6. АБСОЛЮТНАЯ И ОТНОСИТЕЛЬНАЯ, УНИВЕРСАЛЬНАЯ И СОЦИАЛЬНО ИММАНЕНТНАЯ ЭТИКА

6. АБСОЛЮТНАЯ И ОТНОСИТЕЛЬНАЯ, УНИВЕРСАЛЬНАЯ И СОЦИАЛЬНО ИММАНЕНТНАЯ ЭТИКА

В самом деле, мы видим, что иногда какой-либо один объект действует на людей таким образом, что хотя он и не существует в наличности, однако они бывают уверены, что имеют его перед собой, и когда это случается с человеком бодрствующим, то мы говорим, что он сумасшествует или безумствует. Не менее безумными считаются и те, которые пылают любовью и дни и ночи мечтают только о своей любовнице или наложнице, так как они обыкновенно возбуждают смех. Но когда скупой ни о чем не думает, кроме наживы и денег, честолюбец — ни о чем, кроме славы и т. д., то мы не признаем их безумными, так они обыкновенно тягостны для нас и считаются достойными ненависти. На самом же деле скупость, честолюбие, разврат и т. д. составляют виды сумасшествий, хотя и не причисляются к болезням.

Спиноза. Этика.

Рассмотрение абсолютной и относительной этики было в значительной мере слишком затруднено из-за некритичного употребления терминов «абсолютная» и «относительная». В данной главе будет предпринята попытка разграничить то, что подразумевается под каждым из них, и рассмотреть различные их значения по-отдельности.

Первое значение, в каком употребляется «абсолютная» этика, состоит в том, что этические нормы неоспоримо и неизменно истинны, и их пересмотр недопустим и непозволителен. Такое понимание абсолютной этики имеет место в авторитарных системах и логически следует из предпосылки, что критерием истинности служит неоспоримая верховная и всеведущая власть авторитета. Сущность этой претензии на превосходство состоит в том, что авторитет не может ошибаться, и его повеления и запреты всегда истинны. Нам не потребуется много времени, чтобы расправиться с идеей, что этические нормы для того, чтобы быть истинными, должны быть «абсолютными». Эта концепция, основанная на теоретической предпосылке существования «абсолюта», т. е. совершенной власти, в сравнении с которой человек по необходимости «относителен», т. е. несовершенен, была отвергнута во всех других областях научной мысли, где вообще признано, что не существует абсолютной истины, но, тем не менее, существуют объективно истинные законы и принципы. Как уже ранее указывалось, научное, т. е. рационально обоснованное, утверждение означает, что сила разума применима ко всем наличным данным наблюдения, и при этом никакие из них не отвергаются и не фальсифицируются ради получения желаемого результата. История науки — это история недостаточных и неполных утверждений, и каждое новое понимание делает возможным признание недостаточности предшествующих положений и дает основания для создания более адекватной формулировки. История мысли — это история все большего приближения к истине. Научное знание не абсолютно, а «оптимально»; оно содержит оптимальный вариант истины, достижимый на данном историческом этапе. Разные культуры акцентировали разные истины, и чем больше культура человечества становится единой, тем больше эти различные аспекты будут интегрироваться в общую картину.

