ГЛАВА 3. СТРАННЫЕ ОПЫТЫ

ГЛАВА 3. СТРАННЫЕ ОПЫТЫ

…просматривается возможность нарушения одного из основных законов мироздания и, как следствие, изменение последовательности событий в ближайшем будущем реала Земли…

…что конкретно может произойти?..

…пока картина событий неопределенна из-за наслоения вероятностей…

…потенциальные последствия?..

…вплоть до коллапса цивилизации…

(из обмена мыслями где-то в астрале)

***

Началось все очень обыденно. Я разгребал на работе «завалы» наработанные «молодыми» сотрудниками. Шеф, наверно от отчаяния, загрузил их работой, с которой они, по определению, не могли справиться.

Молодежь весело сжевала и схрустела все гостинцы, привезенные мной из-за бугра, и кофе опять приходилось пить "с чем бог послал", а сегодня, видимо, этот бог вообще, послал и кофе, и меня куда подальше. Потому что, и так-то питие мое было "с таком", но и того мне не дали спокойно допить.

— Женечка! Миленький! Выручай! — до моих ушей донеслись Любочкины вопли из лаборатории.

"Ну, чего они там еще наворотили!" — ворча вскочил я, при этом задев ножку стола и пролив остатки содержимого своей чашки на фильтровальную бумагу, которая заменяла нам скатерть. — "О господи! Еще этот кофе!" — на секунду притормозив, успел подумать я. Потом махнул рукой и рванул в лабораторию.

В дальнем углу, где у нас располагался «тренажер» — камера для животных с энцефалографическим оборудованием, суетилась Любочка, а ей то ли помогали, то ли мешали Витек и Иринка. Подбежав ближе, я увидел, как Любочка в отчаянии щелкает переключателями. А в камере лежит, обвиснув на удерживающих ремнях и с подключенными к голове проводами, маленькая собачка.

— Что тут у вас? — я попытался с ходу разобраться в ситуации.

— Женечка! Сама не знаю! Я ее…! А она дохнуть! А тут эта…! — причитала Любочка, беспомощно размахивая руками.

Понять, что она имела в виду, как всегда, было невозможно. Поэтому я в первую очередь отключил от сети энцелограф, а потом занялся бедным животным. Снял с собаки все провода и шлейки. Пульс у нее прощупывался, но очень слабый. Я занялся выяснением обстоятельств с элементарного допроса. Может, и не такого, как в гестапо, но, наверно, на среднюю ментовку потянет — настолько я был рассержен:

— Так! Быстро, что вы тут делали?! Кто дал вам право издеваться над животным?! — нахмурившись, я попытался придать своей физиономии свирепое выражение.

— Я… Мы… У меня есть доступ к животным! Вот! — сначала промямлив, но потом, собравшись с духом, выпалила Любочка.

— Что? Откуда?!

— Оттуда! — Любочка гордо показала язык. — Я целых два месяца таскалась на эти курсы — шеф заставил.

"Да, шеф — молодец, а я — шляпа!" — подумал я про себя, но, тем не менее, устрашающе тараща глаза, продолжал свою непоколебимую, почти Сталинскую линию допроса:

— Что вы делали с собакой? — железным тоном вещал я.

— Я это, — опять замялась Любочка. — Мы тут это… опыт ставили.

В процессе допроса, в течение которого я несколько раз менял тактику с «плохого» следователя на «хорошего» и обратно, выяснилось, что Любочка перепутала ампулы с «Ксилонейросказином» Вместо маркировки «А» взяла «В». Но, как и положено молоденькой и симпатичной девушке, она не остановилась на этом и перепутала еще и переключатели на приборе вместо считывания энцефалограммы, включив подачу импульсов на мозг собаки. И, конечно же, у нее нашлись веские оправдания. Ампулу ей случайно подсунула Иринка, а прибор после тестирования переключил Витек.

Я свирепел и пух, как помидор. Ну как объяснить Любочке, что хорошо все-таки самой проверять все, что ты делаешь?! Никак! Это диагноз! И мне, между прочим, с этим диагнозом работать! В общем, все было, как всегда — очередная Шнобелевская.

— Ну, теперь, кажется, все ясно, — наконец отпустил я народ расползаться по углам и зализывать раны. — Дальше я сам справлюсь. Люба, запиши в журнал, что препарат не тот и опыт остановлен, а я собаку посмотрю. И Ира, дай мне описаловку на "Ксилонейросказин В"!

Действительно, оба препарата, что «А», что «В» были антидепрессантами анксиолитического действия и находились в клинических испытаниях, другими словами, испытывались на людях. Следовательно, у них не должно быть серьезных противопоказаний! Так, дальше: нежелательные эффекты… дозировка… — ничего особенного. Всего в ампуле было 2 мл с концентрацией 1 мг/мл — значит максимум, что могла получить собачка 0,4 мг/кг — нормальная, но никак не смертельная доза. Может у нее анафилактический шок — чего не бывает? Надо кровь на анализ взять, да и энцефалограмму снять — посмотреть, как ее мозг работает…

Спустя три часа собачка продолжала находиться в полной отключке, лежа в клетке экспериментальной камеры. Анализ крови оказался в норме, сердцебиение замедленное, но не очень. А вот энцефалограммой я был сражен! Точнее, ее отсутствием. Я даже, повторяя Любочкины потуги, бегал от компа к собаке, от нее к энцефалографу и обратно. Вегетатика работала, но замедленно, а вот кора была как мертвая! Но, такой полной отключки коры головного мозга при нормальном функционировании всех систем я никогда еще не видел! Даже при глубокой анестезии.

