Послесловие

Послесловие

Аристотель, вынужденный покинуть Афины в 323 году до н. э., оставил руководство Ликеем на Теофраста. Согласно одному источнику, Теофраст был влюблен в сына Аристотеля, своего ученика, но Аристотель, по-видимому, не считал, что этот факт дисквалифицирует коллегу и преемника. Теофраст продолжил дело учителя, школа перипатетиков вскоре начала оправдывать свое имя, ученики путешествовали по миру и распространяли учение Аристотеля.

Прошло не менее трех столетий с момента смерти Аристотеля, прежде чем его труды приобрели вид, знакомый нам сегодня. Все работы Аристотеля можно разделить на две группы — те, которые он собирался представить публике, и лекционные пометки, которые он делал исключительно для себя. Ранние работы были утеряны, и до нас дошли только более поздние. В оригинале они представляли собой фрагменты и исчислялись сотнями свитков. Андроник Родосский, последний руководитель Ликея, собрал эти работы воедино, классифицировав по темам. Именно Андронику мы обязаны появлением слова метафизика — такое название он дал ряду трактатов Аристотеля. Эти работы изначально не имели никакого названия, а просто следовали по порядку за работами по физике, поэтому Андроник озаглавил их как "то, что после физики", что по-древнегречески и означает «метафизика». Работы этого раздела состояли из рассуждений Аристотеля об онтологии (природа и сущее) и о конечной природе вещей. Вскоре именно это и стали отождествлять с названием работ — метафизикой. Таким образом, это слово, которое столетия спустя стало синонимом философии, поначалу не имело ничего с ней общего. Как и сам термин «философия», оно началось с ошибки и продолжило развиваться в этом ключе.

В классическую эпоху Аристотель еще не считался великим греческим философом (также как Сократ и Платон). Во времена Римской империи Аристотель приобрел известность в качестве логика, но остальная часть его учения находилась в «тени» неоплатонизма, который развивался, отчасти ассимилируя и аристотелевское учение. Далее эти учения были использованы христианством.

Христианские мыслители быстро осознали пользу от аристотелевской логики; Аристотель стал верховным авторитетом в философии. Его логика была последним аргументом, к которому обращались во время теологических споров в Средние века. Честолюбивые интеллектуалы из монашеской среды с удовольствием копались в логических аргументах, лучшие умы использовали этот метод для вычисления ересей. Несомненная с теологической точки зрения логика Аристотеля стала, таким образом, неотъемлемой частью христианского канона.

Параллельно европейской христианской ветви развития аристотелевской мысли существовала другая, не менее важная, восточная ветвь, которая в свое время оказала сильное влияние на средневековую Европу.

В начале I тысячелетия н. э. основная часть работ Аристотеля была неизвестна западному миру. Только на Ближнем Востоке схоласты продолжали изучать его философию в полном объеме. В VII веке на арену мировой истории вышел ислам, за ним последовали арабские завоевания всего Среднего Востока. Исламские мыслители быстро поняли плюсы работ Аристотеля, не обнаружив в них ничего неприемлемого с точки зрения их веры, и начали толковать их для своих целей. Вскоре учение Аристотеля было поглощено исламской философией настолько, что почти полностью потеряло свой первоначальный смысл. Именно арабы первыми поняли, что Аристотель был одним из величайших философов. Пока западный мир был погружен в тьму Средних веков, исламский мир продолжал интеллектуально совершенствоваться. Такие слова, как алгебра, алкоголь и алхимия, указывают на то, что Запад многое унаследовал от Востока. Но самым значительным заимствованием были арабские цифры, так как на Западе использовались римские, что очень усложняло математику и ограничивало ее развитие. К примеру, попробуйте разделить LXXXVII на XLIV, используя только римские цифры. А при более тонких расчетах неудобства использования этой системы становились еще очевиднее. Недаром в историю математики вошел один-единственный римлянин — римский солдат, убивший Архимеда.

На Востоке аристотелевская философия развивалась двумя великими исламскими схоластами. Абу Аки Аль-Хусейн ибн Абд Аллах ибн Сина (к счастью для нас, он известен как Авиценна) родился в Персии в конце X века и стал известен как великий ученый-философ исламского мира. Его объемистые труды по медицине считались лучшими в истории человечества, он предпринял благородную попытку избавить этот предмет от дурной славы знахарства и шарлатанства, от которой медицина вряд ли когда-либо избавилась бы самостоятельно. Авиценна даже попытался исправить те места в работах Аристотеля, которые казались ему неубедительными. Он также рассмотрел те вопросы, мимо которых прошел в свое время Аристотель, и ответил на них в духе Стагирита. Его попытки систематизировать аристотелевскую мысль выглядят достаточно профессиональными и действительно порой помогают "свести концы с концами". К сожалению, все спорное и неоднозначное в работах Аристотеля, все призванное будить мысль исследователя Авиценна просто вычеркнул. Аристотель ценил эту неоднозначность, полагая, что он не может знать всего, Авиценна так не считал.

