ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ СТАЛЬНОЙ ЛЁД

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

СТАЛЬНОЙ ЛЁД

Политика и экономика — Мемориальная фаза — Клетка без сверхчеловека — Бесконечное расширение — Русские и немцы — Оптимальное Управление — Континентальная Империя — Сверхгосударство — Инстинкт и расчет — Тысячелетнее иго — Адаптация к цветным — Иван Калита — Московское Княжество — Жизненное пространство — Уничтожение Новгорода — Московский улус — Великий Раскол — Тирания и анархия — Рост нацменьшинств — СССР — Оппозиционные Республики — Нацменовские Элиты — Ленин и Сталин — Хрущев и Брежнев — Закармливание цветных — Нацменовское и русское сопротивление — Предел распада — Общее и частное решение — Россия, Украина и Беларусь — Энтропийное равновесие

Изучая любую состоявшуюся континентальную Империю, мы постоянно должны помнить одну вещь: политика в ней всегда имеет явный приоритет перед экономическими и прочими соображениями. В конце XIX века, то есть еще до всяких революций и начала официальной политики «дружбы народов», английский историк Джефри Хоскинг отмечал, что «в России строительство государства всегда мешало строительству нации».[421] Другой англичанин — Эдуард Гиббон — подробнейшим образом разбирая в своем шеститомном исследовании причины упадка Римской и Византийской империй, тоже пришел к подобному выводу, но на сто лет раньше (по отношению к Риму, разумеется). Он еще до введения понятия «энтропия» задавался вопросом о направлении движения цивилизации и первый начал искать факторы способствующие падению системной организации тогдашнего общества. Неудивительно, что распад империи выстроенной в ущерб главного народа, всегда вызывает полную деградацию этого народа, переходящего по меткому, но страшному выражению Льва Гумилева в «мемориальную фазу». Правда, как обычно, он не сказал — можно ли избежать столь мрачного превращения и что для этого нужно делать. Впрочем, это выходило за рамки его работы.

Но людей интересуют вещи более конкретные. Люди хотят видеть выход, видеть будущее и видеть что в этом будущем есть свет. Люди пытаются понять настоящее, понять причины нынешних событий и, таким образом, заглянуть в будущее, но не будучи в состоянии грамотно связать причины и следствия, начинается напускание мистическо-оккультного тумана. Кометы, метеориты, святые, кресты и юродивые, появляющиеся в нужное время в нужном месте. Пятна на головах генеральных секретарей и старцы вроде Распутина, свастики и каббалистические надписи в расстрельных подвалах, — все идет в ход. Но при более внятном подходе выясняется, что это всего лишь лишние сущности, умножать которые — бессмысленно. Даже притом, что совпадений может и не бывает, эти факты — следствие, но не причина. Причины же, как правило, валяются на поверхности, вот только замечать их никто не хочет, для этого нужно «перешагнуть через себя». Мы эти причины, как обычно, назовем.

1.

Хотя мы всё время рассматриваем открытые (т. е. реальные) системы, степень их открытости разная, а значит и разная степень обмена энергией и информацией с окружающей средой. Следовательно, совершенно разный уровень производства энтропии. В расовом приложении теории систем, можно сказать, что, например, хорошо было англичанам или скандинавам. Они отделены от остального мира водной преградой, пусть небольшой, но все же достаточной, чтобы избежать внезапного вторжения. Ла-Манш никто не пересекал с 1066 года. Планы таких великих людей как Наполеон и Гитлер, остались только планами. А вот англичане в Европу вторгались не раз. По-своему хорошо немцам, голландцам, чехам, прибалтам или датчанам — они хоть и имеют сухопутные границы с агрессивными соседями, но соседи эти принадлежат к арийской расе, поэтому за биологическое качество своего народа можно не беспокоиться даже в случае номинальной утраты государственности. Вот, например, чехи. Триста лет были под немцами и что? Это как-то подорвало их культурно или биологически? На «немецкий период» пришлась их самая развитая фаза. Латыши 250 лет входили в состав России, но разве от этого пострадал их биологический тип? А поляки? Разве их национальное самосознание не сформировалось тогда, когда страна была поделена между немцами и русскими? Гораздо хуже было испанцам, итальянцам, грекам, румынам и южным славянам. Они принимали на себя удары цветных орд — персов, арабов и турок. Правда и они были отделены морем от Азии и Африки. Море не стало гарантией от вторжения, но всё же какая-то обособленность сохранялась. Хотя если посмотреть на расовый состав Италии, то однозначно видно: чем севернее — чем чище. Как говорят сами итальянцы: «всё что ниже Рима — Африка». То же самое и на Балканах. Хорваты и словенцы более соответствуют арийскому стандарту, нежели сербы; румыны — больше чем болгары и греки и т. д. И это не просто расовая география. Страны и области с более чистым населением отличаются гораздо более высоким уровнем развития, следовательно, и более высокими жизненными стандартами. А причины, как мы видим, совсем не в экономике. Отсталая экономика — следствие. Следствие загрязнения.

