1. Ленинская концепция материи
1. Ленинская концепция материи
Философский материализм использует понятие материи в качестве опорного пункта, на котором зиждется вся создаваемая им система представлений о мире. Содержание этого понятия в той или иной разновидности материалистической философии определяет представление этой философии об объективной реальности и соответствующую «программу» научного познания ее. Характеризуя целостный характер философии марксизма, В. И. Ленин говорил, что она вылита «из одного куска стали»[106]. Именно понятие материи придает цельный характер марксистскому мировоззрению. Перефразируя известные слова Энгельса, можно сказать, что без этого понятия целостная философия превратилась бы в эклектическую окрошку.
В ходе развития философской мысли появлялись различные концепции материи. В философии древнего мира формируется идея о том, что в многообразии вещей, явлений окружающего мира существует единство, некое начало, объединяющее множество в единое. «.. Большинство первых философов, — писал Аристотель, — считало началом всего одни лишь материальные начала, а именно то, из чего состоят все вещи, из чего как первого они возникают и во что как в последнее они, погибая, превращаются, причем сущность хотя и остается, но изменяется в своих проявлениях, — это они считают элементом и началом вещей. И потому они полагают, что ничто не возникает и не исчезает…»[107]
Идея о том, что у всех вещей реально существующего мира имеется универсальная, единая материальная основа, является одной из фундаментальных в материалистической философии. Понятие материи в домарксистской философии традиционно означает эту единую, универсальную основу, субстрат всех вещей и явлений объективного мира. Такое понимание материи становится общепризнанным в домарксистской философии. Материя как то, из чего состоят все вещи, как субстрат вещей, понималась в качестве однородного, неизменного, несотворимого и неуничтожимого начала, «первоматерии», «праматерии».
Близким к понятию материи, фактически совпадавшим с ним в домарксистской философии было понятие субстанции. Субстанция характеризовалась как основа вещей, в материалистическом понимании субстанции подчеркивалась ее объективность, абсолютность, несотворимость и неуничтожимость, необусловленность ее существования каким-либо духовным началом. Для характеристики материи в истории философии часто использовалось также понятие сущности. Среди ряда значений понятия сущности одно совпадало с понятием материи как основы вещей. При этом понятие основы вещей в конечном счете сближалось с субстратом в метафизическом смысле. Сложившееся в древней философии и ставшее традиционным в домарксистской философии понимание материи можно назвать метафизическим, поскольку в нем материя отождествлялась с метафизически понимаемым субстратом.
Понятие материи как субстрата не было чисто умозрительным. Хотя, говорил Аристотель, материя «сама по себе» не познается, чувственно не воспринимается, тем не менее к признанию ее существования мы приходим на основании обобщения наблюдений. «А что и сущности, и все остальное, просто существующее, возникают из какого-нибудь субстрата, — писал Аристотель, — это очевидно из наблюдений. Всегда ведь лежит в основе что-нибудь, из чего происходит возникающее, например растения и животные из семени»[108].
Одним из наиболее исторически значимых вариантов субстратного понимания материи была атомистическая концепция. Античные материалисты (Демокрит, Эпикур, Лукреций Кар), понимая материю как субстрат вещей, представляли этот субстрат в виде совокупности атомов. Атомы в силу малости недоступны чувственному восприятию. Атом представлялся как неизменная, неделимая, несотворимая и неуничтожимая частица, которая обладает определенным весом, величиной, формой и не имеет температуры, цвета, запаха и тому подобных качеств[109].
Атомистическая концепция материи опиралась на определенные наблюдаемые факты. Лукреций писал: «…потому обратить тебе надо вниманье на суматоху в телах, мелькающих в солнечном свете, что из нее познаешь ты материи также движенья, происходящие в ней потаенно и скрыто от взора»[110]. На это обстоятельство специально обращал внимание В. И. Ленин, подчеркивавший в «Философских тетрадях» «роль пыли (в солнечном луче) в древней философии»[111].