Этические нормы не абсолютные и в другом смысле: они не только подлежат пересмотру, как и все научные утверждения, но существуют еще и ситуации, неразрешимые по природе своей и не допускающие выбора, который можно счесть «правильным». Спенсер при рассмотрении относительной и абсолютной этики[137] дает пример такого конфликта. Он говорит о фермере-арендаторе, желающем принять участие во всеобщих выборах. Фермер знает, что владелец арендуемой им земли — консерватор, и фермер рискует лишиться права на аренду, если проголосует в соответствии со своими либеральными убеждениями. Спенсер считает, что здесь имеет место конфликт между возможным причинением вреда государству и возможным причинением вреда своей семье, и приходит к заключению, что здесь, как и «во многих подобных случаях, невозможно решить, какая из двух альтернативных линий поведения будет наименьшим злом».[138] В данном случае альтернатива видится Спенсеру не совсем верно. Этический конфликт имел бы место, даже если б дело касалось не только семьи, но под угрозой оказались бы счастье и безопасность самого фермера. Здесь не только интересы государства оказываются под угрозой, но также и честность самого фермера. С чем он на деле сталкивается, так это с выбором между своим физическим, а значит (в некотором смысле) и душевным благополучием, — с одной стороны, и своей честностью, — с другой. Что бы он ни выбрал — это будет одновременно и правильно, и неправильно. Он не может сделать верный выбор, потому что вставшая перед ним проблема — неразрешима по существу. Такие ситуации неразрешимых этических конфликтов неизбежно возникают в связи с экзистенциальными дихотомиями. В данном случае мы имеем дело не с экзистенциальной дихотомией, исконно присущей человеческой ситуации, а с исторической дихотомией, которую можно устранить. Фермер-арендатор оказывается перед таким неразрешимым конфликтом только потому, что социальный порядок преподносит ему ситуацию, удовлетворительно разрешить которую невозможно. С изменением социальной реальности исчезает и этот этический конфликт. Но пока данные социальные условия существуют, любое принятое фермером решение будет и правильным, и неправильным, хотя решение в пользу его честности можно счесть морально превосходящим решение в пользу его жизни.

Последним, и самым важным, значением, в каком используются термины «абсолютная» и «относительная» этика, является значение, более адекватно выраженное различием между универсальной и социально имманентной этикой. Под «универсальной» этикой я понимаю нормы поведения, цель которых рост и развитие человека; под «социально имманентной» этикой я понимаю нормы, необходимые для функционирования и выживания определенного вида общества и живущих в нем людей. Пример универсальной этики можно найти в таких нормах, как «Люби ближнего, как самого себя» или «Не убий». В действительности этические системы всех великих культур демонстрируют поразительное сходство в том, что считать необходимым для развития человека, сходство норм, которые следуют из природы человека и из условий, необходимых для его развития.

Под «социально имманентной» этикой я имею в виду те нормы в какой-то культуре, которые включают запреты и повеления, необходимые только для функционирования и выживания именно этого общества. Для выживания всякого общества необходимо, чтобы его члены подчинялись правилам, обязательным для данного способа производства и образа жизни. Группа должна стремиться сформировать у своих членов такой склад характера, чтобы они хотели делать то, что они должны делать при существующих обстоятельствах. Так, например, отвага и инициатива становятся главными добродетелями в обществе, ведущем войну. Терпение и взаимовыручка становятся добродетелями в обществе, где преобладает сельскохозяйственная кооперация. В современном обществе прилежание возведено в ранг одной из высших добродетелей, потому что современная индустриальная система нуждалась в трудовом порыве как в одной из самых важных ее производительных сил. Качества, высоко ценимые в сфере деятельности того или иного общества, становятся частью его этической системы. Каждое общество жизненно заинтересовано иметь правила, которым бы все подчинялись, и «добродетели», которые строго соблюдались бы, потому что выживание общества зависит от этого соблюдения.

В придачу к нормам, в каких общество заинтересовано как целое, мы обнаруживаем и другие этические нормы, различные у каждого класса. Подходящим примером служит акцентирование добродетелей скромности и послушания в низших классах, и честолюбия и агрессивности в высших классах. Чем более устойчива и институционно закреплена классовая структура, тем непреложнее связь той или иной совокупности норм с тем или иным классом. Таковы, например, нормы для свободных и для крепостных в феодальной структуре, или нормы для белых и для негров в южных штатах США. В современных демократических обществах, где классовые различия не фиксируются в институционной структуре общества, различные группы норм сосуществуют бок о бок: например, этика Нового Завета и нормы ведения успешного предпринимательства. В соответствии со своим социальным положением и талантом индивид выберет ту совокупность норм, какими он может пользоваться, при этом, возможно, продолжая на словах признавать противоположные нормы. Разница между воспитанием дома и в школе (как, например, в элитных школах Англии и в некоторых частных школах Соединенных Штатов) ведет к акцентированию совокупности ценностей, соответствующих социальному положению высшего класса, при этом другие ценности открыто не отвергаются.