Впрочем, на примере с немцами мы показывали и обратную сторону: изолированным арийским окружением народам практически невозможно увеличить своё жизненное пространство. Здесь как бы идет расплата территорией за биологическую безопасность. Немцы — нация, казалось бы созданная воевать, как сидела на своих 400 тысячах квадратных миль, так и сидит. Потому что слева от них сильные французы, справа — сильные славяне, сверху море, а снизу горы. И почти всегда русские и французы сходились в совместной стратегии в отношении немцев. Немцы пробовали расширить жизненное пространство и делали это не раз, причем сами попытки были феноменальны и запечатлены в десятках тысячах книг и фильмов, но всё и всегда заканчивалось плачевно: истребленные рыцари в Грюнвальде, светившие своими белыми костями еще много-много лет, русские казаки Елизаветы Петровны мчащиеся по Берлину, позорный Версальский мир, коммунистический флаг над Рейхстагом, негры моющие ноги в «вагнеровском» Рейне и знамена со свастиками и рунами брошенные к усыпальнице упыря Ульянова-Ленина-Бланка. Реальные империи создавали т. н. «открытые страны» — Испания, Португалия, Голландия, Англия, Франция, Россия. Современный английский историк П. Кеннеди однозначно увязывает прорыв Британской и Российской империй после 1815 года тем, что они вели экспансию за пределами Европы. А испанцы с португальцами и голландцами где вели? А французы? Да, был Наполеон, но вообще-то нападать начали на Францию, его действия были ответом. Но первые пять стран были отделены от колоний тысячами километров морей и океанов. России повезло куда меньше. И наверное есть большой, но злой смысл в том, что в свое время она объявила себя Третьим Римом, ибо по типу имперского устройства она поразительно походила на Рим Второй, а по замашкам — на поздний Первый. Кеннеди пишет, что: «Россия расширялась, не проявляя ни малейших знаков к намерению остановиться».[422] Но не только. Сейчас она во многом повторяет их финальное состояние. И нас интересует не имперский рост, а причины финального состояния.

Россия, как и Рим, не росла, а вырастала, начав арийской и языческой княжеской Русью и закончив вооруженным до зубов, но обветшалым и плохо проветриваемым скучным общежитием с тусклыми окнами под названием «СССР», населенным эстетически-отвратительной арийско-монголо-тюркской смесью, которая пила водку, ширялась наркотой, избивала жён и копила деньги на телевизор, чтобы посмотреть как встречают космонавтов и на «Запорожец» для поездок по воскресеньям на огород. И если Европа, начавшая формироваться на обломках Рима, восприняла от него пусть и не всё лучшее, но некие главные императивы, а пришедшее христианство во многом эти императивы облекло в само собой разумеющиеся истины, пусть и преломив их под углом своего мировоззрения, то развитие Руси напоминало детство талантливого ребенка оставшегося не только без родителей, но и вообще без всякого воспитательного начала. Ребенок был весьма способен, он довольно быстро учился, но ведь быстро учиться можно чему угодно — и хорошим вещам, и плохим. Можно впоследствии научиться дифференцировать хорошее от плохого, но далеко не всегда удается выправить последствия отрицательного влияния. Зигмунд Фрейд говорил, что самые важные события в жизни человека происходят в первые пять лет жизни.[423] С системологической точки зрения с такой формулировкой можно согласиться в том смысле, что на начальном этапе жизни системы проверяется ее устойчивость, ее способность к существованию вообще. И, что еще более важно, уже на этом этапе, по всей видимости, формируются аттракторы, т. е. некие финальные цели, финальные состояния.

Для начала, как это у нас заведено, мы рассмотрим в нужном нам контексте неживую открытую систему, которой опять будет уже знакомый нам телевизор. Сейчас каждый из них оснащен устройством дистанционного управления на инфракрасных лучах. По сравнению с размером и стоимостью телевизора, пульт — маленькое копеечное устройство. Но без него телевизор ничего не сделает. Вы нажимаете на кнопку, давая то или иное задание; в телевизор, точнее — на фотодатчик, посылается пакет импульсов в инфракрасном диапазоне, причем каждой команде соответствует свой пакет. В принципе, пульт должен содержать весь набор команд необходимых для управления, но иногда, из-за обилия таковых, на нем оставляют самые важные. В телевизоре импульсы детектируются специальным процессором, который управляет непосредственно исполнительными устройствами. Таким образом, связь в нашем случае одностороння, а работа самого пульта никак не зависит от работы телевизора — он может даже взорваться, пульту ничего не будет. Телевизор тоже может работать без пульта, но вы не сможете им управлять или сможете, но для этого вам нужно будет каждый раз к нему подходить. Та же самая неприятность ожидает вас в случае нарушения информационного канала, например, если кто-то залепит окошко фотодатчика жвачкой. Мелочь, но управление будет потеряно. Вот почему все империи имеющие заморские колонии, должны были обеспечить устойчивую связь с ними, а связь — это флот. Хотя бы потому, что 61 % поверхности Земли покрыто водой и вода эта почти вся формально ничейная. Нейтральная. В отличие от суши, где ничейная только Антарктида. Вот откуда идет знаменитая (и истинная!) формула адмирала Мехена: «кто владеет океаном, тот владеет миром».[424] За весь отслеживаемый период это правило не нарушалось ни разу. И самый сильный в мире флот — это совсем не то что самая сильная армия. Флот предполагает несравненно более высокий уровень организации самого государства. Сильная армия может быть у государств совершенно разного типа, мировой флот — только у наиболее экономически развитой страны, а просто сильный флот — только у высокоорганизованной нации. В ХХ веке таковой наличествовал у Англии, Японии, США и Германии. Ну и заметим, что наш пульт управления работает в одну сторону, т. е. посылает команды, а их действие мы непосредственно наблюдаем на экране. С колониями дело обстоит несколько по-другому. Их открывали и захватывали в первую очередь для вывоза сырья, а иногда и рабов, в метрополии или другие колонии. Скажем по-другому: в колонии посылалась информация, а из колоний шла энергия. И если вывоз сырья ничего опасного не таил, то работорговля требовала от «конкистадоров» специфического мышления и надлежащего состояния. Отход от того и другого, потенциально имел катастрофические последствия, которые и начали со временем сказываться. А пример с пультом мы привели чтобы показать: при нормальных отношениях метрополии и колонии колония никак не влияет на качество народа образующего метрополию, а команды на управление могут отдаваться только с метрополии и должны непременно выполняться.