Рабочий день подходил к концу. Пришлось отзвониться в виварий — сказать, что песик нужен в эксперименте до завтрашнего дня. Когда все уже разошлись по домам, я, в последний раз, заглянул в камеру, проверить самочувствие собаки — ничего не изменилось. Я, удрученно вздохнув, погасил свет и пошел домой.

На душе было тягостно. Машинально кивнув и показав пропуск вахтеру на выходе, я выскочил в пасмурный вечер. Весна, как бы передумав после нескольких погожих дней, решила отступить, и серые низкие тучи создавали осеннее настроение. Всю дорогу до дома, из головы не выходила маленькая пушистая лаечка, лежащая на боку в глубочайшей коме. Завтра меня ожидала неприятная процедура «списывания» животного: разбирательства с шефом, утряска формальностей с виварием, составление акта… Можно было бы свалить все на Любочку, но она и так получила переживаний по полной программе и почти весь оставшийся день просидела у "миленькой собачки". Потом вспомнилось, что же меня еще давит — Зинка. Хоть и не ахти у нас были отношения, но все же иногда поговорить можно было. А сейчас меня ждала дома только пустота.

Выходя с автобуса, я вспомнил, что еще не заглянул в магазин, а дома было хоть шаром покати. Пришлось топать до супермаркета, затариваться всем, что попадет под руку. Уже в квартире, послонявшись из спальни в гостиную и на кухню, я уставился на не разобранные пакеты из магазина, загромождающие кухонный стол. С тихим стоном задавив остатки лени, я с ожесточением бросился в бой с этим вечным и безжалостным противником всех холостяков — милым их сердцу бардаком.

Выиграв этот раунд в позиционной борьбе, я расслабился на диване в гостиной, соображая, как мне дальше убивать свое личное время. Комп мне за весь день надоел, на бумаге почитать ничего не было, а опять рыться в сети было не охота. Наконец я нашел оптимальный выход из положения: "Обзвоню-ка я ребят!" Первого набрал Федьку. Он весело загудел в трубку:

— На связи!

— Барышня! Соедините меня, пожалуйста, с Карасиным!

— Ах, это ты, Котище!

— А як же!

— Ну чего, какие новости с биологического фронта?

— Хреновые! Считай, что собаку убили!

— Да чего ж вы там так развоевались, что своих уже не жалеете?

— Да вот, пала смертью храбрых, за родину, за барина!

— Ага, а барин — это, разумеется, ты.

— Да нет! Скорее Любочка.

— А-а, это милое, кудрявое, вечно тараторящее создание? Как же она собачку-то замочила? И не жалко? Ай-ай-ай!

— Ну не такая уж она у нас вампирша! Скорее, несчастный случай — шальная пуля, так сказать!

— Но эт-ты брось! В каждой женщине сидит вампир! Хотя бы, маленький. Не успеешь оглянуться, как присосется кровушки попить. И ведь как приятно! Истинный вампир должен быть приятен, а то он с голоду сдохнет! — вкрадчиво выговаривал Федька.

— Да брось ты! Сказок перечитал явно!

— Э-э брат! Пока ты сам в этих сказках разбираться не научишься, так эти «сказки» и будут квасить тебя всю жизнь, — явно намекая на мои неудачи с женщинами, выговаривал мне Федька.

Я понимал и принимал Федькины упреки. Но, видимо, склад моей натуры не давал так легко относиться к жизни, и я все время занимался каким-то самокопанием, искал чего-то недостающего, и как результат, слишком серьезно относился к взаимоотношениям с женщинами, ожидая от них невозможного.

— Что поделаешь?! Я вполне согласен с тобой, но видимо, неисправим в своих пороках!

— Да уж! А чего вообще-то звонил — так, аль по делу какому?

— Да так, что-то заскучал. Думаю чем бы заняться…

— Эх жаль, у меня тут рандеву с одной дамой намечается. А может, присоединишься? Я ее попрошу какую-нибудь подругу с собой привести, — явно шел на большую дружескую и бескорыстную жертву Федька.

— Спасибо конечно, за приглашение, но я помеланхольничаю тут в одиночку — тоже неплохое занятие, — я вежливо отказался, представив эту «подсунутую» мне подругу. Нет уж, лучше одному вечер скоротать, чем ублажать случайных дам. До такого я еще не докатился: "Еще в бюро знакомств объявление подать на старости лет не хватало!" — бурчал я про себя.

— Ну, тогда не могу ничем помочь! Спасение утопающих — дело рук самих утопающих! Или как там говорил великий Бендер? — продекламировал Федька.

— Все! Давай, вали на свое рандеву! И не подрывай своим поведением авторитет мужской половины общества!

— Я то не подорву! Ну, пока!

— Пока! — я повесил трубку. Хорошо с Федькой! Поговорил десять минут, и сразу стало легче, и погода за окном не такая пасмурная, и заняться дома сразу есть чем. Я, уже веселее огляделся вокруг и, все же, решил еще звякнуть домой Славке — побазарить, а уж потом приняться за какое-нибудь дело.

