ЭСТЕТИКА СМЕРТИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЭСТЕТИКА СМЕРТИ

Семантика выбора между Бытием и Ничто – «Быть или не быть?» – обычно рассматривается в поэзии с привлечением образа Гамлета, поскольку именно он – носитель рубежного смысла бытия и небытия в их взаимосвязи и переходе одного в другое. Сумеречное состояние мира, границу между миром живых и мёртвых, вторжение, а точнее – вплывание мира неведомого в мир посюсторонний Артюр Рембо раскрывает, обращаясь не к Гамлету, а к Офелии.

Трогательную чистоту Офелии символизирует лилия, на которую похож её ночной призрак, плывущий по реке. Чистота, невинность, смерть – таково наполнение символа, к которому обратился Рембо. Огромный прекрасный цветок тихо и медленно уносит вдаль ночная река.

OPH?LIE

Sur l`onde calme et noire o? dorment

les ?toiles звёзды,

La blanche Oph?lia flotte comme un

grand lys, огромная лилия,

Flotte tr?s lentement, couch?e en ses

longs voiles…

– On entend dans les bois lointains des —

hallalis.

Voici plus de mille ans que la triste

Oph?lie

Passe, fant?me blanc, sur le long fleuve

noir.

Voici plus de mille ans que sa douce

folie

Murmure sa romance ? la brise

du soire.

Le vent baise ses seins et d?ploie en

corolle

Ses grands voiles berc?s mollement par

les eaux;

Les saules frissonnants pleurent sur son

?paule,

Sur son grand front r?veur s`inclinent

les roseaux.

Les n?nuphars froiss?s soupirent autour

d`elle;

Elle ?veille parfois, dans un aune qui dort,

Quelque nid, d`o? s`?chappe un petit

frisson d`aile:

– Un chant myst?rieux tombe des

astres d`or.

О pale Oph?lia! belle comme la neige!

Qui tu mourus, enfant, par un fleuve

emport?!

– C`est que les vents tombant des

grands monts de Norw?ge

T`avaient parl? tout bas de l`?pre

libert?;

C`est qu`un souffle, tordant ta grande

chevelure,

A ton esprit r?veur portait d`etranges

bruits;

Que ton c?ur ?coutait, le chant, de la

Nature

Dans les plaintes de l`arbre et les

soupirs des nuits

C`est que la voix des mers folles,

immense r?le,

Brisait ton sein d`enfant, trop humain

et trop doux;

C`est qu`un matin d`avril, un beau

cavalier p?le,

Un pauvre fou, s`assit muet

? tes genoux!

Ciel! Amour! Liberte! Ouel r?ve,

? pouvre Folle!

Tu te fondais ? lui comme une neige

au feu;

Tes grandes visions ?tranglaient

ta parole

– Et l`Infin: terrible effara

ton ?il bleu!

– Et le Po?te dit qu`aux rayons des

?toiles

Tu viens chercher, la nuit, les fleurs que tu cueillis;

Et qu`il a vu sur l`eau, couch?e en ses

longs voiles,

La blanche Oph?lia flotter, comme un

grand lys.

ОФЕЛИЯ

На волне тихой и чёрной, где спят

звёзды,

Белоснежная Офелия плывёт, словно

огромная лилия,

В потоке очень медленно, лежащая в

своих длинных вуалях…

– Слышится в лесах вдалеке улюлюканье.

Вот уже более тысячи лет как грустная

Офелия

Проходит фантомом бледным вдоль

реки чёрной.

Вот уже более тысячи лет, как её тихое

безумие

Нашёптывает свой романс ветерку

вечернему.

Ветер целует её груди и раскрывает

венчик

Её огромные вуали укачиваются томно

вдали,

Ивы дрожа, плачут на её плече,

На её большой лоб мечтательно

склоняется тростник.

Кувшинки смятые вздыхают вокруг неё;

Она поднимается иногда в ольхе, что

спит.

