Глава 6

Глава 6

Следующим шагом учения дона Хуана был новый аспект освоения второй порции корня дурмана. В тот период времени, который пролетел между двумя стадиями учения, дон Хуан расспрашивал только о развитии моего растения.

27 июня 1963 года.

— Будет неплохо испытать «траву дьявола» прежде, чем полностью ступить на ее путь, — сказал дон Хуан. — Ты должен испытать другое колдовство с другими ящерицами. У тебя есть все необходимые элементы, чтобы задать ящерицам еще один вопрос, на этот раз без моей помощи.

— Есть ли такая необходимость, чтобы я совершал это колдовство, дон Хуан?

— Это лучший способ испытать чувства «травы дьявола» по отношению к тебе. Она испытывает тебя все время, поэтому будет справедливо испытать ее тоже. И, если ты почувствуешь где-нибудь на ее пути, что по той или иной причине, тебе не следует идти дальше, ты должен будешь просто остановиться.

29 июня 1963 года.

Я задал вопрос о «траве дьявола». Я хотел, чтобы дон Хуан побольше рассказал мне о ней, в то же время я не хотел становиться соучастником.

— Вторая порция используется только для ясновидения, так, дон Хуан? — спросил я, чтобы начать разговор.

— Не только для этого. С помощью второй порции учатся колдовству с ящерицами и в то же время испытывают «траву дьявола»; но в действительности, вторая порция используется для других целей. Колдовство с ящерицами — это только начало.

— Тогда для чего же она используется, дон Хуан?

Он не ответил. Он резко сменил тему разговора и спросил меня, какой величины достигло мое растение дурмана. Я руками показал размеры.

Дон Хуан сказал:

— Я научил тебя отличать мужское растение от женского. Теперь иди к своим растениям и принеси мне и то и другое. Иди сначала к своему старому растению и тщательно проследи след дождевой воды, сбегавшей по земле. К настоящему времени дождь, должно быть, далеко разнес семена. Проследи промоинки, сделанные дождевыми потоками, и по ним определи направление потока. Затем найди растение в самой отдаленной точке от твоего растения. Все растения дурмана, растущие между ними, будут твоими. Позднее, когда они ссыплют семена, ты сможешь расширить территорию, следуя по следам дождя, от одного растения к другому.

Он дал мне подробнейшие инструкции относительно всего того, как следует проводить обрезку корня. Прежде всего, я должен выбрать растение и расчистить землю вокруг того места, где корень соединяется со стеблем. Затем я должен повторить в точности тот танец, который я исполнял, когда пересаживал корневой саженец. В третьих, я должен отрезать стебель, оставив корень в земле. Последним шагом будет выкопать 15 дюймов (50.5 см) корня. Он заклинал меня не говорить и не выдавать своих чувств в течение этого акта.

— Ты должен нести два куска материи, — сказал он. — Расстели их на земле и положи на них растения. Затем разрежь растения на части и сложи их. Порядок выбирай сам. Но ты должен знать, какой порядок ты использовал, потому что так же ты должен будешь поступать всегда. Принеси растения ко мне, как только они у тебя будут.

6 июля 1963 года.

В понедельник, 1 июля, я срезал растения дурмана, которые просил дон Хуан. Я ждал, пока не стало довольно темно прежде, чем исполнить танцы вокруг растений, так как я не хотел, чтобы меня кто-нибудь случайно увидел. Я чувствовал себя очень стесненно. Я был уверен, что кто-нибудь подсмотрит мои странные действия. Я заранее выбрал растения, которые считал мужским и женским. Мне нужно было отрезать по 15 дюймов корня каждого из них, а копать на такую глубину палкой была нелегкая работа. Мне пришлось заканчивать работу в полной темноте, и когда я был готов отрезать корень, то мне понадобился фонарик. Мое первоначальное опасение, что кто-нибудь увидит меня, было ничтожным по сравнению со страхом, что кто-нибудь заметит в кустах свет фонарика.

Я принес растения в дом дона Хуана во вторник, 2-го июля. Он развязал узлы и рассмотрел куски. Он сказал, что все же вынужден дать мне семена от своих растений. Он поставил передо мной ступку, взял стеклянную кружку и высыпал ее содержимое — сухие семена, склеившиеся вместе — в ступку.