— Алло! — раздался приятный девичий голос в трубке. Я, немного опешив, сообразил, что это Таша отвечает.

— Таша, привет! — радостно приветствовал я ее в трубку.

— А, это ты Женя! — искренне обрадовано ответила она.

— Я сильно не помешал?

— Да что ты! Мы тут как раз все домашние дела переделали, так что можно и поболтать о чем-нибудь. Как ты там?

После знакомства на вечеринке по поводу моего приезда, мы разговаривали еще пару раз с Ташей, и оба раза я отмечал, насколько же легко с ней общаться. У нее совершенно не чувствовалось каких-то "задних мыслей" или "двойного дна". Она была всегда естественна и высказывала мысли прямо. Такими свойствами обычно могут похвастаться только умные и самодостаточные люди. Славке несказанно повезло — ведь таких свойств обычно и ищут люди в партнерах, но насколько редко находят… Да, мне пока ничего подобного не попадалось… Я опять расчувствовался и ляпнул:

— Да вот, разрешите одинокому путнику погреться у костерка вашей любви!

— Ого, как круто сказано! А что же путник такой одинокий?

— Да вот, не сложилось… Да и на работе мелкие проблемы.

— А ты не стесняйся, расскажи! Может, чего и придумаем! — чувствовалась рука психолога в действии.

— Знаешь, а у меня идея! Давай Славку заставим поревновать! Поболтаем подольше — посмотрим, среагирует он или нет?

— Ну ты хитер! — смеялась во всю Таша. — Давай! Но перспективы невысокие. Он доверчив, как котенок.

— Это Слава-то?! Да ты его не знаешь! Он с женщинами всегда такой подозрительный был — никого к себе близко не подпускал!

— Это ты его не знаешь! Просто не те женщины были!

— Отлично, сейчас проверим! Давай, я тебе пока тут нюни распускать буду, а ты смотри, что Славка станет делать.

— Давай!

— Если честно, у нас в лабе собачка сегодня такая красивая представилась. Неприятный осадок на душе остался.

— Да, это, в любом случае, грустно.

— Ты знаешь, это бывает в нашей работе, но каждый раз ужасно обидно. Большие животные часто бывают доверчивы — тянутся к тебе за лаской или угощением, а ты их шприцами потчуешь… А потом, они становятся нервными и подозрительными, и это еще хуже. Ты смотришь на результат своего «труда» и это становится совсем невыносимо — идти с иглой и смотреть в эти испуганные и забитые глаза, приготовившиеся к очередной муке… А если еще и такой результат, как вчера, чувствуешь себя вообще садистом-убийцей.

На том конце трубки было молчание. И даже послышалось какое-то сопение. Наконец раздалось:

— Ой, прости, наверно, я никудышный психолог — я даже не знаю толком, как тебя приободрить, — расчувствовавшись, сказала она. — Но давай, посмотрим на это с другой стороны. Ведь мы знаем, какие муки испытывают люди в больницах, и как им помогают лекарства, испытанные на животных.

— Спасибо, что выслушала. Я и сам понимаю, что сделать с этим ничего нельзя — это просто одно из маленьких проклятий нашей работы…

— Да… это я с приятелем разговариваю, — раздалась в сторону выговариваемая реплика, а в трубку — удивленным шепотом. — Ничего себе! Кажется, заметил! Смотри-ка, даже кругами заходил!

— Да уж, забегаешь кругами! — засмеялся я. — С каким-то приятелем, да еще шепотом! Вот и славненько — тут никто не выдержит!

— Все, я не могу больше над любимым человеком издеваться! — смеялась Таша.

Тут в трубке раздался разъяренный Славкин голос:

— Ах, это ты Федька у меня жену уводишь!

— Спасибо за комплимент, но вы ж, вроде, неженаты?

— Женька! Фу ты черт! Вот разыграли! Ну, от тебя я этого не ожидал! — Славка явно смутился, что перепутал меня с Федькой. А в трубке слышался звонкий Ташин смех.

— Да, жаль, а я рассчитывал на более высокую оценку своих способностей, — деланно грустным голосом, констатировал я. А сам чувствовал, что невольно оказался прав: я действительно «грелся» в исходивших от них лучах радости и уверенности друг в друге.

— Нет, это действительно было проведено мастерски! Я оценил! Слушай, наверно впервые я "начал сомневаться". Хотя нет! — в трубке слышалась какая-то возня, хихиканье и чмоканье. — Больше ты меня на это не поймаешь! — это уже явно было сказано не мне.

— Ну ладно, продолжайте резвиться! Отбой! — чувствуя, что там уже всем явно не до меня, я повесил трубку, не дождавшись никакого ответа.

"Вот и повеселились немного, а теперь можно и какую-нибудь книжку в И-нете пошарить!" подумал я и пошел к компьютеру…

***

Утром я спешил на работу, втайне надеясь, что собака еще жива. Институт только просыпался с первыми входящими уборщицами и старшими лаборантками. Это особая категория людей, которые держат на своих плечах каждодневный ритм работы всего огромного учреждения, трудясь на своих незаметных рабочих постах. Если без большого начальника, институт мог существовать месяцами, то без уборщицы и, тем более, старшей лаборантки, ни одна лаборатория не прожила бы и двух дней. Эти женщины, всегда были нужны и всегда оправдывали возложенные на них обязанности. Они всегда были обязательны, первыми приходили на работу и помнили все о текущих делах. И иначе было нельзя. Иначе лабораторий просто не существовало бы.

