XXVII

XXVII

Другая тайна всех дохристианских таинств: посвящение – смерть. «Слово и дело сходствуют в таинствах: „умирать“, „кончаться“, значит „посвящаться“, „teleutan-teleusthai“, говорит Плутарх, кажется, об Елевзинском „сошествии в ад“, соответственном крещальному погружению в воду.[383]

Иисус посвящает Никодима и в эту вторую тайну: Крещение – Крест. «Должно быть вознесену Сыну Человеческому» – на крест. – «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного» – на смерть (Ио. 2, 3–16.)

Огонь пришел Я низвести на землю; и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!

Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие свершится! (Лк. 12, 49–50), —

скажет Господь, уже на последнем пути в Иерусалим, на Голгофу. Было крещение в воде – будет в крови: та же и здесь восходящая лестница: Вода—Кровь—Огонь—Дух. И опять, в ночной беседе с Никодимом:

Свет пришел в мир.

«Свет» повторяет Иисус пять раз в двух стихах так же, как ев. Иоанн – шесть раз в пяти стихах об Иоанне Крестителе. «Свечения» крещенская свеча светится и здесь, как там, в церкви, кем-то потушенная; вспыхивает снова в Евангелии.

И тотчас, после Никодима:

Иисус… крестил (в Иудее), а Иоанн… в Еноне. (Ио. 3, 22–23.)

Надо быть слепым, чтобы не видеть, что вся эта Божественная Мистерия, ночная беседа с Никодимом, посвящена тайне Крещения – второго Рождества Христова.

«Как это может быть?» – все не понимает Никодим, как не поймут и христиане. Поняли бы, может быть, язычники, – ессеи, пифагорейцы, орфики, – все посвященные в мистерии; понял бы этот «древнейший из народов мира», «вечное племя» – чудом уцелевший, первого человечества обломок во втором, Адамы—Атланты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.