Вторым великим исламским комментатором Аристотеля является Аверроэс, живший в XII столетии в мавританской части Испании и бывший персональным врачом-философом халифов Кордобы. Аверроэс был убежден в том, что философия, и в особенности философия Аристотеля, есть реальный путь к истине, что религиозные откровения — просто низшая ступень на пути воссоединения с Богом. Знание причины он ставил гораздо выше веры. (Прошло не менее пяти веков, прежде чем эти еретические мысли дошли до сознания христианской Европы.)

Однажды халиф обратился к Аверроэсу, задав ему вопрос о существовании высших сил. Философ был вынужден признать, что у него нет ответа на этот вопрос (здоровую интеллектуальную позицию не всегда стоит озвучивать, если халиф вас нанял для того, чтобы вы отвечали на его вопросы). К счастью, халиф с уважением отнесся к такой позиции Аверроэса и отправил его найти ответ у Аристотеля.

В течение следующих 30 лет Аверроэс написал несчетное количество комментариев, истолковывая Аристотеля. Он поступил разумно, что не нашел ответа на вопрос халифа: последний уже высказался на эту тему. Но Аверроэс сформулировал несколько собственных ответов, опираясь на аристотелевские аргументы для поддержки своей точки зрения (которая во многом противоречила аристотелевской).

Это был подход к Аристотелю, который обратил на себя внимание средневековых христианских схоластов. Они быстро осознали, что его можно использовать для преследования еретиков. Переводы комментария Аверроэса появились в Париже, образовательном центре того времени. Но у аверроистов (как стали называться приверженцы этого метода^ вскоре начались серьезные проблемы. Церковь принимала Аристотеля, но новые толкования его не выглядели ортодоксальными. Противопоставляя разум и веру, нельзя подвергать сомнению примат веры. Аверроисты поняли, что их собираются объявить еретиками, и единственным способом, с помощью которого они могли защитить себя, было использование аргументов из того же источника, откуда и пошла их ересь, а именно — из произведений Аверроэса.

К счастью, положение спас Фома Аквинский, величайший средневековый схоласт, который сумел найти компромисс. Он предложил следующее. Разум действительно должен быть свободным, чтобы работать согласно своим собственным непоколебимым законам, но таковым он может быть только в рамках веры. Разум — ничто без веры.

Аквината очень привлекала философия Аристотеля, и он быстро понял ее главную ценность. Он посвятил большую часть своей жизни приведению аристотелизма в соответствие с церковным учением. В конце концов ему удал ось сделать учение Аристотеля основой христианской теологии. Это было разрушением аристотелевской философии. Католическая церковь признала учение Аристотеля — в интерпретации Аквината — истинным, таким, которое не может быть оспорено под страхом обвинения в ереси (и по сей день это так). Многое в философии Стагирита имеет отношение к миру природы, являясь поэтому наукой. В науке, как и в философии, делаются утверждения, которые кажутся истинными, а затем оказываются ложными. По мере того как растут наши знания о мире, истины должны меняться. Утверждая, что работы Аристотеля являются истиной в последней инстанции, церковь загнала себя в угол. Конфликт между церковью и миром науки стал неизбежным. Аристотель не виноват в возникновении конфликта между разумом верой. Таковой получил разрешение лишь в XX веке. Этот конфликт странным образом воскресает, как легендарный Дракула, когда на мир знания опускается ночь. Идущий и ныне в некоторых штатах США спор между дарвинизмом (теория эволюции) и креационизмом (вера в истинность библейской теории происхождения человечества) можно назвать примером такого воскрешения.

Аристотелевское учение исчерпало себя, однако Аристотель все еще играет роль в философии наших дней. Современный американский философ Томас Кун, глубокий почитатель Аристотеля, был очень озадачен, когда обнаружил, что гений такой величины все же допустил ряд ошибок. Например, хотя многие ранние философы не сомневались в том, что Земля вращается вокруг Солнца, Аристотель оставался убежденным геоцентристом — эта ошибка была помехой развитию астрономии на протяжении пятнадцати веков. Науку тормозила и уверенность Аристотеля в том, что мир состоит из простых элементов: земли, воздуха, воды и огня. Исследование Куном ошибок Аристотеля привело его к понятию о парадигмах, которое произвело революцию в философии науки и применялось даже вне этой области.

По Куну, своими заблуждениями Аристотель обязан способу видения мира, принятому его современниками. Для древних греков мир — это совокупность отдельных качеств. При таком подходе они обязаны были прийти к ряду неверных заключений, таковые проникли даже в философию Аристотеля.

Неизбежный вывод, который следует сделать из концепции Куна о парадигмах, таков: не существует «истинного» пути рассмотрения мира, это касается как науки, так и философии. Выводы, к которым мы приходим, зависят от тех установок (парадигм), которые мы принимаем, от тех «очков», через которые мы смотрим на мир. Другими словами, истины в последней инстанции попросту не существует.