Включив свет, я поспешил в дальний конец лаборатории к камере энцефалографа. Каковы же были мои радость и удивление, когда из угла донеслось оживленное поскуливание. Тузик весело вертел хвостом, повизгивая и царапая лапой по клетке.

"Господи, как же можно сохранять такую доверчивость после всех издевательств! Он же проголодался и наверняка хочет пить!" — я открыл клетку и голодное, но счастливое животное доверчиво прыгнуло ко мне на руки. Собачка тут же начала облизывать мне лицо, приплясывая от радости. Сзади хлопнула дверь, простучали каблучки, и острый локоток отпихнул меня в сторону:

— Ой ты моя лапушка! Жива! Здорова! Жень, ура! — и я второй раз за последние десять дней оказался в объятиях Любочки.

"Хм, не слишком ли часто для «строгого» начальства!" — но строить рожи было явно не время и я, не скрывая счастливой улыбки, спросил:

— Что, тоже не выдержала? Ни свет, ни заря прибежала! — вручив Тузика Любочке слизывать ее обильную косметику, я поспешил налить воды в маленький кювет и поставить его в клетку, а сам понесся искать хоть каких-нибудь сухарей для изголодавшейся собаки. Вернувшись с засушенным печеньем, я застал пасторальный этюд "Пастушка и несчастная собачка, радостно хлебающая из ручья" Не хватало только самого ручья, да и пастушка была немного перекрашена, но характер картины выдержан был точно.

— Ну, дама с собачкой, не утопи свою Му-му в слезах умиления!

— А ты, жестокий вивисектор, тебе б только над животными поиздеваться! — обиделась Любочка, будто не сама эту собачку вчера в кому загнала.

— Ты извини, я не хотел тебя обидеть! Это очень легко на нашей работе — потерять чувство сострадания. А ты на самом деле молодец — жалеешь животных! — я, извиняясь перед Любочкой, попытался размочить черствое печенье, что мне не удалось, так как оно было уничтожено еще до того, как успело намокнуть.

Я лихорадочно соображал, что и в какой последовательности надо сделать. Во-первых — нужно сдать собаку в виварий и попросить понаблюдать за ней пару дней. Во-вторых, а может, во-первых — ничего пока не говорить шефу: что-то мне уже от этих Шнобелевских открытий уже худо делается! Надо самому во всем разобраться. В-третьих — все опыты с «Ксилонейросказином-В» я беру себе. Слишком это громкая заявка — завалить препарат, прошедший до второй стадии клинических испытаний — это миллионов стоит для разработчика. Так что, надо выяснить наверняка — случайный это факт или действительно мощное побочное действие, которое утопит препарат. Здесь "нет права на ошибку", как говаривали советские шпионы-патриоты в старинных фильмах. Дождавшись, когда все появятся в лаборатории, я объявил о своем высочайшем решении народу:

— Я беру все материалы по Ксилонейросказину-В себе. Буду разбираться, что там произошло.

Любочка, кажется, облегченно вздохнула, а вот Иринка как-то заерзала. Я сразу постарался предупредить развитие ситуации в опасном направлении и спросил:

— У кого-то есть возражения? — и посмотрел на Иринку.

— Ну-у, — замычала, засуетившись Иринка.

Я мягко «по-отечески» завещал:

— Я понимаю, что ты «прикипела» к теме, но пойми, вопрос стоит огромных денег. Согласишься ли ты взять на себя всю ответственность за результаты опытов?

— Нет, — ответила поникшая Иринка.

— Спасибо за понимание. Теперь тасуем всю работу по-новому: Ксилонейросказином-А занимается Любочка и дальше, а вот Иринка будет тестировать на мышах Цетронал — он поступил в разработку месяц назад, но работы еще не начинали. Будешь гнать по обычной схеме. Все остальное остается так же…

***

Три недели анализов Ксилонейросказина-В на мышах и кроликах не дали никаких результатов. Вернее все возможные анализы: биохимия, гистология, иммуноанализ давали норму. Синапсная активность, как и активность мозга, были в ожидаемых пределах. Прицепиться было не к чему, и я начал тестировать препарат на собаках. Результаты первых трех тестов на «тренажере» (так мы обзывали камеру для животных с подключенной к ней аппаратурой) тоже не показали ничего нового. Все показатели были в пределах нормы.

Сидя очередным утром в нашей «кофейне» я крепко задумался. Девчонки выпили свою порцию кофе, выудив по конфетине из своих неприкосновенных запасов, почирикали немного, как два весенних воробья и быстро помыв свои чашки, упорхнули в лабораторию. Только я, будучи старшим, на данный момент, имел "моральное право" в задумчивости сидеть, медитируя над чашкой кофе неопределенно долгое время. Остальным это не позволяла хиленькая, но все же вполне еще присутствующая, трудовая совесть.