Развитая Аристотелем концепция материи существенно отличалась от атомистической. Если представители атомистической концепции понимали материю как дифференцированный субстрат, множество атомов, то Аристотель считал, что материя есть некое однородное, недифференцированное начало. Этот субстрат, по Аристотелю, бескачествен, неподвижен, неизменен. Возникает вопрос о причине существования качественно разнородных вещей. Решая его, Аристотель допускает существование некоторых внешних по отношению к субстрату факторов. Создавая свою онтологическую концепцию материи, он положил в ее основу дуализм материи и формы. Материя, по Аристотелю, как неопределенный субстрат стремится к форме и получает ее извне, благодаря чему становится определенной материей, конкретными вещами. Концепция материи Аристотеля в средневековой философии получила идеалистическую интерпретацию: форма рассматривалась как некое духовное начало, которому приписывался приоритет над материей[112].
Традиционное субстратное понимание материи метафизично по своему существу. С одной стороны, субстрат рассматривался как нечто абсолютно устойчивое, лишенное изменения и развития, а с другой — он оказывался чем-то ненаблюдаемым, своеобразной «вещью в себе»[113]. Метафизическая ограниченность этого понятия вызвала его критику.
Материалистическая критика метафизических аспектов субстратного понимания материи была направлена прежде всего против понимания материи как однородного, неизменного, пассивного субстрата, против противопоставления его материальной форме. Уже Ф. Бэкон говорил о том, что «лишенная всяких качеств и форм пассивная материя является, по-видимому, совершеннейшей фикцией человеческого ума»[114]. Дидро, опираясь на современное ему естествознание, решительно отрицал существование однородного субстрата: «Я останавливаю свой взор на общей массе тел, я вижу все в действии и в противодействии, я вижу, как все разрушается под видом одной формы и восстанавливается под видом другой; я наблюдаю перегонки, разложения, всевозможные соединения, явления, несовместимые с однородностью материи; отсюда я заключаю, что материя разнородна, что существует бесконечное разнообразие элементов в природе»[115]. «Мне представляется невозможным, — писал Дидро, — чтобы все существа природы были созданы из безусловно однородной материи; это так же немыслимо, как представить себе, что они все одноцветны»[116].
Второе направление критики субстратного понимания материи шло против понимания материи как чего-то ненаблюдаемого. Это представление о материи явилось следствием противопоставления субстрата его формам, качествам. Локк поставил вопрос о «механизме» возникновения субстратного понимания материи. С точки зрения Локка, работа интеллекта заключается в том, что он из простых идей порождает сложные посредством операций сравнения и абстрагирования. Понятие субстанции, по Локку, является сложной идеей. Эта сложная идея возникает на основе того, что простые идеи часто воспринимаются совместно и их единство выступает как нечто такое, что является носителем этих простых идей. Определенные свойства всегда встречаются вместе, и в силу привычки люди подставляют под них некий субстрат как основание их единства.
Локк писал: «…не будучи в состоянии постигнуть, как эти качества могут существовать одни или друг в друге, мы предполагаем, что они существуют на некоторой общей основе, носителе, и поддерживаются ею. Этот носитель мы обозначаем именем «субстанция», хотя мы, наверное, не имеем ясной и отличной от других идеи того, что предполагаем носителем»[117]. При этом, замечает Локк, мы можем в конкретных случаях найти носителей определенных свойств, но от нашего познания навеки скрыто, чем же, собственно, является субстанция как общий носитель всех свойств, что остается в ней как ее самостоятельная сущность за вычетом всех основанных на ней свойств.
Для материалистов принципиальная ненаблюдаемость субстрата как всеобщей основы означала, что, как таковой, он не существует. Материя, подчеркивал Гольбах, принципиально наблюдаема. «… По отношению к нам материя вообще есть все то, что воздействует каким-нибудь образом на наши чувства»[118]. Но следует подчеркнуть, что критика метафизических аспектов субстратного понимания материи для материалистов никогда не означала отрицания объективности материального мира, несотворимости и неуничтожимости материи, ее абсолютности, другими словами, не означала отрицания понимания материи как causa sui (причины самой себя). Идеалисты же пытались использовать недостатки субстратного понимания материи для отрицания существования материи вообще, для подрыва основ материализма.