Я спросил, что это за семена, и он сказал, что это семена, погрызенные жучками. Среди них было несколько маленьких жучков-точильщиков. Он сказал, что они — особые жучки, и нам надо выбрать их и сложить в отдельную кружку. Он дал мне другую кружку, на одну треть полную такими же жучками. В кружку была заткнута комком бумага, чтобы не дать жучкам удрать.

— В следующий раз тебе надо будет использовать жучков из своих собственных растений, — сказал дон Хуан. — Тебе надо будет срезать семенные коробочки, имеющие маленькие дырочки — они полны жучков. Открывай коробочку и выскребывай из нее все содержимое в кружку. Отбери горсть жучков и положи их в другую посудину. Обращайся с ними грубо. Не будь с ними деликатным. Отмерь одну горсть семян, погрызенных жучками и одну горсть порошка из жучков, и закопай все остальное в направлении (тут он показал на юго-восток) от своего растения. Затем собери хорошие сухие семена и храни их отдельно. Их ты можешь собрать сколько хочешь. Ты всегда сможешь использовать их. Неплохо также выбрать семена из коробочек, чтобы тут же на месте похоронить остальные.

Потом дон Хуан велел растолочь мне слипшиеся семена первыми, потом яйца жучков, затем жучков и последними — сухие хорошие семена.

Когда это было растерто в мелкий порошок, дон Хуан взял куски дурмана, которые я нарезал, и сложил вместе. Он отделил мужской корень и осторожно завернул его в кусок грубой материи. Он вручил мне остальные, велел порезать все это на мелкие кусочки, хорошенько раздробить и затем слить каждую каплю сока в горшок. Он сказал, что я должен растирать их в том же порядке, в каком я их складывал.

После того, как я все это сделал, он велел мне отмерить одну чашку кипящей воды, смешать ее с содержимым горшка, а затем добавить еще две кружки воды. Он вручил мне гладко отделанную жестяную палочку. Я помешал ею в горшке и поставил его на огонь.

Затем он сказал мне, что надо приготовить корень и что для этого нам нужна более крупная ступка, так как мужской корень совсем нельзя разрезать. Мы пошли за дом. Ступка у него была готова, и я начал мять корень так же, как я делал это раньше. Мы оставили корень намокать в воде, открытый ночному воздуху, и пошли в дом. Он велел мне следить за смесью в горшке. Я должен был дать ей кипеть, пока она не загустеет — пока ее не станет трудно мешать. Затем он лег на циновку и заснул.

Смесь кипела, по крайней мере, час, когда я заметил, что ее становится все труднее и труднее помешивать. Я решил, что она готова и снял с огня. Я поставил ее в сетку и лег спать.

Я проснулся, когда дон Хуан уже встал. Солнце сияло с чистого неба. Был сухой жаркий день. Дон Хуан опять заметил, что «траве дьявола» я наверняка нравлюсь. Мы начали обрабатывать корень и к концу дня мы имели совсем немного желтоватой субстанции на дне чаши. Дон Хуан слил верхнюю воду. Я думал, что это конец процедуры, но он опять наполнил чашку кипящей водой.

Он принес первый горшок из-под крыши, где я его повесил. Смесь, казалось, совсем высохла. Он занес горшок в дом, осторожно поставил его на пол и сел. Затем он начал говорить.

— Мой благодетель говорил мне, что позволительно смешивать растение с нутряным жиром. И именно это ты будешь делать сейчас. Мой благодетель смешивал растение с нутряным жиром для меня сам, но, как я уже говорил, мне никогда особенно-то не нравился дурман, и я фактически не пытался стать с ним одним целым.