Другое дело — континентальные империи, такие как Рим, Византия или Россия. Степень их открытости для взаимодействия с завоеванными территориями была несравненно выше чем у морских колоний, отстоявших на недели, а то и месяцы пути. У туземцев не было средств чтобы плавать в метрополии, тем более делать это в значительных количествах. Да и не пускали их туда, разве что для показа в цирках. Первый двух привез сам Колумб, чтобы Изабелла и Фердинанд не подумали что он их обманул. В дальнейшем туземцев возили разве что из колонии в колонию, как тех же негров — из Африки в Америку. И модель взаимодействия у них была совсем не такой. Да, метрополия воздействовала на колонии, но всегда наличествовала обратная связь и эта связь прямо зависела от качества колонии. Хорошо было Риму пока он подчинял земли на Апеннинах, включая в свой состав культурные народы равного с ними расового качества и усваивая их лучшие достижения. Вспомним, что первым царем Рима стал «латинец» Ромул, основавший этот город, но второй царь — Нума — уже был из этрусков и ничье достоинство это не оскорбляло. Первый раз Рим вплотную столкнулся с чуждым ему обществом когда вёл Пунические войны. Да, Карфаген был разрушен, это была самая великая победа Рима, но она же стала началом конца, ибо, как мы говорили, Рим теперь во многом принял на себя роль Карфагена, что привлекло в него межвидовой сброд с Африки и Азии. Расовых доктрин в Риме не было и теперь уже культурная и сексуальная экспансия цветных становилась вопросом времени. Отто Кифер пишет: «После покорения Римом Карфагена, Греции и Малой Азии в Италию хлынуло множество разных племен, смешиваясь с чистой римской кровью. Это было серьезное отступление от старых идеалов, так как империя строилась на солидарности старинных аристократических семейств. Кроме того, лучшая италийская кровь истощалась в постоянных жестоких войнах, а компенсировать утрату было нечем».[425] Далее процесс шел по нарастающей и вот уже во втором веке нашей эры, современник Антонинов римский историк Флор заключает: «И я не знаю, было бы лучшим для римского народа ограничится Сицилией или Африкой или даже, не тронув их, господствовать в одной Италии, чем поднявшись до такого величия губить себя своими же силами./…/ Прежде всего нас испортила побежденная Сирия, а затем азиатское наследие царя Пергама».[426] Теперь быстро вспоминаем слова Гитлера про Австрию. Но будем помнить и то, что австрийские немцы с инородцами, пусть даже и расово близкими, особо не перемешивались, немцы остались немцами. Но австрийская империя всё равно превратилась в несчастье для немецкого народа.

2.

Вернемся, впрочем, к восточным славянам вообще, и к России в частности. Лев Гумилев считал, что древние русские и древние германцы — одно и то же. Мы не будем сейчас углубляться в этнографические нюансы, кто хочет может сам поинтересоваться, скажем только, что древнепрусский и древнерусский языки довольно схожи, а Пруссия стала фундаментом Второго Рейха, который получил высшее воплощение в Рейхе Третьем. Главная идея Третьего Рейха — сверхчеловек — создана и обоснована в Рейхе Втором. Кто создал? Саксонец Рихард Вагнер. Он же в своей статье «Что есть немецкое?» («Was ist deutsch?») заявил, что реальными носителями «немецкого духа» являются только саксонцы и пруссаки, остальных-то и немцами можно назвать с большой натяжкой. Философски концепцию сверхчеловека обосновал Фридрих Ницше — продукт смешения саксонцев и славян. Обратим внимание, что вроде бы такие «индустриализированные» и «динамичные» американцы ничего даже отдаленно похожего не выдвинули, не считая разного рода обезьян и откровенно тупоголовых уродов вроде «супермэна», «бэтмана» и «рыцарей-джедаев». Но вся гримаса ситуации в том, что для немецкого сверхчеловека такая страна как Германия совершенно не подходила. Не тот размер. Маленькая прочная клетка. Немцы пытались два раза вырваться из неё, но их дважды загоняли обратно, причем с неизменным сокращением размера клетки.