Уже Беркли из утверждения о ненаблюдаемости субстрата сделал вывод о несуществовании материи вообще. «В том, что вещи, которые я вижу моими глазами или осязаю моими руками, действительно существуют, — писал он, — я отнюдь не сомневаюсь. Единственная вещь, существование которой мы отрицаем, есть то, что философы называют материей или телесной субстанцией»[119]. В отличие от материалистов, для которых наблюдаемость вещей не означает отрицания их объективного существования, идеалисты истолковывали наблюдаемость вещей как их существование только в восприятиях. Формула Беркли «esse — percipi» (существовать — значит быть воспринимаемым) была направлена против признания объективного существования материи.
Идеалистическая критика метафизического понимания материи в домарксистской философии была завершена Гегелем. «Понимание всех без исключения вещей, — писал он, — как имеющих своей основой одну и ту же материю и различающихся друг от друга лишь внешне (со стороны своей формы) очень привычно рефлектирующему сознанию. Материя сама по себе признается при этом совершенно неопределенной, но способной получить какое угодно определение и вместе с тем безусловно перманентной и остающейся равной самой себе во всех переходах и изменениях… Лишь абстрагирующий рассудок… фиксирует материю в ее изолированности и как бесформенную в себе; на деле же, напротив, мысль о материи, безусловно, заключает в себе принцип формы, и поэтому мы нигде в опыте и не встречаем существование бесформенной материи»[120]. Гегель совершенно прав, когда говорит о том, что не существует какой-то неоформленной, неопределенной материи. Однако свою критику этого понимания материи он доводит до отрицания первичности материи вообще, ставя на ее место мировой дух.
Несмотря на критику, метафизическое понимание материи оказалось весьма живучим. Сложилось даже мнение, что оно играло и играет в науке эвристическую роль. Объясняется это следующим. В научном исследовании часто используется методологическая установка так называемого элементаризма, которая в определенных границах дает положительные результаты. Основная идея элементаризма была обрисована еще Аристотелем, который указывал, что «мы тогда уверены в познании всякой вещи, когда узнаем ее первые причины, первые начала и разлагаем ее вплоть до элементов»[121]. Проблема исследования сложных объектов выступала как проблема сведения сложного к простому, целого к части, и «если исследователь не знал исходного атома, простого элемента, то это рассматривалось лишь как признак слабости, неразвитости познания»[122]. Рассмотрим несколько примеров применения этого методологического приема в науке Нового времени.
В XVIII в. внимание физиков в основном было обращено на пять групп явлений: звук, теплота, свет, магнетизм и электричество. Методологическая установка элементаризма проявилась в форме поисков единой основы в каждой из указанных групп явлений. Физики не ограничивались попытками найти единую основу в каждой из групп явлений; периодически возникали концепции, пытающиеся свести все явления к какой-нибудь единственной основе.
Важным историческим примером успешного применения методологии элементаризма может служить история атомизма в науке Нового времени. Дальтон при объяснении законов химических реакций предположил, что все тела состоят из колоссального количества мельчайших частиц (атомов), которые соединяются между собой под влиянием силы притяжения. После того как атомистические представления были с успехом использованы для объяснения количественных соотношений, ответственных за состав химических соединений, атомистическая теория становится в химии, а затем и вообще в естествознании руководящим принципом.
Однако это не позволяет делать вывод об эвристической функции метафизического понимания материи. На самом деле эвристическую роль играло не метафизическое понимание материи, а две идеи, которые неявно связывались с ним: существование в каждом объекте специфических элементов (дискретность материи), вследствие чего объект понимался как единство элементов и структуры, и несовпадение сущности и явления, что требовало отыскивать единство в многообразии. Эти идеи не тождественны метафизическому пониманию материи (поскольку последнее утверждает существование абсолютного субстрата), которое в действительности играет антиэвристическую роль. Примерами этого может служить защита учения о невесомых, препятствовавшая открытию закона сохранения и превращения энергии, эфирные теории электромагнитного поля, тормозившие формирование теории относительности, и т. п. Философское понятие материи в Новое время являлось, с одной стороны, продолжением традиции прошлого, а с другой — обобщением тенденций развития естествознания того времени.
