ПЕРВЫЙ КРИЗИС И БУНТ
ПЕРВЫЙ КРИЗИС И БУНТ
«Гармонизированная система» 15-летнего Питирима зашаталась, заскрипела и накренилась, как только просветленный юноша столкнулся с другим — «недеревенским миром».
Он впервые в жизни ехал поездом и плыл пароходом, перед его взором разворачивалась совсем иная картина жизни — суматошная среда больших городов, пропитанная противоречиями и конфликтами.
Деревня Хреново, куда прибыл юный семинарист, была окружена небольшими текстильными городками, а в 20 километрах от училища находился относительно большой уездный город Иваново-Вознесенск. Сорокин из глухомани с ее размеренным и устоявшимся бытом попал в водоворот стремительно развивающейся городской жизни, со своеобразной «культурной революцией», с новыми книгами, журналами, газетами, литераторам и критиками, с новыми читателями и новым обществом, с его новыми, только еще нарождающимися классами буржуазии и пролетариата.
В семинарии Питирима, в его домотканой одежонке с угловатыми деревенскими манерами, встретили насмешками.
Пришлось юноше в срочном порядке перестраиваться, с чем он довольно быстро справился: приобрел городской костюм, освоил кое-какие поведенческие приемы и, самое главное, доказал, что в интеллектуальном отношении он далеко не провинциальное чучело. Всего за несколько месяцев «деревенщина» завоевал репутацию лучшего ученика класса и стал лидером в литературной, научной и политической областях студенческой жизни. Новая обстановка, новые знакомства, новые книги и новые знания в корне перевернули мировоззрение юноши.
Рушились старые ценности, и первой под сомнение попала историческая обоснованность и правомерность монархического уклада в России. Установка на терпеливый аскетизм, покорность судьбе сменилась политической активностью. За два года из религиозного отрока он превратился в атеиста революционера, приверженца научной теории эволюции и естественнонаучной философии. Теперь вместо молитв и псалмов он сыпал агитационными речами, призывая студентов, рабочих и крестьян близлежащих городов и деревень к свержению царизма и провозглашению идей социалистовреволюционеров.
Из всего многообразия различных политических партий и течений Сорокин выбрал партию эсеров.
Вот как он сам объясняет свой выбор:
«В отличие от социал-демократов эсеры были партией всех трудящихся — крестьян, рабочих и людей умственного труда. В противоположность марксистскому материализму и взглядам на человека и историю общества сквозь призму первичности экономических интересов философия и социология социал-революционной партии были намного более идеалистичны или, точнее, целостны. Эсеровские взгляды отводили большую роль в социальных процессах и человеческом поведении таким важным неэкономическим факторам, как созидательные идеи, личностные усилия, борьба за индивидуальность вместо марксистской борьбы за существование».
При выборе партии сказался и авторитет старшего брата Василия, который, обосновавшись в Петербурге, уже вступил в ряды эсеров и вел активную революционную деятельность.
В начале 1905 года Питирим Сорокин, уже привыкший везде быть в первых рядах, стал главой эсеровского кружкa Хреновской семинарии и организовал агитационную работу среди ближайших деревень и городов. В пылу юношеского задора Сорокин забыл о правилах конспирации и в 1906 году был арестован на одной из встреч рабоче-крестьянского кружка и посажен в тюрьму города Кинешмы.
С детства не избалованный комфортом, Питирим довольно быстро освоился в новой обстановке. Выпросив у охраны чугунок с кипятком, он вывел вшей из деревянных нар, вымел мусор из камеры и начал заводить новые знакомства.
Очень скоро дверь его камеры почти целый день была отперта, арестант свободно выходил, общался с дру гими политзаключенными и даже пользовался телефоном, который находился в кабинете начальника тюрьмы.
За четыре месяца отсидки заключенный Питирим Сорокин проштудировал труды социолога Николая Константиновича Михайловского, сторонника «крестьянского социализма», ознакомился с теориями одного из идеологов революционного народничества философа Петра Лавровича Лаврова, изучил работы теоретиков анархизма Бакунина и Кропоткина, а также Толстого, Плеханова, Маркса, Энгельса, Ленина и, наконец, труды основателя и теоретика партии эсеров Виктора Михайловича Чернова.
«В течение четырех месяцев, проведенных за решеткой, я, по-видимому, узнал больше, чем мог бы дать мне пропущенный семестр в церковно-учите, льской школе», — признавался впоследствии Сорокин.
Кроме книжных знакомств с различными отвлеченными теориями переустройства общества, в городской тюрьме молодой революционер впервые столкнулся с вполне реальным уголовным миром, представителями которого были убийцы, воры, мошенники, грабители, насильники «другие „лица девиантного поведения“. Наблюдая за их житьембытьем, общаясь с ними, Сорокин задумал тему своей первой самостоятельной научной работы — „Преступление и кара, подвиг и награда“.