Мой благодетель говорил мне, что для лучшего результата, для тех, кто действительно хочет усовершенствоваться в силе, правильным будет смешивать растение с нутряным жиром дикого вепря. Жир с кишок лучше всего. Но это ты уж сам будешь выбирать. Может быть колесо повернется так, что ты решишь взять «траву дьявола» как олли и, в таком случае, я советую тебе, как советовал мне мой благодетель, охотиться за диким вепрем и достать жир с его кишок. В иные времена, когда «трава дьявола» была вершиной, колдуны, бывало, отправлялись в специальные охотничьи экспедиции, чтоб достать жир диких вепрей. Они искали самых крупных и самых сильных. У них было специальное колдовство на диких вепрей: они получали от них особую силу, что даже в те времена в это трудно было поверить. Но та сила утеряна. Я ничего не знаю о ней. И я не знаю никого из людей, кто бы знал ее. Может быть, сама трава научит тебя ей.

Дон Хуан отмерил пригоршню жира, бросил его в горшок, содержащий высохшую смесь, и соскоблил жир, оставшийся на ладони, о край горшка. Он велел мне растереть содержимое, пока оно не будет полностью равномерно перемешано.

Я взбивал смесь в течение почти трех часов. Дон Хуан время от времени смотрел на нее и решал, что она еще не готова. Наконец, он, казалось, удовлетворился.

Воздух, взбитый в пасту, придавал ей светло-серую окраску и консистенцию желе. Он повесил горшок под крышей, рядом с другим горшком. Он сказал, что собирается оставить его здесь до следующего дня, потому что приготовление этой второй порции требует двух дней. Он велел мне ничего не есть все время. Я могу пить воду, но не должен принимать никакой пищи.

На следующий день, в четверг, 1-го июля, дон Хуан велел мне четыре раза осаждать горячей водой корень. К последнему разу, когда я сливал верхнюю воду, стало уже довольно темно. Мы сели на веранде. Он поставил обе чаши перед собой. Экстракт корня составлял чайную ложку беловатого крахмала. Он положил его в чашку и добавил воды. Он покрутил чашку в руке, чтобы растворить субстанцию, а затем вручил ее мне. Я быстро выпил, а затем поставил чашку на пол и откинулся назад.

Сердце у меня начало колотиться, я чувствовал, что не могу дышать. Дон Хуан велел мне, как само собой разумеющееся, снять с себя всю одежду. Он взял костяную палочку и начертил две горизонтальные линии на поверхности пасты, разделив таким образом, содержимое чашки на три равные части. Затем, начиная от центра, верхней линии, он провел вертикальную линию вниз, разделив содержимое уже на пять частей. Он указал на нижнюю правую часть и сказал, что это для моей левой стопы, район над ней — для моей левой ноги. Верхняя самая крупная часть — для моих половых органов. Следующая часть внизу с левой стороны — для моей правой ноги, и часть над ней — для моей правой стопы. Он велел положить часть пасты, предназначенной для моей левой стопы на подошву и хорошенько растереть ее. Затем он указал мне положить следующие части пасты на всю внутреннюю сторону моей левой ноги, на половые органы, вниз по внутренней стороне моей правой ноги и, наконец, на подошву моей правой ноги.

Я последовал его указаниям. Паста была холодной и имела особенно сильный запах. Когда я кончил накладывать ее, я выпрямился. Запах смеси попал мне в ноздри. Он душил меня. Он был подобен какому-то газу. Я буквально задыхался от него. Я попытался дышать через рот и хотел заговорить с доном Хуаном, но не смог.

Дон Хуан продолжал смотреть на меня. Я сделал шаг к нему. Мои ноги были резиновые и длинные, чрезвычайно длинные. Я сделал еще шаг. Мои колени пружинили, как ходули. Они вздрагивали и вибрировали, и сжимались эластично. Я двинулся вперед. Движение моего тела было медленным и трясущимся, это походило на дрожь вперед и вверх, я взглянул вниз и увидел сидящего под собой дона Хуана. Далеко внизу от меня. Инерция пронесла меня вперед на один шаг, который был еще даже более эластичен и длинен, чем предыдущие. И тут я взлетел.

Я помню, что один раз я опустился, затем я оттолкнулся обеими ногами, прыгнул назад и заскользил на спине. Я видел черное небо над собой и облака, проносящиеся мимо меня. Я дернулся телом так, чтобы можно было смотреть вниз. Я видел темную массу гор. Моя скорость была необычайна. Мои руки были прижаты к обоим бокам. Моя голова была направляющим приспособлением. Если я держал ее откинутой назад, то совершал вертикальные круги. Я изменял направление, поворачивая голову в сторону.

