Энгельс о переходных существах и концепция двух скачков
Энгельс о переходных существах и концепция двух скачков
Становление человека современного физического типа Энгельс не мыслил вне рамок диалектически связанного с ним процесса складывания общества как «второй», «искусственной природы», качественно новой среды жизнедеятельности, принципиально отличного от животного мира отношения индивидов к естественной среде и друг к другу. Данный процесс также имел свои специфические этапы, контуры которых Энгельс выявил в работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека».
Энгельс говорил о «многих сотнях тысячелетий» не пассивно-терпеливого ожидания «чуда творения», а о мощных подспудных тенденциях вызревания предпосылок нового, скачка-поворота в неведомое дотоле русло развития и закреплении его прогрессивных потенций. Он акцентировал внимание на диалектико-материалистическом понимании самого перехода, на учете противоречивости преемственности и отрицания, специфики диалектического «снятия» в развитии живой материи на этапе антропосоциогенеза. «Плавность» данного процесса, сам факт его зарождения и протекания в недрах природных структур как бы концентрировали в себе инерцию преемственности с животным миром. Она органически сочеталась с естественными же перерывами постепенности биологической эволюции в направлении социальной материи. Энгельс подчеркивал, что «при всей постепенности, переход от одной формы движения к другой всегда остается скачком, решающим поворотом»[706].
Видимо, стремясь избежать некритического отождествления такого рода «решающего поворота» со всей исторической «дистанцией» антропосоциогенеза, Энгельс выдвинул плодотворную идею о специфических «переходных существах», в среде которых произошел этот «решающий поворот» от биологической детерминации жизнедеятельности к социальной. В концепции Энгельса они играли гипотетическую роль связующего звена и вместе с тем растянутой во времени внутренне противоречивой эволюционной динамичной границы животного и социального миров.
Согласно его предположению, эти существа использовали для своего жизнеобеспечения, помимо дубин и плодов, камни, в частности кремень, возможно уже специально подобранный или даже слегка оббитый для удобства закрепления его в руке, но еще не превратившийся в целевое орудие труда. Учитывая это обстоятельство, Энгельс подчеркнул принципиальную несостоятельность отождествления переходных существ как с представителями предкового зоологического вида, так и с наиболее примитивными из людей современного физического типа. «Самые низшие дикари и даже те из них, у которых приходится предположить возврат к более звероподобному состоянию с одновременным физическим вырождением, всё же стоят гораздо выше тех переходных существ. Прежде чем первый кремень при помощи человеческой руки был превращен в нож, должен был, вероятно, пройти такой длинный период времени, что в сравнении с ним известный нам исторический период является незначительным»[707]. Кремень, зажатый в руке, освобожденной от функции передвижения и освоившей азы примитивной предметно-орудийной деятельности, – таков эскиз образа жизни этой уже не обезьяны в полном смысле слова, а «обезьяноподобного предка»[708].
Наконец, наиболее продвинутую эволюционную ветвь переходных существ, которая в принципе не могла вернуться к животному образу жизни, Энгельс, подчеркивая специфику завершающей стадии антропосоциогенеза, называет «формировавшимися людьми», или «формировавшимся человеком»[709].
Для адекватного восприятия этих понятий важна одна особенность оригинала, оставшаяся в тени при переводе. Ведь die werdenden Menschen – это не столько «формирующиеся» или «формировавшиеся» (на с. 489 русского перевода), сколько «становящиеся», в философском смысле, люди. Значит, для Энгельса они – на рассматриваемой им ступени – еще не люди. Данное обстоятельство важно отметить, ибо отсюда берет начало тенденция расширительной трактовки первобытнообщинной формации с включением в нее этапа человеческого стада переходных существ[710].
Мысль о переходных существах естественно и логично дополнила энгельсовский эскиз становления психосоматической (телесной) организации Homo sapiens своего рода сапиентной триадой, в рамках которой фигурирует его эволюция как активно деятельного элемента динамично развивающихся популяционных систем. Под этим углом зрения прямохождение взаимообусловлено существенно иным, чем прежде, образом жизни и адаптацией к среде с помощью предметов внешней природы, дополнявших естественные органы. Развитие руки и особенно кисти знаменовало собой складывание переходного типа жизнедеятельности, сочетавшего животные и диалектически противоположные им (протосоциальные) черты с тенденцией усиления небиологического, орудийно-стадного способа биологического выживания. Скачок в эволюции мозга совпадал с прогрессирующим развитием возможностей общений, социальной регуляции, форм взаимодействия, рефлексии, коммуникативно-речевой деятельности – необходимых предпосылок первичных социальных структур и их успешного функционирования.
Такого рода «совмещение» гоминидной (психосоматической) и сапиентной (деятельной, орудийно-коммуникативной) «триад» логично вытекает из методологического принципа диалектико-материалистической взаимосвязи антропогенеза и социогенеза, ибо акцент каждой из этих «триад» падает на ту или иную сторону единого целостного процесса антропосоциогенеза.
Высказанная Энгельсом мысль о «раздвоенности» скачка от биологического к социальному и существовании в далеком прошлом гипотетически переходных существ сыграла важную методологическую роль в период становления марксистской антропологической науки. Она нашла свое отражение и подтверждение в практически общепринятой сейчас концепции двух скачков в процессе антропосоциогенеза (В.П. Алексеев, Ю.В. Бромлей, А.И. Першиц, Я.Я. Рогинский, Ю.И. Семенов, А.Г. Спиркин и др.). Согласно такому подходу, первый скачок представлял собой постепенный отрыв – путем адаптации, основанной на рефлекторном использовании орудий, – от животного состояния, выход за его «пределы» в процессе формирования психосоматической структуры «переходных существ» с присущим им специфическим типом орудийной жизнедеятельности, первобытного стада в качестве складывающейся формы внутренней самоорганизации, «проясняющихся» представлений как инструмента психической ориентации в окружающем мире и средств звуковой внутригрупповой коммуникации. Второй скачок – становление «готового» человека и общинно-родовой организации как специфически социальной формы жизнедеятельности, как поля действия общественных отношений и закономерностей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.