По ту сторону добра и зла Прелюдия к философии будущего

По ту сторону добра и зла

Прелюдия к философии будущего

1

Задача для последующих лет была таким образом предначертана со всей возможной строгостью. После того как позитивная часть моей задачи была решена, настала очередь негативной, негактивной{101} половины: переоценка самих господствовавших до сих пор ценностей, великая война — заклинание дня, который проведёт черту. Сюда же относится и то, как медленно озираешься вокруг в поисках родственных натур — таких, которые из полноты силы протянули бы тебе руку помощи в деле уничтожения. — С этих пор все мои сочинения суть рыболовные крючки; возможно, я лучше кого-либо знаю толк в рыбалке?.. Если ничего не ловилось, то это не моя вина. Не было рыбы...

2

Эта книга (1886) во всём существенном есть критика современности, не исключая и современных наук, современных искусств, даже современной политики, а заодно и указание на противоположный этому типаж, который настолько несовременен, насколько это вообще возможно — типаж благородный, утверждающий. В этом последнем смысле книга представляет собою школу gentilhomme[44], если брать это понятие духовнее и радикальнее, чем когда-либо. Нужно иметь мужество во плоти, чтобы хотя бы выдержать её, нужно не знать страха... Все вещи, которыми гордится наш век, воспринимаются здесь как противоречащие этому типажу, почти как дурные манеры, например, пресловутая «объективность», «сочувствие ко всему страждущему», «историческое чувство» с его раболепством перед чужим вкусом, с его пресмыкательством перед petits faits[45], «научность». — Если вспомнить, что эта книга следует за Заратустрой, то легко угадать тот диететический r?gime[46], которому она обязана своим возникновением. Глаз, избалованный чудовищным принуждением смотреть вдаль — Заратустра более дальнозорок, чем сам царь, — вынужден здесь остро схватывать ближнее, время, окружающее. Во всём, и прежде всего в форме, здесь можно увидеть такой вот намеренный отказ от тех инстинктов, из которых стал возможен Заратустра. Рафинированность в форме, в замысле, в искусстве молчания стоит здесь на переднем плане, психологией тут орудуют с намеренной твёрдостью и жестокостью — эта книга обходится без добрых слов... На всём этом можно отдохнуть: впрочем, кто угадает, какого рода отдых нужен после такой траты доброты, как «Заратустра»?.. Говоря теологически — пусть прислушиваются, ибо я редко говорю как теолог, — сам Бог улёгся в конце своего трудового дня под видом змея под древо познания: так отдыхал он от обязанности быть Богом... Он сделал всё слишком прекрасным... Дьявол есть только праздность Бога в каждый седьмой день...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.