2. Либерально-ревизионистский подход к ранним работам Маркса

2. Либерально-ревизионистский подход к ранним работам Маркса

Сюда относятся: неогегельяно-экзистенциалистская интерпретация молодого Маркса как форма восприятия марксизма либеральными буржуазными философами и позитивистское освещение ранних работ Маркса как форма отхода современных ревизионистов от марксизма.

В основе неогегельяно-экзистенциалистской интерпретации лежит неправомерное сближение позиции молодого Маркса с позицией Гегеля и Фейербаха. Причем первоначально сближение Маркса с Гегелем существовало наряду со сближением его с Фейербахом, то и другое представляло собой как бы самостоятельную, особую форму интерпретации духовного развития молодого Маркса: неогегельянскую и экзистенциалистскую.

Исторически исходным и вплоть до настоящего времени одним из важнейших является неогегельянская интерпретация духовной эволюции молодого Маркса. Впервые с развернутым изложением такого подхода к вопросу выступил И. Пленге, книга которого «Гегель и Маркс» (1911 г.) явилась одним из моментов развивавшегося в то время процесса возрождения Гегеля. Хотя в этой работе Маркс еще характеризовался как противник Гегеля, тем не менее в ней подчеркивалось, что тот и другой акцентировали внимание на внутренней необходимости проникновения диалектики в историю и социологию – в этом и усмотрел Пленге общую сферу, сближавшую Маркса с Гегелем[99].

Впоследствии основой неогегельянской интерпретации молодого Маркса стало изображение его теоретического развития в виде чисто количественного процесса конкретизации и систематического изложения некоторой исходной точки зрения, принятой Марксом еще во время учебы в университете, то есть в общем – гегелевской точки зрения, Так, С. Ландсгут в предисловии к двухтомнику ранних произведений Маркса утверждал, что в письме Маркса к отцу в 1837 г. «уже содержится в зародыше вся марксова позиция»[100]. Развивая эту концепцию, Г. Макмерри без обиняков заявил, будто конфликт Маркса с «гегелевским идеализмом не означал недовольства гегельянством как теорией», будто Маркс так и остался «убежденным гегельянцем в теории» и лишь искал путей для перехода от этой теории к эмпирической действительности[101]. Неправомерное сближение философской позиции Маркса в период формирования его взглядов с позицией Гегеля приобрело в современной буржуазной философии прочность предрассудка, войдя в основные курсы истории философии и в практику преподавания философии в университетах[102].

Другим направлением фальсификации буржуазными теоретиками процесса формирования марксизма является неправомерное сближение философской позиции молодого Маркса с позицией Фейербаха и изображение на этой основе молодого Маркса в качестве предшественника экзистенциализма. Решающий шаг в утверждении такого подхода сделали правые социал-демократы Г. де-Ман и Г. Маркузе, выступившие, как мы видели выше, с экзистенциалистской интерпретацией «Экономическо-философских рукописей». Подхватив эту интерпретацию, буржуазные теоретики пошли дальше: они сблизили молодого Маркса с Кьеркегором и наряду с последним объявили Маркса предшественником экзистенциализма[103].

На такого рода фальсификациях в особенности специализируются современные экзистенциалисты – Э. Тир, Г. Попиц и другие[104]. Видя свою задачу в том, чтобы «примирить Маркса и Кьеркегора», экзистенциалисты прежде всего извращают воззрения Фейербаха, трактуя его материалистический антропологизм как идеалистический, иррационалистический, то есть изображая его правоверным экзистенциалистом. Вторым этапом «примирения» Маркса и Кьеркегора является возведение отдельных моментов фейербаховского антропологизма, содержащихся в ранних работах Маркса, в законченную систему философского иррационализма. В результате молодой Маркс вместе с Кьеркегором оказывается предшественником современного экзистенциализма.

Основным приемом такого рода фальсификаций является выхватывание отдельных выражений из ранних произведений Маркса, внешне, словесно напоминающих те или иные положения экзистенциализма, но по сути дела выражающих совершенно другое содержание, сокрытие этого их действительного содержания, и на этой «основе» – попытка выдать чисто внешние совпадения с экзистенциалистскими положениями за совпадения существенные. Рассмотрим один пример какого рода операции.