Прибежал Витька и вытащил из шкафчика свою кружку. В ее нутро было лучше не заглядывать. О своей чашке я тоже, естественно, не мог похвастать, но его кружка — это было что-то! В общем, если бы в книге Гиннеса был рекорд на самую грязную кружку, то Витькина имела бы все шансы. На самом деле, это не такое легкое дело, довести кружку до соответствующего состояния. Здесь требуется долгое терпение, когда неделями ее нужно споласкивать иногда холодной, иногда горячей водой. При этом очень искусно использовать эффект псевдомытья, когда вроде даже и используется поверхностно-активное вещество, но как бы невзначай — не более трех секунд. Затем очень важен процесс чередования определенных напитков. Так, например, недомытый чай хорошо фиксируется молоком, а кофе — чаем. Надо признать, Витька достиг в этом виде искусства определенных успехов.

— Вить, ты бы кружку разок сунул в помойку (это мы так нашу лабораторную посудомоечную машину обзываем). Она бы быстренько всю накипь отодрала. А-то, как ты можешь хоть что-нибудь пить из такой кружки?

— Эх! Что бы ты понимал! Во-первых, это моя грязь, можно сказать, кровная, и потом, не грязь это вовсе, а пигментный слой. К тому же, у моей кружки куча преимуществ!

— И каких же это, позвольте спросить?

— А вот смотри: вот если чай "Москву видать", то в моей кружке он гораздо крепче выглядеть будет! Смотри дальше — вот придет к тебе твой Слава или Федя, ты же чью кружку потянешь из шкафчика им доставать? Ясно, что не мою, а Любочкину или Ирчика. Они потом дутые ходят, а тебе сказать боятся. Так что, можешь рассматривать это, как мое фирменное противоугонное средство!

— Да, тут оказывается целая жизненная позиция! — восхитился я.

Вдруг Витька как-то скис и признался:

— Если честно, то я пытался ее в помойку пихнуть, но меня Иринка застукала и наорала, что я своей кружкой всю лабораторную посуду испохаблю. Так что, я уж как-нибудь так уж…

— С другой стороны, и чего это я тут своим рылом в такую тонкую жизненную философию лезу? — сказал я, разглядывая темный ободок на своей кружке.

Потом решил, что мне все равно не угнаться за Витькиными достижениями и пошел отдраивать грязь посудной щеткой. Мысли в голове продолжали вертеться вокруг одной темы: "Повторить, что ли весь Любочкин эксперимент от начала до конца? Если все будет в порядке, докатать все эксперименты и отправить результаты по инстанциям, а тот случай можно и забыть. И все-таки, нужно начать опыт вечером, когда все уйдут из лаборатории, так как, если собака опять в кому впадет, этого ребятам лучше не видеть".

Ситуация и в самом деле была странная. Можно было провести все стандартные опыты и отправить отчет, не обращая внимания на "несчастный случай". А можно было провести "Любочкин эксперимент" и, в случае «удачи», загубить препарат. На такое у меня пока явно не хватало духу. Поэтому, я решил провести опыт втихаря, чтобы в случае каких-либо осложнений, спокойно обдумать результаты.

Чтобы наверняка очистить помещение к вечеру, я распустил слух, что сваливаю сегодня с работы в четыре и «подсказал» Витьку, что «кажется» сегодня показывают старый классный фильм со Шварцем по «какой-то» программе. Парень был основной помехой, он мог уйти и в три часа дня и в три часа ночи с одинаковой вероятностью, так что пришлось воспользоваться запрещенным приемом. Витька имел какую-то детскую слабость к Шварцнейгеру, и мог смотреть любой фильм с его участием, в любой обстановке и любое количество раз. Я подозревал, что у него есть файлы со всеми фильмами Шварца, но он всегда готов был бежать и смотреть фильм по телевизору, если его показывали, ругаясь при этом на рекламы, но не ставя все-таки проигрываться запись фильма. В чем здесь секрет, я не знал. Может, это какое-нибудь коллективное подсознательное со-просматривание фильма эгрегором любителей этой Швейцарской горы мускулов по всей стране? Какой-то дух единения, о чем не ведает наше рациональное сознание несведущих о Шварцнейгере обывателей. Короче, я совершил, в общем-то, подленький поступок, пользуясь душевной слабостью своего коллеги, и оставалось только надеяться, что он не догадается проверять мою наглую ложь прямо на работе по компу.

Перед "уходом с работы" я привел с вивария собаку и поместил ее в клетку «тренажера» ждать эксперимента, якобы запланированного на завтрашнее утро.

В семь вечера я возвращался на работу в надежде застать лабораторию пустой. К счастью, мои надежды подтвердились уже на вахте. Дежурный проверил ключи — они были сданы.

— Что так поздно на работу? — задал почти риторический вопрос вахтер.

— Дела! — я изобразил глубоким вздохом, усталость, отчаяние и безнадежность в одном флаконе. По-видимому, весьма удачно, так как ключи оказались у меня в руках без лишних вопросов, и перед носом появился журнал учета. Расписавшись, я припустил по полутемным лестницам и переходам вверх и направо. Огромное здание впадало в ночную спячку. Лаборатория встретила меня темнотой, местами потревоженной зелеными и красными огоньками тихо гудящих приборов. Включив свет, я обнаружил все на своих местах. Собака — неопределенно пестрого окраса кобелек, явно «дворянских» кровей и с простым именем Дружок, спокойно лежала в клетке. По неведомой причине, собаки в нашем виварии всегда носили незамысловатые клички — наверно это было проще в работе.