Даже если мы и допустим что Гумилев не прав, а славяне на самом деле никакие не древние германцы (или германцы — не древние славяне, как кому больше нравится), в любом случае, они — родные братья. Славянские и германские языки разделились примерно 3000–3500 лет назад, не так давно, в общем-то. Мы выбрали немцев и русских вот по каким причинам: братья-то может и родные, но росли они в совершенно противоположных условиях. Итог: немцы создали сверхчеловека запертого в маленькой клетке, русские создали самую большую в мире клетку, но в этой клетке не было сверхчеловека. Пусть и на уровне идеи. Да и сами размеры клетки таковы, что кажется её и клеткой-то можно не считать. Тем не менее, люди больше нигде в мире не предпринимали столько оригинальных попыток сбежать за пределы клетки, конкуренцию им могут составить только немецкие жители Восточного Берлина, стремящиеся прорваться в Берлин Западный. И какой, скажите, смысл в сверхчеловеке, если у него нет надлежащего ареала обитания? И такое ли счастье иметь огромную и богатую территорию, если смыслом её существования не является появление сверхчеловека? Мы говорили, что биология, как и весь мировой процесс идущий с момента Большого Взрыва, имеет цель. Биология не терпит вакуума и если человечество как сообщество не имеет своей сознательной или бессознательной целью достижение уровня сверхчеловека, в ареале его обитания рано или поздно начинает торжествовать недочеловек. Для проверки и подтверждения этого постулата, рекомендую просто выйти на улицу и посмотреть кто хозяйничает на вашей земле. Очевидно, что проект «Германия» и проект «Россия» потерпели крах. Немцы не смогли адекватно раздвинуть свои границы, русские, раздвинув границы, не смогли обеспечить доминирование в ареале. Почему не получилось у немцев, мы говорили, теперь речь пойдет о России.

3.

В идеале всё могло бы выглядеть головокружительно. Государство твердо стоящее на защите Добра, протянувшееся от Бреста и Белостока на Западе, до Юкона на Востоке. От северного полюса на шапке Земли, до Индийского океана у экватора. Олицетворение нордической арийской идеи в законченном виде. Бездонные запасы полезных ископаемых. 600–700 миллионов населения безукоризненной расовой чистоты. Отсутствие всякого избыточного элемента. Отсутствие спадов — один сплошной рост, пусть и с переменным темпом. Сохранившиеся в нескольких десятках тысяч альтернативные племена, распиханы по резервациям в районе Памира и Тянь-Шаня и раз в месяц получают новости в виде сбрасываемых с вертолетов черно-белых комиксов и пиктограмм, которые потом еще и съесть можно. Приверженность ублюдочным доктринам приравнена к тяжким уголовным преступлениям со всеми вытекающими последствиями. В каждом доме — оружие. Просто так. Чтобы было. Оно ведь жрать не просит. Бессмысленная для рядового индивида и затратная для государства воинская повинность заменена всеобщей военной подготовкой. Не помешает. Но на постоянной военной службе — только профессионалы. Мы ни на кого не нападаем, но все знают: нападение на нас означает тотальное уничтожение не только нападающего, но и всех кто будут отнесен к его союзникам. За методами не станет, ибо какая-либо мораль в отношении врага отсутствует, а 30–40 тысяч ядерных зарядов всегда наготове. И химия тоже. И биология. И космос.

Такого типа государством могли бы стать Русь и Соединенные Штаты Америки. Но не стали, хотя Америка продвинулась в этом направлении значительно дальше. Впрочем, и уперлась в принципе в те же стандартные ошибки, делающие её падение все более и более стремительным и сейчас она напоминает причудливую смесь Рима эпохи последних дохристианских императоров и Советского Союза времен позднего Брежнева. Собственно, чисто географически степень открытости США и России примерно одинакова, другое дело, что народы населяющие два материка совсем разные и, что самое главное, белые англосаксы пришли на североамериканский континент имея отработанную доктрину, которой у славян восточной Европы изначально не было.

Здесь мы опять сталкиваемся с кажущимся парадоксом. Помните знаменитую формулировку «Россия — единственная в мире страна, которая, ведя исключительно справедливые войны, захватила 16 часть суши»?[427] И ведь всё началось с маленького Московского княжества, уступающего в размерах даже современной московской области. Как же это так лихо получилось? И почему народ, осуществивший столь масштабное деяние, по статусу был отнюдь не первым среди равных. Л.С. Гатагова в статье «Империя: идентификация проблемы» дает краткое, но емкое описание схемы ее развития. «… Даже беглый ретроспективный взгляд на историю России выявляет поразительный, трудно поддающийся осмыслению феномен: процесс расширения российской государственности шел перманентно на протяжении столетий (!). В мировой практике не существует аналогов, и эта геополитическая экспонента, пожалуй, есть самая уникальная особенность России. Поглощение новых территорий, населенных различными этносами, сопровождалось последовательным политико-административным их освоением. Постепенно складывалась централизованная империя, подчинявшая сопредельные земли строго иерархично, от микроцентров власти — к ее макроцентру. Инстинкт, а не расчет двигал этим процессом, считает А. Левандовский. Сравнивая Российскую империю с Британской, давшей блестящий пример техники завоевания, А. Левандовский утверждает, что Русская империя развивалась на органике, потому и была так устойчива, пластична. Россия эволюционировала в централизованное государство со строго вертикальной иерархией подчинения. Пресс государства давил одинаково на всех. Оно, по мнению В.С. Ерасова, выступало как носитель наиболее универсального принципа, объединяющего столь разноликий конгломерат социальных и культурных структур, к тому же большей частью ограниченный в своих смысловых ориентация».[428]

