III. Бегство рабочего на свободу

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

III. Бегство рабочего на свободу

Как бы, однако, ни были заманчивы искушения, с которыми подходит капитализм к рабочему, какое бы влияние ни оказывали они на более слабые характеры, все-таки едва ли их одних было достаточно для того, чтобы сделать из рабочих всех почти слоев тех мирных граждан, какими они являются в действительности. И, с другой стороны, должно было что-нибудь влиять на рабочего, чтобы он примирился с существующим экономическим строем, или, по крайней мере, не становился бы во враждебное к последнему положение. Ведь и американский капитализм также накладывает на человека цепи, и американский капитализм также не может отрицать тех рабских условий, в которых он держит рабочего; и у американского капитализма были периоды застоя со всеми своими гибельными последствиями для рабочего: безработицей, понижением заработной платы и пр. Тогда, конечно, оппозиционное настроение должно было бы проявиться, по крайней мере, у лучших людей, если бы как раз наиболее сильные, наиболее предприимчивые, наиболее дальнозоркие не имели возможности уйти из цепей капиталистического хозяйства, или, по крайней мере, из узкого круга заработной платы.

Здесь я затрагиваю ту своеобразную черту американского народного хозяйства, которая имела наибольшее значение для развития пролетарской психики. В болтовне Карнеджи и его поклонников, думающих убаюкать народ своими сказками о том, как они, или кто-либо другой, начав свою карьеру газетчиками, сделались затем миллиардерами, есть все же доля истины: шансы выйти из своего класса, без сомнения, в Америке для рабочего, действительно, были гораздо больше, чем в старой Европе. Новизна общества, его демократическое устройство, незначительное расстояние между классами предпринимателей и рабочих, колониальная свежесть многих пришельцев, англосаксонская энергия и многое другое – влияли в том направлении, что нередко простой рабочий поднимался по лестнице капиталистической иерархии до верхних – или почти верхних – ее ступеней. Многие, кроме того, пользовались гораздо более (в сравнении с европейскими условиями) широкой возможностью сбережений, переходили на самостоятельный образ жизни в качестве мелких буржуа (торговцев, трактирщиков и т. п.).

Но большую часть недовольных рабочих манила другая цель, к которой за время истекшего столетия, действительно, стремились и достигали ее сотни тысяч и миллионы людей, и которая приносила им освобождение от гнета капитализма, освобождение – в полном смысле этого слова: свободное житье на незаселенном Западе.

И в этом-то обстоятельстве, что фактически сколько угодно здоровых людей без всякого, или почти без всякого, состояния, поселяясь на свободной земле, могли превратиться в независимых земледельцев, я и усматриваю лучшее объяснение своеобразного мирного настроения американского рабочего.

Здесь не место, хотя бы в самых общих чертах, набросать историю поселенческого законодательства и фактического заселения обширных земель[108]. Для наших целей будет достаточно установить следующее:

По закону о поселении 1860 и следующих годов, каждое лицо, достигшее 21 года, и являющееся гражданином Соединенных Штатов, или выразившее желание стать таковым, получало право, уплатив незначительную сумму денег, получить 80 акров (1 акр = 0,4 гектара) земли в местах, отведенных для проведения железных дорог, или 160 акров в каком-либо другом месте находящейся государственной земли, при условии клятвенного заявления, что оно действительно поселится на этом куске земли и будет обрабатывать его в свою пользу, а также, что оно не имеет намерения прямо или косвенно доставить этим выгоду кому-либо постороннему. На этот участок за поселенцем по прошествии 5 лет – при некоторых, легко выполнимых условиях – признается полное право собственности.

Что за последние 50 лет в Соединенных Штатах в качестве фермеров поселились миллионы людей, это – общеизвестный факт, не требующий никаких особых доказательств. Лишь для более ясного представления о размерах этого движения, я приведу данные о числе ферм, сообщаемые нам переписью:

И это все новые поселения фермеров на совершенно девственной почве; ведь за тот же период времени площадь находящейся под культурой земли возросла почти параллельно числу ферм.

Акров, находящихся под культурой, было:

То есть за два десятилетия, с 1870 по 1890 г., была захвачена для культуры площадь, в два раза превышающая Германскую Империю.

В этих поселениях, однако, сами американцы принимают наибольшее участие; свободная земля на Западе является такой же, если еще не большей, приманкой для жителей Американских Штатов, выселяющих туда свое «избыточное население», как и для переселенцев из других стран. В Соединенных Штатах переселения достигают гораздо более крупных размеров, чем в какой бы то ни было другой стране, и носят совершенно иной характер, чем в европейских государствах. У нас движение направляется преимущественно из земледельческих областей в города и промышленные округа, а в Соединенных Штатах, хотя происходит и такого рода движение, в особенности на Востоке, и даже усиливается из года в год, но наряду с ним замечается значительно более сильное движение в противоположном направлении: из более густо заселенных, более промышленных областей в местности безлюдные, со свободными землями.

Что при этом дело идет о передвижении в самых крупных размерах, на это указывают цифры, в изобилии сообщаемые нам статистикой[109].

В 1900 г. из американских уроженцев 13511728, или 20,7 %, жило не в том штате, где родилось, а из них 6165097 даже совершенно в другой группе штатов (которые вообще делятся: на североатлантические, южноатлантические, северные центральные, южные центральные, западные штаты). Эти 6 млн. человек переселились, следовательно, на далекое расстояние. И по большей части, как и следовало предполагать, из восточных в центральные и западные штаты: сюда направилось 5 млн. из 6. Возьмем несколько штатов с наиболее сильно развитой промышленностью, и посмотрим, сколько из них до 1900 г. выселилось излишнего населения в другие, более земледельческие штаты:

Итак, из 8 только штатов за несколько десятилетий ушли на свободу 2,5 млн. людей, что составляет около одной пятой или одной четверти всех туземного происхождения жителей этих штатов.

