодержательным.

Если мы не выберемся из совершенно абстрактных рассуждений, просто-напросто отождествляющих "социальное" с "общественным", тогда напрасными будут все политические усилия для ограничения процесса реализации "социального" или контроля над ним. Разумеется, вопросы, касающиеся детских садов, воспитания маленьких детей, состояния семьи, все, что касается сферы приватной жизни, и все, что относится к личной ответственности человека, - социальные вопросы. Лучшими представителями подлинной социальной политики признаются только такие деятели, которые открывают все новые и новые сферы "социального", хотя эти области и не имеют ничего общего с той идеей "социального", которая закладывалась в фундамент нашего строя.

Что представляет тогда в итоге наша политика? Социальная политика сведена к политике распределения материальных благ. Все, что в течение 2000 лет понималось в Европе под этическим смыслом "социального", полностью отбрасывается, когда социальное ассоциируется только с перераспределением. Занимается перераспределением мощная бюрократическая организация, так называемая социальная бюрократия, которой принадлежит огромная власть.

Хотя мы и преодолели негативные последствия капитализма, но одновременно заменили то, что марксисты называют "эксплуатацией со стороны владельцев средств производства", на новую форму господства, а именно со стороны социальной бюрократии. В результате в полной зависимости оказывается та часть немецкого народа, которая трудится. Зависимость эта касается центральных, важнейших вопросов, самой жизненной судьбы. Политически это означает, что система не способна более к обновлению. Она не способна более учитывать проблемы будущего.

Консервативные теоретики, такие как Эрнст Форстхоф, делали из этого обстоятельства тот вывод, что государству тогда приходит конец, поскольку оно полностью связано, не имея больше пространства для самостоятельных действий. Заканчивается тем самым и век политики, ибо теперь политика поставлена лишь на обслуживание машины перераспределения материальных благ и теряет свою суть. В этом и состоит основной вопрос социальной политики, от него зависят уже все остальные.

Второй момент заключается в том, что эта система перераспределения, организованная социальной бюрократией, отнюдь не воспринимается гражданами с таким удовлетворением, как о том постоянно говорится. Согласие большинства граждан не достигнуто. Отказ все большего числа избирателей от участия в выборах или от поддержки традиционных партий - одно из выражений этого разочарования. Недовольство граждан обусловлено тем, что эта система не соответствует более двум элементарным условиям общественного порядка.

1. Она не поддается уже рациональному управлению.

2. Она перестала быть социальной в первоначальном смысле слова. Система давно вошла в противоречие с той идеей порядка, которая была заложена в конституции.

Относительно первого пункта надо заметить, что политики потеряли контроль над системой в целом. Система развивается естественным путем, без политического управления. В ФРГ существует примерно 90 бюрократических организаций, осуществляющих перераспределение в различных формах. Для политика это джунгли. Продолжается рост внутреннего государственного долга.

Второй пункт касается того, что система потеряла свою эффективность. Значительная часть средств на социальные расходы, собираемых с налогоплательщиков, пожирается самим бюрократическим аппаратом, который все более разрастается. Социальное государство гипертрофировано и развивается по собственной динамике, оно стало иррациональным.

Вместо того, чтобы помогать только действительно крайне нуждающимся и беспомощным людям, мы создали превосходную систему социальной безопасности, предохраняющую человека вообще от всякого риска, который только может когда-либо возникнуть в жизни. Эта система парализует рыночную экономику, ее результативность и способность к достижениям, идя по пути саморазрушения. Сбережение окружающей среды становится всерьез осуществимым делом, только если каждый человек поймет, что он лично тоже должен платить за это. Но существенное сокращение уровня жизни и ограничение жизненных притязаний означало бы и сокращение социальных расходов.

Расширение "черного рынка" труда, функционирующего ныне в ФРГ уже в объеме 130-180 миллиардов марок, вызвано тем, что люди бегут из этого социального государства.

Необходима структурная реформа социальной системы ФРГ. Главная проблема в противоречии между принципами рыночной экономики и социального государства. Обе эти сферы распались, стали несовместимы. Дееспособность рынка, свободное проявление им своих возможностей зависит не от него самого, а от государства, которое политическим решением создает соответствующие условия для свободной конкуренции.

Рынок основан на принципе индивидуального решения и ответственности, а социальная система организовывалась до сих пор на началах коллективизма. Последствия приобретают чудовищный, шизофренический характер. Мы исходим, к примеру, из того, что какой-нибудь квалифицированный рабочий является суверенным гражданином во всем, что касается его жизни. Как работник он действительно сам принимает решения и берет на себя ответственность. Но в других центральных вопросах, касающихся болезней, безработицы, пенсионного обеспечения он все более беспомощен перед властью социального государства. Он включен в какие-то коллективные, абстрактные решения, относящиеся вообще ко всем и не учитывающие, как правило, конкретной ситуации данного человека. И он остается в зависимости от этих общих решений.