Что ж, всё правильно, все именно так и было. Мы же выделим из этой схемы ключевые пункты: «инстинкт, а не расчет», «пресс государства давил одинаково на всех», «государство — как носитель универсального принципа объединяющего разноликий конгломерат социальных и культурных структур», «вертикальная иерархия подчинения». Они показывают, по каким принципам система работала. Но они не показывают главного — на кого она работала. Формально — как бы на всех одинаково. Но различные системы, реагируют на одинаковые воздействия по-разному. Для начала напомним, что нет никаких универсальных ценностей присущих всем. Можно такие ценности придумать и навязать, но как мы знаем, при попытке выровнять потенциалы суммарный потенциал всегда получается усредненным. Представляете, если бы англичане решили бы выровнять потенциал жителей Британии и цветных туземцев из десятков своих колоний? Для обеспечения «устойчивости и пластичности» своей империи. Помогло бы это? «Мне никто никогда не докажет, что крестьянин Рязанской губернии имел больше прав, чем крестьянин Кутаисской губернии. В то же время мы знаем, что житель Манчестера имел больше прав, чем житель Бомбея — и в социальном, и в правовом аспекте».[429] И как можно выровнять потенциал индуса с Нью-Дели, негра с Родезии, индейца с Суринама и жителя Манчестера или Глазго? Сложно сказать как, но в общем нужно стремиться к повышению статуса цветных, ибо они более отсталые. А за чей счет этот статус можно повышать? Только за счет более продвинутого народа, т. е. жителей Британии. Отдадим англичанам должное: они до этого не опустились. А вот их наследники — американцы во второй половине ХХ века как раз пошли по пути «выравнивания потенциалов», что понятно: критический уровень цветных был превышен непосредственно в их стране. Но это они начали делать когда стали «богатыми и счастливыми», когда из-за «переизбытка чувств» стало казаться, что энергии хватит на всех. На начальном этапе цветные появлялись там только в качестве рабов.

У славян было по-другому. Если немецкий брат находился пусть и в тесном окружении, но всё же среди родных или двоюродных братьев, которые, конечно, могли на него напасть и даже порезать, а в худшем случае и убить, что, впрочем, никак не угрожало бы его идентичности, то восточнославянский брат был окружен гораздо более опасной сворой, полностью от него отличающейся. Его ареал был расположен так, что большая часть границ проходила с монгольскими и тюркским племенами. Конфликты, причем практически непрерывные, были неизбежны и изначальное разнообразие было не на стороне славян. Да, славяне могли собраться и вынести какое-нибудь цветное племя, но уже через небольшое время на них нападали другие цветные, потом третьи и так далее. Бесконечная война. И. Солоневич пишет: «Монгольские орды висели над Россией почти тысячу лет. Их главной военно-политической целью был захват рабов. Турецкая Империя, военно-политическая наследница монгольских орд, строила свою экономику, главным образом, на торговле рабами, которых орды захватывали на востоке /…/ Число русских уведенных, таким образом, в рабство в течении XV–XVII века приблизительно равно всему населению страны в середине этого периода — около пяти миллионов».[430] Белорус и монархист Солоневич пишет «русские», хотя речь идет обо всех восточных славянах. Все-таки монголы с татарами не только Москву и Рязань сожгли, но и Киев, и Чернигов, после чего еще и по Европе проехались. И сильно заблуждаются те, кто думает, что эта тысячелетняя война закончилась. Да, она иногда затихала, но только для того чтобы вновь разгореться. Сейчас закручивается ее новый виток.

Такое нехорошее окружение налагало свои требования к поведению. Восточные славяне должны были адаптироваться к ситуации, когда над ними нависло иго сначала Золотой Орды, а потом и её побочных продуктов. Доказано, что каждый вид выбирает стратегию обеспечивающую ему самую удобную форму существования возможную в данный момент. А как можно было адаптироваться к Орде, если сила была явно на славянской стороне? Нужно было не просто выполнять требования ханов, но и самим стать частью их системы, чтобы потом переадаптировать их систему к себе. Так требует закон необходимого разнообразия. Первым в полном объеме это понял московский князь Иван Калита. Он договорился с Ордой, что сам будет собирать дань с русских земель, став, таким образом, первым «бригадиром», а монголоиды будут давать ему политическую и, если надо, военную «крышу». Так московское княжество стало самым упорядоченным звеном на Руси. Вскоре эта тактика принесла первый результат: в Твери произошло восстанье, был убит ханский посол, а ордынским войском посланным усмирять непокорный город был назначен… кончено же Иван Калита, как самый лояльный! Тверь была разгромлена, её земли присоединены к Москве, а Калита стал Великим князем. Так Московское княжество сделало первый шаг на пути превращения в то, что потом станет называться Российской Империей, а после — Советским Союзом. Отхватывая всё новые и новые куски, как с помощью ордынцев, так и опираясь на всё возрастающую собственную силу, Москва повышала свое могущество в то время, как сама Орда слабела. Конечно, для этого требовалась абсолютная государственная дисциплина и полное подчинение князю, т. е. энтропия должна была выдерживаться на самом минимальном уровне. Можно быть совершенно уверенным, что Москва не знала никакой демократии, в то же время не вызывает никаких сомнений что иначе ни о каком мощном государстве не могло быть и речи. Демократия в обмен на ареал — вот формула Московской державы. Хорошо это или плохо? Ну возьмем, к примеру, новгородское княжество. Да, уровень свободы там был несравненно выше чем в Москве, да и сама жизнь наверняка была побогаче. Новгород оживленно торговал с ганзейскими городами и был форпостом зарождающихся буржуазных отношений на русских землях. В 1570 году этот город был уничтожен Иваном Грозным. Это конечно плохо. Но ненавистники Москвы и защитники демократических вечевых новгородских традиций, упускают из вида один очень важный факт: именно такая политика Москвы привела к появлению у славян того самого «жизненного пространства» о котором так мечтали, но которого никогда не получили немцы.[431] А ведь это не глупость была. Сколько сейчас немцев? Где-то 80 миллионов, то есть столько, сколько при Гитлере. А сколько сейчас белых в США, Канаде и Австралии? Почти столько же сколько в Европе. А четыреста лет назад не было ни одного! Вот что такое жизненное пространство. И удалась бы немцам их «восточная программа», было бы их сейчас минимум в два раза больше. Но не будет. Ареал не позволяет. А славянам позволяет. А замкнулись бы они в своих псковско-новгородско-тверских княжествах, ну получили бы мы в итоге штук 5–7 таких себе чистеньких и ухоженных «финляндий» или «эстоний». И жило бы в каждой из них по 2–3 миллиона, и было бы тех же русских не 100 миллионов, а 20–30. И это еще при условии, что русские государства не воевали бы друг с другом вплоть до сегодняшнего дня, как это, кстати, было при князьях, домонгольских и постмонгольских. Да, потом пришел момент, когда начали присоединять земли, которые присоединять было ни в коем случае не нужно (Кавказ, Среднюю Азию), но до этой стадии доходят все империи.[432] После чего разваливаются под собственной тяжестью. А Россия ведь не просто захватывала и присоединяла, как Голландия Индонезию или Франция Конго, она интегрировала их, делала частью своей системы. Но даже сейчас, несмотря на распад СССР, полное разоружение и ужасающую динамику деградации населения по всем параметрам, шансы на то что «здесь» что-то образуется, кажутся гораздо более высоким чем в 1237-ом или даже в 1380 году. Для этого нужно обеспечить выполнение двух условий: а) переоценить т. н. «ценности» в соответствии с расово-биологическими системными стандартами; б) как советовал, гениальный Иван Грозный, «перебрать людишек».