Первой своеобразной модификацией идей атомизма в Новое время можно считать развитую Декартом эфирную концепцию. По Декарту, основой вещей является не атом, а эфирный вихрь. Этот вихрь состоит из частиц разного размера, непрерывно заполняющих пространство, и обладает определенной формой, величиной, скоростью и моментом инерции. Материальная вещь представляет собой совокупность некоторого числа таких вихрей. По Декарту, вихри находятся в состоянии постоянного движения и изменения и соответственно изменениям вихрей изменяются вещи.
Ведущей концепцией материи в философии и науке начиная с XVIII в. становится вещественная концепция. В ней материя понимается как вещество, как совокупность физико-химических тел. Это вещество обладает определенным химическим составом, агрегатным состоянием, температурой, весом, зарядом и т. п. Тела состоят из «корпускул» (Гольбах), «гетерогенных молекул» (Дидро) и т. п., которые имеют такие общие свойства, как протяженность, делимость, твердость, тяжесть, инертность, подвижность. Вещественная концепция явилась продолжением и обобщением ранее существовавших атомистических представлений. Она в значительно большей степени, чем другие, опиралась на опытные данные. Однако узость круга опытных данных предопределила ее ограниченность, метафизичность.
В концепциях материи домарксова материализма в силу ограниченности опытных данных (использования главным образом данных из неорганической природы и игнорирования биологических и особенно социальных явлений) фактически произошло отождествление атрибутов (универсальных характеристик объектов) и модусов (неуниверсальных характеристик объектов). Возводя некоторые модусы, характеризующие определенные конкретные состояния материи, в ранг атрибутов, представители домарксовского материализма абсолютизировали их. Финалом такой абсолютизации явилось субстратное понимание материи, когда утверждается существование некоего фундаментального субстрата, «праматерии», «первоматерии», «материи как таковой», из которой якобы построены все объекты в мире. У Демокрита роль «праматерии» играли атомы, у Декарта — эфир, у Гольбаха — вещество как таковое (которое в свою очередь дифференцировано на элементы).
Заметим, что современная физика использует ряд концепций «праматерии»[123]: в гипотезе кварков предполагается, что сильно взаимодействующие частицы (адроны) составлены из фундаментальных «прачастиц» — кварков; в гейзенберговской теории «праматерии» ее роль играет единое квантовое поле, и т. п. Однако сами по себе ни гипотеза кварков, ни единая теория поля и т. п. еще не приводят к понятию «праматерии» в философском смысле: они приобретают такой смысл только при распространении этих теорий на всю объективную реальность (т. е. при приписывании им онтологического статуса). Существо субстратного понимания материи не зависит от того, какое конкретное состояние материи возводится в ранг «праматерии», отождествляется с материей вообще. К субстратному пониманию приводит абсолютизация конкретного вида материи[124].
Варианты метафизического понимания материи в силу их ограниченности последовательно опровергались в ходе развития науки. Известно, как в ходе революции в естествознании конца XIX — начала XX в. была дискредитирована вещественная концепция материи. Такие характеристики материи, как неизменность, непроницаемость, неделимость и т. п., потеряли свое универсальное значение. В этой ситуации ряд физиков (в том числе Э. Мах и А. Пуанкаре) пришли к выводу об «исчезновении» материи. Фактически, как показал В. И. Ленин, проблема заключалась не в исчезновении материи, а в необходимости отказа от метафизического ее понимания[125]. Революция в естествознании конца XIX — начала XX в. дала важный исторический урок. Не боясь ошибиться, можно предсказать аналогичную судьбу тех концепций в современной науке, которые опираются на «субстратное» понимание материи (например, тех, в которых праматерией считается единое квантовое поле, и т. п.).