Функционирование этической системы в любом обществе призвано поддерживать жизнь данного общества. Но такая социально имманентная этика существует также в интересах индивида; поскольку общество имеет определенную структуру, какую он, как индивид, не может изменить, его личные интересы связаны с общественными. В то же время общество может быть организовано таким образом, что нормы, необходимые для его выживания, вступают в конфликт с универсальными нормами, необходимыми для полнейшего развития его членов. Это особенно ощутимо в обществах, где привилегированные группы господствуют над остальными членами или эксплуатируют их. Интересы привилегированной группы вступают в конфликт с интересами большинства, но ввиду того, что общество функционирует на основе данной классовой структуры, нормы, навязанные членами привилегированной группы, обязательны для выживания всех, пока структура общества коренным образом не будет изменена.

Идеологии, господствующие в такой структуре, будут стремиться отрицать, что в ней имеет место какое-либо противоречие. Они будут заявлять, в первую очередь, что этические нормы данного общества равноценны для всех его членов, и будут стремиться подчеркнуть, что нормы, направленные на поддержание существующей социальной структуры, это универсальные нормы, вытекающие из насущных потребностей человеческого существования. Запрет на воровство, например, часто пытаются представить как следствие той же «человеческой» потребности, которая порождает запрет на убийство. Так нормам, необходимым лишь для выживания определенного вида общества, придаются достоинства универсальных норм, исконно присущих человеческому существованию и, следовательно, универсально применимых. Пока определенный тип социальной организации исторически необходим, индивиду не остается ничего иного, как принять данные этические нормы как обязательные. Но когда общество сохраняет структуру, противоречащую интересам большинства, в то время как уже наличествует основа для изменений, осознание социально обусловленного характера норм данного общества становится важным элементом усиления тенденций к изменению социального порядка. Представители старого порядка обычно называют такие попытки неэтичными. Тех, кто хочет счастья для себя, они называют «эгоистами», а тех, кто желает сохранить свои привилегии, — «ответственными». Покорность же превозносится как добродетель «бескорыстия» и «преданности».

Хотя конфликт между социально имманентной и универсальной этикой ослаб в процессе человеческой эволюции, конфликт между двумя типами этики будет сохраняться до тех пор, пока человечество не сумеет построить общество, в котором «общественные» интересы будут тождественны интересам всех его членов. Пока эта стадия человеческой эволюции не достигнута, исторически обусловленные социальные потребности сталкиваются с универсальными экзистенциальными потребностями индивида. Если бы индивид жил пятьсот или тысячу лет, такого столкновения могло бы не быть, или, по крайней мере, оно могло бы быть значительно уменьшено. Тогда он мог бы жить и пожинать с радостью то, что посеял с печалью; выстрадав в одном историческом периоде, человек мог бы дождаться, пока страдания его окупятся в следующем периоде и принесут свой плод. Но человек живет шестьдесят или семьдесят лет и может так никогда и не увидеть плодов. Однако он рожден уникальным существом, имеющим в самом себе все потенциальные возможности, реализовать которые — задача человечества. Обязанность того, кто изучает науку о человеке, не в том, чтоб искать «гармонические» решения, замазывающие это противоречие, а в том, чтоб ясно видеть его. Задача этического мыслителя — не дать умолкнуть голосу человеческой совести и усилить его, осознать, что есть для человека добро, а что — зло, независимо от того, добро это или зло для общества на определенном этапе его эволюции. Он может быть «вопиющим в пустыне»; но только если этот голос остается живым и бескомпромиссным, пустыня обратится в цветущую землю. Противоречие между социально имманентной и универсальной этикой ослабнет и исчезнет тогда, когда общество станет по-настоящему человечным, то есть, возьмет на себя заботу о полном человеческом развитии всех его членов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.