4.

Мы рассматриваем государства как открытые неравновесные системы, различающиеся по степеням обмена энергией и информацией с внешней средой и, как следствие, разной степенью производства энтропии. Россия выбрана нами в качестве примера максимально открытой империи, открытой системы, государства, которое с XIV по XIX век увеличивала свою площадь в среднем на 110 кв. км. в день, достигнув к началу правления Александра II площади в 24 миллиона кв. км. Правда, в 1867 году, Александр продаст Аляску, будучи не в состоянии контролировать столь огромную территорию и с тех пор Россия начнет утрачивать земли.[433] В 1905 будут потеряны Курилы и Южный Сахалин, в 1918 — Польша, Финляндия, Бессарабия и часть Закавказья, Сталин в 1939 и 1945 годах совершит последний бросок в Европу, но вернуть в лоно Империи удастся только Галицию, которая стала обособленной территорией еще во времена князя Данилы и шантажом заставить трусливых румын отдать назад Бессарабию. Ну и заберет в 1945 году часть бывшей Восточной Пруссии, а у японцев — Курилы и Сахалин. Это будет последний имперский успех, через сорок пять лет «шестая часть суши» распадется формально на 15, а фактически на 20 вполне автономных образований. Мы уже говорили, что нас мало интересуют нормальные стабильно работающие системы. Нас интересует почему системы разрушаются. Мы никогда не будем заниматься апологетикой Рима, что было так модно еще какие-то сто-двести лет назад, тем более мы не станем в стройные ряды творцов нового популярного мифа о «блистательной романовской России» или «великом и могучем Советском Союзе». Почему? Да потому что и то, и другое, слишком бездарно развалилось, причем Советский Союз — на наших глазах. Все всё видели. Так, кстати, разваливаются все многонациональные империи — меньшинства рвут их на части. Понятно, что новыми апологетами России-СССР движет вполне позитивная, но все же недопустимая в наших раскладах мотивация: они хотят увидеть будущее в прошлом, чем представляют удивительное сходство с евреями, которых почему-то не любят. Она-то и питает корни разного рода монархических, имперских, православных и необольшевистских организаций. Но плодов они не дадут, потому что сами идеи бесплодны, так же как пальмы из композитных материалов растущие на лужайках из пластмассовой травы или силиконовые рыбки «плавающие» в офисных аквариумах. Когда-то это всё было живое, но сейчас остался одни виртуальные проекции вроде бетонного монолита храма Христа, в гараже под которым шушера всех мастей держит свои престижные автомобили. Мы подобными ролевыми играми не занимаемся. Мы не будем пафосно трещать о «величии» и «передовой роли для всего человечества», как бы это ни ласкало слух миллионов. У нас скромные задачи — мы работаем на себя, на своих, а потому и другие подходы. Какие? О. Мельников в своем «Кратком очерке эволюции организованных систем» формулирует это так: «… психологически гораздо комфортнее ощущать себя Божьим творением, нежели потомком невообразимо длинного ряда живых существ, от ничтожной амёбы до смешной обезьяны. Очень непросто абстрагироваться от древнего дуалистического оценочного принципа: хороший-плохой, светлый-тёмный и т. д. и принять реальный мир и все стороны жизни такими, каковы они сложились и есть; относительность Добра и Зла, особенно для носителей европейско-ближневосточной религиозно-культурной традиции, попахивает серой…».[434] Мы берём из прошлого то, что прошло испытание временем, мы не знаем что такое «хороший» или «плохой», мы оперируем схемами «устойчивый-неустойчивый» и «прогрессивный-дегенеративный», а как критерий качества оцениваем длительность временного интервала. Понятно, что монархия не может служить примером, особенно если вспомнить, как и где закончил свою жизнь последний «Романов». Не может быть таковым и коммунизм, пусть он был сверхамбициозен и добился сенсационных результатов в первые 20 лет своего существования. Через 70 лет он испарился быстрее чем это обнаружили. Ну и само собой, откровенно смешным фарсом выглядит прямой «возврат к дохристианским верованиям». Это уже полная капитуляция перед будущим. Кто-то скажет что наш подход языческий. Может быть. Тогда мы можем сказать, что современное язычество — это сочетание наиболее передовых современных научных достижений с моральными принципами поднявшими в свое время белого человека на роль недосягаемого для других двигателя мироздания.

