Ритм

Ритм

Ритм — изначально ритм ударов ног. Человек ходит, а так как ходит он всегда на двух ногах, попеременно ударяя ими о землю, то стоит лишь ему двинуться, как удары повторяются, и возникает, преднамеренно или нет, ритмический шум. Обе ноги никогда не ступают с одинаковой силой. Различие может быть большим или меньшим в зависимости от конституции человека или от настроения. Можно пойти быстрее или медленнее, побежать, вдруг остановиться или прыгнуть.

Человек всегда прислушивался к шагам других людей, они интересовали его, конечно, больше, чем свои собственные. Животные также имеют свою излюбленную походку. Многие из их ритмов богаче и внятнее, чем у человека. Стада копытных мчались от него как полки при звуках барабанов. Знание животных, которые его окружали, ему угрожали, на которых он охотился, было древнейшим знанием человека. Он знакомился с ними по ритму их движения. Древнейшим письмом, которое он сумел прочесть, были следы — род ритмической нотной записи, данный изначально; она сама по себе впечатывалась в мягкую почву, и человек, читая ее, связывал с ней звук ее возникновения.

Иногда следы появлялись в огромном множестве на тесном пространстве. Люди, которые сначала жили маленькими ордами, даже спокойно наблюдая эти следы, могли осознавать контраст между собственной малочисленностью и неисчислимостью стад животных. Они были голодны и всегда искали добычу; чем больше добычи, тем лучше. Но им хотелось, чтобы их самих стало больше. В людях всегда сильно было желание собственного умножения. Под этим нельзя понимать только то, что недостаточно точно именуют инстинктом размножения. Люди хотели, чтобы их стало больше прямо сейчас, на этом самом месте, в это самое мгновение. Многочисленность стада, на которое они охотились, и их собственная численность, которую они страстно желали увеличить, особенным образом сливались в их ощущении, что выражалось в определенном состоянии совместного возбуждения, которое я называю ритмической или вздрагивающей массой.

Средством к ее образованию был в самую первую очередь ритм ног. Где идут многие, идут и другие. Шаги наслаиваются в быстром повторении на другие шаги, имитируя движение большого числа людей. Танцующие не сходят с площадки, упорно воспроизводя тот же ритм на том же месте. Танец не ослабевает, сохраняя ту же громкость и живость, что и в начале. Чем меньше танцующих, тем выше темп и громче удары. Чем сильнее они топают, тем их кажется больше. На всех в округе танец действует с притягательной силой, не ослабевающей все время, пока он длится. Кто живет в пределах слышимости, присоединяется к танцующим. Было бы естественно, если бы со всех сторон притекали все новые люди. Но, поскольку, очень скоро никого вокруг не остается, танцующим приходится изображать прирост как бы из самих себя, из собственного ограниченного количества. Они топают так, будто их становится больше и больше. Возбуждение растет и скоро переходит в неистовство.

Но как они возмещают невозможность реального прироста? Прежде всего важно, что все делают одно и то же. Каждый топает, и все одинаково. Каждый взмахивает рукой, и каждый дергает головой, и все — одновременно. Равноценность участников разветвляется на равноценность их конечностей. То, что движется у человека, обретает собственную жизнь, каждая рука и каждая нога начинает жить сама по себе. Но одинаковые члены связаны единым ритмом. Они рядом и соприкасаются. К их одинаковости добавляется плотность, равенство и плотность соединяются в одно. В конце концов танцует единое существо о пятидесяти головах, сотне рук и сотне ног, двигающихся все как одна в одном и том же порыве.

На высшей ступени возбуждения они действительно чувствуют себя одним, и побеждает их только физическое изнеможение.

Все вздрагивающие массы именно благодаря господствующему в них ритму имеют между собой нечто общее. Сообщение, в котором наглядно изображен только один из таких танцев, пришло из первой трети предыдущего столетия. Речь идет о хака, когда-то военном танце новозеландского племени маори.