Я наслаждался такой свободой и скоростью, каких я никогда не знал раньше. Волшебная темнота давала мне чувство печали, возможно томления. Было так, как будто я нашел место, к которому принадлежу, — темнота ночи. Я пытался смотреть вокруг, но все, что я ощутил, так это, что ночь была чудесна и в то же время содержала в себе так много силы.

Внезапно я понял, что время опускаться, казалось, я получил приказ, которому должен повиноваться. И я начал опускаться, как перышко, маятникообразным движением. Такой тип движения заставил меня нехорошо себя чувствовать. Движение было медленное и дергающееся, как если бы меня передергивали за веревочку. Мне стало плохо. Голова моя раскалывалась от боли. Какая-то чернота поглотила меня. Я очень хорошо помню себя погруженным в эту черноту.

Следующее, что я помню, это ощущение пробуждения. Я был в своей кровати в своей собственной комнате. Я сел. И картина моей комнаты исчезла. Я встал. Я был наг!

Движение вставания опять вызвало у меня тошноту. Я узнавал понемногу окружающую обстановку. Я был примерно в полумиле от дома дона Хуана, рядом с тем местом, где росли его растения дурмана.

Внезапно все стало на свои места, и я сообразил, что мне придется идти пешком всю дорогу до дома Хуана голым. Быть лишенным одежды явилось глубоким психологическим неудобством, но я никак не мог решить эту проблему. Я подумал, что не сделать ли мне юбку из веток, но мысль показалась нелепой, к тому же восход солнца был неподалеку, так как сумерки уже рассеялись. Я забыл о своем неудобстве и о своей тошноте и начал идти к дому. Я был охвачен страхом, что меня заметят. Я высматривал, нет ли впереди людей или собак, я пытался бежать, но поранил ноги о маленькие острые камешки. Я пошел медленно. Было уже очень светло. Затем я увидел, что кто-то идет навстречу по дороге, я быстро прыгнул в кусты. Мое положение показалось мне совершенно безвыходным.

Только что я испытывал невероятную радость полета и в следующую минуту оказался прячущимся, раздраженным своей собственной наготой. Я подумал о том, чтобы выпрыгнуть опять на дорогу и изо всех сил промчаться по дороге мимо проходящего человека. Я думал, что он будет так поражен, что к тому времени, когда он поймет, что это голый мужчина, я уже оставлю его далеко позади. Я все это думал, но не смел двинуться.

Человек, идущий по дороге, поравнялся со мной и остановился. Я услышал, как он зовет меня по имени. Это был дон Хуан и с ним была моя одежда. Когда я одевал ее, он смотрел на меня и хохотал. Он хохотал так заразительно, что я тоже начал смеяться.

В тот же самый день, 5-го июля вечером, дон Хуан попросил меня рассказать ему детали моего опыта. Так тщательно, как мог, я изложил ему весь эпизод.

— Вторая порция «травы дьявола» используется для того, чтобы летать, — сказал он, когда я закончил. — Сама по себе паста недостаточна. Мой благодетель говорил, что это корень дает направленность и мудрость. И он является причиной полета. Когда ты научишься большему и будешь чаще принимать его для того, чтобы летать, ты станешь все видеть с большой ясностью. Ты сможешь летать по воздуху за сотни километров, чтобы увидеть, что происходит в любом месте, какое тебе надо, или чтобы нанести роковой удар своему врагу, находящемуся далеко от тебя. Когда ты познакомишься с «травой дьявола», она научит тебя, как делать подобные вещи. Например, она уже научила тебя, как менять направление. Точно также она научит тебя невообразимым вещам.

— Подобным чему, дон Хуан?

— Этого я сказать тебе не смогу. Каждый человек различен. Мой благодетель никогда не говорил мне, чему он научился. Он говорил мне, как продвигаться, но никогда, что он видел. Это только для себя самого.

— Но я все рассказываю тебе, что я видел, дон Хуан.