— Ну что, "Дай друг на счастье лапу мне!" — продекламировал я, присаживаясь перед псом. — Прости за некоторые неудобства, которые мне придется тебе причинить. Я постараюсь тебя сильно не обижать.

Пес умными и грустными глазами спокойно смотрел на меня. Я включил комп и энцефалограф для прогрева. Потом подошел к собаке, дал ей кусок сахара, пытаясь купить дружбу несчастного животного, и надел на нее шлейку, удерживающую на месте. Затем настала очередь электродов, но это не заняло много времени. Для начала, я запустил энцефалограмму на пять минут. Все было в норме. Затем я переключил прибор на подачу электромагнитных импульсов в крайнее положение — на частоту в один герц — как в тот, злополучный раз, и дал этому излучению действовать пятнадцать минут — для контроля. Хотя понимал, что такая процедура просто не может серьезно повлиять на собаку, так как оно похоже по природе на действие того же мобильного телефона. Ну, может, слегка индуцирует у пса сонливость, но не более того.

Дружок пока что мужественно переносил все издевательства. Настала пора пробовать Ксилонейросказин-В. Я высчитал дозу — один и две десятых миллилитра. Приготовил шприц. Дал псу еще сахара, погладил по загривку, пошептал ему на ухо что-то утешительное и сделал инъекцию. Сел напротив и начал ждать. Минуты шли, прибор был включен, собака спокойно пыталась вылизывать передние лапы. А у меня в голове роились противоречивые мысли:

"Если ничего не произойдет, то можно облегченно вздохнуть… А если произойдет? Что я буду делать с собакой? Не умрет ли она? Прошла десятая минута…, одиннадцатая…, двенадцатая… и вдруг, собака зевнула, слегка проскулила и повисла на удерживающих шлейках. Я проверил состояние животного. Пульс и дыхание были ровными, но слабыми и несколько замедленными. Зрачки не реагировали на свет. Я переключил энцефалограф на запись — мозг «молчал», как мертвый. Я оставил прибор на непрерывной записи на комп и взял немного крови на анализ уровня лекарства — завтра можно будет провести количественную иммунореакцию. Освободил пса от шлеек и осторожно положил на бок, так чтобы не сбить электроды. Сел напротив и стал ждать.

Вдруг в кармане раздался звонок мобильника. "Однако все лучше, чем так сидеть и тупо ждать неведомо чего!" — подумал я, доставая телефон. На экране светился Славкин номер.

— Привет Земеля!

— Привет Кот! Ты чего по- домашнему не отвечаешь?

— Да я сегодня с экспериментами засиделся.

— Что биолог, совсем наука заела! Вроде так уже и несолидно, на ночь глядя, в лаборатории торчать. Ну если только с дамой — да и то, проще где-нибудь в другом месте культурно время провести. Не студент, чай — есть, наверно, финансы? — нес всякую лабуду Славка.

— Да я не с дамой, а с кавалером.

— Ох-ты! Не ожидал! Какие-то у тебя наклонности стали странные появляться! Надо меньше телевизор смотреть, а то наше телевиденье по своему скудомыслию все население в голубые сагитирует. Я слышал, что эта пропаганда уже начала сказываться на демографической ситуации. Представляешь? И куда только Жириновский смотрит?

— Все бы ничего, но вот беда — не успели мы с кавалером толком ничем заняться, как он впал в полную отключку — хуже, чем под наркозом!

— Вот! Сколько раз я тебе говорил! Нельзя пить на рабочем месте! Тем более в лаборатории. Небось этиловый спирт с бутиловым перепутали! А если бы с метиловым! — некому было бы и скорую вызвать!

— Ну Слав, ты сегодня в ударе! Тебе надо Федьке срочно звонить — у тебя сейчас есть явный шанс его, наконец, переболтать!

— Да! У меня есть причина для удара, и, надеюсь, не апоплексического! Вернее будет сказать, у нас с Ташенькой есть причина!

— Ну и какая, позвольте спросить? — поспешил я увести разговор с темы, по которой пока сам не знал чего и говорить.

— Мы тут отмечаем годовщину нашего первого официального знакомства и хотим устроить небольшой пикничок на лоне природы. Короче, мы приглашаем тебя и Федю к нам — то есть на родительскую дачу на эти выходные! Синоптики, если не врут, обещали теплую, можно сказать, жаркую погоду. Так что, есть хороший шанс начать летнюю программу раньше обычного.

— Да! Заманчиво! — я подумал, что у меня нет ничего против столь замечательной идеи. — Приеду — сто процентов! Даже если в реанимацию попаду, приеду!

— Здорово! Мы очень рады! Только, пожалуйста, без реанимации обойдись! Или что, ты действительно так обрадовался, что к вам с приятелем уже обоим надо реанимацию вызывать?!

— Да нет! Спасибо! Обойдемся без скорой помощи!

— А если серьезно, что там у тебя случилось, если не секрет? Помощь не нужна? — Слава все-таки вернулся к моей проблеме, но тактично спросил про секретность. Это-то наверно и толкнуло меня на «откровения». И события побежали в том русле, в котором им, может, совсем и не стоило бежать.