В апреле 1907 года плодотворная научная и практическая деятельность, которой занимался Сорокин в Кинишмской тюрьме, была прервана освобождением под надзор полиции.
Оказавшись на воле, Сорокин предстал перед непростым выбором. Чем заняться и куда подаваться? Из семинарии его, естественно, исключили. Устроиться на работу или заняться учебой в Хреново и окрестностях было невозможно — правительство запрещало принимать революционеров.
Да и сам Питирим уже не горел желанием снова становиться благонадежным студентом или старательным служащим.
Охваченный революционной горячкой, он выбирает роль ходока-агитатора среди фабричных рабочих и селян, чтобы распространять эсеровские идеи, осмысленные и зазубренные им в тюремной камере, а также организовывать ре волюционные ячейки и группы.
Не поставив в известность полицию, Сорокин вскоре после освобождения исчез из Хреново.
Объявился он в Иванове-Вознесенске, но уже не как семинарист Питирим Сорокин, а как подпольщик „товарищ Иван“.
Эсеровская партия в то время еще не имела строгой структурной организации. Не было ни денег, ни тесных контактов, ни четкой иерархии. Все держалось на личных знакомствах и личных контактах знавших друг друга членов партии, которые и организовывали связь с разрозненными кружками социалистов-революционеров. Сорокин же разглядел в своей подпольной деятельности образ миссионеров, первых апостолов христианства, живущих скупой, полной лишений и опасностей жизнью.
Миссионерство „товарища Ивана“ заключалось в печатании и распространении листовок, а также в организации нелегальных встреч с населением. Такие встречи обычно проводились на берегах Волги. Вокруг места сбора выставлялись дозорные, которые должны были предупреждать митингующих о приближении жандармов или казаков. Но однажды казаки перехитрили дозорных и незаметно окружили собравшихся.
В это время выступал товарищ Иван, он яростно обличал царизм, призывал к его свержению и восхвалял будущий строй, в котором власть будет принадлежать народу, земля — крестьянам, а заводы — рабочим, и в котором свобода и справедливость будут обеспечены каждому. И вот в самый напряженный момент, когда образ грядущего царствия справедливости на земле уже практически витал над собравшимися, раздался отрезвляющий окрик: „Арестовываем всех до тех пор, пока не выдадите зачинщиков!“
Повисло зловещее молчание. Первым его нарушил товарищ Иван. Он стал бросать прямо в лицо офицеру, командующему отрядом конных жандармов и казаков, обвинения в угнетении, унижении и уничтожении собственного народа.
После слов „Кровопийцы! Сатрапы!“ раздался оружейный выстрел — один из жандармов не вынес такого публичного оскорбления и решил оборвать тираду неуемного оратора свинцом, но промахнулся. Толпа взорвалась и бросилась на своих тиранов. Товарища Ивана стащили с трибуны охранявшие его товарищи по партии и укрыли за своими спинами.
Схватка была короткой, но яростной. Поле боя осталось за митингующими. Жандармы, ошеломленные яростью и отчаянной смелостью безоружной толпы, пришпорили коней и ретировались. После непродолжительного ликования бунтовщики подсчитали потери — двое рабочих были убиты и многие раненые. Водрузив тела погибших товарищей на самодельные носилки, скорбная толпа двинулась к городу.
„Печальное шествие, освещаемое косыми лучами клонящегося к закату солнца, резко контрастировало с цветущей вокруг природой. Песня „Вы жертвою пали в борьбе роковой…“ вырывалась из тысячи глоток, летела в голубое небо с выражением протеста и скорби.
Позднее в своей жизни товарищ Иван не раз слышал великие реквиемы, написанные Моцартом, Керубини, Берлиозом, Брамсом, Верди и Форе, похоронные марши Бетховена, Шопена и Вагнера. Но ни один из этих шедевров не наполнял его душу такой глубокой скорбью, страданием и жаждой справедливости, как эта простая и незатейливая песня“,
— так много лет спустя вспоминал Питирим Сорокин этот эпизод из своей миссионерской деятельности.
После трех месяцев напряженной подпольной работы за „товарищем Иваном“ агентами охранки была устроена настоящая охота. Спасали его от ареста только бдительность товарищей по партии и солидарность сочувствующих, которые вовремя предупреждали своего „апостола“ об опасности.
Но все уже понимали, что долго так продолжаться не может. Да и товарищ Иван стал сдавать как физически, так и психологически. В его голосе уже не звенела былая радость борьбы, а в речах не чувствовалось непримиримой убежденности. Под давлением сложившихся обстоятельств и по настойчивой рекомендации друзей по партии товарищ Иван покинул театр революционной деятельности и удалился в заповедную тишь родного села Римья, под опеку любвеобильной тетки Анисьи.