5.

Итак, все последующие московские князья, а затем и петербургские императоры с коммунистическими генсеками, оказались прилежными учениками Ивана Калиты. И если Запад вторгался на цветные территории и самым грубым образом начинал их адаптировать к своим порядкам, что было возможно, так как территории были отделены тысячами или даже десятками тысяч километров, то российский случай такой роскоши не позволял — присоединялись пограничные территории, причем Москва далеко не всегда имела изначальное преимущество. Но симбиоз военной силы и умения адаптироваться к внешней среде почти всегда давал нужный результат. Нужный для расширения и устойчивости империи. Результат? К концу XV века Московия становится самой мощной частью бывшей Орды, с ней происходит то же, что в свое время с Римом, когда он окончательно победил самого главного врага — Карфаген. Москва становится исключительно привлекательным городом для азиатского элемента, который начинает переселяться туда в небывалых количествах, а заложенные в него традиции преклонения перед силой и прирожденное умение понравиться господину, приводит к закономерной ситуации — множество азиатских переселенцев оказывается на службе у московских царей. Такой себе, «московский улус». Главное условие поступления на службу — принятия православия — мало кого сдерживает. Итог? Треть всех дворянских фамилий в России — булгаро-татарского происхождения, а общее число таких фамилий приближается к семистам.[435] Юсуповы, Карамзины, Шахматовы, Кутузовы, Аксаковы, Куракины, Иевлевы, Татищевы, Аракчеевы, Бутурлины, Минины, Аничковы, Арцыбашевы, Рахманиновы, Мельгуновы, Беклемишевы, Тимирязевы, Нарышкины, Каратаевы, Горчаковы, Годуновы, в общем, список много страниц бы занял. Отсюда странный для западного националиста, но в общем правильный вывод И. Солневича: «Русская государственность, как и русский национализм всегда носила космополитический характер. /…/ Императорскими министрами были поляки, немцы, татары, армяне и даже греки. Русские династии были варяжскими, славянскими и немецкими. Борис Годунов был татарином. Коммунистический интернационал таким образом, в некоторой степени является наследником Императоров /…/Россия никогда не была «тюрьмой народов», Ни один народ в России не подвергался такому обращению какому подвергались Ирландия времен Кромвеля и времени Гладстона. За очень немногими исключениями, все национальности были совершенно равны перед законом. Финляндия /…/ до 1917 года оставалась в сущности республикой. Балтийские бароны оставались балтийскими баронами. Полудикое население охранялось самым заботливым образом. На кавказской нефти делали свои миллионы не русские капиталисты, а кавказские туземцы — Лианозовы и Манташевы». С ним соглашается и А. Боханов в статье «Полиэтничность Российской Имерии»: «…Россия, утверждает Каппелер, была не национальным государством русских, а «династически-сословно легитимизированным государством», а в объединявшей его имперской идее преобладали все же наднациональные черты, несмотря на очевидное родство ее структурообразующих компонентов с русским национальным сознанием».[436] Так политика брала верх над «кровью», над биологией. Любопытно, что она взяла верх и над религией, когда в 1654 Богдан Хмельницкий отложился от Польши к Московскому царству. Москва, уже давно претендовавшая на статус Третьего Рима, т. е. «последнего оплота истинной веры», должна была теперь и «истинную веру» адаптировать к присоединившимся православным землям, тем более что на этих землях тоже были свои древние традиции православия, собственно, с них оно и разошлось по Руси. Отсюда и идут т. н. «реформы патриарха Никона», который докатился до того, что начал переписывать старые русские канонические книги, в соответствии с новыми греческими, привозимыми с Украины. Начался знаменитый Раскол, имеющий для православия последствия не менее тяжелые, чем реформы Лютера для католицизма. По сути, в стране началась столетняя религиозная война, с массовыми сожжениями, самосожжениями, бегством на окраины, ссылками и всеми остальными прелестями. Поэтому когда вы слышите рассказы о том как в Европе было «триста лет светло от костров инквизиции», а у нас был тотальный религиозный мир, не верьте. Да, у нас не было инквизиции, но костров тоже хватало. Сколько народа пошло в Раскол? По разным данным — до 40 %. Вряд ли в Европе было столько еретиков. Так что можете «оценить масштабы». Правда, в отличие от Европы, обожающей шоу и пафос, в России всё было по-тихому. Но снова зададим вопрос: а какой смысл в этом всём был для русского православия? А никакого. Это была чистая политика, направленная на повышение устойчивости империи, а православие выступило здесь всего лишь её инструментом. Впрочем, таковым оно было всегда.

