СРЕДНИЙ, ИЛИ ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЙ, ПЕРИОД (III–I ВВ. ДО Н. Э.)

СРЕДНИЙ, ИЛИ ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЙ, ПЕРИОД (III–I ВВ. ДО Н. Э.)

Компромиссный, или «гедонизирующий», кинизм

Новая высшая стадия в развитии рабовладельческой социально-экономической формации — эллинизм — повлекла изменения во всех надстроечных категориях. Претерпела изменения и киническая философия. Теперь она представлена уже не непосредственными учениками Антисфена или Диогена. Новое поколение киников узнавало об идеях основоположников кинизма главным образом из их уцелевших произведений, которых, вероятно, сохранилось не так уж много, ибо власти принимали меры к уничтожению «крамольной» литературы. Однако никакая цензура не могла воспрепятствовать распространению идей этой самой демократической философской доктрины древности. К III в. до н. э. кинизм стал одним из наиболее популярных учений, а киники — обычным явлением в греческих городах.

Как в теории, так и в практике кинизм стал понемногу утрачивать свой непримиримый ригоризм- Элементы компромисса, которые можно было отчасти проследить в некоторых высказываниях Кратета («пользуйся тем, что есть» — пис. 34, 1), разрослись и значительно смягчили экстремистские черты первоначального кинизма. Появились черты гедонизма, которые позволили буржуазным ученым говорить о «гедонистическом» кинизме III в. до н. э. Гедонизм, свойственный в известной мере ряду представителей кинизма этого периода, явился выражением политического компромисса, временного отступления новых киников перед усилившейся рабовладельческой реакцией. Однако следует подчеркнуть, что этот гедонизм не был определяющим в учении киников нового поколения и противостоял философии наслаждения киренаиков, связанных с аристократией.

Компромиссный характер среднего кинизма был обусловлен временной стабилизацией рабовладения, дальнейшим развитием рабства, разложением мелкого свободного производителя, как социального слоя, опустошительными в кровопролитными войнами, усилением нейтралистских тенденций, упадком демократии и установлением политических порядков, жестоко подавлявших любое стремление к свободе. В компромиссном характере эллинистического кинизма сказались крайняя утомленность масс непрерывными войнами, апатия из-за безнадежности уничтожить бесправие и желание вкусить, наконец, мир и покой. Киники в лице своих лучших представителей продолжали отстаивать свою программу борьбы с общественной несправедливостью, но в силу особенностей эпохи формы этой борьбы стали более гибкими, мягкими, а усталость отразилась в толковании некоторых проблем, немыслимом для радикального древнего кинизма. Откровенные гедонистические нотки стали необходимы, чтобы жесткий аскетизм не отпугнул широкие массы приверженцев. В бурную событиями эпоху эллинизма, когда уже не в умах, а на деле сместились все привычные нормы, от людей требовалось немало личной предприимчивости, умения приспособиться к обстоятельствам, чтобы выжить. В то же время создавались условия для сравнительно легкого восприятия кинической пропаганды. Теперь определяющей формой ее стала наряду с проповедничеством литературная активность философов, разработавших новые литературные приемы, формы художественной выразительности и жанры. Странствующие кинические проповедники распространяли в своих произведениях и беседах моральные и политические идеи Антисфена и Диогена, призывающие к свободе. Среди популярных в это время учений стоиков и эпикурейцев кинизм был единственной философией, связанной с народом, несмотря на наличие в нем момента приспособленчества.

Компромиссные моменты выразились прежде всего в подчеркивании элементов мнимого наслаждения, существовавших в зачаточном виде уже в древнем кинизме. Антисфен и его последователи любили внушать, что люди, живущие в бедности, получают, например, больше удовольствия от пищи, чем пресыщенные гурманы. Занимаясь полезным и здоровым трудом, бедняк живет, ничего не опасаясь, в то время как богач чахнет над своими сокровищами. Презирать наслаждения, которыми тешатся господа, приятнее, чем испытывать эти самые наслаждения. Киник может упиваться природой, всеми ее дарами — самое высокое наслаждение, недоступное и непонятное богатым людям. Так, Диоген в зависимости от сезона живет то в прохладном Коринфе, то в теплых Афинах, меняя резиденцию, как царь персидский (Дион Хрис. VI, 1), греется в лучах солнца, испытывая самые приятные чувства. Гедонистом изображает Диогена и Максим Тирский: «Диоген наслаждался жизнью в своей бочке, как Ксеркс в Вавилоне» (III, 9). Философ не отказывается и от других маленьких радостей. «Спрошенный, ест ли мудрец пироги, он ответил: „Как все остальные люди"» (Д. Л. VI, 56). Эта серия эпизодов, рисующая Диогена лакомкой, не чуждающимся естественных удовольствий, вносит новую окраску в легенду о нем. Это несомненно дань времени.