Диалектико-материалистическая философия подняла на новый уровень и завершила конструктивную критику метафизического понимания материи. Энгельс со всей определенностью указывал на неправомерность поисков «материи как таковой». Он говорил о неправильности трактовки материи как абсолютного субстрата вещей. Материи как особого вещества, которое служит материалом для построения всех конкретных вещей, предметов, нет. Материю как таковую, указывал Энгельс, никто еще не видел, не испытывал каким-либо чувственным образом. В мире существует множество различных вещей, которые воспринимаются нами при их действии на органы чувств. Материя как таковая — это абстракция, отражающая то общее, что есть в различных вещах. Понятие «материя» охватывает множество различных чувственно воспринимаемых вещей сообразно их общим свойствам. «Материя как таковая» — это создание мысли, абстракция. Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда объединяем их как телесно существующие под понятием материи. Материя как таковая в отличие от определенных, существующих вещей не является, таким образом, чем-то чувственно существующим[126].
Неприемлемость для диалектико-материалистической философии метафизического понимания материи специально подчеркивал В. И. Ленин. Он писал: «Признание каких-либо неизменных элементов, «неизменной сущности вещей» и т. п. не есть материализм, а есть метафизический, т. е. антидиалектический материализм»[127]. «Неизменно, с точки зрения Энгельса, — продолжал он, — только одно: это — отражение человеческим сознанием (когда существует человеческое сознание) независимо от него существующего и развивающегося внешнего мира. Никакой другой «неизменности», никакой другой «сущности», никакой «абсолютной субстанции» в том смысле, в каком разрисовала эти понятия праздная профессорская философия, для Маркса и Энгельса не существует»[128].
Диалектический материализм не признает существования неизменного однородного субстрата, противостоящего изменчивым и качественно разнообразным явлениям действительности. Отказываясь от сведения материи к какому-либо частному, конкретному виду или состоянию ее, В. И. Ленин определяет материю через противопоставление ее не как неизменного субстрата изменчивым вещам окружающего мира, а сознанию: понятие материи «не означает гносеологически ничего иного, кроме как: объективная реальность, существующая независимо от человеческого сознания и отображаемая им»[129]. «Материя, — утверждает В. И. Ленин, — есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них»[130].
В ленинском определении указаны те признаки, которые вытекают из последовательно материалистического решения основного вопроса философии: первичность материи относительно сознания и ее познаваемость. Эти признаки характеризуют содержание понятия материи не с точки зрения результатов, добытых наукой на определенном этапе развития человеческого опыта, а с точки зрения материалистического подхода к результатам познания вообще.
Человеческие представления о строении материи, знания о физических, химических и других ее конкретных свойствах изменяются, расширяются, углубляются, но при этом философское понятие материи сохраняется, потому что, как бы ни изменялись знания о строении и свойствах материи, всегда остается неизменно верным материалистическое решение основного вопроса философии. Любые конкретные физические, химические и прочие свойства материи преходящи, они могут присутствовать в одних и отсутствовать в других формах и состояниях материи, но «свойство» быть объективной реальностью, существовать независимо от сознания присуще всем формам и состояниям материи, оно не исчезает ни при каких изменениях и превращениях ее. Поэтому В. И. Ленин решительно выступал против утверждений об «исчезновении материи», которые высказывались некоторыми учеными в связи с новыми физическими открытиями. Могут исчезать различные конкретные формы и состояния материи, но материя как объективная реальность, существующая независимо от сознания, не исчезает.
Некоторые философы-марксисты полностью еще не отказались от отдельных моментов метафизического понимания материи. В ряде работ можно увидеть характеристику материи как «основы», «сущности» и т. п. мира. Иногда категория материи отождествляется с «наиболее глубокой, общей и единственной основой, или сущностью, мира», всех его бесконечно многообразных предметов, процессов и отношений.
Характерно, что авторы, занимающие указанную позицию, одновременно говорят о материи как об объективной реальности. Здесь явно существует определенная несогласованность. Ведь понимание материи как «основы» вещей означает, что материя — это не вся объективная реальность, а лишь какая-то ее сторона, часть, пусть даже фундаментальная. Отсюда можно сделать вывод, что в объективной реальности есть еще что-то, кроме материи. Но это противоречит известному указанию В. И. Ленина о том, что объективная реальность не содержит ничего, кроме движущейся материи.