Такими вот методами территория росла, пока не выросла до размеров, про которые Екатерина II сказала: «Хорошо что у нас на севере океан, а то никакой армии бы не хватило!» Да, у славян появилось огромное жизненное пространство на котором их численность бурно росла и концу XIX века они по этому показателю оставили далеко позади все народы Европы, но это пространство было адаптировано и к неарийцам, которые изначально бесконечно отставая по всем параметрам, получили возможность интегрироваться в арийский социум и резко повысить свой статус. Русские, и вообще славяне, образовывали вертикаль, они были цементом системы, так как занимали весь её объем. Но это была не их система. А огромный объем системы, при разнородных национальных подсистемах из которых она состояла, накладывал свои требования к управлению, которому было очень сложно балансировать между тиранией и анархией. Отсюда и известная поговорка о свирепости законов, которая компенсируется их абсолютным невыполнением. И тот факт, что все цари и генсеки, вне зависимости от национальности, управляли практически одинаковыми методами. Можно понять Петра I, которому очень сильно понравилось в Голландии, который был просто поражен увиденным. Можно понять его желание превратить в Голландию Россию, но очевидно и то, что это невозможно было сделать методами ординарной восточной деспотии, с принудительными мобилизациями на стройки и налогами на заточку топоров. Вот мы и получили Пугачева и коммунистическую революцию — то и другое как раз и есть стихийный бунт против петровских реформ, которые сами по себе может и были очень своевременными. И приход после Петра «чисто арийских немцев» ничего не изменил. Правление череды немецких екатерин и николаев-палкиных ничем не отличалось от вполне славянских первых романовых, этого, кстати, не понял Гитлер, думая, что без немцев на троне Россия стала принципиально другой.

Одновременно, такая империя самим фактом своего существования оберегала цветных, ведь теперь они были избавлены от необходимости воевать друг с другом и получили возможность мирно развиваться. К ХХ веку они «доразвивались» до того, что начали создавать свои политические партии с явно антиимперскими, а потом и антирусскими программами. Как видно, это было совершенно закономерно.

6.

И вот при таком раскладе власть берут большевики. Есть глубокий смысл, что основатель системологии А.А. Богданов оказался с большевиками, хотя его убеждения никак нельзя было назвать марксистскими. Он был не большевиком, но с большевиками. Помните рассуждения пастернаковского доктора Живаго «Я восхищен большевиками. Почему? Потому что они победят». Безусловно, Россия осенью 1917 года, была самым высокоэнтропийным государством в мире. Большевиков же было мало, особенно впечатляюще это выглядело на фоне необъятной клокочущей страны.

Марксизм дискредитировал себя как научная концепция во всех без исключения странах где его пытались реализовать, причем чем больше хозяйственная модель приближалась к тому что накатал Маркс, тем более катастрофическими последствиями для стран это оборачивалось. Впрочем, осенью 1917-го так не казалось, хотя отрезвление наступило быстро. Смешать еврейскую хилиастическую утопию с протестантской точностью и хладнокровным расчетом, а затем выпустить эту убойную смесь на народ с бездонным потенциалом! Каково? Должно ли это было привести к грандиозному хаосу? Безусловно, и это понимали. Вообще, планируемая революция ассоциировалась с пожаром. «Пожар мировой революции» — расхожий термин тех лет. Но пожар — это всегда резкое повышение энтропии. С другой стороны, мы знаем, что коммунизм, как земная экстрапроекция небесного иудео-христианского рая, предполагает минимум энтропии. Большевики, очевидно, входили в парадокс: c одной стороны выстроить идеальную (не идеализированную, а именно идеальную!) систему бесклассового общества, с отсутствующей собственностью, где регулятором служила бы исключительно воля «сознательных граждан», причем выстроить (как предполагалось) в кратчайшие сроки, с другой — прийти к этому идеальному низкоэнтропийному состоянию через тотальную ломку всех понятий, ведь как ни крути, в мире никогда еще не было человека могущего гармонично вписаться «в коммунизм». Грубо говоря, чем ближе та или иная страна подходила к коммунизму, тем больше в ней начинали воровать и убивать. Причем воровать всё, включая заведомо ненужные вещи, а убивать всех, включая и первых лиц.

Но это будет позже. А поначалу, большевики захватившие власть, сами стали вверху иерархии системы, которую они намечали реформировать. Поэтому их первые указы или, как они их сами называли, Декреты, поражают своей своевременностью и четкой направленностью на отсечение выскоэнтропийных групп могущих реально противостоять. Первые указы революционеров всегда такие. И действительно, зачем тратить энергию на приведение той или иной подсистемы в порядок, если можно её просто исключить, тем более что на данный момент она вообще может считаться избыточной.

Первым делом разобрались с войной, по сути убившей Российскую Империю. Злой парадокс: номинальная правящая верхушка России, стопроцентно немецкая, ввергла страну в войну против двух древних немецких европейских монархий, уложив в землю три с половиной миллиона человек. Поэтому первый декрет — Декрет о Мире.[437] Теперь можно было не беспокоиться, что восемь миллионов солдат попрут против большевиков. Наверное, если бы Николай Второй продавил подобный декрет хотя бы осенью 1916-го, то спокойно досидел бы до глубокой старости или, в крайнем случае, был бы взорван последними недобитыми радикалами, что было бы безусловно прогрессивней, чем отречься от престола в решающий момент, потеряв все без исключения рычаги управления страной и обречённо констатировать, что, мол, «кругом измена трусость и обман», хотя заявить нужно было что-то типа «страшно далеки мы от народа!». Но решения не было. Война, которая в отличие от Второй Мировой по сути была династической разборкой, продемонстрировала глубочайшую деградацию монархической системы как таковой и ознаменовала окончание «Pax Germana».