А что это переселение стоит в тесной связи с развитием капитализма, указывают нам другие цифры: цифры в различные годы отданных участков. Мы можем ясно проследить, как число их быстро возрастает в периоды промышленных депрессий, причем объяснения этому нельзя искать в увеличении иммиграции. А это значит, следовательно: из промышленных округов в годы депрессии выселяется на свободные земли и оседает там именно «резервная армия». Это относится, главным образом, к более ранним периодам, когда колонизация была еще легче. Так, например, число акров, отчужденных на основании закона об участках, а с 1875 г. также и на основании закона о лесных культурах, – в 1877 г. равнялось 2698770; а в два следующих года, во время которых промышленный «кризис» достиг своего кульминационного пункта, поднялось до 6288779 и 8026685; число же иноземных иммигрантов в том же 1878 г. было самое наименьшее со времен 1863 г. Промышленная депрессия длилась затем в продолжение всех 1880-х гг. Вследствие этого и число иммигрантов сократилось наполовину: с 669 тыс. и 789 тыс. в 1882 и 1883 гг. до 395 тыс. и 334 тыс. в 1885 и 1886 гг. Несмотря на это, число розданных акров возросло с 7–8 млн. в начале 80-х гг. до 12 млн. во второй половине 80-х гг. В середине 1880-х гг. в среде американских рабочих вследствие затяжной депрессии замечалось сильное брожение, в Чикаго и других городах поднял свою голову анархизм; число первоначально сильно тяготевших к социализму «Рыцарей труда» («Knights of Labor») с 1883 до 1886 г. возросло с 52 до 703 тыс., ауже в 1888 г. сократилось почти до половины: сила натиска была уже сломлена. Революционно-настроенное излишнее население двинулось все в больших размерах на Запад, в области terrae liberae[110].

Значение для развития пролетарской психики того факта, что американский капитализм развился в стране с огромным пространством свободной земли, далеко еще, однако, не исчерпано определением числа поселенцев, в продолжение ряда лет спасавшихся бегством от капиталистического гнета. Ведь нужно помнить, что само сознание возможности когда угодно сделаться свободным земледельцем должно было сообщать американскому рабочему чувство уверенности и спокойствия, столь чуждое европейскому рабочему. Всякий гнет переносится легче, когда есть, по крайней мере, надежда на то, что в крайнем случае можно его сбросить.

Ясно, что вследствие всего этого отношение пролетариата к проблемам будущего устройства экономической жизни должно быть совершенно своеобразным. Возможность выбора между капитализмом и некапитализмом превращает всякую, лишь зародившуюся, неприязнь к этой системе хозяйства из активной в пассивную и вышибает почву из-под ног всякой антикапиталистической агитации.

В какой тесной связи с существованием свободных незаселенных земель стоит приветливый и прямодушный характер американца, его внутреннее довольство, его солидарность со всем миром вообще и с миром социальным в частности, это видно из следующих превосходных слов Генриха Джорджа: «Бесконечные пространства земель, еще не перешедших в частную собственность, обширное общественное достояние, привлекавшее взоры энергичных людей, – вот то главное обстоятельство, которое со времени появления первых поселений на атлантическом берегу создавало наш народный характер, окрашивало наш национальный образ мысли. Не потому, что мы избегли титулованной аристократии, отвергли права первенства; не потому, что мы выбираем всех наших чиновников, начиная с школьного директора и кончая президентом; не потому, что наши законы издаются именем народа, а не именем князя; не потому, что у нас нет государственной религии, и не потому, что наши судьи не носят париков, – свободны мы от того зла, которое ораторы 4 июля называли характерным признаком истощенных деспотий Старого Света. Общая интеллигентность, широко распространенный комфорт, деятельная изобретательность, способность приспособления и ассимиляции, свободный и независимый дух, энергия и самоуверенность, отличающие наш народ – это не причины, а следствия; они выросли из свободной почвы и свободной земли. Общественная земля явилась той преобразующей силой, которая из слабого европейского крестьянина сделала самоуверенного земледельца Запада; даже жителям больших городов она сообщала чувство свободы и была источником надежд даже для людей, которые никогда и не думали прибегнуть к ней. Когда в Европе ребенок, сын народа, становится мужчиной, он все лучшие места на банкете жизни находит уже «занятыми»; он со своими сверстниками должен бороться из-за падающих крошек, с ничтожными шансами добиться или выпросить место. В Америке же всегда у каждого есть еще сознание, что за ним лежит общественная земля, и знание об этом пропитало весь народный характер и сообщило ему великодушие и чувство независимости, эластичность и честолюбие. Все, что делает американца гордым, все, благодаря чему американские учреждения лучше, чем в старых странах, – все это можно свести к тому факту, что земля в Соединенных Штатах была дешева, так как к услугам пришельца были девственные и незаселенные места».

* * *

Итак, вот причины, в силу которых в Соединенных Штатах нет социализма. Мое мнение, однако, таково: все факторы, задерживающие до сих пор развитие социализма в Соединенных Штатах, в скором времени должны исчезнуть или превратиться в свою противоположность, так что вследствие этого социализм в Америке в ближайшее людское поколение разовьется, по всей видимости, с необычайной силой.

Для доказательства этого положения нужен подробный анализ всей американской государственной и общественной жизни, в особенности американского народного хозяйства, а дать таковой я надеюсь впоследствии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.