Характеристика материи как сущности вещей также приводит к ошибочным следствиям. Если определить материю как сущность вещей и понимать сущность в точном философском смысле — как понятие, противоположное понятию явления, то отсюда следует, что явление не материально, что оно нечто отличное от объективной реальности. Последнее противоречит материалистическому монизму.
В марксистской литературе материя иногда характеризуется как субстанция. «Диалектико-материалистическая философия, — писал Э. Ильенков, — своим пониманием субстанции развивает плодотворные традиции Спинозы и Гегеля; субстанция, с одной стороны, понимается как материя, а с другой стороны, эта материя трактуется одновременно как субъект всех своих изменений, как «субстанция-субъект», т. е. активная причина всех своих формообразований, не нуждающаяся поэтому в формировании извне, вне ее и независимо от нее существующим деятельным субъектом, как бы тот ни назывался или интерпретировался, — как бог, как «Я», как идея или самосознание, как душа или экзистенция»[131].
Как известно, спинозовское понимание материи как causa sui имело важное значение в истории борьбы материализма с идеализмом. Его понимание субстанции отличается от субстратного понимания материи, поскольку он никогда не говорил о существовании конечной основы, причины и т. п.[132] Гегель также не считал субстанцию субстратом: «…субстанция есть особое отношение… Она есть причинное отношение»[133]. «…Субстанция обладает действительностью лишь как причина… ту действительность, которую субстанция имеет как причина, она имеет лишь в своем действии»[134]. Понятие субстанции в этом смысле, по сути дела, обозначает универсальную причинную обусловленность объектов, их взаимодействие.
Понимание субстанции как причины всех формообразований не связано, как видно, с понятием конечной причины, первоначала и т. п. и обозначает универсальную причинную обусловленность объектов. Отказываться от понятия субстанции в этом смысле, на наш взгляд, не следует, поскольку оно вполне корректно выражается в категориях детерминации. Но при этом нужно учитывать принципиальные положения Энгельса, который указывал, что «спинозовское: субстанция есть causa sui (причина самой себя. — Ред.) — прекрасно выражает взаимодействие»[135]. «…Взаимодействие является истинной causa finalis (конечной причиной. — Ред.) вещей. Мы не можем пойти дальше познания этого взаимодействия именно потому, что позади его нечего больше познавать»[136]. Следовательно, понятие субстанции как causa sui раскрывается в этом смысле как взаимодействие материальных объектов, которое является основой их конкретного бытия, изменения и развития.
Понимание материи как субстанции в смысле causa sui полностью согласуется с диалектико-материалистическим определением материи. Материя в этом смысле действительно есть субстанция. Но нужно учитывать, что как в истории философии, так и сегодня понятию субстанции приписывался и другой смысл. Поскольку диалектико-материалистическая философия отрицает существование абсолютного субстрата и поскольку субстанция часто понимается как субстрат, постольку, по нашему мнению, нецелесообразно употреблять как синонимы понятия материи и субстанции. Это, конечно, не означает, что в диалектическом материализме утратило значение понятие субстанции в спинозовском смысле. Однако даже если употреблять термин «субстанция» только в смысле того общего, что присуще всем материальным объектам, то и в этом случае нельзя ставить знак равенства между материей и субстанцией, ибо материя есть единство субстанции и всех ее акциденций, т. е. атрибутов и модусов.
В философской литературе встречается утверждение о том, что ленинское определение материи имеет чисто гносеологический характер. Иногда говорят, что категория материи, как предельно общее понятие, не может быть определена иначе, как гносеологически. Сторонники этой точки зрения обычно ссылаются на В. И. Ленина, который в «Материализме и эмпириокритицизме» писал, что «единственное «свойство» материи, с признанием которого связан философский материализм, есть свойство быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания»[137].