В рукописи 1843 г. «К критике гегелевской философии права» Маркс, разоблачая мистификаторский характер гегелевской философии, подчеркивает, что идея личности является абстрактной идеей, если она мыслится вне реальных лиц, но в качестве действительной идеи она выступает «только в своем родовом бытии, в качестве лиц»[105]. Отсюда Г. Попиц делает вывод, будто Маркс, подобно экзистенциалистам, «ищет единство человеческих сущностных сил в самом индивидууме»[106].

Имеется ли вообще в приведенном положении Маркса что-либо общее с позицией экзистенциализма? Безусловно, имеется: вслед за Фейербахом, Маркс здесь выступает против гегелевской (и вообще присущей объективному идеализму) трактовки общих свойств единичных предметов как некой особой реальности, имеющей отличное от единичных предметов бытие; как известно, экзистенциалисты также не признают за общим какого-либо существования вне единичного. Но отсюда вовсе не следует, будто Маркс стоит на позиции экзистенциализма, ибо экзистенциалисты, действуя метафизически, вообще отрицают существование общего, сводят общее к единичному, социальное – к индивидуально-биологическому и рассматривают социальное преимущественно как сферу проявления индивидуальной человеческой сущности. Именно этот смысл и вкладывает Г. Попиц в приведенную мысль Маркса, заявляя, будто Маркс «ищет единство человеческих сущностных сил в самом индивидууме». В действительности, однако, Маркс стоит на противоположной позиции. Он подходит к вопросу диалектически и, отрицая особое существование общего, не отрицает самого существования общего. Более того, Маркс приходит к выводу, что социальное составляет сущность индивидуального: «сущность „особой личности“ составляет не ее борода, не ее кровь, не ее абстрактная физическая природа, а ее социальное качество»[107].

Наиболее тонкой и потому наиболее опасной является фальсификация процесса формирования философских взглядов Маркса, осуществляемая представителями неогегельянства, находящимися под влиянием экзистенциализма – Ж. Ипполитом, Мерло-Понти и другими. Выдавая себя за представителен направления, якобы действительно преодолевшего «односторонности» материализма и идеализма, а также стремясь найти точки соприкосновения с марксизмом, они изображают дело таким образом, будто только они могут давать и действительно дают правильную характеристику того ценного, что взял Маркс как у Гегеля, так и у Фейербаха.

Неогегельянцы, находящиеся под влиянием экзистенциализма, прежде всего всячески сближают метод Гегеля и Маркса как метод диалектический. В этом, казалось бы, нет ничего неправильного, тем более, что Гегеля они упрекают за абстрактность, за подмену реальной диалектики диалектикой мифологической. Но все дело в том, что под конкретно-исторической диалектикой они понимают не законы материальной действительности, а борьбу между сознанием в себе и сознанием для себя, диалектику переживаний индивида, в сущности же – априорную, иррационалистическую спекуляцию. При этом дело изображается таким образом, будто к данной трактовке диалектики Маркс пришел через Фейербаха. Но, разумеется, молодой Маркс не следовал слепо и за Фейербахом, а взял у него лишь самое ценное, преодолев его грубо материалистическую односторонность.

Так, один из столпов современной буржуазной мысли, Ж. Ипполит, чуть ли не первый выступивший за ассимиляцию неогегельянством «достижений» экзистенциализма, считает, что существует тесное родство между способом мышления молодого Маркса и Гегеля, в особенности – молодого Гегеля: тот и другой являются диалектиками. С другой стороны, продолжает Ипполит, Маркс воспринял фейербаховский антропологизм, освободив его от переоценки «природного» момента. Но под природным моментом подразумевается не биологизация Фейербахом сущности человека, а материалистическая позиция, согласно которой признается объективное, независимое от человеческой практики существование природы. Согласно Ипполиту, Маркс выступил с критикой этого материалистического тезиса и провозгласил тождество объективной природы и человеческой практики[108].