— В том то и дело, что сам не все понимаю и не знаю пока, насколько тут секретничать нужно. В общем, нетипичная реакция на препарат, правда, в нетипичной обстановке. Собака то ли в коме, то ли анестезирована, но есть надежда на «выздоровление» — потом, сообразив, что это нетелефонный разговор, продолжил. — Давай, я все обдумаю и мы на даче, как раз и поговорим, если вам интересно будет.

— Отлично! Тогда в субботу мы с утра рванем туда порядки наводить, а ты выспись и подъезжай, как сможешь!

— Да! С меня печеный лосось! Я вчера видел объявление в супермаркете — у них должны подвести свежего по скидке. Надеюсь, не протухшего! Ну и, как всегда, с меня картошка, макароны и хлеб, да еще красненького винца коробочку получше подберу, — я предлагал свои услуги, понимая, что это первый выезд на дачу, и ребятам надо везти кучу барахла и съестного, а потом еще полдня наводить порядки.

— Молодец! Не откажусь от помощи! Вечерком можно попробовать на щуку сетку поставить.

— Слушай! Сейчас же еще глухари токовать должны! Давай, как в детстве, съездим на ток ночью! Как он у вас еще «жив»?

— Даже не знаю — давно не был, но глухаря той осенью спугнули, когда за грибами ходили.

— Все! Заметано! Днем наводим порядок на даче, а ночью на ток. А на щуку и днем, в воскресенье успеем, с острогой!

— Договорились! Таше, тоже наверно интересно будет ночь в лесу провести.

— Тогда пока! До встречи на даче! И привет Таше!

— Давай! Если какие изменения в планах — звони!

Я выключил связь и сидел еще несколько минут, обдумывая дела на выходной. Из задумчивости меня вывел писк таймера, установленного подавать сигнал каждый час. Было время брать кровь на анализ уровня препарата в плазме. Песик по-прежнему спал, не реагируя на проводимые мероприятия, а энцефалограмма по-прежнему была на нуле, кроме вегетатики. "Да, без Славиного совета тут не разобраться!" — такие прямые линии были похожи на состояние, по крайней мере, частичного омертвления мозга.

"Господи!" — вдруг вспомнил я: "Я же могу повысить чувствительность прибора в тысячу раз!" Я тут же бросился к прибору. Отключил электроды с вегетатики, чтобы не зашкалили, и вывел чувствительность сразу на максимум. Кривые сразу ожили, но все равно, колебались только слегка — близко к фоновому уровню. Примерно в пять — десять раз меньше обычно записываемой кривой. Что означает, почти в десять тысяч раз слабей, чем при обычной активности мозга. Видимо, пульсирующая кровь, отголоски вегетативых центров и основные жизненные процессы все же «фонили». Но можно было сказать, что мозг был жив. Я опять уселся обдумывать новые факты в полной тишине лаборатории.

К реальности меня опять вызвал второй телефонный звонок. Это был уже Федька. Видимо, жаждал обсудить планы на выходные.

— Привет Барабас!

— Привет биолух! Ну что, рвем когти к Славке на дачу?!

— Что, Слава звонил? — констатировал я. — Еще как рвем! С провиантом и выпивкой договорились?

— Да, все в полном ажуре! Я так понял, что будем только мы и Таша. Она хотела Веру пригласить, да та на стажировке в Питере.

— Ну и пусть! На ток лучше поменьше народу водить, чтобы птицу зря не пугать. Ты-то сам пойдешь?

— А то?! Еще спрашиваешь!

Что-то Федька не шибко острил на этот раз — наверно выдохся со Славкой. Не успел я так подумать, как в трубке раздалась короткая ария:

— А ты чего же "запёртый в неволе в темнице сырой?!" — коверкал старые стихи Федька. — Ночью один в лаборатории… Не пора ли на прием к психиатру?

— Если к Таше, то я согласен!

— Но она больше психоаналитик, чем психиатр.

— Не одна ль хрень?

— А хрень эту хрень разберет — не у физика об этом спрашивать! — продолжал трепаться Федька. — А действительно, тебе не надоело над своими блотами с форезами сидеть? Что ты, как молодой, елы-палы?!

— Да тут занятненькое дело! Не для молодых да зеленых. Вот на даче вам и расскажу, — я уже принял решение обсудить с ребятами этот феномен. Одному рассуждать над проблемой было как-то и трудновато и скучновато.

— Хорошо, я могу тебя захватить на дачу, а то твой драндулет еще не дотянет до места. А на моей Ниве мы и к току сможем добраться почти вплотную.

— Отлично, тогда подруливай ко мне в субботу где-то к одиннадцати. Я буду ждать твоего звонка.

— Все, договорились! Пока! Привет мышам!

— Не угадал — собакам! Пока!

Я опять вернулся к лабораторной реальности. Таймер отсчитывал последние минуты перед очередной побудкой. Не ожидая его сигнала, я приготовился к взятию пробы крови и все быстро проделал, так что управился почти до окончания пиликанья таймера. Упаковав пробу, я понял, что дальше мне делать было абсолютно нечего. Я посмотрел на часы — давно шел одиннадцатый час. С начала «усыпания» прошло два часа. По моим прикидкам, пробуждения надо было ждать между тремя и десятью часами от начала эксперимента. То есть, от «сейчас» до пяти часов утра.