Из приведенного выше положения В. И. Ленина, как нам представляется, не следует, что у материи нет никаких других фундаментальных «свойств» — атрибутов[138]. В. И. Ленин указывал на такие универсальные характеристики материи, как пространство, время, движение, причинность, необходимость, закономерность. Диалекти-ко-материалистическое понимание материи не сводится только к признанию существования объективной реальности; оно связано с признанием существования целого ряда фундаментальных характеристик материи и предполагает создание определенной системы онтологических понятий[139] о них.
Однако речь должна идти не о том, чтобы «дополнить» ленинское определение материи, являющееся будто бы «чисто гносеологическим», еще особым, «онтологическим» определением. Суть дела заключается в том, чтобы, определяя материю как объективную реальность, существующую независимо от сознания и отображаемую им, раскрыть смысл этого определения. Содержание философского понятия материи, на наш взгляд, должно раскрываться с позиции диалектического материализма путем разработки целостной системы онтологических понятий об объективной реальности. Ленинское определение материи выступает как исходная предпосылка, составляющая основу такой системы понятий. В последней же это определение развертывается в теорию, в целостное учение о материи как объективной реальности. Онтологические понятия об атрибутах материи, следовательно, образуют как бы «вторичный» уровень ее определения[140], на котором «свойство» материи быть объективной реальностью раскрывается с помощью ее атрибутов.
Эти атрибуты не механически «добавляются» к указанному в ленинском определении «свойству» материи быть объективной реальностью, а выступают в качестве характеристик того содержания, которое вкладывается диалектическим материализмом в понятие «объективная реальность». Поэтому онтологические понятия об атрибутах нельзя рассматривать как особое, «онтологическое» определение материи, противостоящее будто бы ленинскому «чисто гносеологическому» определению ее. Ленинское определение, будучи гносеологическим, вместе с тем содержит в себе и онтологический аспект. Такое понимание определения материи позволяет связать понятие материи с определенной системой философских положений, выраженных в принципах, категориях, законах материалистической диалектики, и с определенной системой научных знаний об объективной реальности, сложившейся на современном уровне развития человеческого познания. Наоборот, отказ от такого понимания ведет к тому, что понятие материи лишается связи и с принципами, категориями, законами материалистической диалектики, и с научными знаниями о природе, превращаясь в результате в абстракцию, изолированную от научно-философских представлений о мире.
Раскрытие онтологического аспекта понятия материи должно быть связано с разработкой диалектической «модели» материального объекта, принципиально отличной от субстратных метафизических концепций В ней должны фиксироваться не какое-то неизменное «вещество», «праматерия», «субстрат» («подпорка», на которую «навешены» атрибуты), а самосогласованная система атрибутов, характеризующих содержание любого материального объекта и существующих в разнообразных конкретных формах. К этим атрибутам относятся движение, пространство, время, качество, количество, закономерность, причинность и т. д.
Как уже отмечалось, материальный объект не может реализоваться иначе, как через систему своих атрибутов;
вне их он есть лишь абстракция. Но в то же время он никоим образом не «сводится» ни к одному из атрибутов, ни к какой бы то ни было группе атрибутов и даже к совокупности всех атрибутов. В связи с этим следует обратить внимание на другую разновидность метафизического подхода к материи, когда материя как объективная реальность отождествляется не с метафизическим субстратом, а с одним из своих атрибутов (или с группой атрибутов): пространством (Платон), временем (Бергсон), пространством-временем (Александер), структурой (Эддингтон), движением (энергетики), качеством (схоласты), количеством (Пифагор), сущностью (Спиноза), возможностью (Милль) и т. д. Поскольку атрибут, рассматриваемый изолированно, есть лишь абстракция, то такой подход к природе реальности легко может привести к идеалистическим выводам.
Проблема построения диалектической «модели» материального объекта тесно связана с проблемой построения системы онтологических категорий. Дело в том, что объективным содержанием этих категорий и их систем являются атрибуты материи и их взаимосвязи. Поэтому с проблемой построения системы категорий фактически связана задача построения диалектического понятия материального объекта как «единства многообразного» (Маркс). В философской литературе имеется множество попыток построения таких систем. Обзор и критический анализ их не входит в нашу задачу[141].