Эта ситуация касается уже самого существования всей нашей свободной системы в целом. Вопрос в том, как люди воспринимают эту зависимость и свою беспомощность что-либо тут изменить. У человека сокращается пространство его свободных и самостоятельных решений в центральных вопросах его жизни. Это подрывает у людей доверие к системе. Нам нужно "разгосударствление" социальной системы и системы социальной безопасности.

Необходимо по меньшей мере введение в Германии одинаковых организационных принципов для системы социальной безопасности и для экономики. Социальное государство обходится в 1000 миллиардов марок в год. Должна быть восстановлена социальная автономия индивида. Нужно освободить человека от его нынешней зависимости от социальной бюрократии.

Второй мой тезис состоит в том, что нас побуждает к размышлению и перестройке нашего мышления состояние внутреннего рынка. Наличие общеевропейского внутреннего рынка позволяет каждому там жить и работать, где он хочет. Германия как магнит притягивает к себе людей отовсюду, не только из Португалии или Испании, потому что все хотят попасть в этот рай, где можно обрести полнейшую социальную безопасность. Немецкие предприниматели, в свою очередь, испытывают ныне у себя дома такие предельные нагрузки, что им экономически выгоднее переместить производство в другие страны, где оно будет обходиться им дешевле.

Мы оплачиваем наше социальное государство за счет будущих поколений, все более увеличивая внутренний долг. Это социальное государство лишает человека готовности взять на себя ответственность за собственную жизнь и за судьбу последующих поколений. Подрывается этическая основа такой ответственности.

Мой третий тезис, который представляется мне наиболее важным, звучит следующим образом. То, что называлось раньше "социальным вопросом", возникает в новой форме. С точки зрения социальной философии, корень всех бед в отрыве бюрократической системы распределения от социального этоса. Это приводит к разрушению нравственного этоса индивида. Опаснейшие последствия этой системы не экономического или материального порядка, а именно распад "социального этоса".

У нас в ФРГ сейчас 8,4 миллионов человек нуждаются в уходе за собой как старые и больные люди. Но даже если были бы найдены миллиарды марок, одними деньгами эту проблему не решить. Никакие деньги не помогут, если в обществе не будет культуры помощи нуждающемуся человеку. Мы можем сегодня лишь молить Бога о том, чтобы у нас нашлось достаточно христианского духа любви к ближнему и милосердия и мы не обошлись бы со старыми и больными людьми по-варварски.

Мы являемся свидетелями распада, расщепления общества. Растет число одиноких людей. Встает новый социальный вопрос: каким образом можно вообще сохранить совместную жизнь этих 80 миллионов людей, граждан ФРГ? Корни социального государства не в процветающей экономике, не в совершенной системе социальной безопасности, а в культуре. Культура постмодернизма ведет к распаду и разобщенности. Раньше это называлось декаданс.

На проблему ухода за старыми и больными людьми у постмодернистской культуры вообще нет ответа. Наше гедонистическое общество бурно предается самоосуществлению. Когда-нибудь встанет со всей остротой вопрос о социальной солидарности в ее подлинном смысле помощи ближнему и милосердия.

Объединение Германии еще более осложнило эту проблему. Обязательство создать равные условия жизни в старых и новых землях ФРГ мы должны осуществить по возможности в наиболее короткие сроки. Этот социальный вызов требует от нас большего, чем одних лишь усилий социальной бюрократии, которой самой с такой проблемой вообще не справиться.

Возникает вопрос: готовы ли немцы в старых землях ФРГ признать, что в течение сорока лет они были избавлены от тех страданий, которые выпали на долю немцев в новых землях? И готовы ли они, живя в системе социального рыночного хозяйства, поделиться из солидарности с восточными немцами? Судьба объединенной Германии будет решающим образом зависеть от того, сумеем ли мы осуществить в обозримом будущем относительное сближение уровней жизни между Западной и Восточной Германией. Это задача национального масштаба.

Как обстоит дело в Германии с национальным сознанием, об этом пойдет речь в следующем разделе книги. Социальное и национальное сознание взаимообусловливают ныне друг друга. Оба императива - социальная солидарность в виде соучастия и осуществление национального единства страны - представляют собой такую необходимость, которой нам не избежать. Этому пути просто нет другой альтернативы.