— Сейчас ты это делаешь. Позднее не будешь. В следующий раз ты возьмешь «траву дьявола» совсем один, вблизи своих собственных растений, потому что именно там ты приземлишься, у своих растений. Запомни это. Вот почему я пошел искать тебя к своим растениям.

Больше он ничего не сказал, и я заснул. Когда я поздно вечером проснулся, я чувствовал себя полным жизненных сил. Почему-то я испытывал чувство физического удовлетворения. Я был счастлив, удовлетворен.

Дон Хуан спросил меня:

— Понравилась тебе эта ночь? Или она была пугающая?

Я сказал, что ночь была восхитительной.

— Как с твоей головной болью? Она была очень сильна?

— Головная боль была столь же сильной, как и все остальные ощущения. Это была самая сильная боль, какую я только испытывал, — сказал я.

— Удержит ли тебя это от желания попробовать силу «травы дьявола» еще раз?

— Я не знаю. Я не хочу этого сейчас. Но позднее, может, и захочу, я действительно не знаю, дон Хуан.

Был вопрос, который я хотел ему задать. Я знал, что он ускользнет от него, поэтому я ждал, когда он сам коснется этой темы: я ждал весь день. Наконец, прежде чем уехать вечером, я вынужден был спросить его.

— Я действительно летал, дон Хуан?

— Так ты мне сказал сам. Или было не так?

— Я знаю, дон Хуан. Я имею в виду: мое тело летало? Взлетел ли я, как птица?

— Ты всегда задаешь мне вопросы, на которые я не могу ответить? Ты летал. Для этого и есть вторая порция «травы дьявола». Когда ты будешь принимать ее больше, ты научишься летать в совершенстве. Это не просто. Человек летает с помощью второй порции «травы дьявола». Это все, что я тебе могу сказать. То, что ты хочешь узнать, не имеет смысла. Птицы летают, как птицы, а человек, который принял «траву дьявола» летает, как человек, принявший «траву дьявола».

— Так же, как птица?

— Нет, так же, как человек, принявший «траву дьявола».

— Значит, в действительности я не летал, дон Хуан? Я летал в собственном воображении. Только в своем мозгу. Где было мое тело?

— В кустах, — ответил он, но тут же снова покатился со смеха. — Беда с тобой в том, что ты понимаешь все только с одной стороны. Ты не считаешь, что человек летает, и, однако же, колдун проносится тысячи миль в секунду, чтобы посмотреть, что там происходит. Он может нанести удар своему врагу, находящемуся очень далеко. Так летает он или нет?

— Видишь ли, дон Хуан, мы с тобой по-разному ориентированы. Предположим, ради довода, что один из моих друзей студентов был бы здесь со мной, когда я принял «траву дьявола». Смог бы он увидеть меня летящим?

— Ну, вот, опять ты со своими вопросами о том, что случилось бы, если… Бесполезно говорить таким образом. Если бы твой друг или кто бы то ни было еще, принял вторую порцию травы, то все, что он мог бы делать — это летать. Ну, а если он просто наблюдает за тобой, то он может увидеть тебя летящим, а может и не увидеть. Это зависит от человека.

— Но я хочу сказать, дон Хуан, что если мы с тобой смотрим на птицу и видим ее летящей, то мы согласимся, что она летит, но если бы двое моих друзей видели меня летящим, как я это делал прошлой ночью, то согласились бы они, что я лечу?

— Ну, они могли бы согласиться. Ты согласен с тем, что птицы летают, потому что видел их летящими. Полет обычен для птиц. Но ты не согласишься с другими вещами, которые птицы делают, потому что ты не видел никогда, что они их делают. Если твои друзья знали о людях, летающих с помощью «травы дьявола», тогда они согласились бы.

— Давай я скажу это по-другому, дон Хуан. Я хочу сказать, что если я привяжу себя к скале тяжелой цепью, то я стану летать точно так же, потому что мое тело не участвует в этом полете.

Дон Хуан взглянул на меня недоверчиво.

— Если ты привяжешь себя к скале, — сказал он, — то я боюсь, что тебе придется летать, держа скалу с ее тяжелой цепью.