В еще более резкой форме эта трактовка формирования философских взглядов Маркса выражена в работе Г. Лайха «Антропологически-социологическая методология Карла Маркса, Вернера Зомбарта и Макса Вебера». Автор утверждает, будто Маркс стремился осуществить синтез истории природы и истории общества, рассматривая ту и другую «в их коррелятивном соподчинении»; будто своим «новым гуманизмом» Маркс «стремился заполнить пропасть между спиритуализмом и материализмом», вырытую Кантом[109]. «Единство разума и действительности было методологически-философским принципом, заимствованным Марксом у Гегеля»[110].

Таким образом, утверждается, что Маркс вслед за Гегелем требовал единства теории и действительности; отсюда можно было заключить, что мы имеем дело с неогегельянской трактовкой учения Маркса. Однако, дело обстоит не совсем так. Г. Лайх в общем соглашается с Виндельбандом, который в своей «Истории философии» считает, что метод Маркса есть соединение методов Гегеля и Канта. «Однако, – продолжает Г. Лайх, – марксова система есть нечто большее, чем простой агрегат столь различных методологических принципов; напротив, она предстает скорее как нечто совершенно новое – как антропология». Это антропология не в старом, скажем, фейербаховском понимании, а именно «совершенно новая» антропология: «Маркс понимает ощущения, эмоции человека не просто как антропологические определения, а также и как подлинно онтологические черты сущности»[111].

Следовательно, перед нами не просто неогегельянская, а неогегельяно-экзистенциалистская интерпретация взглядов Маркса. Не случайно Г. Лайх считает необходимым выступить против старой, не ассимилировавшей экзистенциализм неогегельянской трактовки формирования взглядов Маркса, высказанной почти тридцать лет назад С. Ландсгутом. «Поправка» неогегельяно-экзистенциалиста сводится к следующему: да, Маркс был последователем Гегеля, поскольку воспринял его принцип единства теории и действительности, но от этой гегелевской идеи Маркс через свой «новый гуманизм» пришел к созданию «совершенно нового» учения – антропологии экзистенциалистского типа; да, Маркс перевернул гегелевскую концепцию субъекта и предиката, но это «переворачивание» он осуществил не на материалистической, а на экзистенциалистской основе.

Как видим, неогегельяно-экзистенциалистская точка зрения позволяет встать в оппозицию как к объективно-идеалистической, так и к материалистической трактовке формирования философских взглядов Маркса, в то же время она позволяет «учитывать» влияние на Маркса гегелевской идеалистической диалектики. Тем самым создается видимость всестороннего, объективного научного анализа предмета.

О действенности этой концепции свидетельствует уже тот факт, что под ее влиянием так или иначе находятся многие социал-демократические и ревизионистские теоретики. Так, в своей обширной биографии Маркса французский социал-демократ М. Рюбель[112] фактически разделяет дочку зрения Ж. Ипполита.

Что касается современных ревизионистов, то в их работах можно обнаружить еще более сложный комплекс влияний различных буржуазных философских концепций; важную роль при этом играет позитивистский поверхностно-эмпирический метод изложения ранних работ Маркса, иногда громко называемый «имманентным методом исследования». Например, Лефевр, характеризуя позицию Маркса в рукописи 1843 г.[113], даже не пытается выявить внутреннюю логику его мысли, не различает на данном этапе развития Маркса остатки взглядов, характерных для предыдущего этапа, и не подмечает зародыши новых, подлинно научных воззрений, которые в будущем составят основное содержание марксизма. Он не отличает фейербахиански-гегельянские элементы от подлинно научных, выводы абстрактно-спекулятивного характера – от основанных на точном анализе действительности, хотя необходимость такого рода различений и провозглашается на первой же странице статьи. Благодаря такому методу во многих случаях не фиксируется отличие позиции Маркса от позиции Гегеля или Фейербаха, позиции самого Лефевра – от незрелых в научном отношении положений молодого Маркса, что позволяет ревизионистам облачать свои антимарксистские идеи в марксистское одеяние.