Какое-то гнездо, откуда вырывается

маленькое дрожание крыла.

– Пение волшебное падает со светил

золотых.

О, бедная Офелия! Прекрасная, словно

снег!

Ты, что умерла, дитя, рекой уносимая!

– Это что-то ветры, дующие

с величественных гор Норвегии

Тебе рассказали внизу после

освобождения.

Это как дыхание, перевивающее твои

огромные волосы,

В твой разум мечтатель заносило

чуждые шумы;

Как твоё сердце слышало пение

Природы!

В жалобах дерева и воздыханиях ночей!

Это как голос морей безумных,

безграничный предсмертный хрип,

Лёгкое овеивание твоей груди ребёнка,

слишком человеческой и слишком нежной;

Это как утро апреля, прекрасный

всадник бледный,

Несчастный безумец, сел бессловесный

к твоим коленям!

Небо! Любовь! Свобода! Какая мечта,

о, бедная Сумасшедшая!

Ты растворилась в ней, словно снег

в пламени;

Твои грандиозные видения удушили

твоё слово

– И Бесконечность ужасная

привела в смятение твой глаз голубой!

– И Поэт расскажет как в лучах звёзд

Ты искала, ночью, цветы, которые

ты собирала;

И как он увидел, на воде лежащая

в своих длинных вуалях

Белоснежная Офелия плывёт,

словно огромная лилия.

Рембо изобразил Офелию после свершения её земного пути: уже утонувшей, вступившей в мир иной, неведомый, но ещё не порвавшей с ведомым миром.

Большое значение в тексте имеет символ лилии. Этот символ отличается высокой степенью смыслового наполнения. Цветок лилии возвращает к обстоятельствам смерти Офелии. Напомним о них.

«Над ручьём наискось растёт ива, которая отражает свои листья в зеркальном потоке. Туда пришла она с причудливыми гирляндами из листков, крапивы и маргариток и тех длинных пурпурных цветов, которым откровенные на язык пастухи дают грубое название, а наши холодные девушки называют пальцами мертвецов. Когда она взбиралась на иву, чтобы повесить на свисающие ветви сплетённые ею венки из цветов и трав, завистливый сучок подломился и вместе со своими трофеями из цветов она упала в плачущий ручей. Широко раскинулась её одежда и некоторое время держала её на воде, как русалку, и в это время она пела отрывки старых песен, как человек, не сознающий своей беды, или как существо, рождённое в водяной стихии и свыкшееся с ней. Но это могло продолжаться недолго: пока её одежда не отяжелела от воды и не потащила несчастную от мелодичной песни к тенистой смерти».[41]

Рембо с его поисками истоков смысла поэтического слова, видимо привлекла граничность человеческого существования, особенно ярко воплотившаяся в образе Офелии. Офелия – цветок среди цветов. Её букет составлен из разных цветов: розмарина, ромашки, лютика, фиалки, крапивы, купавы, анютиных глазок. В нём есть цветок, народное название которого не приводится. Однако Шекспир не упоминает лилию. Видимо, лилия – это символ, к которому обратился сам Рембо, осмысляя образ Офелии. Лилия – царственный цветок. Нарекая Офелию лилией, Рембо заставляет читателя переосмыслить символику шекспировского «Гамлета», через семантику предсмертного букета Офелии, в котором есть всё, кроме царственного цветка, которым и является она сама. Офелия уходит из жизни, так и не став принцессой, супругой принца, невесткой королевы. Её царственность осталась скрытой, не воплощённой. Мало того, свадебный букет превращается в букет предсмертный, состоящий из разных цветов, словно символизируя завершенность жизненного пути героини. Кроме того, в букете шекспировской Офелии есть цветок, название которого, хотя и не произносится, но мыслится окружающими, как импульс, дающий снижающий оттенок всей ситуации её жизни и смерти, словно указывая на некие таинственные, не подлежащие разглашению обстоятельства. Это символика шекспировской Офелии.