«Маори образовали длинную змею в четыре человека шириной. Танец, называемый хака, должен был каждого, кто видит его впервые, наполнить страхом и содроганием. Все участники — мужчины и женщины, свободные и рабы — стояли вперемешку, независимо от положения, которое они занимали в общине. Мужчины были совершенно голыми за исключением патронташей, накрученных вокруг тела. Все вооружены охотничьими ружьями или штыками, привязанными к концам копий и палок. Молодые женщины и даже жены танцевали с обнаженной верхней половиной тела.

Ритм пения, сопровождавшего танец, соблюдался очень строго. Все танцующие вдруг подпрыгивали вертикально вверх, все в одно и то же мгновение, будто бы всеми ими повелевала единая воля. В то же мгновение они взмахивали оружием и изображали гримасу на лице, так что с длинными волосами, которые у них часто носят не только женщины, но и мужчины, они походили на войско Горгоны. Приземляясь, они громко ударяли одновременно обеими ногами о землю. Эти прыжки повторялись все чаще и быстрее.

Черты их кривились и искажались, насколько это могла позволить лицевая мускулатура; каждая новая маска точно воспроизводилась всеми участниками. Когда один скручивал свое лицо винтообразной гримасой, остальные немедленно подражали ему. Они вращали глазами так, что видны оставались только белки, и казалось, будто глаза сейчас вывалятся из глазниц. Рты распяливались до самых ушей. Все разом они высовывали языки так далеко, что европейцу никогда не удалось бы это воспроизвести; такое достигается долгими упражнениями с малых лет. Лица их представляли собой ужасную картину, и было облегчением отвести от них взгляд.

Каждый член каждого из тел действовал сам по себе — пальцы рук и ног, глаза и языки, так же, как руки и ноги, казалось, танцевали по отдельности. Плоской ладонью танцующие громко ударяли себя по левой стороне груди или по бедру. Оглушительно звучало пение. Танцевали 350 человек. Можно себе представить, как воздействовал этот танец во время войны, как он поднимал отвагу и возбуждал ненависть противников друг к другу».

Вращение глаз и высовывание языка — знаки упрямства и вызова. И хотя война, в основном, дело мужчин, и свободных мужчин, неистовству хака предавались все. Масса здесь не знает различий пола, возраста или положения, все ведут себя одинаково. Что, однако, отличает этот танец от других, исполняемых с той же целью, так это необычайная разветвленность равенства. Каждое тело будто разложено на отдельные части, не только на руки и ноги — такое бывает часто, — но на пальцы рук, ног, языки и глаза, и все языки производят вместе и в один и тот же момент одно и то же действие. Вдруг все пальцы ног, все глаза делают одно и то же. Люди уравнены вплоть до мельчайших своих членов и захвачены все накаляющимся действием. Вид трехсот пятидесяти человек, одновременно выкатывающих языки, одновременно вращающих глазами, должен вызывать ощущение непреодолимого единства. Сплоченность здесь — не просто сплоченность людей, но и сплоченность их отдельных членов. Можно было бы себе представить, что эти языки и пальцы, если бы они не принадлежали людям, могли бы сами по себе вместе действовать и сражаться. Ритм как бы пробуждает к жизни каждое из этих равенств по отдельности. В своем совместном нарастании они необоримы.

Ибо танец предполагает, что его видит, что на него смотрит враг. Хака выражает интенсивность коллективной угрозы. Но с тех пор, как танец возник, он превратился в нечто большее. Его заучивают сызмала, он распался на множество форм и исполняется по всем возможным поводам. Многим путешественникам оказывали честь, исполняя хака. Именно этому поводу мы обязаны приводимым сообщением. Дружественные армии, встречаясь, приветствуют друг друга хака; при этом он исполняется с таким рвением, что наивный наблюдатель думает, что вот-вот разразится страшная битва. При похоронах знатного вождя, когда минуют фазы оплакивания и нанесения себе ран, как это принято у маори, после изобильной торжественной трапезы все вдруг вскакивают, хватают ружья и выстраиваются для хака.

В этом танце, где могут участвовать все, род воспринимает себя как масса. Род сам помогает себе, как только возникает в этом потребность, почувствовать себя массой и явиться ею перед другими. В достигнутом им ритмическом совершенстве полностью осуществляется эта цель. Благодаря хака его единству изнутри ничто не угрожает.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.