Следует заметить, что диалектическое понимание материи исключает существование абсолютного субстрата, но предполагает существование относительного субстрата. В самом деле, если мы возьмем, например, кристалл, то непосредственно в опыте он проявляется как некоторое единство свойств (формы, твердости, окраски, веса и т. п.). Это единство отнюдь не «сводится» к свойствам и имеет вполне объективный характер. Уже это единство можно было бы рассматривать в качестве «носителя» свойств. Однако более глубокий анализ показывает, что «единство» свойств имеет носителя, каковым является совокупность атомов, образующих определенную структуру. Как известно, единство элементов и структуры проявляется в виде различных свойств целого. Следовательно, «субстратом» объекта (в диалектическом истолковании этого термина) является единство элементов объекта и его структуры[142]. Очевидно, что наличие совокупности элементов есть атрибутивная характеристика объекта (так же как и наличие структуры). В то же время сама эта характеристика оказывается единством противоположностей — непрерывного (элемент) и дискретного (совокупность). Отсюда ясно, что понятие субстрата в диалектическом смысле[143] тесно связано с понятием системы атрибутов.
В ходе острой идеологической борьбы буржуазные философы-идеалисты не прекращают попыток «опровергнуть» материализм. Они и сегодня стремятся использовать метафизическое понимание материи, как бы «не замечая» принципиального отличия диалектическо-материалистического понятия материи от метафизического. Например, в 1924 г. Б. Рассел рассматривал непроницаемость как фундаментальное свойство материи[144]. Почти через 40 лет американский томист Лайтен идентифицировал понятие материи с массой и энергией[145] и т. д. Естественно, что после отождествления современного философского понятия материи с устаревшими метафизическими концепциями материи совсем нетрудно критиковать и «опровергать» материализм, опираясь при этом на развитие современного естествознания, показывающего ограниченность метафизического понимания материи.
Другие критики материализма прямо нападают на ленинское определение материи. Неотомисты неоднократно заявляли, что это определение настолько широко, что понятие материи включает в себя и бога, поскольку бог тоже «объективная реальность», существующая вне и независимо от нашего сознания[146].
Такого рода утверждения неправомерны по следующим основаниям. Во-первых, томисты дают свою интерпретацию понятия объективной реальности. В марксистско-ленинской философии объективная реальность понимается как существующая вне и независимо от всякого сознания. Неотомисты определяют бога как духовную субстанцию, существующую вне индивидуального сознания. Но тогда бог не есть нечто отличное от сознания вообще, поэтому он не может пониматься как объективная реальность. Во-вторых, томисты «опускают» вторую часть ленинского определения материи, где говорится о том, что материя — такая объективная реальность, которая дана в ощущениях. И это не случайно, ибо для религиозно-философской доктрины томизма неприемлем тезис о данности бога человеку в ощущениях. Диалектическое понимание материи выбивает почву из-под ног наших критиков. Поскольку материя как неисчерпаемое многообразие материальных объектов характеризуется атрибутами движения, пространства и времени, качества и количества, закона, причинности и другими, постольку термин «материя» никак не может означать бога, так как бог с точки зрения религиозной доктрины не может принципиально характеризоваться как нечто пространственно-временное, движущееся, качественно-количественное и т. д.
В условиях борьбы с современным идеализмом необходимо подчеркивать принципиальное отличие диалектического понимания материи от метафизического. Диалектическое понимание материи, соответствующее современному состоянию науки и практики, лишает научного смысла всякого рода идеалистическую и метафизическую онтологию.
Диалектическое понимание материи как носителя развития не сводится только к положению о недопустимости отождествления объективной реальности (рассматриваемой в общем виде) с ее конкретными проявлениями (известными в данную историческую эпоху), а также о недопустимости отрыва объективной реальности от ее атрибутов и противопоставления им. Оно предполагает также положение о качественной неисчерпаемости материи, сформулированное В. И. Лениным в работе «Материализм и эмпириокритицизм».