Вводя символ лилии, которая в народной символике означает чистоту и невинность, Рембо акцентирует в образе Офелии возвышенное начало. Как и всякий символ, лилия не однозначна, являясь ещё и символом бледной смерти.

В народных сказаниях появление лилии предвещало скорую смерть.

Лилия упоминается в нагорной проповеди Иисуса Христа.

Лилию держит в руках архангел Гавриил, принёсший деве Марии благую весть.

Ангел награждает лилией короля франков Хлодвига.

Лилия была в гербах Флоренции и Тосканы.

И, наконец, королевская лилия дома Бурбонов – державная лилия Франции.

Вся эта семантика вибрирует в поэтическом тексте Артюра Рембо.

Офелия – это и ночная поэтическая грёза, и огромная лилия, плывущая по воде, и фантом, призрак, вызывающий не столько страх, сколько сочувствие и сожаление, восхищение и печаль. В изображении Офелии нет каких-либо зловещих оттенков, скорее можно говорить о высокой печали.

Поэтическое сознание лирического героя адекватно ощущает себя на грани дневного и ночного миров, где пребывает героиня. Призрак Офелии, безумной и прекрасной, сливается с образом гигантского цветка. Он в гармонии с окружающим предметным миром: ветер целует его, вуали-лепестки покачиваются на волнах, ивы дрожат на её плече, камыши склоняются на лоб, кувшинки вздыхают вокруг, какая-то маленькая птичка выпархивает из гнезда – и всё это – в волшебном пении светил.

Описывая призрак Офелии, Рембо играет местоимениями мужского и женского рода. Лилия, символизирующая Офелию (un lys) – существительное мужского рода, с которым согласуется соответствующее притяжательное местоимение его (son). В то же время используется местоимение она (elle). Игра местоимениями создаёт ощущение вибрации зрительного восприятия: от образа гигантского цветка, до образа бедной мёртвой Офелии.

Поэт стремится проникнуть в тайну смерти Офелии не через конкретные причинно-следственные связи, приведшие героиню к завершению земного пути, как это чётко обозначил Шекспир в трагедии «Гамлет», но абстрагируя, суверенизируя персонаж, вынося загадку жизни и смерти за скобки трагических обстоятельств. Это вполне авангардистский художественный приём, нашедший впоследствии широкое применение в литературном творчестве.[42]

Офелия умерла – освободилась и понимает рассказы ветров с Норвежских гор, слышит сердцем пение природы. Ей ведомы жалобы дерева и воздыхания ночей, голоса безумных морей. Ей открывается бесконечность Неба, Любви, Свободы. Это и есть причина её сумасшествия и смерти, это определяет её состояние на грани бытия и небытия.

Рембо заглянул туда, в зазор граничных глубин бытия и небытия, в которые Гамлету не позволило заглянуть качество, которое Шекспир обозначил словом-понятием mind[43], имеющим в английском языке сле дующие значения: разум, ум, совесть, вера. Разум, совесть, вера, ум останавливают героя Шекспира, узревшего границу между бытием и ничто от погружения в призрачное бытийно-небытийное состояние.

Шекспир в монологе Гамлета как реалист эпохи Возрождения, в сущности, отказался изобразить небытие, укрепившись на границе сумеречного и дневного миров. Он оставляет попытки зафиксировать неведомое, оставив нам в наследие труднопереводимый на иные языки текст «о мёртвом узле суеты земной», об «удавке», «петле», в которой корчится разум человека, стремящегося постигнуть границу миров.

Рембо идёт дальше Шекспира и безбоязненно вступает в сумеречную зону неведомого, фиксируя его как фантом, выявляя в нём прекрасное. Там, где совесть, мысль и разум остановили шекспировского Гамлета, Офелия Артюра Рембо безбоязненно продолжила свой путь, который не завершился, когда закончилось её плавание по земным рекам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.