Я уныло пошел готовить кушетку. Мы ее держали недалеко от «камеры» для животных, чтобы можно было проводить эксперименты на людях. Но, так как прав на это у нас не было, то кушетка служила для складских целей, или, сказать попросту, была завалена ящиками с одноразовой пластиковой лабораторной дребеденью, пачками Ватмановских фильтров и еще бог весть чем. Так что, поскидав весь этот очень нужный хлам на пол, я попытался хоть как-то устроиться на ночевку…

Ночь прошла в вялых блужданиях по Интернету, коротком сне на прокрустовом ложе кушетки и кошмарных побудках под пронзительный писк таймера. Только где-то в районе четвертого часа, при очередном взятии пробы, собачка начала подергивать лапой. Я, наспех запаковав пробу, метнулся к энцефалографу, там все зашкаливало! Я срочно перевел чувствительность на обычный режим. Кривые показывали Тэта ритм с быстро нарастающей модуляцией… Альфа… В клетке послышалась возня… Бета ритм! Все! Я кинулся к собаке:

— С добрым утром!

Немного сонно позевывавший пес стал радостно лизать мои руки через решетку. Электроды уже слетели с его головы и болтались посреди клетки.

— Сейчас приведем тебя в порядок! — говорил я, открывая клетку, гладя и осматривая собаку. — Да ты в прекрасном состоянии и расположении духа! — было непонятно, кто больше радовался, я или мой подопечный.

Дав собаке пить, я прыгнул обратно к энцефалографу — выключил его и сохранил в памяти компа энцефалограмму. «Подчистил» все в лаборатории и вернулся к собаке. "Так — прошло полчаса после последней пробы. Все, сейчас беру еще одну, и отдыхаем!" Пес на удивление спокойно дал взять анализ и я, расчувствовавшись, скормил ему найденный в кофейне кусок булки. Осталось только пожелать собаке спокойной ночи и отправиться спать, что я и сделал.

Уже очутившись на улице, я вдруг понял, что уже брезжит утро, и транспорт не ходит. Какой же я идиот, что не приехал на работу на машине! Она, хоть и старушка, но до работы и обратно довести меня смогла бы. А сейчас, мне предстояло тащиться пешком три километра по пустым и гулким улицам города.

Я уже минут двадцать мерил шагами ночной асфальт по направлению к дому, когда заметил в проулке, мимо которого шел, темную фигуру какого-то мужчины. Мой взгляд буквально споткнулся об эту тень. Пройдя мимо, я всем нутром почуял, как он вышел и посмотрел мне в спину. Мои ноги непроизвольно замедлили шаг…

…странно, я шел по ночной улице, но теперь это была незнакомая мне улица. Вообще это не была улица нашего города — может быть, какого-нибудь старинного европейского городка с мощеной булыжником мостовой и странными зданиями с маленькими окнами и стенами, выложенными из камня, но всяко не современного, заасфальтированного до прямоугольной банальности местообитания бетонных коробок.

Поняв, что случилось что-то явно противоречащее здравому смыслу, я решительно остановился и посмотрел назад. Нет, я не ошибся — там стоял этот сумеречный тип. Но улица не хотела меняться обратно на привычную.

Я реально устал и хотел спать, поэтому никакие шуточки никаких хиромантов не заставили бы меня сейчас отказаться от мысли поскорее очутиться в своей постели. Поэтому я в самом раздраженном расположении духа попер на этого типа. Моя злость только выросла, когда я немного разглядел снисходительно ухмыляющуюся рожу.

"Я тебе поухмыляюсь сейчас!" — подумал я и сходу напустился на этого ночного гипнотизера:

— Какого хрена, Вы, многоуважаемый испортили такой милый серый пейзаж индустриального города? Что за средневековое безобразие?

— А ты, однако, шустрый парень! — еще раз ехидно усмехнулся тип и добавил. — Ты должен прекратить то, чем занимаешься. Обещай мне это или я тебя не выпущу отсюда! Будешь век по этому мертвому городу бродить.

— Вы, дяденька, не тыкайте тут мне! И потом, чем я таким непристойным должен прекратить заниматься? Что-то не пойму!

— Ты сам знаешь! — пытался удержать пафосную снисходительность дядька, но в его голосе проскользнула неуверенность. Но я же еще тот пройдоха — сразу почуял слабину и решительно въехал по дяде фразой:

— Ничего я не знаю! И вообще, как же я смогу продолжать этой своей никому не известной деятельностью, если буду бродить здесь вечность? Дяденька, у Вас явно плохо с логикой, а я хочу спать! Так что до свидания, а лучше, прощайте! — с этими словами я решительно развернулся и быстренько потопал обратно.

Дойдя до угла, я закрыл глаза, повернул направо и сделав пару шагов. Я надеялся что, уйдя с прямой видимости, смогу отделаться от этого гипноза. Моя наивная уверенность не подвела: открыв глаза, я увидел милый моему сердцу пейзаж наших потертых и облинялых шестнадцатиэтажек.

"Вот блин! Что за ярмарочные фокусы? Неужели он требовал, чтобы я перестал собак на тот свет отправлять? Так откуда он узнал? Нет, бред какой-то!" — если хотите, чтобы среднестатистический человек чем-нибудь занялся всерьез, запретите это ему делать. Я ничем от среднестатистического человека не отличался, и раз уж мне попала вожжа под хвост… короче, при виде своего подъезда, я выбросил все это из своей головы. А может быть и зря…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.